РАЗВИТИЕ УСПЕХА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РАЗВИТИЕ УСПЕХА

Мишель никогда не уславливался заранее о встрече со своим английским напарником. Перейдя границу, Мишель звонил ему по телефону, заблаговременно установленной кодовой фразой предупреждал о своем прибытии и назначал время встречи.

В этот раз, позвонив напарнику, Мишель сказал:

— Билеты достал. Спектакль начинается в два часа. — Потом добавил: — Места очень хорошие.

Тем самым О. П. был подготовлен к чему-то исключительному, но даже его поразила богатая добыча Мишеля. Это был полный комплект чертежей «лыжной площадки», состоящий из дюжины планов отдельных строений и генерального плана, то есть из всего того, что требуется инженеру-строителю для сооружения такой площадки[5]. Мишель коротко рассказал, как они к нему попали.

О. П. торжествовал:

— Потрясающе! Это наша самая большая удача! Все это мы отошлем с дипломатической почтой. — Он взглянул на часы. — Боже мой, ведь они пакуют ее в четыре!

О. П. выскочил из комнаты, а когда через несколько минут вернулся, сказал, что все улажено. Было дано указание задержать отправку диппочты на два часа, чтобы пакет с ценными материалами успел прибыть в английское посольство в Берне. По словам О. П., это был беспрецедентный случай.

— Теперь я должен составить телеграмму, — сказал О. П. Мишелю, — а вы мне поможете.

Примерно с час они работали над текстом, стараясь как можно короче и понятнее выразить словами всю ту массу технических деталей, которые Мишель представил в виде заметок и схем. Когда телеграмма была направлена шифровальщику, О. П. спросил Мишеля о его дальнейших планах.

— Когда диппочта будет в Лондоне? — спросил Мишель.

— Дня через четыре.

— И вам сразу же пришлют подтверждение, что материалы получены?

— Обычно бывает так.

— Тогда я вернусь сюда через четыре дня. Пока я не узнаю, что материалы получены в целости и сохранности и что в пути никто к ним не притрагивался, я не могу разрешить Андре вернуться в Буа-Карре. Ведь это было бы все равно, что посылать его на верную смерть. Я сказал ему, чтобы он ждал извещения от меня в Париже.

— Хорошо. Буду ждать вас.

Через четыре дня Мишель снова был в Лозанне. За это время он объехал некоторых своих агентов на юге Франции и собрал их донесения.

О. П. с сияющим видом встретил Мишеля и, не говоря ни слова, сунул ему телеграмму.

«Трофеи получены в полном порядке. Поздравляем», — прочитал Мишель.

— Даже если бы мы ничего не сделали до этого и ничего не сделали бы в будущем, — заметил О. П., — уже одно это оправдывает наше существование.

И это не было преувеличением. Раскрытие угрозы налетов во всех деталях задолго до запуска первого самолета-снаряда было гигантской операцией, на которую английское правительство бросило все свои средства и в которой участвовали тысячи людей — от премьер-министра до самого скромного агента, колесившего на велосипеде по пыльным проселочным дорогам Франции.

И воздавая должное всем остальным, можно утверждать, что наличие в распоряжении англичан плана площадки в Буа-Карре оказало решающее влияние на всю операцию. Когда в конце октября план этот попал в Лондон, английскому правительству уже было известно о существовании самолета-снаряда и о том, что он проходит испытания в Пенемюнде. Однако самолет-снаряд еще не ставили в связь с обнаруженными во Франции площадками.

Через несколько недель после получения плана на одном из аэроснимков Пенемюнде было обнаружено сооружение, как две капли воды похожее на сооружение в Буа-Карре, включая странную, похожую на лыжу конструкцию. В результате была установлена связь между Пенемюнде и площадками во Франции и сделано предположение, что они предназначались для использования в качестве пусковых платформ какого-то нового оружия.

