Глава 10. ЦК МЕЖДУ АПРЕЛЕМ И ИЮЛЕМ 1917 ГОДА

Глава 10. ЦК МЕЖДУ АПРЕЛЕМ И ИЮЛЕМ 1917 ГОДА

На VII партийной конференции (24–29 апреля 1917 г.) присутствовал 151 делегат (133 с решающим голосом и 18 с совещательным). Они представляли 80 тысяч членов партии от 78 партийных организаций («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 70). Ленин был избран председателем конференции, а Каменев и Сталин не попали даже в ее президиум. На конференции, на которой собралась вся элита партии, обсуждались вопросы, поставленные в «Апрельских тезисах».

Именно: война и Временное правительство, отношение к Советам, пересмотр партийной программы, Интернационал и задачи партии, объединение социал-демократических интернационалистских организаций, аграрный вопрос, национальный вопрос, Учредительное собрание, доклады по областям, выборы нового ЦК («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 333–353). Все главные доклады делал Ленин. Кроме того, он выступил по разным вопросам повестки дня около 30 раз. Содоклад сделал Каменев, в котором он отстаивал известную нам уже линию старого ЦК.

Каменев заявил: «На мой взгляд не прав тов. Ленин, когда он говорит, что буржуазно-демократическая революция закончилась. Я думаю, что она не закончилась, и в этом наше расхождение… Рано говорить, что буржуазная демократия исчерпала все свои возможности» («Седьмая (Апрельская) конференция РСДРП(б)… Апрель 1917 г. Протоколы». Москва, 1958, стр. 80).

Каменев предлагал по-прежнему давление на Временное правительство и контроль Совета рабочих и солдатских депутатов над его действиями. Кроме того, он думал, что не надо порывать с блоком меньшевиков и эсеров в Советах (там же, стр. 81). В разной степени и по разным мотивам к нему склонялись Рыков, Бубнов, Смидович, Богдатьев, Милютин. В отличие от Каменева, Сталин на конференцию явился уже в качестве капитулянта. Очень разумно и своевременно (с точки зрения дальнейшей карьеры) Сталин по всем вопросам старой политики ЦК капитулировал перед «Апрельскими тезисами», которые он еще три недели тому назад называл «голой схемой», и сдался безоговорочно на милость Ленина. Если критик сдавался, то Ленин щадил его. Так случилось и со Сталиным. Ленин ему поручил сделать на конференции доклад по национальному вопросу. Главные тезисы доклада, правда, принадлежали Ленину в виде проекта резолюции конференции, но их Сталин и защищал вполне квалифицированно (Сталин считался экспертом партии по национальному вопросу с 1913 г., когда он написал известную работу «Марксизм и национальный вопрос»).

Как уже отмечалось, Ленин рассматривал национально-колониальный вопрос как вопрос тактики, а не программы. Поэтому выдвигалось требование права народов России на самоопределение вплоть до отделения. Цель требования — обеспечить поддержку большевистской революции нерусскими народами. После же захвата власти вопрос о праве отделения народов от России решался «с точки зрения интересов классовой борьбы пролетариата за социализм» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 440). Иными словами, при социализме право на отделение отпадало.

Ленину и Сталину приходилось защищать эту «диалектическую» истину на конференции против Пятакова, Дзержинского, Махарадзе, Бухарина, которые никак не могли ее усвоить. Да, Ленин победил, но часть старого ЦК во главе с Каменевым продолжала на конференции борьбу против «Тезисов» Ленина почти по всем вопросам. Следующие данные о голосованиях показывают остроту обсуждения («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 332–353).

Вопросы обсуждения За Ленина Против Ленина Воздержалось 1. О войне 126 — 7 2. Отношение к Временному правительству 122 3 8 3. По аграрному вопросу 122 — 11 4. Отказ от участия на конференции II Интернационала (Предложение г. Боргбьерга) 140 — 8 5. Национальный вопрос 56 16 18 6. Об участии в Циммервальдской конференции (сам Ленин) 1 132 — 7. О текущем моменте 71 39 8 8. О Советах все — 3

В конце конференции состоялись выборы ЦК, впервые после Пражской конференции 1912 года. В члены ЦК было избрано 9 человек: В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, В. П. Милютин, В. П. Ногин, Я. М. Свердлов, И. Т. Смилга, И. В. Сталин, Г. Ф. Федоров («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 80).

Кроме Смилги и самого Ленина, все другие принадлежали к старому оппортунистическому Бюро ЦК (позиция Зиновьева была неопределенной). Согласие Ленина руководить таким ЦК показывало, что после решений конференции по всем спорным вопросам в пользу Ленина генералитет партии сдался.

В чем секрет победы Ленина?

Три выдающихся современника Ленина дают три разных ответа. Суханов говорит: «Гениальный Ленин был историческим авторитетом, это одна сторона дела. Другая та, что кроме Ленина в партии не было никого и ничего» (Суханов, Записки о революции, кн. 3, стр. 55).

Троцкий с этим не согласен: «Фактически авторитет Ленина в партии несомненно был большой, ни в коем случае он не был неограниченным. Он не был и позже, после Октября, неограниченным (L. Trotzki, Geschichte der russischen Revolution, стр. 257; интересно тут же отметить мнение самого Ленина о масштабе его влияния в ЦК: когда А. А. Иоффе написал Ленину, в 1921 году, письмо, что «ЦК — это Ленин», то Ленин ответил следующим образом: «Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что «ЦК, это я»… Старый ЦК (1919–1920) побил меня по одному из гигантски важных вопросов, что Вы знаете из дискуссии. По вопросам организационным и персональным несть числа случаям, когда я бывал в меньшинстве. Вы сами видели примеры тому, когда были членом ЦК». — «Ленинский сборник», XXXVI, 1958, стр. 208).

