2. Капитан Янг

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Капитан Янг

Берлин начала 1944 года. На первый взгляд здесь все осталось прежним, если не считать новых руин и пустырей, то там, то тут появляющихся после очередных налетов авиации. Как и несколько лет назад, город заполнен военными, коротающими вечера в ресторанах и кафе, невзирая на бомбежки. Уличные репродукторы разносят бравурные мелодии военных маршей. А с огромных афиш дарит прохожим улыбки ослепительная Марика Рокк.

И все-таки взгляд человека, приехавшего в Берлин после долгого отсутствия, не может не уловить происходящих здесь перемен. На городе лежит печать уныния, которое все больше проникает в сознание его жителей. Берлин, привыкший праздновать победы германского оружия, несмотря на все старания фашистской пропаганды поддержать «боевой дух» населения гитлеровской столицы, живет предчувствием надвигающейся катастрофы.

Об этом стараются не думать. Добропорядочные немцы, связавшие свою судьбу с Гитлером, возлагают надежды на волю божью и гений фюрера, а больше всего — на чудо. Но каждый новый день все более отрезвляет их, заставляя задуматься над тем, что будет завтра.

Слегка прихрамывающий человек в зеленой форме армейского капитана, вышедший из метро на станции «Лейпцигерплац», не был в Берлине давно. Когда-то видел он здесь помпезные парады, факельные шествия гитлеровских штурмовиков. Сейчас, вглядываясь в лица прохожих, он различал в потухших глазах лишь усталость, равнодушие ко всему и какую-то безысходность.

Капитан прошел по Лейпцигерштрассе, свернул за угол у здания имперской канцелярии и направился по Кайзер-Вильгельмштрассе в сторону канала. Дойдя до пересечения улицы с Хедеманштрассе, опять свернул. И остановился прикурить сигарету. Он долго чиркал зажигалкой, не желавшей загораться на ветру, потом вошел в первый попавшийся подъезд, прикурил, вышел на улицу и направился дальше. Но, пройдя несколько шагов, словно что-то вспомнив, повернул обратно, пересек улицу и оказался в парадном высокого дома. Поднялся на второй этаж, отдышался. В подъезде было тихо. Он поднялся еще выше и нажал кнопку звонка на одной из дверей.

Дверь открылась не сразу. Послышались шаркающие шаги, и в узкую щель высунулась седая мужская голова.

— Могу ли я видеть господина Бакмана? — осведомился военный.

— Да, я Бакман.

— Мне хотелось бы переговорить с вами. Может быть, вы позволите зайти?

Седой мужчина пропустил офицера и захлопнул дверь.

— Простите, я один, а время такое неспокойное.

— Я понимаю, — сказал гость. — Разрешите представиться: капитан Янг с Восточного фронта. Я писал вам, что сохранил личные вещи вашего погибшего сына. И вот, получив отпуск, я… — Он полез в карман, вытащил серебряный портсигар с монограммой и протянул хозяину.

Тот взял портсигар и тихо спросил:

— И это все?

— Нет, есть еще перстень с печаткой.

Капитан стянул с руки перчатку и показал массивный перстень на безымянном пальце правой руки.

— Раздевайтесь, прошу вас…

Хозяин помог гостю повесить шинель, провел его в комнату, находившуюся в конце длинного коридора, и, затворив дверь, протянул руку:

— Ну, здравствуйте, капитан Янг. Давно поджидаю вас. Ваше имя, простите?

— Рудольф. Капитан Рудольф Янг.

— А я Хорст Бакман… Хотя вам обо мне, конечно, все известно.

Янг кивнул головой.

— Товарищ Бакман! Прежде всего я хочу передать вам привет от вашего сына, от Курта. Сами понимаете, я не мог взять от него письмо. Но могу сказать, что он молодчина, ведет большую работу в лагерях военнопленных, помогает людям узнать правду о фашизме. Он просил передать, что с нетерпением ждет встречи с вами в свободном Берлине, в свободной Германии.

Бакман, положив руку на плечо Янга, сказал:

— Спасибо. Вы принесли мне самую добрую весть.

Пока он хозяйничал, собирал на стол, гость опустился в глубокое кресло. Впервые за много дней он мог позволить себе расслабиться, снять внутреннюю напряженность. У Бакмана он чувствовал себя спокойно. Это надежный товарищ, а его дом, по самым проверенным данным, — вне подозрений. Поэтому, направляя Карла Штайнера в Берлин с документами капитана Янга, остановились именно на кандидатуре Хорста Бакмана.