Все это полностью подтвердилось через несколько дней, а точнее — 28 ноября, когда на другом аэроснимке Пенемюнде увидели беспилотный самолет, стоящий на стартовой дорожке. Было найдено последнее звено в цепи доказательств.

Эта цепь, тянувшаяся от Борнхольма к Пенемюнде, от Пенемюнде к Боннето-ле-Фобуру, от Боннето-ле-Фобура к Буа-Карре и от Буа-Карре вновь к Пенемюнде, была установлена совместными усилиями наземной и воздушной разведки, причем в наземной разведке, как признавал в то время премьер-министр Англии[6], — важнейшую роль сыграла организация «Действие». Она обнаружила первую площадку, установила местонахождение большинства других и добыла первый полный план площадки[7].

Позже Черчилль воздал должное агентам разведки. В их число, разумеется, входили не только французы, но и представители других наций, которые рисковали жизнью во имя спасения Англии от гибели. Вот что писал Черчилль в отчете об отражении угрозы налетов «Фау-1»:

«Наша разведка сыграла важную роль. Габариты и тактико-технические данные оружия, а также предполагаемые масштабы нападения стали известны нам заблаговременно. Это позволило нашим истребителям подготовиться соответствующим образом. Были обнаружены стартовые площадки и хранилища, что дало нашим бомбардировщикам возможность сорвать установленные сроки нападения и уменьшить его мощь. Были использованы все известные способы получения информации. Я воздаю должное всем тем, кто добывал информацию. Многие из этих людей работали, подвергаясь смертельной опасности, а имена некоторых из них мы никогда не узнаем».

Обо всем этом Мишель, конечно, не знал. До него доходили слухи о новом оружии, но ему не было известно, что именно обнаружено в Пенемюнде и других местах и как это связывается с его открытиями.

Английский напарник Мишеля знал, по-видимому, не больше, но даже если бы начальство сочло целесообразным ввести О. П. в курс дела, ему вряд ли разрешили бы ознакомить с этой информацией Мишеля.

И для этого имелись основания. Если оперативному агенту намекнуть, что именно он должен обнаружить, у него будет сильный соблазн приукрашивать свои донесения в этом плане. Кроме того, снабжать его такой информацией — значит показать, что вы ею располагаете.

По этим причинам Мишель не имел понятия о том, какое огромное значение придавал Лондон планам площадки в Буа-Карре. Для него это было еще одно выполненное задание.

Поскольку Мишель не успевал к границе до наступления темноты, он решил провести ночь в Невшателе. Добившись одной из крупнейших побед, какие только могли выпасть на долю разведывательных служб в минувшей войне, Мишель, конечно, мог бы подумать и о том, как достойно отметить это событие. Но такая мысль не приходила ему в голову. Пил он очень мало, а сознание того, что он добился успеха и может провести эту ночь в безопасном месте, было для него достаточным вознаграждением за все труды.

На следующий день он перешел границу и вернулся в Париж. Он уже звонил туда и знал, что Робер и Андре ждут его на квартире у Робера. По настоянию Робера открыли бутылку шампанского. Андре, отпуск которого истекал в этот день, должен был вернуться в Буа-Карре.

— Поздравления, присланные англичанами, относятся прежде всего к тебе, — проговорил Мишель, обращаясь к Андре. — Но это не значит, что можно ослабить работу. Прошу тебя как можно подробнее информировать меня обо всех новостях в Буа-Карре.

Андре улыбнулся. Теперь они с Мишелем понимали друг друга.

— Что англичане собираются делать с теми материалами, которые мы им передали? — спросил Андре.

— Поживем — увидим, — дипломатично ответил Мишель.

Его агенты часто задавали этот вопрос. Они добывали информацию, рискуя жизнью, и им, естественно, хотелось увидеть результаты своей деятельности.

Чаще всего эти результаты не были известны членам организации, и тогда, чтобы поддержать их моральный дух, Мишель заверял их, что Англия придает их работе очень большое значение.