Троцкий думает, что к истине ближе старый большевик Ольминский, который писал: «Мы держали бессознательный курс на пролетарскую революцию, когда мы думали, что держим курс на буржуазно-демократическую революцию. Другими словами, мы готовили Октябрь, тогда как мы думали, что подготовляем Февральскую революцию» (L. Trotzki, там же, стр. 258). Троцкий добавляет, что «старые большевики» были «обречены на поражение из-за того, что они защищали как раз тот элемент партийной традиции, который не выдержал исторической проверки» (там же, стр. 259). Сталин подчеркивал всепобеждающую силу логики Ленина как оратора. Сталин писал, правда, по другому поводу:

«Меня пленила та непреодолимая сила в речах Ленина, которая несколько сухо, зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет ее в плен, как говорят, без остатка. Я помню, как говорили тогда многие из делегатов: "Логика в речах Ленина — это какие-то всесильные щупальцы, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятия которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал"» (Сталин, Соч., т. 6, стр. 55).

Субъективные качества большевистского вождя, как и его исторический авторитет, конечно, имеют большое значение. Однако, при прочих равных условиях, решающее значение имеет влияние объективного фактора — действие иерархического принципа субординации в такой уникальной организации, как большевистская партия. В этой партии право на свое мнение — относительно, обязанность послушания — абсолютна. Ленинский демократический централизм, по словам самого же Ленина, означает централизацию руководства и децентрализацию ответственности. К тому же, если говорить по аналогии, то большевистская партия была политической фирмой, созданной и изобретенной Лениным, в которой он был полным хозяином. Все эти Каменевы и Сталины были его рабочими. Если случалось, что «рабочие» бунтовали («впередовцы»), то он их просто выкидывал прочь. Ленин считал себя незаменимым уже по одному праву владения фирмой. И он был таковым. На резких поворотах истории только тот вождь имеет шансы на успех, кто обладает даром политического предвидения, только тот овладевает своей партией, кто предлагает ей наиболее убедительную альтернативу на путях ко власти.

Ленин был таким. Ко всему этому, Ленин был фанатик власти. Постепенно движущей силой его идей, как и идей созданной им партии, сделалась жажда власти. Власть — это «либидо» всех социальных страстей большевизма. Дорога Ленина к государственной власти лежала через победу над собственной партией. В апреле Ленин и одержал эту победу. Меньшевистская «Рабочая газета» (2 мая 1917 г.) констатировала лишь правду, когда, подводя итоги Апрельской конференции, — писала:

«Знаменитые ленинские «тезисы» перестали быть продуктом личного творчества Ленина, товаром привезенным из-за границы… 140 делегатов большевистской конференции, почти как один человек, приняли резолюции, которые в развернутом виде излагают основные мысли тех же тезисов».

Взяв бразды правления партии в свои руки, Ленин развивает исключительную активность по распространению и популяризации в народе решений Апрельской конференции. С апреля до 4 июля 1917 года в 69 печатных органах партии было опубликовано 175 статей и заметок Ленина («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 85–86). Все они бьют в одну цель: ни один вопрос жизни России не может быть разрешен без перехода власти к большевикам. Печать партии — 50 газет и журналов с тиражом более 500 тысяч экземпляров — проповедует ту же идею. В первую очередь и главным образом Ленин внушает партийному активу, ее офицерскому корпусу, что идея захвата власти — не утопия и не мечта, а действительность буквально дней, недель, максимум месяцев, но не года.

В интересах организационной подготовки захвата власти Ленин перестраивает и работу ЦК. При ЦК создается новый ведущий исполнительный орган — Секретариат ЦК во главе с профессиональным революционером Я. М. Свердловым, при нем два вспомогательные учреждения: Бюро Военной организации («военка») и Бюро печати.

Секретариат ЦК развертывает вербовочную кампанию в партию людей из рабочих и солдат. Это приводит к росту партии. Через три месяца после Апрельской конференции партийная организация Петрограда, Москвы, Урала, Донбасса, Центрального промышленного района вырастает более чем в два раза. Одновременно происходит размежевание с меньшевиками. По установкам Апрельской конференции, из местных партийных организаций изгоняют тех меньшевиков, которые не признают решений этой конференции.

Публикуя решения Апрельской конференции, Ленин сопроводил их таким объяснением: «Для взятия власти… для удержания её… необходима организация, организация и организация» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 456). Эту организацию Ленин развертывает следующим образом:

1. Среди рабочих. Буквально на каждом крупном заводе организуются ячейки или группы партии. Во всех профсоюзах (фабзавкомах) создаются партийные фракции. 30 мая-3 июня 1917 года в Петрограде происходила Первая конференция фабрично-заводских комитетов, на которой выступали с речами Ленин и министр труда социалист Скобелев. Министр говорил о контроле правительства над производством, а Ленин предлагал рабочий контроль, «чтобы во все ответственные учреждения входило большинство рабочих и чтобы администрация… давала отчет перед авторитетными рабочими организациями» (Ленин, там же, т. 32, стр. 240). Словом, хозяевами на производстве должны быть не собственники и даже не Временное правительство, а рабочий класс с его контролем. Такая пропаганда имела успех: когда в конце конференции в Центральный Совет фабзавкомов избрали 25 человек, из них 19 человек оказались членами большевистской партии. Официальный историк говорит:

«Это позволило ЦК РСДРП(б) через ЦС ФЗК Петрограда влиять на работу фабзавкомов других городов», так как он «вплоть до октября 1917 г. фактически выполнял функции общероссийского центра» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 99).

