Лучше быть хвостом у Льва?

Ленинское «Письмо к съезду», как его ни толкуй, содержит только одно прямое указание: снять Сталина с должности генсека, остальных менять не надо, хотя Ленин и отметил — довольно болезненным образом — недостатки каждого из самых заметных большевиков. Но получилось совсем не так, как завещал Владимир Ильич. Сталин — единственный, кто остался на своем месте. Остальных он со временем уничтожил.

Более того, само письмо Ленина стали считать «троцкистским документом», чуть ли не фальшивкой. Сталин предпочитал говорить о так называемом завещании Ленина. Он сделал все, чтобы обращение Ленина не дошло до делегатов XII съезда, которые — при жизни Владимира Ильича — могли бы и потребовать исполнения ленинских указаний. Троцкий, сам обиженный резкостью ленинских слов, не позаботился о том, чтобы письмо Ленина стало известно делегатам.

На партийном съезде выступление Троцкого было встречено такой бурной овацией, таким длительным, несмолкаемым громом аплодисментов, что Сталин и другие члены политбюро позеленели от зависти и злобы. А Ворошилов сказал, что «подобные овации просто неприличны, так можно встречать только Ленина». Увидев, как вслед за Троцким в зал заседаний входит член ЦК и один из руководителей Коминтерна Карл Радек, Ворошилов сказал:

— Вот идет Лев, а за ним его хвост.

Остроумный Радек ответил ему четверостишием:

У Ворошилова тупая голова,

Все мысли в кучу свалены,

И лучше быть хвостом у Льва,

Чем задницей у Сталина.

Делегации, которые приходили приветствовать съезд, провозглашали: «Да здравствуют наши вожди Ленин и Троцкий!» Имя Сталина они не вспоминали. Троцкий увидел в этом признание партией его таланта и авторитета. А Сталин и другие твердо решили, что от Троцкого нужно избавиться.

8 декабря 1923 года Зиновьев в полном отчаянии написал записку членам политбюро Сталину, Каменеву, Рыкову и Томскому:

«Если мы немедленно не создадим своей настоящей архисплоченной фракции — все пропадет. Я предлагаю этот вывод сделать в первую очередь. Я предлагаю завтра (в воскресенье) собраться специально по этому вопросу, — может быть, у Сталина за городом или у меня. Промедление смерти подобно».

Тем самым Зиновьев подписал себе смертный приговор — со временем Сталин его уничтожит, как и других…

После XII съезда Сталин и его сторонники повели против председателя Реввоенсовета открытую борьбу. Еще во время так называемой дискуссии о профсоюзах, когда партийная печать получила из аппарата команду атаковать Троцкого, видный в ту пору журналист Лев Семенович Сосновский встретил Сталина во дворе Кремля. Лев Семенович работал в «Правде», а в 1921 году был назначен заведующим агитпропом ЦК. Он удивленно спросил генерального секретаря:

— Почему вы обостряете эту борьбу?

Сталин объяснил наивному журналисту:

— Вы думаете, речь идет о судьбе профсоюзной резолюции? Речь идет о том, кому руководить партией.

Верх в партии брали именно назначенные сверху секретари, но в партийных массах Троцкий все еще был популярен. Политбюро вынуждено было заявить:

«Будучи несогласным с т. Троцким в тех или иных отдельных пунктах, политбюро в то же время отметает как злой вымысел предположение, будто в ЦК партии есть хотя бы один товарищ, представляющий себе работу политбюро, ЦК и органов государственной власти без активнейшего участия т. Троцкого…»

А фактически Троцкого изолировали. Шестеро остальных членов политбюро собирались без него и все решали. На официальное заседание выносилось уже готовое решение. Если Лев Давидович возражал, то оставался в полном одиночестве.

Советская Россия фактически жила в условиях сухого закона. Принятое 19 декабря 1919 года постановление Совнаркома запрещало производство и продажу спиртных напитков крепче двенадцати градусов. Вино и пиво разрешалось.

