АРЕСТ МИШЕЛЯ
АРЕСТ МИШЕЛЯ
Каждый, кто жил такой жизнью, какой жил Мишель, знает, что рано или поздно может произойти провал. Это даже не риск, а почти стопроцентная вероятность, и Мишель с самого начала был готов к этому. Об опасности ему постоянно напоминали не только многочисленные аресты, но и сами условия его существования.
Постоянно находясь в пути, никогда не проводя две ночи подряд в одном и том же месте, разъезжая под чужим именем с поддельными документами, будучи попеременно то охотником, то добычей, он чем-то напоминал лису, которая сегодня врывается в курятник, а завтра спасает собственную шкуру от своры собак.
Но, прожив такой жизнью два с половиной года и потеряв почти все связи с прежним образом жизни, Мишель стал воспринимать ее почти как нормальную. Ему уже не казалось необычным, что он почти не видит семьи, что ему не надо идти на работу в учреждение, что он не встречается с друзьями и не может провести вечер, наслаждаясь музыкой или читая книгу.
Точно так же Мишель привык и к опасности. Он так часто рисковал и так часто счастливо избегал опасности, что риск и удача стали ему казаться вполне естественными.
И все же где-то в глубине души он чувствовал, что долго так продолжаться не может. Один за другим исчезли его лучшие помощники: Оливье Жиран, Роман, семья Мэфре, Леопольд Тюркан и многие другие. Было просто удивительно, что он, рисковавший больше всех, до сих пор не разделил их участи.
К концу 1943 года, и особенно после удачного бегства Андре, Мишель уже не верил, что так будет продолжаться и дальше. Подобно человеку, которого врач объявил обреченным, Мишель смотрел на людей и на все окружающее его так, будто видел это в последний раз.
Одно время ему казалось, что за ним следят в Париже. Он решил, что лучше всего избавиться от «хвоста» в метро. Придя на станцию, он прохаживался взад и вперед до тех пор, пока подземный гул не извещал о прибытии поезда. Точно рассчитав время, он бросался вниз по ступенькам и выскакивал на платформу в тот момент, когда автоматический турникет закрывался. Протиснувшись сквозь него, Мишель бросался к поезду; если за ним кто-нибудь и следил, то он должен был остаться по другую сторону барьера.
К сожалению, противник располагал таким оружием, перед которым бессильны и смелость, и сообразительность. Как и многих других, Мишеля предали.
В конце 1943 года к мадам Симоне Буарель, хозяйке гостиницы в Пьерлате и одному из лучших агентов Мишеля, приехала ее старая подруга Лаура Лескан. Красивая, элегантная, образованная женщина лет тридцати пяти, Лаура знала Симону со школьной скамьи, и Симона была очень рада встрече с подругой.
Обмениваясь новостями, мадам Буарель рассказала о своей работе для движения Сопротивления, упомянула о Мишеле и предложила подруге присоединиться к организации.
Лаура Лескан была в восторге. Она рассказала подруге, что обручена с неким графом де Кергоа, который мечтает связаться с союзниками, чтобы предложить им свое изобретение.
Мадам Буарель пообещала подруге организовать графу встречу с Мишелем.
Мишелю эта идея не особенно понравилась, но он все же согласился и сам нагрянул к Кергоа.
Он нашел самозваного графа в роскошной квартире неподалеку от Булонского леса. Кергоа[8], мужчина лет около сорока, был среднего роста, с ненормально широкими плечами и большим квадратным мясистым лицом. Он принял Мишеля, сидя за громадным письменным столом в роскошно обставленной гостиной, которая служила ему и кабинетом. Его вульгарные манеры и неприветливость произвели на Мишеля неприятное впечатление.
Он объяснил суть своего изобретения: новый тип воздушного тормоза позволяет самолетам производить посадку с гораздо более коротким пробегом. После нескольких лет испытаний он усовершенствовал конструкцию и сейчас очень хотел бы предложить изобретение союзникам и воспользоваться помощью Мишеля.