На этот раз Мишель сам поинтересовался у О. П., что предпримут англичане.

— Думаю, что площадки будут подвергнуты бомбардировке, — ответил тот, — но когда — одному богу известно. Нам-то об этом наверняка не сообщат.

Пока Мишель, Андре и другие члены организации вынуждены были довольствоваться только этими сведениями.

Вскоре Мишель получил сообщение из Руана. Его прислал начальник станции Пьер Буге, друг Додмара, того самого агента, который навел Мишеля на площадки. В сообщении говорилось, что недавно в Руан в грузовом вагоне прибыло несколько контейнеров необычной формы, которые направили на станцию Оффре.

Мишель всегда интересовался Оффре. Поэтому он решил провести разведку и дал одному из своих агентов, Пьеру Картерону, отличившемуся при установлении местонахождения площадок, указание встретить его в Оффре.

Начальник станции Оффре, некий Бурдон, к которому они обратились, был незнаком им. Однако он с готовностью ответил на все их вопросы. Бурдон рассказал, что вагон с таинственным грузом был направлен по ветке, ведущей в пакгауз и принадлежавшей раньше сахарному заводу; пакгауз находился рядом со станцией. Он был реквизирован немцами и усиленно охранялся немецкими часовыми.

Наблюдение подтвердило эти сведения. Пакгауз располагался в углу заводского двора и соединялся веткой со станцией, от которой его отделяла лишь тропинка, идущая вдоль путей. Часовой ходил перед входом в пакгауз.

Сделав вид, что они ждут поезда, и понаблюдав некоторое время за пакгаузом со станционной платформы, они заметили, что иногда часовой удлинял свой маршрут. Вместо того чтобы остановиться в углу пакгауза, он поворачивал на девяносто градусов и проходил немного вдоль стены пакгауза. Отсюда он мог видеть всех тех, кто шел по тропинке.

Условились, что Пьер пойдет по тропинке и отвлечет внимание часового в тот момент, когда он будет дальше всего от входа в пакгауз. В этот момент Мишель пересечет пути и проскочит в пакгауз. Все шло по намеченному плану. Мишель незаметно проник в пакгауз и начал исследовать контейнеры.

Их содержимое паковалось по три секции и, насколько Мишелю удалось разобраться в темноте, состояло из сигарообразного корпуса и двух плоских частей. С помощью рулетки, которую он прятал под рубашкой, Мишель определил размеры тех частей, которые были видны, и постарался запомнить их очертания. На это ушло около часа, но теперь он имел довольно четкое представление о том, какие грузы перевозились в контейнерах.

Выждав удобный момент, Мишель выбрался из пакгауза тем же путем, каким проник в него.

Через неделю в Лондон был отправлен один из самых первых рисунков «Фау-1». На нем были аккуратно проставлены размеры.

Тем временем члены организации «Действие» с нетерпением ждали, какие результаты принесет их деятельность. Андре регулярно сообщал о ходе работ на площадке в Буа-Карре, которая была уже почти готова. Агенты из других районов присылали подобные же сведения. Первые «летающие бомбы» прибыли; их собирали в укрытых местах. Некоторые площадки уже маскировались. Казалось, они в любой момент могут быть готовы к действию. Будут ли англичане вообще принимать какие-либо меры?

Наконец настал долгожданный день. 25 декабря 1943 года, через пять дней после возвращения Мишеля из Оффре, английская авиация нанесла удар. Эффект был значительный. При первом налете удалось разрушить по крайней мере двенадцать площадок, координаты которых были точно определены по донесениям агентов и аэроснимкам. В одну из последующих ночей налету подвергся Буа-Карре. Придя утром на площадку, Андре собственными глазами увидел результаты своей работы.