2 июля 1923 года Троцкий, находившийся в отпуске, узнал, что поставлен вопрос о свободной продаже крепкого алкоголя ради наполнения бюджета. Он обратился к членам ЦК с письмом:

«Наш бюджет может держаться только на успехах сельского хозяйства и промышленности и внешней торговли. Попытка перенести бюджет на алкогольную основу есть попытка обмануть историю, освободив государственный бюджет от зависимости от наших собственных успехов в области хозяйственного строительства».

У отстраненного от реальной политической жизни Троцкого осталась фактически только одна возможность высказывать свое мнение — писать письма руководителям партии. Троцкого возмутила сама идея спаивания рабочих ради извлечения денег из населения. Но к нему не прислушались. Тогда он уже открыто обратился к стране. 12 июля «Правда» поместила его статью с протестом против широкой продажи водки.

«В отличие от капиталистических стран, — считал Троцкий, — которые пускают в ход такие вещи, как водку и прочий дурман, мы этого не допустим, потому что, как бы они ни были выгодны для торговли, но они поведут нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму».

Но наполнение бюджета оказалось важнее идеалов. Сталин от имени политбюро (из семи членов политбюро наличествовали только двое — Сталин, Каменев, а также кандидат в члены политбюро Ян Эрнестович Рудзутак) потребовал от «Правды» «воздержаться от помещения дискуссионных статей по вопросу о продаже водки».

Во время отпуска ответственного редактора газеты Николая Ивановича Бухарина его обязанности исполнял Евгений Алексеевич Преображенский, известный экономист, в недавнем прошлом сам секретарь ЦК и член оргбюро. Преображенский возмутился:

«Никакое новое решение в направлении возврата к продаже водки не может быть проведено без всестороннего и публичного обсуждения вопроса и без твердого большинства в партии за эту меру. Поэтому, не касаясь вопроса по существу (я лично против продажи водки), я нахожу совершенно ошибочным решение политбюро от 12 июля и прошу об его отмене».

Сталин рад был поводу убрать из «Правды» Преображенского, сторонника Троцкого.

Генсек 25 июля писал Зиновьеву, отдыхавшему в Кисловодске:

«Вы, должно быть, знаете, что в связи с известным фельетоном Наркомвоена (в «Правде») против водки, политбюро предложило «Правде» воздержаться от дискуссии по вопросу о водке. В ответ на это Преображенский прислал заявление в политбюро об ошибочности этого решения, «принятого частью ЦК» (то есть — политбюро), с просьбой отозвать его из «Правды».

Одновременно он сказал Сольцу, что «дело может дойти до раскола». Видимо, некоторые товарищи ищут «удобного» повода для очередного шума. Я думаю, что придется удовлетворить просьбу Преображенского, освободив его от тяжелой работы в «Правде» и создав какую-нибудь «временную редакционную группу»…

Упомянутый Сталиным Арон Александрович Сольц был членом президиума Центральной контрольной комиссии партии.

Через день, 27 июля, политбюро постановило: «признать, что письмо т. Преображенского является недопустимым по тону и непозволительным по содержанию. Удовлетворить просьбу т. Преображенского об освобождении его от работы в «Правде».

Напрасно Лев Троцкий возражал против спаивания народа дешевой водкой. Доходы от продажи водки пополняли бюджет страны до самой перестройки.

«В Москве событие, — пометил в дневнике Михаил Булгаков, — выпустили тридцатиградусную водку, которую публика с полным основанием назвала «рыковкой» (в честь главы правительства Алексея Ивановича Рыкова. — Авт.). Отличается она от царской водки тем, что на десять градусов слабее, хуже на вкус и в четыре раза дороже. Кроме того, появился в продаже «Коньяк Армении». Хуже прежнего, слабей».

А в «Правде» Евгения Преображенского заменила коллегия из шести человек во главе с Андреем Сергеевичем Бубновым. Редактор газеты Бухарин возмущенно писал Каменеву, что Сталин «даже меня вывел из терпения, передав «Правду» Бубешке, даже не запросив меня. В результате М.И. Ульянова вызывает меня в Москву, все бунтуют. Не написали даже толком, почему выставили Преображенского. Так швыряться людьми нельзя, даже если они неправы».

Но Сталин не обратил внимания на протесты Бухарина. Преображенский отошел от политической деятельности, работал в Наркомате финансов, Госплане, Наркомате совхозов. В 1937 году его расстреляли…