Мишель, которому Кергоа не понравился с первого взгляда, сразу понял, что его интересуют только деньги. Поэтому Мишель вел себя крайне осторожно, ничего не обещал и только предложил Кергоа изложить свое предложение в письменном виде.
— Если я это сделаю, — возразил Кергоа, — они используют мою идею, а мне ничего не заплатят.
— И тем не менее придется рискнуть, — заметил Мишель. — Но ведь совсем не обязательно вдаваться в детали.
Кергоа согласился и спросил, когда они смогут встретиться снова. Мишель ответил уклончиво, сказав, что бывает в Париже редко, но что его секретарь примет любую корреспонденцию. На этом встреча закончилась.
В последующие недели Кергоа и какая-то незнакомая женщина неоднократно пытались найти Мишеля и несколько раз звонили в его контору. Секретарь Мишеля Мадлен Буланже, которая тоже была членом организации, неизменно отвечала, что его нет.
В целом это соответствовало действительности, так как помимо обычного объезда агентов Мишелю нужно было руководить группой, наблюдавшей за стартовыми площадками «Фау-1».
В последнюю неделю января Мишель приехал в Лозанну, привезя с собой, как и обычно, объемистую папку с донесениями со всех концов Франции, включая районы, где находились стартовые площадки «Фау-1». К этому времени Мишель уже знал, что бомбардировки этих площадок союзной авиацией были успешными.
Это был апогей достижений Мишеля. Он покрыл себя славой, и, как сказал ему О. П., его представили к самой высшей награде, которую только он мог получить.
Теперь Мишелю был необходим отдых. Он заслужил его. О. П. спросил Мишеля, не хочет ли он провести пару недель в Швейцарии как гость английского правительства.
Для Мишеля это было большим искушением. От постоянного нервного напряжения он очень устал. Но члены его организации по-прежнему были на своих постах, и он не мог бросить их. Глубоко тронутый предложением О. П., Мишель тепло поблагодарил его и… отказался.
Было восемь часов вечера, когда Мишель пришел на станцию Лозанна. Он намеревался поехать на поезде в Женеву, провести ночь в гостинице, а на рассвете пересечь границу между Жюсси и Машилли.
Когда он шел по подземному переходу к платформе, его одолевала страшная физическая и духовная усталость. Ноги налились свинцом. Подошвы нестерпимо жгло. В спине отдавались ревматические боли. Мишель вспомнил о предложении взять отпуск и подумал, правильно ли он сделал, что отказался от него.
Никогда еще перспектива возвращения во Францию не выглядела так мрачно: бесконечные переезды в переполненных поездах; максимум две ночи в неделю в постели; нерегулярное питание; холод и удручающее впечатление от плохо одетых, изголодавшихся, забитых людей.
В Швейцарии же все говорило о счастье и процветании: хорошо одетые здоровые мужчины и женщины, веселые молодые люди и дети с румянцем на щеках и вообще атмосфера комфорта и спокойствия, отсутствие заботы о завтрашнем дне — все то, чего так не хватало в его собственной жизни.
Когда Мишель ждал поезда на платформе, мимо прошла женщина в белоснежном накрахмаленном переднике, толкавшая перед собой тележку и звонившая в колокольчик, чтобы привлечь внимание. Тележка была завалена всякой всячиной: сигары, сигареты всевозможных марок, шоколад, конфеты, нуга, бутерброды с маслом и большими кусками ветчины и, самое главное, не проходившие никакой цензуры газеты, в которых публиковались коммюнике союзников.
Когда Мишель посмотрел на все эти сокровища, его вновь охватило непреодолимое желание отложить поездку и хоть ненадолго насладиться прелестями нормальной жизни.
Борясь с этим чувством, он закрыл глаза и подумал о своей семье и о тех лишениях, которые она переносит; о велосипедистах, выполняющих важную работу; о Жандроне, одном из своих заместителей, который в любую погоду идет по дорогам; о Жане-Анри, ускользающем от часовых в Боск-ле-Арте. Подумал о Пьере Картероне, которому при взрыве английской бомбы сломало руку. Вспомнил о Луи Вийетте, который разведывал аэродром в Абвиле. Представил себе, как наблюдает за подъемом немецкого аэростатного заграждения Луи Марго.