2. Среди крестьян. Слабее всего позиция большевиков была в деревне. Достаточно сказать, что большевикам до самого захвата власти так и не удалось создать ни одной ячейки партии в деревне. Русская деревня — это монополия эсеров, этих духовных наследников народничества. Тем более интересно подчеркнуть, что большевики одним ударом политически убили эсеров тем, что не только приняли их аграрную программу (передача земли крестьянам через крестьянские комитеты), но и дискредитировали эсеровских вождей-министров, выдвинув требование захвата крестьянами помещичьих земель, не дожидаясь злополучного Учредительного собрания. С обоснованием этого требования выступил Ленин на 1 Всероссийском съезде Крестьянских Советов. Среди делегатов не было большевиков. Только маленькая «беспартийная группа» из 14 человек симпатизировала большевикам. В противовес установкам лидеров эсеров, заявлявших, что разрешение аграрного вопроса — это дело будущего Учредительного собрания, Ленин выдвинул другую программу. Эффективность программы Ленина была слишком очевидной, чтобы ее можно было назвать демагогической. Ленин сказал, что если взять самых богатых помещиков всей Европейской России, то окажется, что у 30000 человек находится около 70000000 десятин земли, тогда как у 10000000 бедных крестьянских дворов тоже около 70–75 миллионов десятин земли, это значит, там каждый помещик имеет свыше 2 тысяч десятин, а каждый крестьянский двор только 7 десятин! Ленин заключил свою речь: «Мы хотим, чтобы сейчас, не теряя ни одного месяца, ни одной недели, ни одного дня, крестьяне получили помещичьи земли» (Ленин, там же, стр. 174). Это можно добиться, сказал Ленин, объявлением земли «всенародным достоянием». Хотя съезд был эсеровский, но протокол отмечает, что Ленина провожали «аплодисментами». Более того, эсеровская газета «Земля и Воля» отмечала, что «Последние два дня настроение на съезде было весьма напряженное. Значительная часть депутатов настаивала на том, чтобы немедленно же земля была объявлена общенародным достоянием… Наибольшая напряженность чувствовалась на другой день после доклада Ленина (23 мая)…» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 490).

Лед большевизма тронулся и в крестьянском океане России. Четырнадцатимиллионная русская армия — это и была переодетая в солдатские шинели крестьянская Россия. От того, как себя поведет эта Россия, зависела судьба ленинского плана захвата власти. В растущее аграрное движение России (в марте было 50 крестьянских выступлений а в мае-июне — 1600) большевики бросают нашумевший тогда лозунг: «грабьте награбленное». И крестьяне грабят, сжигают, захватывают помещичьи имения.

3. Среди солдат. Ленин великолепно понимал, что в борьбе за власть один пролетариат — ничто, если армия в решающий момент окажется на стороне правительства. Армию надо было противопоставить Временному правительству, а для этого надо давать такие лозунги, которые доходчивы, доступны простому солдатскому уму. Среди таких лозунгов первое место отводилось лозунгу «немедленный мир», положить «конец проклятой бойне» (Троцкий), отпустить солдат домой. ЦК РСДРП(б) издает директивы о создании большевистских партийных ячеек во всех полках и на кораблях. Уже к маю в Петроградском гарнизоне было около 6 тысяч большевиков, а ячейки были во всех полках («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 120).

ЦК через «Военку» и через специальную газету ЦК для армии — через «Солдатскую правду» — создает особую сеть пропагандно-политической службы в армии. Связь между партией и армией становится регулярной. Только за июнь в Военную комиссию ЦК за советами и инструкциями обратились более 9 тысяч делегатов фронта и тыловых гарнизонов (там же, стр. 120). Военное Бюро Московского комитета партии объединяло более двух тысяч военных коммунистов из московского гарнизона. В Балтийском флоте партийные организации или группы были почти на всех крупных кораблях. Численность коммунистов там к лету 1917 года доходила до 3–4 тысяч человек (там же, стр. 121). Военная организация 12-й армии, стоявшей в районе Латвии, составляла более 3500 человек. Она издавала газету «Окопная правда» (там же, стр. 122).

16-23 июня ЦК провел Всероссийскую военную конференцию фронтовых и тыловых организаций. На ней были представлены 43 фронтовых и 17 тыловых организаций (26 тысяч членов партии). Доклад о текущем моменте сделал Ленин. В резолюции по этому докладу конференция записала: «Самым энергичным образом всесторонне готовить силы пролетариата и революционной армии к новому этапу революции» — то есть к захвату власти («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 356). На конференции был утвержден Устав военных партийных организаций, в котором была установлена структура партийных организаций от ротной ячейки, как элементарной единицы, до Всероссийского бюро военных организаций при ЦК, как высшей инстанции. Во Всероссийское бюро военных организаций были избраны будущие военные руководители октябрьского переворота: Антонов-Овсеенко, Крыленко, Подвойский, Кедров, Мехоношин, Невский и др. Председателем был избран Подвойский («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 125–126). 4. Среди нерусских народов. В России Ленин был единственным политиком, который еще накануне первой мировой войны прямо и открыто объявил право народов многонациональной России на самоопределение вплоть до отделения от русского государства. К удивлению своих учеников и к ужасу своих врагов, он это право признавал даже за Украиной. Расчленение России, конечно, не было целью Ленина, но путь к большевистскому завоеванию народов России он видел через признание права независимости. Это признание должно было обеспечить ему поддержку нерусских народов (около 47 %!) на путях к власти. Обязанность русских большевиков признавать это право, обязанность большевиков из нерусских народов России — проповедовать невыход из России, — такова установка Ленина на путях к Октябрю. Такая тактика целиком себя оправдала. Сталин был прав, когда подводя итоги этой ленинской тактике, писал:

«Революция в России не победила бы и Колчак с Деникиным не были бы разбиты, если бы русский пролетариат не имел сочувствия и поддержки со стороны угнетенных народов бывшей Российской империи» (Сталин, «Вопросы ленинизма», стр. 51). В отношении тех народов, которые пожелают оставаться в составе России, большевики предлагали автономию национальных районов. Только впервые на I съезде Советов в июне 1917 года Ленин нашел давно искомую формулу. Признавая по-прежнему право народов на самоопределение, он предложил создать новую Россию, как федерацию республик. Он сказал: «Пусть Россия будет союзом свободных республик» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 286).

Гибкость тактики Ленина по национальному вопросу была продемонстрирована, когда Финляндский сейм и Украинская рада (первый «Универсал») выступили с требованиями об автономии их стран, а Временное правительство отклонило эти требования, ссылаясь на Всероссийское Учредительное собрание. Все политические партии России от меньшевиков, эсеров и до кадетов, не говоря уже о более правых группах, единодушно поддержали Временное правительство в этом конфликте. Только Ленин и его партия признали право их на автономию и даже на отделение от России. В частности, о требовании Украины Ленин писал:

«Ни один демократ, не говоря уже о социалисте, не решится отрицать полнейшей законности украинских требований. Ни один демократ не может также отрицать права Украины на свободное отделение от России» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 351).

Правда, в январе 1918 года, когда Украинская рада объявила независимость Украины от Советской России, то Ленин заявил: большевики признавали право на независимость украинского народа, а не украинской буржуазии и помещиков! Большевики связывали как разрешение мировых проблем, так и улучшение бытового обслуживания неизменно и всюду с одним и тем же вопросом — с вопросом о переходе власти в их руки. Только их власть могла удовлетворить любые требования. В одном из документов ЦК партии в мае 1917 года «особо подчеркивалось, что муниципальные (коммунальные) вопросы могут быть решены в интересах народа только при переходе власти к пролетариату» (История КПСС, т. 3, кн. 1, стр. 107). Так, связывая большую политику с «мелочами» быта, ЦК добивается увеличения числа депутатов большевиков в Советах и городских думах. Такая тактика имеет некоторые, хотя и не решающие успехи. Так, если в марте 1917 года в Петроградском Совете было только 40 большевиков, то в июле их стало 400. В июне из 625 депутатов в Московском Совете большевиков было 205 (там же, стр. 93, 94). На выборах в районные думы в Петрограде в мае большевики получили 20 % всех голосов, а в Московской городской думе — 12 % (там же, стр. 108). Это было еще далеко от большинства. При таких темпах роста влияния большевиков далеко было и до заветной цели — до завоевания власти мирным путем через советское большинство, как об этом говорилось в Апрельских тезисах».

Такой незначительный успех большевиков Ленин объяснял «дурными инстинктами»… пролетариата! В статье от 6 мая он писал:

«Есть дурные инстинкты и у пролетариев с полупролетариями: например, медленное освобождение от иллюзий мелкобуржуазного характера, медленный переход к убеждению, что «власть» надо всю взять в руки именно этого класса и только этого класса» (Ленин, ПСС, т. 32, стр. 35).

И. Г. Церетели говорит в своих «Воспоминаниях о Февральской революции», что уже начиная с мая Ленин, собственно, и готовит своих учеников к насильственному захвату власти. Церетели пишет:

«В кругу своих сотрудников, на закрытых собраниях большевистского ЦК Ленин уже с мая усердно вдалбливал своим сторонникам эти взгляды и именно этим соображением обосновывал необходимость немедленного перехода от пропаганды к вооруженной борьбе за власть» (И. Г. Церетели, Воспоминания о Февральской революции, кн. II, Париж, 1963, стр. 168).

Что Ленин был готов взять власть в свои руки даже будучи в абсолютном меньшинстве в Совете, показала реплика и выступления Ленина на I Всероссийском съезде Советов в июне 1917 года. На этом съезде были представлены 822 делегата, из которых 533 делегата принадлежали к меньше-вистско-эсеровскому блоку (285 эсеров и 248 меньшевиков), а к большевистской фракции принадлежало только 105 делегатов (там же, стр. 165, см. также «История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 141).

Церетели вспоминает в связи с этим свой доклад на I съезде и реплику Ленина (впрочем, этот эпизод отражен во всех большевистских писаниях о 1917 г.):

«Когда я констатировал, что в настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет. Ленин вдруг, неожиданно для всех, демонстративно поднялся с места и крикнул: "Есть"! Это восклицание Ленина вызвало настоящую сенсацию. В первый раз после Февральской революции лидер большевиков решился заявить, что его партия готова немедленно взять власть в свои руки» (там же, стр. 169–170).

Свое «есть» Ленин повторил и в речи на съезде 4 (17) июня: партия большевиков «каждую минуту готова взять власть целиком (аплодисменты, — смех). Вы можете смеяться сколько угодно, но если гражданин министр поставит нас перед этим вопросом рядом с правой партией, то он получит надлежащий ответ» (Ленин, там же, стр. 267).

