57. Приближаемся к Бермудам

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

57. Приближаемся к Бермудам

Ураган «Анна» скрылся. Мы продвинулись так далеко на восток, что скоро окажемся за пределами моей карты. Остался в запасе только один лист, и, если мезоскаф будет идти тем же курсом с прежней скоростью, через три дня этот лист тоже кончится.

Теперь мы заметно отклоняемся на юго-восток от так называемой «среднестатической траектории» Гольфстрима. Но «среднестатическая траектория» — понятие условное, на самом деле мы по-прежнему в Гольфстриме, идем с ним одним курсом. Как бы то ни было, под вечер выясняется, что сейчас от нас до Бермудских островов ближе, чем до Нью-Лондона. Увы, как ни заманчивы эти острова, мы до них не дойдем, потому что Гольфстрим огибает их на почтительном расстоянии по широкой, местами концентрической дуге. Ни Бермуды, ни Саргассово море не лежат на пути Гольфстрима.

Глубина тут изрядная — больше 5 тысяч метров. Когда мы разговариваем по телефону, эхо подчас доносит до нас целые предложения более отчетливо, чем прямой канал. Жизнь на борту, как всегда, протекает спокойно, сейчас все спят, кроме нас с Кеном. Глубина 276 метров; докладываю Кену, что кончилась Французская революция (другими словами, температура 17,93 °C); соленость 36,10 промилле; скорость звука 1521,9 метра в секунду. Влажность воздуха терпимая, недаром с потолка, будто летучие мыши в амбаре, свисает больше сотни мешочков силикагеля.

На следующий день в честь нашего последнего уикенда под водой развиваем скорость 4 узла. Курс ост-зюйд-ост — прямо в открытое море. В каком порту закончится наше плавание?

Независимо от скорости и курса под бдительным акустическим надзором нашего эскорта продолжаем свою работу, соблюдая заведенный порядок. Сегодня опять пора менять пластины с гидроокисью лития, потому что содержание углекислого газа в нашей атмосфере приближается к предельной норме — 1,5 процента. Вообще-то я не совсем доволен этим методом. Коль скоро имеющаяся на борту гидроокись лития держит углекислый газ в рамках 1,5 процента, значит, в принципе она могла бы поглощать всю выдыхаемую нами углекислоту. Но в таком случае зачем доводить процент до полутора, когда и одного-то много? Надо добиться, чтобы гидроокись лития работала более эффективно.

Мне возражают, что 1,5 процента — неодолимый рубеж, на большее пластины не способны, потому что происходит их полное насыщение углекислотой. Но такой ответ, естественно, меня не удовлетворяет, ведь это значит всего-навсего, что наши пластины сконструированы не оптимальным образом, необходимо их усовершенствовать.

Кстати, и мешочки с силикагелем неудачно устроены — они велики, а это снижает их эффективность. Если то же количество силикагеля правильно распределить, относительная влажность будет держаться в пределах 60–70 процентов, а не 70–80, как сейчас. Но в общем и целом атмосфера внутри мезоскафа вполне сносная, разве что могло быть на несколько градусов потеплее.

Вечером 9 августа наконец уходим на глубину. Мне, как уже говорилось, хочется, в частности, проверить скорость течения на глубине 500 метров. А Фрэнк и Кен воспользуются случаем провести еще несколько акустических замеров. Погружение идет строго по плану, «как по-писаному», из чего следует, во-первых, что параметры водной толщи здесь достаточно стабильны, во-вторых, что мы неплохо освоили наше судно и научились управлять им без ошибки даже в сравнительно сложной обстановке.

Через полтора часа стабилизируемся на глубине 500 метров, и «Линч» сообщает наше точное местонахождение, определенное по системе «Лоран С». Четыре часа «Бен Франклин» остается на заданной глубине, отклоняясь от нее не больше чем на высоту корпуса.

Взрывы, производимые поверхностью, отдаются в аппарате сильно, даже чересчур, весь корпус вздрагивает под ударами взрывных волн. Кстати, в этот раз и случилось то, о чем я говорил раньше: с одной из полок свалился какой-то предмет. По нашей просьбе «Линч» отходит подальше и занимает положение в 2,5 километра от точки, находящейся над нами.

Поверхность сообщает, что конец экспедиции и выход экипажа из «Бена Франклина» намечен на утро 14 августа, а не на вечер 13, «когда кончается наш срок». Меня это вполне устраивает, но кое-кто из моих товарищей бурно возмущается не столько из-за отсрочки, сколько потому, что наверху распорядились, даже не посоветовавшись с нами. Что поделаешь, поверхность, хотя и действует из лучших побуждений, когда передает нам полученные приказы или собственные решения, еще не научилась действовать в духе товарищества, который утвердился в мезоскафе. Но поскольку «навязанное» нам решение продиктовано здравым смыслом, досада быстро проходит, и вот мы уже снова острим по телефону.

— «Бен Франклин», «Бен Франклин». Прием.

— «Приватир», я — «Бен Франклин». Прием.

— «Бен Франклин», Басби на месте?

Что можно ответить на такой вопрос?

— «Приватир», я — «Бен Франклин». Фрэнка Басби нет. Он только что вышел, и никто не знает, когда он вернется…

В 0.40, перед тем как нам возвращаться к отметке 200 метров, «Линч» повторно определяет наше местонахождение, а следовательно, и ход. На глубине 500 метров скорость Гольфстрима здесь все та же: ровно 3 узла. Быстро подсчитываем, что масса движущейся вместе с нами воды составляет минимум 75 миллионов кубических метров в секунду. Но скорее всего эту цифру следует увеличить в несколько раз, ведь течение может простираться вдесятеро глубже отметки 500 метров.

В 8.00, в воскресенье 10 августа, мы висим на глубине 160 метров, температура потока 19,58 °C. Обращаю внимание на обволакивающее нас со всех сторон огромное облако мельчайших зеленовато-бурых крупинок, его плотность от 200 до 400 частиц на кубический метр. Что это — водоросли (вполне возможно на данной глубине), представители фитоплактона, которых я упоминал выше, или просто муть, принесенная откуда-то издалека? Обращаюсь с этим вопросом к Франку, но он считает, что это не играет совершенно никакой роли. Его основная специальность — геология.