Этого оказалось достаточно: искушение было побеждено. Мишель заставлял своих людей работать так же много и упорно, как и он сам, и чем больше он от них требовал, тем больше они давали. Нет, таких людей нельзя оставить даже на один день!
И все же дьявол искушения еще не покинул Мишеля.
Тем временем подошел женевский поезд. Мишель хотел было сесть в него, как вдруг почувствовал, что его схватили за обе руки. В следующее мгновение его оттолкнули от поезда и потащили к выходу.
Его схватили два живших в Лозанне француза, с которыми он встречался, когда приезжал сюда раньше. Они случайно увидели его и решили пригласить на обед.
Старший из них, Жорж, приехал в Швейцарию вербовать добровольцев в маки среди французов-беженцев. Это был жизнерадостный человек, настоящий патриот. Зная, чем занимается Мишель и какой он ведет образ жизни, Жорж решил немного развеселить его.
Второй, который был помоложе и не так разговорчив, также был предан движению Сопротивления и выполнял такое же задание.
Мишель понял, что возражать бесполезно. Во всяком случае, сказал он себе, поскольку он должен перейти границу на рассвете, не имеет значения, где он проведет ночь — в Лозанне или Женеве. Ведь может же он позволить себе развлечься один раз. Это будет первый случай с того дня, когда он предложил свои услуги союзникам.
Они обедали в «Оберж де лас Сальясе», первоклассном ресторане, откуда был виден весь город. Аромат сочных блюд и дорогих вин, тепло огромного камина, где на вертеле жарили жирных цыплят, занавеси и скатерти веселой расцветки и приглушенный гул беззаботных разговоров — все это подействовало на Мишеля успокаивающе.
Обедающих развлекали мужчина и женщина. Они пели песни, которые напоминали о прежней Франции, песни, которых Мишель не слышал уже четыре года: «Сиреневый хуторок», «Слово Камбронны», «Четырнадцатое июля». Мишель был в восторге.
Когда далеко за полночь они уходили из ресторана, Мишель все еще находился под впечатлением вечера. Подобно человеку, долго жившему во мраке, он был ослеплен солнцем. А теперь приходилось возвращаться во мрак, который покажется еще беспросветнее после того, как он на мгновение увидел свет.
Шел снег. Мишель добрался до таможенного поста в двух часах ходьбы от Женевы. Стражник, добродушный гигант, хорошо знавший Мишеля, предложил ему чашку дымящегося кофе.
Уходя от этого добряка, Мишель не мог скрыть тревогу, которая бередила ему душу.
— О! — воскликнул он. — Если бы только не нужно было переходить эту проклятую границу сегодня!
Стражник, никогда не слышавший от него ничего подобного, с тревогой посмотрел на Мишеля и сказал:
— Возможно, это дурное предзнаменование. Кто знает, может быть, вам лучше отложить переход?
— О, это просто минутная слабость.
Они пожали друг другу руки, и Мишель пошел по тропинке, ведущей в лес.
Несколько позже он встретил другого стражника, стоявшего на полянке у ручья, по которому проходила граница. Это был молчаливый субъект, обычно неприветливый, но на этот раз он сердечно поздоровался с Мишелем и пожелал ему удачи.
И снова Мишелю захотелось отвести душу. Ему казалось, что если он поговорит с другим человеком, то избавится от угнетавшего его чувства обреченности.
— Я бы дал десять тысяч швейцарских франков, только бы не переходить границу в этот раз, — сказал он.
— Это большие деньги, — коротко заметил стражник.
Очутившись на французской земле, Мишель вспомнил, что это был его девяносто четвертый переход.
И что-то подсказывало ему, что это был его последний переход.
Через несколько дней после возвращения в Париж Мишель должен был встретиться с двумя агентами и своим секретарем в небольшом кафе конторы на улице Бобур. Встреча была назначена на девять часов утра 5 февраля 1944 года.
