9. Финал

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

9. Финал

16 апреля 1945 года сорок тысяч советских орудий, обрушивших свой огонь на гитлеровские укрепления, возвестили о начале великого сражения — битвы за Берлин.

Фашисты сопротивлялись отчаянно, защищая каждый клочок земли. Всеми силами стремились сдержать натиск Красной Армии, но мощь наступления была такова, что остановить его было уже невозможно. Пал Кюстрин. 17 апреля советские воины овладели Зееловскими высотами и прорвали вторую полосу оборонительных сооружений. Войска фюрера отступили за внешний обвод Берлинского района обороны. Их целью было с помощью заранее созданных оборонительных укреплений удержаться здесь. Однако удары советских войск сметали на своем пути все преграды. Вскоре разгорелись бои на окраинах Берлина…

Ругге торопил Янга: сейчас все решали часы. Русские обошли город, и железное кольцо может вот-вот сомкнуться. Тогда придется распроститься с надеждой удрать отсюда. Город накануне падения. Вся жизнь в нем парализована. Не работает городской транспорт, остановились поезда метро, которое превратилось в убежище для мирных жителей, спасающихся от бомб и снарядов. Прекратили подачу света и газа. Берлин погрузился в темноту.

Поздно вечером Янг пробирался на западную окраину. Город был окутан мглой. Приходилось идти медленно, тихо, с опаской, заслышав подозрительный шум — прижиматься к стенам домов. Уже выйдя на нужную улицу, Рудольф запутался: никак не мог в темноте отыскать дом, куда он шел. Наконец отыскал! В доме помещался небольшой антикварный магазин. Рудольф нащупал кнопку звонка, трижды нажал ее и услышал, как в двери щелкнул замок. Выставив вперед руки, он прошел внутрь, благополучно одолел несколько ступенек.

— Кромешная тьма! — проговорил он. — Неужели в антиквариате не найдется хотя бы средневековых светильников?

— Увы, их расхватали, — послышался глухой женский голос. (Это был пароль.) — Дайте руку, я проведу вас.

Он последовал за женщиной, и они оказались в слабо освещенной несколькими свечами комнате, где за столом сидел бородатый человек в военном мундире, с погонами унтер-офицера.

— Здравствуйте, Магда, здравствуйте, Франц, — поздоровался Рудольф, усаживаясь за стол. — Какие новости?

— Это мы должны расспрашивать вас о новостях, Рудольф, — ответила женщина, наливая ему чашку кофе. — Мы здесь — как на необитаемом острове. Расскажите хоть вы: что там, в городе?

— А вы разве не слышите грохота орудий? Все идет к концу, я даже быстрее, чем можно было предположить. Командование обороной города принял генерал Вейдлинг. Но что он может сделать? Бои идут уже в городе, танки подходят к Потсдаму, и кольцо сжимается с каждым часом.

— Боже мой, даже не могу поверить… — вырвалось у Магды.

— И тем не менее совсем скоро мы пройдем с вами, Магда, по Унтер-ден-Линден, не опасаясь, что за нами увязался «хвост», не будем настораживаться, заслышав шаги за дверью… Придется привыкать к мирной тишине!..

Франц был заброшен в Берлин несколько месяцев назад и, удачно миновав все преграды, добрался до этого антикварного магазинчика, где его хозяйка фрау Магда давно поджидала радиста. Две предыдущие попытки забросить радиста в Берлин оказались неудачными. Первый, выброшенный с парашютом, сразу же наткнулся на полицейский патруль, вступил в перестрелку и погиб от пули. Второй добрался до города, но где-то проявил неосторожность, вызвал подозрение и был схвачен гестаповцами. Его подвергли страшным пыткам. Он не проронил ни слова и погиб, не выдав товарищей. У Франца все сошло благополучно, и он обосновался в подвале магазинчика, который вряд ли мог привлечь к себе чье-либо внимание.

Более четырех десятков лет магазинчиком владел отец Магды, Ганс Руш, старый антиквар, самозабвенно любивший свое дело. Получив довольно скромное наследство, он все его вложил в свой магазин, проводя в этих стенах чуть ли не все время. Прибыль от «дела» получал скудную, еле-еле сводил концы с концами, но даже в самые трудные минуты буквально светлел, если удавалось раздобыть какую-нибудь редкую вещицу… Он так и умер в первый год войны, приобретая по случаю редкий витраж работы итальянских мастеров: упал прямо в магазине, около этого витража.