Обосновывая тезис, что власть можно и нужно брать в свои руки, если к этому представляется удачный случай, Ленин писал немного позже, в сентябре 1917 года:

«Я продолжаю стоять на той точке зрения, что политическая партия… не имела бы право на существование, была бы недостойна считаться партией, была бы жалким нулем во всех смыслах, если бы она отказалась от власти, раз имеется возможность получить власть» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 290–291).

Речь Ленина на I съезде была, по словам Церетели, оглашением нового поворота в тактике большевиков — перехода от тактики мирного завоевания власти через советское большинство («Апрельские тезисы») к тактике насильственного захвата власти еще до завоевания названного большинства. Такая установка была утверждена на секретном заседании ЦК. Был назначен и день восстания — 10 июня 1917 г. В этот день была назначена вооруженная демонстрация, которая должна была кончиться восстанием и свержением Временного правительства. Впервые этот план восстания большевиков был опубликован в четвертой книге «Записок о революции» Суханова в 1922 г. Большевики данные Суханова не опровергли. Церетели не сомневается в существовании тогда такого плана у большевиков. Пересказывая Суханова, он пишет:

«На конспиративном заседании большевистского ЦК, при обсуждении вопроса о выступлении 10 июня, Ленин и его ближайшие сторонники занимали, по словам Суханова, следующую позицию: "группа Ленина не шла прямо на захват власти, но она была готова взять власть при благоприятной обстановке, для создания которой она принимала меры". Против этой осторожной тактики высказались двое членов ЦК, Сталин и Стасова, поддержанные одним из двух главных руководителей большевистской военной организации Невским: они предлагали форсировать движение и довести его, при всяких условиях, до конца. С другой стороны, два члена ЦК, Зиновьев и Каменев, высказались против выступления. Большинство ЦК отвергло оба эти крайние предложения и приняло следующий план действия, исходящий от Ленина: "Ударным пунктом манифестации, назначенной на 10 июня, был Мариинский дворец, резиденция Временного правительства. Туда должны были направиться рабочие отряды и верные большевикам полки. Особо назначенные лица должны были вызвать из дворца членов кабинета и предложить им вопросы. Особо назначенные группы должны были во время министерских речей выражать "народное недовольство", поднимать настроение масс. При надлежащей температуре настроения Временное правительство должно было быть тут же арестовано» (Церетели, там же, стр. 185).

Да, Ленин так и предлагал. Воззвание ЦК к солдатам и рабочим никакого сомнения в этом не оставляет. В этом воззвании, которое распространялось на заводах, фабриках, казармах и на улицах Петрограда 9 июня 1917 года, говорилось:

«Рабочие! Присоединяйтесь к солдатам… Все на улицу, товарищи!

Солдаты! Протяните руки рабочим… Ни один полк, ни одна рота не должна сидеть сегодня в казарме.

Все на улицу, товарищи!

Вся власть Всероссийскому Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» (Церетели, там же, стр. 204–205).

На заседании ЦК и ПК было решено под видом мирной демонстрации начать выступление 10 июня.

Задача выступления: если силы и обстановка позволят, то перевести выступление в восстание, если же обстоятельства сложатся неблагоприятно, то ограничиться вооруженной, но «мирной» демонстрацией. Однако этот план сорвал сам I Всероссийский съезд Советов, который категорически запретил любого вида демонстрации. Официальный историк пишет:

«Большевики поставлены были в довольно сложное положение. Проведение демонстрации противопоставило бы их съезду… что дало бы предлог обвинить большевиков в заговоре и расправиться с ними» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 144).

Под массивным давлением I съезда Совета, Исполкома Крестьянских Советов и собственной фракции I съезда ЦК большевиков вечером 9 июня капитулировал: он отменил выступление. Когда I съезд назначил сам мирную демонстрацию на 18 июня, то ЦК большевиков присоединился к ней под тем же лозунгами, какие он приготовил было на 10 июня: «Долой 10 министров-капиталистов!» (другие 6 были социалистами), «Вся власть Советам».

Данные Суханова и Церетели о заседании ЦК, по существу, подтверждает и большевистский официальный историк:

«6 июня было проведено совещание членов ЦК, военной организации при ЦК партии и Исполнительной комиссии Петербургского комитета. С докладом выступил Подвойский, который сообщил о решении военной организации, о влиянии большевиков в Петроградском гарнизоне и высказался за демонстрацию рабочих и солдат. Во время обсуждения выявились две точки зрения. Ленин считал целесообразным провести совместную демонстрацию рабочих и солдат против Временного правительства с требованием перехода власти к Советам. Эту точку зрения поддержали члены ЦК Свердлов и Сталин. Против демонстрации выступили Зиновьев, Каменев, Ногин… Ногин утверждал, что Ленин "предлагает революцию, когда мы в стране в меньшинстве"» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 143, см. также, «Революционное движение в России», Документы и материалы, Москва, 1959, стр. 485).

Так сорвалась первая попытка большевиков свергнуть Временное правительство и захватить власть.

Большевистские историки вовсе не считают заговор 10 июня своей неудачей. Они пишут:

«Властное требование революционных масс "Вся власть Советам!", воочию показало шаткость кадетско-меньшевистско-эсеровского правительства. И хотя июньские события не вызвали падение правительства, они протекали в условиях более обостренных классовых противоречий…» (там же, стр. 147).

Смысл цитаты ясен: свергнуть правительство большевикам на этот раз не удалось, но они убедились в возможности сделать это в ближайшем будущем.