Получилось так, что ночь Мишель провел со своей семьей в домике на улице Сент-Реми-ле-Шеврез, куда он перевез ее около года назад. Поскольку он виделся с женой очень редко, а поговорить нужно было о многом, он задержался, а когда понял, что уже не успеет в кафе, позвонил секретарю и перенес встречу с ней на вечер, но уже в другом месте, где он еще раньше условился встретиться с двумя своими агентами.
Утром, когда Мадлен Буланже была в конторе одна, приходил еще раз граф де Кергоа с незнакомой женщиной. Мадлен сказала, что Мишеля нет, и предложила оставить записку.
Но на этот раз граф не захотел слышать никаких оправданий. Ему необходимо, утверждал он, видеть Мишеля именно в этот день.
Помня наказ Мишеля: никому не говорить, где он находится, Мадлен долго не уступала настойчивым просьбам графа. Но ему все же удалось убедить ее в искренности своей просьбы.
Мадлен сказала, что не сможет связаться с Мишелем днем, но знает, где он будет около шести вечера — в кафе «О’Шассер», напротив Северного вокзала.
Мишель выбрал для встречи именно это время и место, потому что так было удобнее агентам. Одним из них был Робер Рюбенаш, известный в группе под кличкой Робер де Вик. Другого звали Майи. Робер должен был приехать из Бомона, куда его недавно перевели из Берна, а Майи — из Бурже, где он работал служащим на железной дороге.
Оба должны были приехать на Северный вокзал поездами, прибывавшими около шести часов, и им нужно было только перейти улицу, чтобы попасть к месту встречи.
Мишель должен был также встретиться с Жозефом Лежандром (он же Жандрон) и Анри Дюжарье.
Когда Мишель вошел в кафе, его внезапно охватило предчувствие опасности. В кафе было полно народу, как и всегда в это время, но все же ощущалось что-то необычное. Какой-то мужчина прислонился к стойке бара в ближайшем к выходу углу, другой стоял перед дверью в туалет, и выглядели эти люди не так, как обычные посетители.
Трое из тех, с кем Мишель должен был встретиться — Лежандр, Дюжарье и Майи, — уже сидели за столом. Увидев Мишеля, Майи встал и вручил ему небольшой сверток.
Мишель еще не успел сесть, как услышал свое имя. Обернувшись, он увидел в конце комнаты незнакомую женщину. Ему это не понравилось. Он не знал, что его секретарь дала этой женщине адрес кафе, а ему в такой момент меньше всего хотелось встречаться с незнакомыми людьми.
Когда они вышли в вестибюль, женщина начала рассказывать о каком-то друге, которому грозил арест и которого она во что бы то ни стало хотела переправить за границу. Мишель оборвал ее:
— Послушайте, мадам, такие вещи надо обсуждать не здесь. Сообщите подробности моему секретарю, а я посмотрю, что можно будет сделать.
Затем из чувства вежливости он пригласил женщину выпить с ним и повел ее к другому столику.
Но не успели они сесть за стол, как один из двух мужчин, возбудивших подозрение Мишеля, внезапно выхватил револьвер и крикнул:
— Руки вверх! Немецкая полиция!
Казалось, что кафе в одно мгновение заполнилось вооруженными людьми. В руке у Мишеля все еще был пакет, переданный Майи, и, поднимая руки вверх, он бросил его на скамейку.
Несколько полицейских в штатском набросились на Мишеля и, заведя ему руки за спину, надели наручники. Трем другим, как менее ценной добыче, наручники защелкнули спереди. Затем всех четверых вывели наружу, где уже стояло несколько автомобилей. Мишеля посадили на заднее сиденье первой машины, слева и справа от него сели полицейские, остальных втолкнули в другую машину.
Робер Рюбенаш, Люсьен Франсуа и Мадлен Буланже, которые тоже должны были прийти на встречу, к счастью, опоздали. Увидев перед входом в кафе три автомобиля, они почуяли неладное и зашли на почту на противоположной стороне улицы, из окон которой и наблюдали за разыгравшейся драмой.