После смерти Руша хозяйкой магазина стала его дочь Магда, с которой они жили вдвоем тут же, в подвале. Старик любил дочь, она тоже души не чаяла в нем, быть может, потому и замуж в свои тридцать четыре года так и не вышла: чтобы не оставлять его одного. Но не знал, не ведал старый антиквар, что его Магда связана с антифашистами, что его магазинчик служит местом хранения нелегальной литературы, а многие из тех людей, которые появлялись в подвале и с видимым интересом рассматривали редкие вещицы, приходили сюда вовсе не из любви к старине, а чтобы получить кипу листовок или других нелегальных изданий…

Магда была связана с подпольной организацией Антона Зефкова и его товарищей. После разгрома организации она ожидала ареста. Но провокатор, выдавший подпольщиков, видно, ничего не знал о ней. Благодаря этому Магда и уцелела.

Когда было твердо установлено, что Магда вне подозрений, решили использовать антикварный магазин для того, чтобы в нем принять радиста. Магда сразу же согласилась.

…В эту же ночь Франц передал сообщение Янга о положении в Берлине, о попытках нацистов заключить секретное соглашение с англичанами и американцами…

Было уже известно, что Гиммлер послал в Швейцарию обергруппенфюрера Карла Вольфа, чтобы попытаться установить контакты с командованием англо-американских войск, убедить в необходимости заключить сепаратный мир. Было известно также, что настойчиво ищут связи с генералом Эйзенхауэром и фельдмаршалом Монтгомери Геринг и Риббентроп. И наконец, что некоторые весьма влиятельные лица в США и Великобритании оказывают давление на свои правительства, подстрекая их к переговорам с нацистским руководством.

Янга просили не ослаблять внимания к Рошке, в руках которого были сосредоточены очень ценные данные о крупных нацистах, готовящихся к бегству из Берлина. И еще раз напомнили о предельной осторожности в эти решающие дни.

Янг сжег в пепельнице текст сообщения, примял пальцами пепел.

— Надо подумать, Магда, о месте следующего сеанса радиосвязи, — сказал он.

— Зачем? Вряд ли сейчас фашисты найдут время и силы, чтобы пеленговать наши передачи.

— Вы слышали, что требуют максимальной осторожности. Это приказ, и его надо выполнять. Осторожность еще никогда никому не мешала.

Магда пожала плечами. Ее поддержал Франц:

— Я тоже думаю, что сейчас нет смысла искать новое место. Гестаповцам не до нас…

— Мы должны быть прежде всего дисциплинированными. Мы должны исключить любую возможность провала. Любую! — твердо сказал Рудольф. — И не будем спорить на этот счет, друзья. Приказ есть приказ…

Бои перемещались по направлению к центру города. Во многих зданиях в результате бомбардировок вспыхивали пожары. Черный дым стлался над улицами и площадями.

Янг с трудом добрался до дома Ругге. По привычке оглянулся, прежде чем войти в подъезд. Улица была пустынна. Отдельные фигуры появлялись на тротуарах, торопливо перебегая от дома к дому. По всей длине металлической ограды на другой стороне улицы протянулся лозунг Геббельса:

«Берлин останется нашим!»

Ругге набросился на Янга:

— Где вас носит, Рудольф? Мы потеряем все! Вы знаете, что русские заняли Темпельхофский аэродром? Рошке сам собирается бежать. О чем вы думаете?!.

— Вы договорились с Рошке о сроке?

— Да, да! Завтра в девять утра он подаст свою машину к нашему дому. Я не знаю, как он вывезет нас из Берлина, но условие — никаких вещей, никаких чемоданов, чтобы не привлекать внимания. Я на всякий случай оформил для нас пропуска по своей линии. Мало ли что!..

— Успокойтесь, Пауль. Сейчас не время распускать нервы. Главное — хладнокровие.

— Какое хладнокровие!.. Вы посмотрите, что делается вокруг! Вы что, не видите?! Все летит к черту… Надо немедленно выбираться из этого ада!

— Вот и будем выбираться. А пока, Пауль, мне нужна машина.

— Едем к нам в управление, и берите любую. Там они стоят на приколе, потому что всех солдат-шоферов заставили взять в руки автоматы.

Час спустя, оставив Ругге в управлении, Янг сел за руль старого «опеля» и направился к Рошке. Он несколько раз останавливался, пропуская колонны «тигров» и «фердинандов», тянущихся с запада на восток, объезжал полыхавшие здания. Наконец остановил машину около чугунной ограды дома Рошке и позвонил. У калитки появился тот же привратник, который встретил их с Ругге во время первого посещения Рошке.