Если со стороны смотреть, то кажется, центральный лозунг большевиков «Вся власть Советам!» означает не что иное, как «Вся власть меньшевикам и эсерам». В самом деле, даже после I съезда Советов большевики составляли маловлиятельное меньшинство как в столичном, так и провинциальных Советах. Так, в высшем советском органе — в ЦИКе, избранном на I съезде, партии были представлены следующим образом: всего депутатов — 256, из них: 104 меньшевиков, 99 эсеров, 18 близких к ним представителей мелких групп и только 35 большевиков («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 142).

Поэтому переход власти в руки Советов должен был означать создание правительства меньшевиков и эсеров без участия буржуазных партий. Ленин обещал условную поддержку советскому правительству, но обещал он, будучи убежден, что власть перейдет не в руки данных Советов, я в руки большевистских Советов, которые будут созданы и переизбраны в ходе победоносного восстания. Уже на Апрельской конференции был выдвинут лозунг отзыва меньшевистско-эсеровских депутатов из Советов и замены их новыми депутатами.

События после I съезда Советов — провал наступления на фронте и новый кризис Временного правительства — привели к еще большему обострению обстановки. Катастрофически разлагается армия. После первоначального успеха июньское наступление Русской армии начало выдыхаться. Во время этого наступления на Юго-западном фронте с 18 июня по 6 июля армия потеряла 56 тысяч человек убитыми и ранеными. Но катастрофа заключалась в другом: на приказ идти в наступление роты, полки, дивизии отвечали отказом. Главнокомандующий фронтом Брусилов объяснял провал наступления тем, что никто, начиная от командира роты и кончая главнокомандующим, не пользуется властью над солдатами. Другой генерал — Клембовский — безнадежно спрашивал самого себя — что делать? «Ввести смертную казнь? Но возможно ли казнить целые дивизии? Судебное преследование? Но тогда сидела бы половина армии в Сибири…» (L.Trotzki, Geschichte der russichen Revolution, Fischer Verlag, 1967, S. 379).

Таков был результат работы солдатских комитетов в армии. В этих условиях происходит новый кризис Временного правительства: 3 июля министры-кадеты А. А. Мануйлов, В. Н. Шаховской и А. И. Шингарев заявили о своем выходе из правительства. Поводом послужило признание делегацией Временного правительства (Керенский, Церетели, Некрасов), ездившей в Киев, внутренней автономии Украины («Второй Универсал» Украинской рады). Делегация эта представила соответствующее предложение Временному правительству, но кадеты, возглавляемые своим лидером Милюковым, слышать не хотели о какой-либо, даже культурной, автономии Украины. Социалисты (Керенский, Церетели) и даже левые кадеты (Некрасов, Ефремов) находили, что в интересах консолидации революционной демократии необходимо проявлять эластичность в национальном вопросе как раз в такой многонациональной стране, как Россия.

Новый кризис правительства и провал нового наступления на фронте явились для большевистского ЦК желанными условиями попытаться еще раз поднять восстание под лозунгом «Вся власть Советам!» По-прежнему тактика ЦК следующая: организовать вооруженную демонстрацию солдат, красной гвардии и рабочих. Демонстрация должна направиться не к Мариинскому дворцу (резиденции Временного правительства), как в апреле, а к Таврическому дворцу (резиденции Советов), как в феврале 1917 года, когда там находилась Дума. Демонстранты предложат Советам — Петроградским и Всероссийскому ЦИК Советов — взять всю власть теперь в свои руки. Если в ходе демонстрации выяснится, что соотношение сил сложилось в пользу большевиков, а Советы капитулируют перед ультиматумом демонстрантов, то есть повстанцев, то большевики берут власть. Если же Советы и Временное правительство окажутся хозяевами положения, то большевики распустят демонстрацию. Но при всех условиях, демонстрация должна именоваться неорганизованной, стихийной; большевики ее, по словам сталинского учебника, решили только возглавить, чтобы «придать ей мирный и организованный характер» («История ВКП(б). Краткий курс», 1946, стр. 186).

Новейшая официальная «История КПСС», рисует дело немного по-другому. Там сказано, что ЦК и ПК на специальном совещании «постановили провести 4 июля мирную и организованную демонстрацию под лозунгом "Вся власть Советам!" Совещание отклонило предложение Каменева избежать общегородской демонстрации, ограничившись митингами. Не нашло поддержки и предложение Троцкого выйти на улицу без оружия» (там же, т. 3, кн. 1, стр. 150). Что демонстрация не была стихийной и что большевики собирались, если удастся, захватить власть, доказывает и само «обращение» ЦК и ПК в ночь с 3 на 4 июля:

«Товарищи рабочие и солдаты Петрограда!.. Пусть Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возьмет всю власть в свои руки. Такова воля революционного населения Петрограда… Вчера революционный гарнизон Петрограда и рабочие выступили, чтобы провозгласить этот лозунг: вся власть Советам. Это движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное выступление всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда» (И. Церетели, «Воспоминания о Февральской революции», кн. II, стр. 289).

Это воззвание с раннего утра большевики распространяли по полкам и заводам. Оно находило широкий отклик.