Пьер Картерон оказался на площадке в Ла-Ложе (на Сомме) как раз в то самое время, когда началась бомбардировка. Взрывной волной его подбросило в воздух, но он отделался переломом руки. Как среди французов, так и среди немцев было много жертв. Но с точки зрения немцев, гораздо более серьезным было то, что рабочих охватила паника и они отказались вернуться на площадку. Такая реакция была повсеместной. Она послужила одной из причин того, что немцы отказались от мысли восстановить площадки и сосредоточили свое внимание на строительстве новых площадок меньших размеров, которые можно было замаскировать в лесу или каким-либо другим путем укрыть от наблюдения с воздуха.

К концу декабря было повреждено пятьдесят две площадки, а в первой половине января подверглось бомбардировке семьдесят девять площадок, включая площадки в Боннето-ле-Фобуре и Бое-Меле.

7 января 1944 года полковник Вахтель, командир зенитно-артиллерийского полка, который был специально сформирован для применения «Фау-1», сделал в журнале боевых действий следующую запись:

«Если бомбардировки авиации союзников будут продолжаться с такой же интенсивностью еще две недели, придется отказаться от всякой надежды использовать в боевых целях первоначальную систему стартовых площадок».

И он не был настроен чересчур пессимистично. По признанию противника, в период с 15 декабря 1943 года по 31 марта 1944 года из ста четырех площадок полностью было уничтожено девять площадок, серьезно повреждено — тридцать пять, частично повреждено — двадцать девять и слегка повреждено — двадцать.

Таким образом, бо?льшая часть площадок была выведена из строя до того, как их начали использовать. В конце февраля немцы поняли, что их первоначальный замысел потерпел крах, и все свое внимание сосредоточили на выработке нового плана, который, однако, оказался малопригодным. Было построено около сорока новых площадок; они сооружались по тому же принципу, но были значительно меньших размеров, и их легче было замаскировать. С этих самых площадок и был впоследствии нанесен удар по Лондону, не имевший особого успеха. То, что могло стать серьезной и, возможно, решающей угрозой для союзников, практически было сведено в стратегическом плане на нет.

По приказу Гитлера первоначально планировалось начать налеты 15 декабря 1943 года и ежемесячно производить запуск пяти тысяч «летающих бомб». Если бы этот план был осуществлен, то в течение девяти месяцев, то есть до момента захвата стартовых площадок войсками Монтгомери в сентябре 1944 года, было бы запущено около пятидесяти тысяч «летающих бомб». Из них к цели могло прорваться более пятнадцати тысяч, а не две тысячи четыреста, которые действительно упали на Англию в период с июня по сентябрь 1944 года. Другими словами, мощь удара могла быть в шесть раз больше, а его продолжительность — на шесть месяцев дольше. Этого могло быть вполне достаточно, чтобы изменить ход войны.

Здесь уместно привести мнение человека, который имел возможность лучше других оценить вероятные последствия осуществления первоначального плана Гитлера. В своей книге «Крестовый поход в Европу» Эйзенхауэр пишет о «Фау-1» следующее:

«Вполне вероятно, что, если бы немцам удалось усовершенствовать и применить это новое оружие на шесть месяцев раньше, чем это имело место в действительности, наше вторжение оказалось бы крайне трудным, а вероятно, даже невозможным. Я уверен, что, если бы они смогли использовать это оружие в течение шести месяцев и особенно если бы они выбрали в качестве одной из основных целей район Портсмут — Саутгемптон, операция «Оверлорд» могла бы остаться неосуществленной».

Немцы действительно потерпели крупное поражение; они использовали свой последний козырь и проиграли. Полковник Вахтель объясняет неудачу успешной деятельностью английской разведки, агенты которой, по его утверждению, буквально кишели в районах расположения стартовых площадок.

Утверждение Вахтеля является, конечно, преувеличением. Организация «Действие» использовала для выявления районов расположения стартовых площадок не более шести человек. В параллельно действовавших организациях использовалось еще меньше людей.

