4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4

Амстердам: В воскресенье вечером более тысячи демонстрантов вспоминали «хрустальную ночь» 1938 года и размышляли о недавних антисемитских заявлениях. Комиссар Евросоюза Фриц Болкестейн назвал сравнение Израиля с нацистской Германией «абсурдным и клеветническим». Это – новая форма антисемитизма, которая, по его мнению, получила распространение, главным образом, в Западной Европе среди «плохо информированной североафриканской молодежи».

«Волкскрант», 10 ноября 2003 года

Масштабы насилия против мусульман в Нидерландах резко уменьшились. Количество актов насилия со стороны ультраправых групп также сократилось. Примечательно то, что лишь очень немногие антисемитские инциденты были спровоцированы людьми иностранного происхождения. Об этом говорят результаты исследования, проведенного Лейденским университетом и Фондом Анны Франк в 2002 году.

«Хандельсблад», 12 января 2004 года

Голландия, и в особенности Амстердам, на протяжении столетий предоставляли приют иностранцам. В конце XVI – начале XVII вв. из Антверпена и более южных районов сюда прибыли евреи-сефарды, ища спасения от испанской инквизиции. Голландская республика в период своего расцвета была богатой и позволяла свободу вероисповедания. Это побудило многих евреев, отказавшихся от своих традиций или перешедших в католицизм под давлением, вернуться к своей вере. Между 1671 и 1675 годами в Амстердаме была построена большая португальская синагога. Еще одну возвели польские и немецкие ашкенази в 1670 году. Евреи, многие из которых были очень бедными, в течение долгого времени страдали от различных профессиональных и социальных ограничений, но не подвергались гонениям до самого прихода немцев в 1940 году. Благодаря этому Амстердам получил название Мокум, что на идише означает «Город».

Гугеноты, как и евреи, спасались от преследования на севере. Они бежали в Голландскую республику после того, как в 1685 году Людовик XIV запретил им исповедовать свою религию. Голландия вкусила плоды Просвещения раньше большинства других стран Европы. И, конечно, отнюдь не случайное совпадение, что так называемое раннее Просвещение в Голландской республике испытало на себе влияние идей сына сефардских беженцев, живших в Амстердаме, Бенедикта (Баруха) Спинозы.

Голландия пользуется заслуженной репутацией гостеприимной страны, но история иммиграции в двадцатом веке – это также история угнетения, оппортунизма, постколониальных обязательств и странного сочетания милосердия и безразличия. Мало кто из евреев, бежавших из нацистской Германии, выжил в период немецкой оккупации – Анне Франк, например, это не удалось. Конечно, большинство неевреев в Голландии не одобряли того, что с ними произошло, но, несмотря на храбрость многих отдельных людей, слишком мало было сделано, чтобы помочь им. В конечном итоге в лагерях смерти оказался 71 процент всех евреев, находившихся в Нидерландах. Это самый высокий процент в Европе, не считая Польши. Это – кошмар, который до сих пор ядовитым облаком висит над голландской жизнью. Почти не упоминавшийся до 1960-х, этот позор по сей день отравляет национальные дискуссии.

Конец империи в Нидерландской Ост-Индии, несмотря на проблемы с молуккцами, воспринимался не столь болезненно. Насилие творилось слишком далеко. Евразийцев и индонезийцев, выразивших желание уехать в Нидерланды в 1940-е и 1950-е годы, было сравнительно немного, они были хорошо образованны и легко ассимилировались. То же самое можно сказать о первой волне суринамцев из бывшей колонии Нидерландская Гвиана. Приехавшие в 1960-е годы, когда голландская экономика переживала бум, эти мужчины и женщины, принадлежавшие в основном к среднему классу, устраивались работать медсестрами, клерками или учителями. Грязную работу в годы бума выполняли гастарбайтеры из Турции и Марокко, мужчины, приезжавшие без семей, жившие в переполненных дешевых общежитиях и готовые делать практически что угодно, чтобы содержать оставшихся дома родных. Предполагалось, что они не останутся в стране. Одним из них был отец Мохаммеда Буйери.

Проблемы начались в 1972 году с прибытием второй волны суринамцев. Из только что получившего независимость Суринама приехали сотни тысяч человек, главным образом потомки африканских рабов. Говорят, что в аэропорту Парамарибо висело объявление: «Просим последнего суринамца выключить свет». Нефтяной кризис 1973 года, когда арабские производители нефти ввели эмбарго на поставку нефти в Голландию за поддержку, оказанную Израилю во время Октябрьской войны, повлек за собой кризис в голландской экономике. Рабочих мест не хватало даже для турецких и марокканских гастарбайтеров, не говоря уже о двухстах с лишним тысячах новых иммигрантов из карибского захолустья.

Это привело к росту безработицы, зависимости от социальных пособий и мелкой преступности, к возникновению порочного круга социальной дискриминации и спорадического насилия. До сих пор до 30 процентов суринамцев не имеют официального места работы, но суринамцы больше не «проблема». Все они говорят по-голландски, отлично играют в футбол и постепенно вливаются в средний класс. Как и к выходцам из Вест-Индии в Великобритании, к ним не все относятся благосклонно, однако все признают их хотя и экзотической, но все же неотъемлемой частью национальной культуры.

С гастарбайтерами и их детьми ситуация иная. Их, как и молукканцев, не считали иммигрантами. Предполагалось, что они приехали только на время, чтобы чистить нефтяные танкеры, работать на сталелитейных заводах, подметать улицы. Когда многие из них предпочли остаться, правительство великодушно решило, что в таком случае к ним должны присоединиться их жены и дети. Постепенно, почти незаметно, старые рабочие кварталы голландских городов лишились своего белого населения и превратились в «тарелочные кварталы», связанные с Марокко, Турцией и Ближним Востоком спутниковым телевидением и Интернетом. Серые голландские улицы наполнились не только спутниковыми тарелками, но и марокканскими пекарнями, турецкими шашлычными, турагентствами, предлагающими дешевые авиабилеты в Стамбул или Касабланку, и кафе, завсегдатаями которых были мужчины в джеллабах, с грустными глазами и подорванным за годы тяжелого и опасного труда здоровьем. Их жены, изолированные в переполненных современных жилых домах, как правило, не знали голландского языка и этой чужой для них страны, где они порой выходили замуж за совершенно незнакомых мужчин. Даже в самых простых делах они нуждались в помощи своих детей, которые быстрее приспосабливались к жизни на чужбине.

Турки, получавшие поддержку различных социальных и религиозных организаций, сформировали довольно сплоченную общину владельцев магазинов и ремесленников. Многие бакалейные лавки и пиццерии в Амстердаме принадлежат туркам. Если турки становятся преступниками, это, как правило, организованная преступность, иногда имеющая связи с родиной – финансовые махинации, незаконная иммиграция, наркотики. Причастны они и к политическим конфликтам в Турции: к воинствующему национализму, курдскому вопросу и, в значительно меньшей степени, к радикальному исламскому движению. Последнее, похоже, куда больше касается марокканцев.

Марокканцы в Нидерландах в большинстве своем не арабы, а берберы из отдаленных деревень в горах Риф. Как и сицилийские крестьяне, они объединены в кланы и не пользуются доверием у марокканцев, живущих в городах. Многие из них, особенно женщины, неграмотны. Менее организованные, с узким кругозором деревенских жителей, зажатые между североафриканской и европейской цивилизациями, марокканские иммигранты не имеют той взаимной поддержки, которая дает турецким иммигрантам ощущение единства.

Те, кому ум, настойчивость и везение помогают пробиться в голландском обществе, часто делают очень хорошую карьеру. Те же, кому по той или иной причине это не удается, быстро скатываются в убогий мир уличных шаек, насилия и преступности, из которого нет выхода. Наиболее уязвимы те, у кого не получается реализовать свои амбиции, несмотря на попытки влиться в русло голландской жизни. Озлобленность, а то и желание прибегнуть к насилию или свести счеты с жизнью может вызвать что угодно: отказ в предоставлении обещанной работы, отказ в выделении гранта, очередная дверь, захлопнутая перед носом. Одним из озлобленных был Мохаммед Буйери, ударившийся в такой исламский экстремизм, какой и не снился его отцу, гастарбайтеру с надорванной спиной, родившемуся в горах Риф. Мохаммед решил принять участие в войне с обществом, членом которого, как ему казалось, он так и не стал. Не найдя своего места, он посвятил себя делу, приведшему его к совершению убийства.

В течение нескольких последних десятилетий к гастарбайтерам и их детям присоединилась новая группа иммигрантов, по большей части пострадавших от политического насилия: тамилы из Шри-Ланки, сирийцы и иранцы, сомалийцы, бежавшие от гражданской войны, иракцы, боснийцы, египтяне, китайцы и многие другие. Поскольку Голландия, как и остальные европейские страны, почти никогда не принимает иммигрантов, приезжающих по экономическим причинам, они часто выдают себя за беженцев, ищущих убежища. Некоторым действительно грозит опасность, некоторым – нет, но до недавнего времени большинству удавалось остаться в стране на законных или иных основаниях. Когда в 1992 году израильский грузовой самолет упал на один из бедных пригородов Амстердама, количество жертв было невозможно подсчитать, потому что дома были переполнены нелегальными иммигрантами. Но и официальные статистические данные относительно населения Амстердама весьма впечатляют. В 1999 году 45 процентов его населения составляли выходцы из других стран. Если прогнозы оправдаются, к 2015 году их численность достигнет 52 процентов. И в большинстве своем это будут мусульмане.