Как Советы, так и Временное правительство были хорошо осведомлены, что готовится не стихийная демонстрация, а проба сил, и, если удастся, захват власти ЦК партии большевиков. Чем больше большевики подчеркивали мирный характер демонстрации, тем меньше им верили. Очень интересен эпизод, который в связи с этим рассказывал И. Церетели: на одно из заседаний Совета явился Сталин, чтобы сообщить Совету, что массы солдат и рабочих Петрограда рвутся на улицу, но что «большевистская партия разослала своих агитаторов в полки и на заводы, чтобы удержать их от выхода на улицу. Сделав это заявление в самой категорической форме, Сталин обратился к председателю с просьбой внести в протокол это его заявление и вместе со своими товарищами покинул заседание… Чхеидзе сказал мне с усмешкой: «Теперь положение довольно ясно». Я его спросил, в каком смысле он считает положение ясным. «В том смысле, — ответил Чхеидзе, — что мирным людям незачем заносить в протокол заявления об их мирных намерениях» (И. Церетели, там же, стр. 267).

Между ЦК партии и Петроградским и районными комитетами было правильное и точное распределение ролей. ПК и районные комитеты призваны были организовать «стихийное движение» массы, рвущейся на улицу, на восстание, а ЦК партии должен был играть роль «организующего» и «сдерживающего» фактора, пока велось прощупывание сил и решимости врага. Эту двойную роль ЦК (чтобы в случае неудачи создать себе алиби) отмечает и И. Церетели, когда пишет:

«Характерно было поведение большевистского ЦК, который до 11 часов вечера 3 июля выдерживал роль противника выступления солдатских и рабочих масс на улицу. Этот высший орган большевистской партии стремился создать впечатление, что призывы к выступлению, начатые агитаторами партии с 4 часов пополудни и поддержанные сначала районными комитетами, а затем и Петроградским комитетом партии, делались без его согласия и под давлением стихийно возникшего движения масс» (там же, стр. 298).

Конспирация по созданию алиби для ЦК была настолько строгая, что даже Ленина ЦК направил под видом болезни на дачу Бонч-Бруевича под Петроградом, но 4 июля он вернулся в резиденцию ЦК.

Началась вооруженная демонстрация 4 июля рабочих, солдат и кронштадских матросов. Большевистские историки называют число участников в 500 тысяч человек, И. Церетели говорит лишь о нескольких десятках тысяч. Как бы там ни было, демонстрация оказалась довольно внушительной, одних вооруженных матросов, привезенных большевиками из Кронштадта, оказалось около 10 тысяч. Демонстрация сначала направилась к зданию ЦК, который находился в особняке артистки Кшесинской. Там демонстранты потребовали выступления Ленина, но Ленин предложил выступить Луначарскому. Его неопределенным выступлением толпа осталась недовольна. Тогда вышел сам Ленин. Но и Ленин был нарочито двусмысленным. С одной стороны, Ленин говорил толпе, что она должна проявить «выдержку», а с другой, требовал от неё «стойкости», но подчеркивал, что при всех условиях должен победить и победит лозунг «Вся власть Советам!». (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 24).

После этого толпа во главе с членами ЦК направилась к Таврическому дворцу (резиденция Советов) с требованием к Советам немедленно взять всю власть в свои руки. Однако и тут большевистские лидеры проявляют двоедушие. Церетели вспоминает:

«Когда ожесточенные толпы манифестантов, собравшихся перед Таврическим дворцом, пытались переходить от слов к действиям и арестовать министров-социалистов, в которых они усматривали главных противников установления советской власти, то они видели, что больше всего такие действия пугали их признанных лидеров, представителей большевистской партии» (Церетели, там же, стр. 306).

Министра земледелия эсера Чернова, который вышел, чтобы успокоить толпу, матросы арестовали и усадили в автомобиль, намереваясь увезти его. Тогда по предложению Чхеидзе представители левых в Советах — Троцкий, Каменев, Луначарский и Мартов — вышли к толпе, чтобы освободить Чернова. Что тогда произошло, Л. Троцкий описывает со слов руководителя матросов Раскольникова: «Лев Давидович произнес короткую речь, закончив её вопросом: "Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку?" "Никто не вымолвил ни слова возражения — гражданин Чернов, вы свободны", — торжественно произнес Троцкий» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 33.)

Вопреки ожидания большевиков, лидеры Советов не только не ударились в панику, а, наоборот, проявили решимость подавить восстание. С самого начала стало ясно, что ЦК большевиков именно и рассчитывал на капитуляцию советских лидеров под влиянием внушительной вооруженной демонстрации. Церетели вспоминает:

«4 июля было кульминационным пунктом июльского восстания, и соединенное заседание исполкомов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в этот день имело решающее значение для хода восстания. Большевистский ЦК с особенным вниманием следил за этим заседанием, т. к. Ленин и его сторонники уже совершенно определенно ставили в этот день попытку захвата власти в зависимость от того, согласится или нет советское большинство, под влиянием уличных демонстраций, на образование однородного чисто советского правительства. Большевики ясно понимали, что если им удастся провести первый этап захвата власти под эгидой соглашения с центральными органами революционной демократии, то главная опасность, которая им угрожала, — приход войск в Петроград для восстановления порядка, — была бы устранена» (Церетели, там же, стр. 319–320).

Через заседания Советов проходили делегации за делегациями, требуя взятия всей власти Советами, а Ленин и Троцкий, не участвуя в прениях, присутствовали на хорах и оттуда следили за прениями. За переход власти к Советам высказался даже и лидер меньшевиков-интернационалистов Мартов, находившийся в оппозиции к официальному меньшевистскому руководству (ОК).

Однако большинство Советов перешло от слов к делу: силами верных Совету и Временному правительству частей Петроградского гарнизона восстание было подавлено. С обеих сторон было много убитых и раненых. Когда же большевистскому ЦК стало известно, что к Петрограду движется сводный отряд с фронта для наведения порядка, то по поручению ЦК Зиновьев выступил ночью 4 июля со следующим заявлением:

«Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению организованный характер и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда: не выходить на улицу, прекратить демонстрации (возгласы: после гор трупов!)» (Церетели, там же, стр. 330).