Бакман — старый подпольщик. Он вел борьбу против рвавшихся к власти фашистов еще в конце двадцатых годов. Участвовал в стачечном движении на заводах Опеля. За несколько лет до начала второй мировой войны переехал в Берлин и поступил работать кассиром в почтовое ведомство. Он должен был войти в доверие к своему непосредственному начальству, завоевать репутацию добропорядочного немца, сочувствующего нацистам.

Бакман жил один. Жена умерла еще до войны, а единственный сын, как сообщалось в полученном им извещении, погиб в сорок первом году под Смоленском. Бакман хранил у себя это извещение, хотя знал, что сын жив и невредим: попав на фронт, Курт сразу же перешел на сторону Красной Армии. Гитлеровцы не могли знать об этом. После ночного боя был обнаружен подле исковерканного орудия личный знак солдата Курта Бакмана. Этого было достаточно, чтобы солдата занесли в списки погибших.

Правду о сыне старику сообщили товарищи во время единственной встречи с ним несколько лет назад. Бакман не должен был встречаться с подпольщиками. Ему сказали, чтобы он только ждал. И лишь в сентябре 1943 года его вызвали на конспиративную встречу в лес, неподалеку от расположенного под Берлином озера Мюггельзее. Там ему было передано, что явится гость, который передаст портсигар сына с монограммой «КБ» — Курт Бакман — и покажет перстень с печаткой «РЯ» — Рудольф Янг.

Были приняты все меры предосторожности при заброске Карла Штайнера в Берлин. Он прибыл туда из Франции, имея на руках документы, свидетельствовавшие, что после ранения на Восточном фронте был признан годным к нестроевой службе, проходил ее в частях вермахта под Парижем, но, так как рана на ноге все время давала о себе знать, получил отпуск для квалифицированной медицинской консультации в Берлине. Нацистские патрули несколько раз проверяли документы капитана Янга, но бумаги эти не вызывали подозрений. Если бы нацисты могли знать, что рана «героя Восточного фронта» Рудольфа Янга получена им от осколка фашистской мины в боях под Москвой!..

Гитлеровцы, видя, как нарастает военно-политический кризис в стране, обрушили поток репрессий на тех, кто был хоть в какой-то степени заподозрен в нелояльном отношении к фашистскому режиму. Их бросали в концлагеря, пытали в застенках гестапо, безжалостно уничтожали. Как выяснилось уже после окончания войны, в Германии за период с середины 1943 года до середины 1944 года подверглось репрессиям несколько сот тысяч человек. Гитлеровцам удалось схватить ряд отважных подпольщиков.

В условиях массового террора следовало соблюдать особую предосторожность, чтобы малейшая случайность не смогла привести к провалу операции. Было решено, что Штайнер выйдет на связь только с одним человеком — с Бакманом. Бакман же должен был оставлять сообщения в специальном тайнике в лесу близ озера Мюггельзее. На крайний случай Штайнер получил еще одну явку. Но это только на самый крайний случай…

Старый Бакман пригласил гостя к столу, извинившись за то, что трапеза будет скромной.

— В Берлине становится все труднее. Приходится выстаивать в очередях, чтобы получить свою порцию эрзац-продуктов, — посетовал он.

— Любые трудности у нацистов должны нас радовать, — сказал Янг. — Это начало их конца.

Гость интересовался подробностями жизни в Берлине, расспрашивал о, казалось бы, несущественных деталях: о репертуаре берлинских театров, о меню в офицерских ресторанах, о том, как проводят свободное время офицеры берлинского гарнизона. Бакман рассказывал о том, что знал. В свою очередь, улучив момент, он спросил:

— А как там?

— Там? — переспросил Янг. — Там готовятся праздновать победу. Нашу общую победу. Но нам с вами, дорогой Хорст, придется немало поработать, чтобы приблизить этот час.

Они еще долго говорили в тот вечер. Жить в отелях или меблированных комнатах, постоянно находившихся под надзором тайной полиции, было рискованно. Договорились, что Янг остановится у Бакмана на правах фронтового друга его погибшего сына. Это будет вполне оправданным в глазах соседей, тем более что старый Бакман пользовался репутацией человека, сочувствовавшего нацистам.

Ночью была бомбежка. Выли сирены. Били зенитки. Рвались бомбы. Но капитан Янг не слышал этого. Он спал крепким сном. Впервые за долгое время.