— Мне нужно видеть господина Рошке.

— Он никого не принимает.

— Но мы договорились с ним о встрече.

— Простите: ваша фамилия?

— Это не имеет значения. Он знает меня.

— Но не велено пускать никого! — Привратник хотел захлопнуть калитку.

Янг, успевший просунуть ногу в узкую щель, с силой рванул калитку на себя. Привратник преградил ему путь. Янг выхватил револьвер, сильным ударом рукояткой по голове свалил его и поспешил к дому.

Он взбежал на второй этаж, никого не встретив по пути. Распахнул дверь в гостиную. Но и там никого не было. Прошел несколько комнат — нигде ни души. Неужели Рошке сбежал?!.. Почему тогда привратник сказал, что господин никого не принимает?..

Янг обратил внимание, что всюду был безукоризненный порядок. Или — образцовый слуга… или хозяин все-таки дома!.. Вернулся в гостиную, осмотрелся вокруг и вдруг заметил неплотно прикрытую потайную дверь в книжном шкафу, осторожно приоткрыл ее, шагнул вперед, натолкнулся на вторую дверь. Повернув ручку, он увидел винтовую лестницу, ведущую наверх. Тихо поднялся. Маленькая площадка там, где кончалась лестница, была перегорожена тяжелой бархатной шторой. Осторожно отодвинул край шторы и увидел небольшую комнату без окон и Рошке, перебирающего бумаги в открытом сейфе. Откинул штору и вошел, держа револьвер наготове. Рошке резко повернулся, успев захлопнуть дверцу сейфа. Он был бледен, не мог выговорить ни слова. Лишь придя в себя, задыхаясь, выкрикнул:

— Кто вас впустил сюда? Как вы смели!.. Убирайтесь вон!

— Спокойно, Рошке. Надеюсь, вы поняли, что вам придется говорить?

— Что вам надо? — прохрипел Рошке вне себя от ярости.

— Мне нужно знать, кого вы собираетесь вывозить из Германии. Мне нужно знать, кто ваши сообщники. Кто с вами работает? Каким образом вам удается беспрепятственно пересекать границу?

— Ты слишком много захотел, мальчик. Может, ты решил сделать игру на моих картах? Не выйдет. И своей игрушкой меня не запугаешь. Меня пугали многие, но под конец пугались сами. — Рошке демонстративно повернулся к Янгу спиной, сделал несколько шагов в глубь комнаты и сел в обтянутое красным шелком кресло, закинув ногу на ногу.

— Я повторяю, Рошке, что не уйду, пока не получу тех сведений, которые меня интересуют. И пугать не буду. А просто пущу вам пулю в лоб. Решайте, у вас мало времени. Ну!..

— Ты уже получил мой ответ и, если хочешь, чтобы я простил твое нахальство, убирайся вон. — Рошке взял с журнального столика пачку сигарет, вытащил одну зубами и, чиркнув зажигалкой, закурил, сделав глубокую затяжку. Янг заметил, как подрагивают у него пальцы. Нет, Рошке был не таким спокойным, каким хотел казаться.

— Я повторяю еще раз… — Янг повысил голос, щелкнул предохранителем.

— А для чего тебе знать все это? Каждый делает свой бизнес… Постой… а может быть, ты шпион? Интеллидженс сервис?

— Хватит кривляться! — Янг шагнул к Рошке. — Считаю до трех. Раз… Два…

— Стой!.. — Голос у Рошке сорвался. Видимо, только сейчас он ясно осознал, что разговор идет нешуточный.

Он исподлобья испытующе взглянул на Янга и понял: этот человек не отступит от своей цели.

— Что вам надо? — глухо выговорил Рошке.

— Я уже сказал.

— Зачем все это? Ведь вы не сможете без меня воспользоваться моими каналами.

— Не будем вдаваться в подробности, что и зачем. Бери перо, бумагу и пиши. Запиши всех, с кем договорился, от кого получил задаток, кому сделал паспорта.

Рошке взял из стопки бумаги чистый лист, протянул руку за авторучкой, но продолжал сидеть не двигаясь.

— Ну! — прикрикнул Янг. — Или ты собираешься играть со мной в кошки-мышки?

Рошке стал писать. Янг видел, как одна за другой появлялись фамилии нацистских чиновников, военных чинов… Многие были известны Янгу. Места не хватило, и Рошке перевернул лист.

— Учтите, если вас подведет память и что-то будет упущено, я сохраню за собой право выпустить в вас пулю при первой же встрече, — предостерег Янг. — А эту встречу я постараюсь устроить, куда бы вы ни скрылись. Кто занимается отправкой ваших беглецов из Швейцарии и Италии?