Этим заявлением ЦК признал свое фиаско при попытке захватить власть. ЦК, однако, не признал своего окончательного поражения и не терял надежды в будущем повторить эту попытку. В упомянутом Зиновьевым воззвании ЦК и ПК предложили рабочим и солдатам очистить улицы, но указали одновременно: «Цель демонстрации достигнута. Лозунги передового отряда рабочего класса и армии показаны внушительно и достойно… Будем продолжать готовить свои силы…» («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 152). Троцкий вспоминает о настроении Ленина после июльского восстания:

«5 июля утром я виделся с Лениным. Наступление масс уже было отбито. "Они теперь нас перестреляют, — говорил Ленин, — самый подходящий момент для них". Но Ленин переоценил противника… — не его злобу, а его решимость и способность к действию» (Л. Троцкий, Моя жизнь, ч. II, Берлин, 1930, стр. 34).

Впоследствии Сталин признавал, что выступление 3–4 июля было «пробой сил», рассчитанной как «первый удар» восстания, если противник окажется слабее восставших. Вот его рассуждение:

«Иногда партия, проделав подготовительную работу к решительным выступлениям, и, накопив, как ей кажется, достаточное количество резервов, считает целесообразным совершить пробное выступление, испробовать силы противника, проверить боевую готовность своих сил… Она («проба сил») есть нечто среднее между демонстрацией и восстанием… При благоприятных условиях она может развиться в первый удар (выбор момента), в восстанье (выступление нашей партии в конце октября), при условиях неблагоприятных она может поставить партию перед угрозой прямого разгрома (демонстрация 3–4 июля 1917 года). Поэтому целесообразнее всего производить пробу сил, когда "плод созрел"… Делая пробу сил, партия должна быть готова ко всему» (И. Сталин, Соч., т. 5, стр. 75–76).

Уже этого авторитетного свидетельства достаточно, чтобы сделать общий вывод: 3–4 июля ЦК партии сделал «пробу сил», пробу захвата власти путем восстания, но потерпел на этот раз поражение. Временное правительство закрыло большевистские газеты, дало приказ об аресте лидеров ЦК за государственную измену и за организацию вооруженного восстания. Ленин и Зиновьев были обвинены в шпионаже в пользу Германии. 12 июля была введена смертная казнь на фронте за дезертирство. 5 июля фракция большевиков ЦИК Советов попросила создать советскую комиссию по расследованию обвинения Ленина и Зиновьева. 7 июля сам Ленин направил письмо в ЦИК Советов, в котором дал согласие на свой арест, если приказ правительства будет утвержден ЦИКом. Ленин писал:

«В Бюро Центрального Исполнительного Комитета. Сейчас только, в 31/4 часа дня, 7 июля, я узнал, что у меня на квартире был сегодня ночью обыск, произведенный, вопреки протестам жены, вооруженными людьми, не предъявившими письменного приказа. Я выражаю свой протест против этого, прошу Бюро ЦИК расследовать это прямое нарушение законов. Вместе с тем я считаю долгом официально и письменно подтвердить то, в чем, я уверен, не мог сомневаться ни один член ЦИК, именно: что в случае приказа правительства о моем аресте и утверждения этого приказа ЦИКом, я являюсь в указанное мне ЦИКом место для ареста. Член ЦИК Владимир Ильич Ульянов (Н. Ленин) Петроград, 7/VII 1917» (Ленин, ПСС, т. 49, стр. 445).

Это письмо Ленина было хорошо придуманным и правдоподобным трюком. Ему нужно было время, чтобы скрыться. Он его и получил.

В самом деле, уже после заявления большевистской фракции Бюро ЦИК Советов обсудило его на своем заседании от 5 июля. В полном согласии с заявлением большевистской фракции оно постановило:

«В связи с распространившимся по городу и проникшими в печать обвинениями Н. Ленина и других политических деятелей в получении денег из темного немецкого источника, исполком доводит до всеобщего сведения, что им, по просьбе представителей большевистской фракции, образована комиссия для расследования дела. Ввиду этого, до окончания работ комиссии, Исполком предлагает воздержаться от распространения позорных обвинений и от выражения своего отношения к ним и считает всякого рода выступления по этому поводу недопустимыми».

Это постановление было опубликовано в органе Советов — в «Известиях» от 6 июля 1917 г. (И. Церетели, там же, стр. 341).

Надо заметить, что советское большинство, его лидеры (Чхеидзе, Церетели, Дан, Гоц и др.) сделали все, что в их силах, чтобы в печать не попало сообщение министра юстиции Переверзева о связях Ленина с Германским генеральным штабом, В этом сообщении говорилось, что Ленин через доверенных лиц получал крупные суммы денег от немцев. Доверенными лицами являлись в Стокгольме большевик Ганецкий (Фюрстенберг), старый друг и ученик Ленина, Парвус (доктор Гельфанд), учитель и старый друг Троцкого, а в Петрограде адвокат большевик М. Ю. Козловский и родственница Ганецкого — Суменсон. В сообщении говорилось, что «Военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами» (Церетели, там же, стр. 333).

ЦК большевиков направил грузина Сталина к председателю Исполкома Советов грузину Чхеидзе, чтобы он и министр-социалист Церетели (тоже грузин) приняли меры против публикации этого сообщения газетами. Результат визита Сталина Церетели описывает так: