МАЛЭ СТЕВЭН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МАЛЭ СТЕВЭН

Машина миновала бульвары, пересекла площадь Согласия и, повернув направо, помчалась по набережной. Время от времени она замедляла ход или останавливалась у светофоров. Взглянув на дверцу, Мишель в какое-то мгновение подумал о побеге, но быстро отказался от этой мысли. Сидевшие рядом с ним охранники крепко прижимали его к спинке сиденья. Руки Мишеля были стянуты за спиной наручниками, и любая попытка бегства наверняка окончилась бы неудачей.

У Отейя машина свернула с набережной и резко пошла на крутой подъем. Через окно машины Мишель увидел, что сзади следует еще одна полицейская машина. Сейчас они находились в одном из самых фешенебельных кварталов Парижа. Огромные современные жилые корпуса с просторными балконами, обращенными к набережной Сены, перемежались здесь с небольшими особняками, располагавшимися в глубине красивейших приусадебных участков.

Машина медленно двигалась по извилистым улицам и наконец свернула в узкий, но длинный переулок-тупик. Мишель успел прочитать на одном из зданий название переулка: Малэ Стевэн. Наконец машина остановилась у большого здания прямоугольной формы. По серому фасаду здания, окна которого были забраны решетками, никак нельзя было сказать, что это частный дом[9]. Несколько ступенек вели с дороги к массивным двойным дверям, перед которыми также была тяжелая металлическая решетка.

Над входом была четко выгравирована цифра «5».

Как только машина, в которой находился Мишель, остановилась около дома, в стене открылся люк, служивший въездом в гараж. Это было просторное помещение, в котором могло бы разместиться несколько автомобилей. Обе полицейские машины въехали в гараж, и люк с треском закрылся. Этот треск показался Мишелю последним ударом судьбы.

Арестованных вытолкали из машин и загнали в темную комнату на первом этаже. Какое-то время стояла мертвая тишина. Арестованный всегда испытывает чувство подавленности, а если человек арестован гестапо (на этот раз так и было, хотя официально задержанные числились в распоряжении абвера), положение его становилось еще менее завидным.

Даже Мишель был напуган. Но он опасался не столько за себя, сколько за товарищей. Он считал себя виновным в их аресте, и его терзала мысль, что и всех остальных членов организации ждет такая же участь. Мишель до сих пор не мог понять, как все это могло случиться.

Первым нарушил молчание Лежандр, всегда отличавшийся бодростью духа:

— Ну вот, друзья, мы и приехали. Я дорого дал бы за то, чтобы оказаться в любом другом месте.

Эти слова вывели Мишеля из оцепенения.

Но прежде чем Мишель успел что-то сказать, дверь комнаты открылась и кто-то громко позвал Жандрона (вымышленная фамилия Лежандра) и Майи. Оба тотчас же вышли, а вместо них в комнату втолкнули нового арестованного. Мишель сразу заподозрил, что новичок — полицейский агент, и поэтому решил, что безопаснее будет помолчать. С Лежандром и Дюжарье Мишель еще раньше договорился, что в случае ареста они должны будут утверждать, что являются служащими фирмы «Газожен» и знают Мишеля как одного из управляющих. Упорно придерживаясь этой версии, Лежандр и Дюжарье могли бы рассчитывать на успех. Иначе обстояли дела с Майи. Он работал железнодорожным служащим в Ле Бурже, и ему было трудно объяснить, зачем он встречался с Мишелем в Париже.

В отношении себя Мишель не имел никаких иллюзий. Он не мог рассчитывать на то, что ему удастся обмануть немцев. Арест явился логическим завершением его деятельности, и теперь Мишелю оставалось выполнить последний долг — спасти товарищей.

Прошло пять минут, в течение которых Мишель старался собраться с мыслями перед предстоящим испытанием, и вот настала его очередь.

Мишеля ввели в огромный зал, посредине которого возвышалась лестница, ведущая на следующий этаж дома. Подталкиваемый стражником, Мишель поднимался вверх по лестнице и вдруг через открытую дверь одной из комнат увидел Лежандра, стоявшего спиной к нему перед столом. В тот же момент Лежандр, услышав шаги Мишеля, громко произнес: «Повторяю, я всего-навсего служащий фирмы «Газожен». Поняв, что эти слова адресованы ему, Мишель воспрянул духом. Теперь он знал, что Лежандр придерживается ранее согласованной версии.

Комната, в которую привели Мишеля, напоминала кинозал. В одном конце ее находился экран, в другом — будка с проекционным аппаратом. Шторы на окнах были задернуты.

За длинным столом сидели четыре следователя. Мишелю показалось, что все они сравнительно молоды, и только одному из них на вид было лет около сорока.

В стороне от стола стояли два конвоира.

Оказавшись лицом к лицу с эсэсовцами — теми самыми людьми, которые в течение четырех лет приводили в ужас население половины Франции, — Мишель почувствовал, что силы покидают его. Холодные, как у пресмыкающихся, взгляды этих людей заставили Мишеля вздрогнуть.

Чтобы подавить в себе страх, Мишель начал мысленно повторять версию, согласно которой он должен был принять всю вину на себя и признать только то, что не могло скомпрометировать других. Эти размышления вернули Мишелю присутствие духа, и он спокойно стал ждать первого вопроса.

Допрос начал следователь, которого его коллеги называли Руди.

— Что вы делали в кафе «О’Шассер» сегодня вечером?

— У меня была там деловая встреча.

— Зачем вам потребовалось проводить эту встречу именно в таком месте?

— Потому что это было удобно троим остальным. Ведь они не парижане.

— Ложь! Вы встречались с ними по делам, связанным с вашей деятельностью агента противника.

— Совсем нет. Они не знают об этом. Лежандр — старший приказчик нашей фирмы, и я хотел, чтобы он встретился с Дюжарье, которого мы только что назначили своим представителем на ярмарках в провинции. Что же касается Майи, то он привозил мне сведения о стоимости отправки грузов по железной дороге. До сих пор мы пользовались только автомобильным транспортом, но при нынешних трудностях с бензином, вы понимаете…

— Это меня не интересует. Итак, вы не отрицаете, что являетесь английским агентом?

— Я французский патриот и помогаю союзникам.

— Почему?

— Потому что считаю такую помощь наиболее эффективным способом ведения войны против вас. Очень сожалею, что не могу вести эту войну открыто.

— Но вы ведь видите, что мы сильнее вас и что вы проиграли.

— Да, я проиграл, но войну проиграете вы.

— Готовы ли вы рассказать нам о своем секретном задании?

Мишель молчал.

— Ну, хорошо. Мы внаем о вас все. Нам известно, что вы ездили по Франции, собирали шпионские сведения и доставляли их англичанам в Швейцарию.

— Я этого не отрицаю. Я собирал любую информацию, которая могла быть полезна англичанам, и во время своих регулярных поездок в Берн передавал эти сведения английскому военному атташе полковнику Картрайту. Если вы сомневаетесь в правильности моих показаний, то найдите его фамилию в телефонной книге. Это не составит труда. Нет никакой тайны в том, что он собирает разведывательную информацию. Таковы служебные обязанности военного атташе, и вы об этом знаете.

— Назовите имена ваших сообщников.

— Я действовал в одиночку.

— Снова ложь! У вас было много помощников, и мы хотим знать их имена.

— Это вам ничего не даст. Большинство моих помощников — простые люди, которые даже не подозревают, кто я такой.

— И все же мы хотели бы знать их имена.

— Боюсь, что не смогу быть вам полезным.

— Вы в самом деле не хотите давать показания?

— В самом деле.

— Вы сознаете, что вам это дорого обойдется?

— Сознаю.

— Это ваше последнее слово?

— Безусловно.

— Раз вы не желаете давать показания, мы заставим вас заговорить.

Руди повернулся к одному из присутствовавших и сказал:

— Приготовь электрод или, пожалуй, оба электрода.

Затем он снова обратился к Мишелю:

— Ваше решение окончательное?

Мишель утвердительно кивнул головой. Руди окинул его холодным, пронизывающим взглядом и произнес:

— Я заверяю вас, что сегодня ночью вы дадите нужные показания. Вы будете говорить, причем так, что вас придется даже останавливать.

Допрос кончился. Мишеля увели и поместили одного в темной маленькой комнатушке. На полу он нашел металлический прут и попытался с его помощью освободиться от наручников, но попытка была явно бесполезной. Теперь Мишелю оставалось только ждать.

Все принадлежавшие ему вещи, в том числе часы и записную книжку, у Мишеля отобрали еще при аресте. Он не мог сказать точно, сколько времени прошло, но ему показалось, что было около полуночи, когда за ним пришли снова.

Через длинный коридор Мишеля провели в огромный зал. Обстановка в этом зале могла привести в ужас любого человека. На стульях и столах в беспорядке валялись кожаные хлысты и резиновые дубинки, куски веревки и различной формы наручники.

Вначале Мишель подумал, что именно в этом помещении ему суждено стать жертвой истязателей. Однако этого не случилось, и Мишеля провели дальше, в ванную комнату, расположенную в подвале здания. Помимо Руди здесь Мишеля ждали три здоровенных немца.

Пока ванна наполнялась холодной водой, с Мишеля сняли наручники и приказали раздеться. Затем наручники снова защелкнулись за спиной, а ноги сковали кандалы.

Неожиданный сильный удар в лицо заставил Мишеля попятиться к ванне. Ударившись о стенку ванны, он упал спиной в воду. На какой-то момент тело Мишеля полностью скрылось под водой, но ему все же удалось вынырнуть.

Перед сидящим в ванне Мишелем стоял Руди с записной книжкой в руке.

— Здесь имеется запись о том, что у вас должно состояться свидание завтра, шестого февраля, в девять ноль-ноль у вокзала Аустерлиц с неким Ч. Г. Кто этот человек?

Инициалы Ч. Г. принадлежали Чарльзу Гийяру, бывшему офицеру швейцарской армии, содержавшему винную лавку в Этане. Мишель поручил ему составить план нового аэродрома в Мон-Дезире и собрать сведения о дислокации немецкой авиации. Гийяр часто приезжал в Париж и встречался с Мишелем либо в вокзале, либо неподалеку от него.

— Итак, вы скажете, кто такой Ч. Г.? — повторил свой вопрос Руди.

Мишель отрицательно покачал головой. Снова удар — и Мишель опять упал в ванну. Его извлекли из-под воды и повторили вопрос. Мишель не успел даже качнуть головой, как был опрокинут в воду новым ударом в лицо. Так повторялось пять или шесть раз. Пытка длилась около получаса, и силы уже начали оставлять Мишеля.

После десятиминутного перерыва допрос, чередуемый зверскими побоями, продолжили.

Из всех бесчеловечных пыток, изобретенных и используемых гестаповцами, пытка «купанием» давала наибольший эффект. Человек, ставший жертвой такой пытки, долго сохранял сознание. Цель, которую преследовали гестаповцы, состояла в том, чтобы, не давая человеку умереть, заставить его страдать от побоев и ужасного «купания» в ледяной воде. Чувство самосохранения у человека настолько сильно, что в большинстве случаев гестаповцам удавалось заставить свою жертву уступить их требованиям. Мишель позднее признался, что еще одного «сеанса», вероятно, было бы достаточно, чтобы сломить его волю.

Лежа в ванне после пятого «сеанса» в полубессознательном состоянии, Мишель услышал вдруг голос Руди:

— Мы теряем время с этим глупцом. Давайте займемся более полезным делом.

Затем послышался топот удаляющихся шагов и хлопнула дверь.

Собрав остаток сил, Мишель выбрался из ванны и упал около нее на пол. В таком положении Мишель пробыл около часа. Очнувшись, он увидел перед собой пожилую женщину, которая держала в руках кусок хлеба. Поняв, что Мишель не в состоянии есть сам, она стала кормить его.

Мишель только улыбкой смог выразить женщине свою признательность. Позднее он узнал, что его спасительницей оказалась жена одного из итальянцев, служившего сторожем в здании, где размещался следовательский отдел абвера.

Вскоре в ванную пришли два охранника. Они сняли с Мишеля наручники и кандалы и разрешили одеться.

Мишель с трудом натянул на себя принесенные ему лохмотья и, подталкиваемый охранниками, прошел в свою каморку. Мишель был все еще очень слаб, но успокаивал себя тем, что выиграл первый поединок.

Хорошо известный руководитель движения Сопротивления и автор многих популярных книг, пишущий под псевдонимом Реми, так сказал о тех, кто сумел выдержать пытки в застенках гестапо:

«Участника движения Сопротивления, арестованного гестапо и не нашедшего в себе сил под воздействием пыток сохранить тайну, никак нельзя назвать предателем…

Что же касается тех, у кого хватает силы воли и присутствия духа не уступить палачам, то они по праву принадлежат к славной когорте. Мы обязаны свято хранить память об этих борцах. Они должны вдохновлять нас своим примером».

Именно так мы должны выразить наши чувства в отношении тех немногих, которые, подобно Мишелю, сопротивлялись до конца.

Сам Мишель дал довольно скромную оценку своему поведению. «Бог был милостив, утомив моих истязателей», — сказал он.

В восемь часов утра Мишелю принесли чашку кофе, а вскоре за ним явился немецкий офицер в сопровождении охранника. Мишель в первый момент подумал, что ему снова предстоит «купание», но его вывели в гараж и посадили на заднее сиденье автомобиля между двумя охранниками.

Дорогой один из охранников, обращаясь к Мишелю, сказал:

— Мы направляемся к вокзалу Аустерлиц. У выхода из здания мы остановимся, и вы покажете нам Ч. Г., когда он выйдет из вокзала. Если вы не сделаете этого прежде, чем последний пассажир выйдет из вокзала, будете расстреляны на месте. Таков приказ.

За пять минут до прибытия поезда из Этана машина остановилась неподалеку от выхода из вокзала. Двигатель продолжал работать. Охранники держали пистолеты наготове.

Мишелю нечего было бы опасаться, если бы Гийяр строго соблюдал инструкцию: не останавливаться и не оглядываться, а спокойно идти к привокзальному саду.

Часы на башне вокзала пробили девять раз. Мишель смотрел вперед и старался держаться спокойнее, так как знал, что малейшее волнение может выдать его.

Прошла минута. Из дверей вокзала вышел мужчина с портфелем в руках. Это был Гийяр. Он оказался первым из вышедших пассажиров. От неожиданности Мишель весь сжался. Если бы охранники следили за ним, а не за дверью, то они наверняка обратили бы внимание на настороженность Мишеля, и все было бы кончено.

Но, к счастью, охранники не ждали столь быстрого появления интересовавшего их человека, и волнение Мишеля осталось незамеченным. Мишель видел, как Гийяр пересек привокзальную площадь и направился к саду. Тем временем из дверей вокзала выходили другие пассажиры, сначала по одному или по двое, а потом они повалили толпой.

Когда вышел последний пассажир, охранник повернулся к Мишелю и ударил его по лицу рукояткой пистолета. К первому охраннику присоединились остальные, и все они начали наносить жестокие удары по голове и по лицу Мишеля. Так продолжалось до тех пор, пока окровавленный Мишель не упал на дно машины.

Ничего не добившись, охранники снова отвезли Мишеля в дом на Малэ Стевэн и заперли одного в темной комнате.

Днем Мишеля отвели на допрос в комнату, похожую на кинозал. На этот раз Руди среди допрашивавших не оказалось. Мишель снова отказался рассказывать о своей работе, и тем не менее на этот раз обошлось без побоев.

Всю ночь через стену своей комнаты Мишель слышал стоны истязаемых в ванне. Дрожа от холода и испытывая острый голод, Мишель ждал своей очереди, которая, по его мнению, должна была вот-вот наступить. Но ночь прошла спокойно.

Утром Мишель попытался бежать. Он попросил отвести его в туалет. Сняв с Мишеля наручники, конвоир стал ожидать его у открытой двери туалета. Встав ногами на стульчак, Мишель попытался вылезти во двор через узкое оконце, но застрял в нем. В результате Мишеля снова избили.

Всю следующую ночь Мишель ждал встречи с Руди. Но к утру, когда в здании воцарилась тишина и Мишель понял, что этой ночью пытка не состоится, он впервые после ареста уснул.

Утром Мишеля вызвали на допрос к какому-то новому гестаповскому офицеру. По тому, с каким почтением относились к этому гестаповцу остальные немцы, Мишель заключил, что это — большой чин, возможно даже прибывший из Берлина.

Гестаповец встретил Мишеля приветливо, почти по-дружески. Приказал снять с Мишеля наручники и придвинул ему кресло.

Допрос велся примерно в том же духе, что и все остальные. Только теперь немец не настаивал на том, чтобы Мишель выдал своих сообщников. Мишель подробно рассказал, как он помогал англичанам, но не назвал ни одной фамилии, кроме Картрайта, и ни одного места своих встреч, за исключением Берна.

Тактика, которой придерживался Мишель, состояла в том, чтобы создать у немцев впечатление о его единоличной ответственности за всю подрывную работу против Германии. Руководивший допросом немец, казалось, был равнодушен к показаниям Мишеля.

Когда, например, Мишель заявил, что бывал в Швейцарии два раза в месяц, немец лишь повторил его слова и сделал пометку в протоколе допроса. Когда Мишель сказал, что англичане платили ему шестьдесят восемь тысяч франков в месяц, гестаповец повторил только слово «восемь».

— Наверное, моя работа будет стоить мне жизни? — спросил Мишель гестаповца в конце допроса.

— К сожалению, да, — ответил немец, и в его ответе даже прозвучали нотки сожаления.

Это был последний допрос Мишеля в доме на Малэ Стевэн. В тот же вечер вместе с тремя другими товарищами по несчастью Мишеля отвезли в штаб гестапо для официального предъявления обвинительного заключения и регистрации как иностранного агента перед заключением в тюрьму в Берне. Мишель и Лежандр оказались в одной машине, а Майи и Дюжарье прибыли несколько позже в другой.

Кроме Майи, которого Мишель однажды видел во время возвращения с допроса, Мишелю ничего не было известно о том, что происходило с другими его товарищами после прибытия в дом на Малэ Стевэн.

Теперь в ожидании начала тюремных формальностей им представилась возможность обменяться новостями. Майи был настолько подавлен происшедшим, что не мог ничего рассказать. Лежандр и Дюжарье, наоборот, были в приподнятом настроении и успели рассказать Мишелю о своих «похождениях». Несмотря на побои и издевательства, оба отрицали свою причастность к делам Мишеля.

Разговор друзей был прерван прибытием группы солдат во главе с офицером. Когда началась регистрация, Мишель заявил офицеру, что его спутники арестованы по недоразумению и абсолютно ни в чем не виновны.

— В таком случае им ничего не грозит, — вежливо ответил немецкий офицер по-французски. — Невиновные будут освобождены.

И действительно, Лежандр и Дюжарье три месяца спустя были освобождены ввиду отсутствия улик. Майи был отправлен в Маутхаузен, поскольку немцам удалось найти компрометирующие его материалы. Спустя несколько месяцев он погиб в этом лагере смерти.