Поняв причину своих неудач, немцы усилили бдительность. Вахтель, убежденный в том, что его хотят уничтожить, сменил фамилию, стал носить фальшивую бородку и поменял форму. Охрану стартовых площадок усилили, несмотря на то что большинство из них уже нельзя было использовать, и многих рабочих-французов, которые не разбежались после бомбардировок, уволили.

После закрытия стартовой площадки в Буа-Карре Андре привлекли к работе по восстановлению других площадок.

Андре понимал, что, поскольку площадка в Буа-Карре подверглась бомбардировке одной из первых, немецкая контрразведка непременно заинтересуется им как единственным французом, занимавшим ответственный пост на объекте. Поэтому, когда на работу рядом с ним поставили другого француза, в котором он тотчас же распознал провокатора, Андре понял, что кольцо смыкается.

В то время он жил примерно в километре от места работы, куда каждое утро ходил пешком через поле. Однажды он увидел у дверей конторы два больших автомобиля. Это были черные лимузины, которыми обычно пользовалось гестапо, и Андре сразу понял, за кем они приехали.

Он поспешил прочь и нашел убежище у знакомых, которые жили примерно в трех километрах от него. Вскоре гестаповцы произвели обыск на его квартире, но он не дал никаких результатов. Андре скрывался около месяца. Затем он вернулся в Париж, а через какое-то время обосновался в Эпинэ-сюр-Орже, где и оставался до освобождения Франции.

Вскоре после этого попал в беду и Робер, хотя его работа в организации не имела ничего общего со стартовыми площадками «Фау-1». Некто Форли, коллаборационист, работавший в Берне, был убит в кафе гранатой, брошенной участником движения Сопротивления. В кармане убитого нашли записную книжку со списком лиц, враждебно настроенных по отношению к оккупационным властям. В этом списке оказалась и фамилия Робера, который никогда не скрывал своих чувств. Осведомитель характеризовал его как «опасного террориста».

Вместе с двумя другими французами Робера арестовали и привезли в Мэзон-Лаффит для допроса. Робер отказался признать себя виновным и сумел доказать, что Форли мстил ему за недавнее разоблачение в краже. Немцы поверили Роберу и отпустили его.

Чтобы рассказ о работе Мишеля по раскрытию тайны «Фау-1» был полным, необходимо упомянуть еще об одном случае.

Вскоре после того как начались налеты на стартовые площадки, Мишель прибыл в Швейцарию с донесением, что в замке Рибокур остановилась группа крупных немецких ученых, разрабатывающих новое оружие. Он услышал об этом как раз перед отъездом, и у него не было времени ни проверить эти сведения, ни уточнить местонахождение замка, который, по его предположениям, должен был находиться где-то в районе Па-де-Кале.

Более часа просидел Мишель вместе с О. П. над картами, тщетно пытаясь найти этот замок. Мишель должен был возвратиться во Францию, где у него на следующий день была назначена важная встреча, а О. П. продолжал поиски, но по-прежнему безуспешно. Ни карты, ни путеводители, ни справочники не давали ответа. Названия «Рибокур» нигде не было. Вероятно, Мишель неправильно записал название, хотя это было непохоже на него.

Была суббота, и О. П. условился с женой провести один из редких выходных дней вместе в загородном домике. Они уже дошли до станции, когда О. П. понял, что не сможет успокоиться, пока не решит задачу. Извинившись перед женой, он вернулся в свой кабинет и снова разложил карты.

Было уже далеко за полночь, когда О. П. наконец решил мучивший его вопрос. В старинном путеводителе одна из страниц была посвящена Абвилю, и на небольшой карте он увидел надпись: «Замок Рибокур».

Телеграф в Швейцарии работал всю ночь. О. П. зашифровал донесение, пошел на телеграф и в три часа утра отправил его.

В девять утра он получил из Лондона ответ, который гласил:

«Ваше сообщение, посланное в 03.00, получено. В 06.00 замок разведан. В 08.00 по нему нанесен бомбовый удар. Отличная работа!»