— Несколько святых отцов из Ватикана.

— Пишите их фамилии. Где достаете заграничные паспорта?

— У нас повсюду свои люди. Они добывают паспорта. Это обходится в солидную сумму.

— Кто обеспечивает прием в Буэнос-Айресе?

— Аккерман. Он бизнесмен, давно живет в Аргентине. У него связи.

— Кто еще?

— Я в контакте только с Аккерманом. Знаю, что у него есть люди. Дело поставлено солидно.

— Пишите. Все пишите. И поставьте свою подпись. Учтите, если что-нибудь утаите — а у нас есть способ проверить, — все те, от кого вы получили задаток, сегодня же будут оповещены, что вы шарлатан и авантюрист. Тогда плакали ваши денежки! Будете честны — получите возможность урвать с них солидный куш. Господин Аккерман достаточно умен: он не стал вилять, а дал нам нужные сведения сразу. Ибо для него главное — деньги!

Рошке поднял глаза на Янга:

— Вы, значит, и его?.. — Он быстро вычеркнул несколько фамилий из списка и вписал новые.

— Смотрите, смотрите, Рошке! — продолжал Янг. — Если ваши данные не сойдутся с данными, которые нам дал Аккерман, это будет означать, что кто-то из вас двоих пытается нас обмануть.

— Клянусь честью, я пишу сущую правду. Если что-то не так, то это — Аккерман…

— Не будем говорить о чести! Помните только, что я вас достану из-под земли…

— Вы Интеллидженс сервис? Или Америка? А может быть, вы русский?

— Ни то, ни другое, ни третье. И в конце концов, ваше дело — бизнес, а не политика.

Рошке протянул Янгу исписанный лист. Тот взял бумагу и быстро сунул ее в боковой карман.

— А теперь десять минут не выходить из комнаты. Поняли?

— Понял, — промычал Рошке.

Янг быстро спустился по винтовой лестнице, через тайник вышел в гостиную, запер дверь на ключ, торчавший в замочной скважине, положил его в карман. Вышел в сад, направился к воротам, сжимая в кармане рукоятку револьвера. Тело привратника лежало у калитки.

На улице было пустынно. Старый «опель» стоял на месте. Янг открыл дверцу, сел в кабину. Проехав несколько кварталов, покружив по переулкам, он остановился в одном из них, достал платок и вытер с лица пот. Только сейчас он почувствовал страшную усталость. Закурил сигарету, несколько раз глубоко затянулся и снова взялся за руль.

…— Ну что ж, Франц, сегодня придется опять выходить на связь. Есть очень ценный материал. Выйдем на связь ночью. Место, думаю, найдем, благо у меня еще до утра машина, с которой, как ни жаль, придется расстаться. Сегодня мы можем доложить, что все задания выполнены, и ждать… Ждать!

У Янга редко выпадали свободные минуты. А сейчас до вечера он был абсолютно свободен. Он даже предложил Францу сыграть партию в шахматы. Магда принесла им инкрустированную доску с выточенными из слоновой кости фигурами работы японских искусников. И мужчины ушли в мир шахматных баталий.

Потом они слушали радио. В эфире гремели воинственные марши, передавались призывы к населению — не щадя жизни, сражаться за столицу, сообщалось о том, что армия генерала Венка вот-вот соединится с 9-й армией и это сорвет планы русских…

К вечеру Янг позволил себе прилечь. Он хотел вздремнуть, зная, что ночью предстоит работа и, скорее всего, не придется сомкнуть глаз.

Но сон долго не шел. Рудольф живо представил себе, как будет метаться завтра утром Ругге, которому, конечно, теперь не выбраться из Берлина, а следовательно, придется расстаться и с бредовыми реваншистскими идеями о будущей «великой Германии» без фюрера, но с ее «верными сынами», которые еще до окончания войны, поняв, что нацизм потерпел крах, стали думать о том, как возродят страну укрывшиеся в тени соучастники всех нацистских преступлений… В жилах Ругге текла прусская кровь. Вместе с ней он унаследовал старые прусские идеи и традиции его титулованных предков. Потому-то и к фюреру с его окружением Ругге относился как к выскочкам, хотя до поры до времени беззаветно служил им, стремясь убедить себя в том, что именно фюреру суждено принести славу Германии…

Рудольф думал о Бакманах, Штольцах… Сколько прекрасных, отважных людей отдали свою жизнь за подлинную свободу Германии! Надо было обладать исключительным мужеством, преданностью великим идеям, чтобы в атмосфере разгула фашистского террора вести справедливую борьбу. Надо было очень сильно верить в победу, чтобы в дни, когда, казалось, замыслы фюрера о мировом господстве были близки к осуществлению, вступить в эту неравную борьбу, рискуя жизнью буквально каждый час, все время находясь на краю пропасти…

Осталось ждать совсем немного! Судя по орудийному грохоту, бои шли уже близко от центра города.

Эти последние часы ожидания были особенно томительными.

Янг посмотрел на часы: уже девять. Он поднялся с кушетки, растолкал прикорнувшего в кресле Франца. В комнату вошла Магда. Она ожидала на кухне, не желая беспокоить мужчин прежде времени.

— Нам скоро пора собираться, — сказал Янг.

— Погодите, я сварю кофе.

Они выпили кофе. Франц стал прощаться.

— Нет, нет, — остановил его Рудольф, — никаких прощаний! Мы же уходим ненадолго. Ждите нас, Магда, и обязательно приготовьте к возвращению еще кофе! В вашем исполнении даже этот противный эрзац кажется настоящим «мокко»!

В эту ночь поступило последнее сообщение от Рудольфа Янга. Сообщение очень важное, позволившее задержать нескольких крупных военных преступников, пытавшихся уйти от возмездия, укрыться в далеких странах под чужими именами.

Янгу было приказано прекратить работу. Он получил на этот раз единственное задание — позаботиться о том, чтобы оградить от опасности себя и своих товарищей.

* * *

В те дни, когда оставались считанные часы до конца истории третьего рейха, я получил задание вылететь в Берлин, чтобы встретиться с работавшими там подпольщиками, среди которых был и Карл Штайнер.

Прибыв в Берлин в День Победы, я приложил немало стараний, чтобы узнать о судьбе Штайнера и его товарищей. Ни Штайнер, ни Франц, ни Магда не давали о себе знать. С Вальтером, выполнявшим в трудные военные годы сложную обязанность связного, мы проехали на улицу, где должен был находиться антикварный магазинчик, ставший последним убежищем Карла Штайнера. Вся улица была в развалинах. Нам рассказали, что, когда советские танки входили на эту улицу, ураганный артиллерийский огонь гитлеровцев сровнял с землей почти весь квартал.

Что же стало с Карлом Штайнером и его помощниками? С помощью немецких товарищей мы настойчиво пытались найти ответ. Мы спрашивали наших воинов, которые вели бои в этом квартале, уцелевших жителей близлежащих домов… И в конце концов смогли составить представление об обстоятельствах гибели отважных подпольщиков.

В тот самый день, когда начались бои в квартале, где был антикварный магазин, и на улицах появились советские автоматчики, прикрываемые танками, вступили в бой с отступавшими гитлеровцами и покинувшие свое убежище подпольщики. Один из очевидцев, советский капитан, которого удалось разыскать уже после войны, рассказал: путь нашим бойцам преградила засевшая за каменной стеной одного особняка группа фашистских автоматчиков. Но вот неожиданно откуда-то сбоку появились двое мужчин в гражданской одежде, с автоматами на груди. Швырнув несколько гранат, они заставили замолчать гитлеровских солдат… В этот момент ударили вражеские орудия. Снаряды разорвались и в том месте, где были эти двое…

Двадцать лет спустя после разгрома фашистской Германии вновь побывал я в Берлине. Пригласившие меня немецкие друзья сделали все, чтобы советский гость как можно больше увидел, узнал о жизни сегодняшней, демократической Германии. То короткое время, которое я провел в Германской Демократической Республике, было насыщено до отказа… И все-таки я выбрал время, чтобы пройти одному по улицам Берлина, остаться наедине со своими мыслями, вызвать в памяти образы моих товарищей, которые работали здесь в самые трудные годы Великой Отечественной войны.

На развалинах поверженной столицы третьего рейха вырос прекрасный современный город, возведенный руками свободных немецких тружеников.

Улицы были залиты солнцем. Повсюду слышался детский гомон — юные жители Берлина отправлялись в школу.

И я подумал: как был бы счастлив Карл Штайнер, если бы смог увидеть Берлин в это весеннее, солнечное утро!..

Он очень любил свою страну, свой народ, он так мечтал увидеть Германию свободной! Этому он посвятил всю свою жизнь и, не задумываясь, отдал ее. Отдал за то, чтобы его страна стала такой, какой она предстает сегодня. За ее детей. За ее солнце.