7.4. Что значит «общество может позволить себе такой-то уровень свободы»?

Существует и довольно широко распространена «ультралиберальная» точка зрения, что чем больше свободы в обществе, тем быстрее в нем движется прогресс. Если встать на такую точку зрения, фраза «общество не может позволить себе свободы» покажется абсолютно бессмысленной. С такой точки зрения общество наоборот не может позволить себе несвободу, ибо в несвободе прогресс останавливается и общество чахнет. Однако, как и все крайние точки зрения, она очевидно неверна. Ясно, что если одним махом отменить в обществе все законы и моральные нормы, то в нем выживут лишь энергичные мускулистые ребята с большими дубинами, а не задумчивые изобретатели новой техники. Ясно, что существует какой-то предел свободы, за которым начинается хаос и разрушение общества, после которого прогресс уже невозможен. Но где проходит этот предел?

Рассмотрим воображаемый пример. Для простоты представим себе очень примитивное общество, скажем, какое-нибудь первобытное племя, живущее на острове в океане. Представим себе также, что единственной пищей островитян является некое растение, обладающее следующими свойствами: его плоды особенно вкусны на ранней стадии созревания, но если их все оборвать и съесть до того, как в них созреют семена, то на следующий год растение вообще не даст всходов и все племя погибнет от голода. Легко понять, что в таком племени должны существовать очень серьезные запреты («табу») на срывание этих плодов до определенного дня в году, поскольку от этого зависит физическое выживание племени. Можно даже представить, что шаманы этого племени, обобщив печальный опыт вымерших племен с соседних островов, подвели под этот запрет «теологическую базу», сказав, что «духи предков запрещают срывать плоды раньше времени». Можно также представить себе, что вождь племени, не очень полагаясь на веру своих сородичей в духов предков, подкрепил религиозный запрет вполне светским законом о смертной казни для нарушающих «табу», ибо от выполнения этого табу зависит жизнь всего племени. Ну а для эффективного проведения этого закона в жизнь он ввел институт доносительства, так что «стучащие» на тех, кто срывает плоды раньше времени, получают определенные льготы. Единственные два человека, которым на острове (в порядке исключения) разрешено срывать ранние плоды — это сам вождь и верховный шаман племени (путем долгих и трагических проб и ошибок было установлено, что два едока еще не могут нарушить нормальный цикл воспроизводства этого растения, но при большем числе едоков гибель всего племени от неурожая на следующий год гарантирована). Итак, мы видим классическую ситуацию крайне несвободного общества, где верхи притесняют низы с очевидной пользой для себя, используя все средства, с помощью которого общество может оказывать давление на индивидуума, начиная с моральных, религиозных, этических запретов, традиций и обычаев, психологического давления группы, и кончая юридическими нормами. Жить в таком несвободном обществе крайне неприятно. Можно представить себе, что в нем наверняка есть свои «диссиденты», которые обличают корыстный интерес вождя и верховного шамана в создавшемся положении дел, и уверяют сородичей, что единственная причина, по которой введено это табу — это для того, чтобы создать привилегии верхушке племени. Но подобная правда этих «диссидентов» — это всего лишь пол-правды, поскольку у введения табу была еще и другая, вполне объективная причина. И если неразумные сородичи послушаются призывов «диссидентов», восстанут и станут срывать плоды раньше времени, то на следующий год все племя вымрет. Это пример общества, которое объективно не может позволить себе быть свободным — у него нет для этого достаточных ресурсов. Выражение «не может себе позволить» означает, что если оно введет определенные свободы, не сообразуясь с объективными обстоятельствами и доступными ресурсами, то такое общество ждет неминуемая гибель.

Теперь представим себе, что на острове потерпел кораблекрушение замечательный ботаник-селекционер, который быстро разобрался в ситуации, и через несколько лет вывел новый сорт этого растения, семена в котором созревают до появления плодов, и поэтому плоды его можно есть в любой момент. Этот новый сорт быстро распространился по острову, однако вождь и верховный шаман не отменили прежнее табу на срывание ранних плодов, поскольку привилегия срывать ранние плоды является символом их высокого социального статуса, который они терять не хотят. С этого (но только с этого) момента призывы «диссидентов» к отмене табу становятся обоснованы и полезны для общества, поскольку только с этого момента утверждение «диссидентов» о том, что табу существует лишь для сохранения привилегированного положения верхушки племени становится полной правдой.

Пример этот может показаться несколько надуманным, но если проанализировать любой наугад взятый запрет, можно увидеть что этот пример — упрощенная модель того, как на протяжении всей истории человечества возникали практически все известные запреты и ограничения — религиозные, моральные, юридические, да и просто неписаные обычаи, нарушать которые не рекомендуется, если не хотите вызвать к себе враждебного отношения окружающих. Оглядываясь назад, из настоящего в далекое прошлое, можно легко сделать ошибочное заключение, что большинство этих запретов являлись лишь орудием тирании властей и продуктом невежества и суеверия масс. Именно так преподносят нам историю большинство учебников — как мужественную борьбу просвещенных и благородных борцов за свободу с тиранами и мракобесами. На деле все обстоит немного сложнее. Тирания и невежество действительно имели место, но это лишь одна сторона медали. Подавляющее большинство запретов родились в силу объективных обстоятельств и до тех пор, пока эти объективные обстоятельства сохранялись, действия «борцов за свободу» были по сути вредительскими — в случае их успеха они нанесли бы огромный ущерб всему обществу, а не только привилегированным властям. Другое дело, что когда в ходе технического прогресса общество получало новые ресурсы и перед ним открывались новые возможности, запреты действительно превращались в оковы, сдерживавшие дальнейший прогресс общества, борцы за свободу, борясь с консерватизмом властей и устаревшими взглядами обывателей, действительно делали полезную для общества работу. Учебники истории запечатлевают их триумфы, но при этом часто забывают сказать, на каких достижениях технического прогресса эти триумфы объективно основаны — отсюда у читателей учебников может создаться впечатление, будто борьба за свободу это всегда и при всех условиях хорошее и полезное для общества занятие.

Из этого примера легко можно сделать следующие выводы:

1. Любые проблемы, стоящие перед обществом, в принципе можно решить двумя способами: социально-психологическим (т. е. путем введения запретов и ограничений на поведение людей) или техническим (т. е. путем преобразования природы)

2. Не всегда все проблемы, требующие немедленного решения, можно сразу решить техническим способом. Уровень научнотехнического развития общества должен соответствовать сложности технической задачи. Иногда обществу требуются столетия научнотехнического прогресса, чтобы дорасти до решения той или иной задачи техническим путем.

3. А пока уровень научно-технического развития недорос, обществу неизбежно приходится вводить те или иные ограничения на поведение индивидуума (т. е. решать задачи социальнопсихологическим путем).

4. Если социально-психологические запреты не совсем задушили технический прогресс (это большое «если», но это уже отдельный разговор), то раньше или позже в ходе технического прогресса появляется возможность технического решения той или иной проблемы, которая до этого момента решалась с помощью наложения ограничений на поведение индивидуума.

5. С этого момента (но не раньше его), данное ограничение перестает быть объективно необходимым и оправданным, и превращается в инструмент ничем не оправданной тирании общества над индивидуумом. Только с этого момента борьба с этим ограничением становится делом полезным и оправданным.

Итак, уровень свободы, которым могут пользоваться индивидуумы, не нанося при этом ущерба обществу, напрямую зависит от имеющихся в распоряжении общества материальных ресурсов. Имеющиеся ресурсы — это объективный, материальный фактор, обойти который невозможно никакими субъективными, идеалистическими призывами к большей свободе. Бедное общество не может быть свободным. Единственный способ увеличить объем доступных обществу ресурсов — это повысить уровень технического развития общества. Решение основного противоречия гуманистической цивилизации, противоречия между свободой индивидуума и интересами общества, возможно только на пути технического прогресса. Свобода человека растет по мере покорения им сил природы.

Но объем доступных обществу ресурсов зависит не только от уровня развития техники, но и ото всех других обстоятельств жизни общества (в частности климата — при прочих равных условиях общество вынужденное тратить значительную часть своих ресурсов на отопление, с точки зрения конечного пользователя — индивидуума располагает меньшим объемом свободных ресурсов и потому менее свободно).

Зависимость уровня свободы от доступности ресурсов позволяет объяснить огромное количество самых разнообразных фактов. Например, результаты проведенного в начале 1990-х годов исследования, показавшего, что слаборазвитые страны, которые вначале вводили у себя демократию и всяческие свободы, и только потом начинали проводить реформу экономики, неизбежно в конце концов разорялись. Те же, кто (как Китай) начал с развития экономики, оставив политические реформы на потом, процветали, и даже смогли потом позволить себе постепенно вводить демократические свободы.

В более глобальном, всемирно-историческом плане можно сказать, что эта зависимость объясняет, почему на протяжении веков все большее число людей становятся свободными, почему постепенно исчезает на Земле рабство, почему рушатся моральные устои и запреты, закрепленные в традиционных религиях.

Но полностью мораль никогда не отомрет, поскольку человечество никогда не сможет достичь абсолютной свободы от сил природы (хотя и будет постоянно все больше и больше приближаться к такой свободе, по мере накопления своего технического могущества). На любой момент времени всегда будут существовать какие-то вещи, которые человеческое общество не сможет себе позволить (из-за нехватки ресурсов, из-за невозможности обратить вспять последствия некоторых действий и т. д.). Какие-то действия нежелательные для общества в данный момент и в данных условиях, общество будет вынуждено запрещать. Т. е. законы, запрещающие делать то-то и то-то будут существовать всегда. Например, до тех пор, пока человечество не научится легко и дешево воскрешать убитых, запрет на убийство будет действовать (как и тысячи других законов, предотвращающих невозместимый — на данном этапе развития техники — ущерб).

Но человек не может идти по жизни со сводом законов в руке, каждый раз перелистывая этот толстый том, прежде чем сделать маленький шажок, чтобы убедиться, что шажок этот не нарушает никаких законов. Т. е. для повседневной жизни человеку нужны не сознательное знание законов, а автоматические, «бессознательные» навыки такого поведения, которое не позволит ему приблизиться к той опасной черте, за которой начинаются нарушения законов. Тут и появляются мораль и этика. Мораль также соотносится с законом, как навыки соотносятся со знаниями.

В нравственности нет ничего сверхъестественного, она имеет вполне материальное происхождение, и представляет из себя, пользуясь терминологией психологов, «интериоризированный» закон плюс некоторый «запас порядочности», чтобы быть от нарушения закона подальше. Но кроме того, что нравственность имеет материальное происхождение, она еще и исторична, т. е. она изменяется вместе с развитием человечества. По мере увеличения могущества человека над природой юридические законы смягчаются они предоставляют все больше и больше свобод, прав и возможностей все более широкому кругу людей. А вслед за законами начинают смягчаться и нравственные требования.

Хочу обратить особое внимание на то, что такое расширение прав, свобод и возможностей, допустимых законом — результат вполне материального прогресса техники. Благодаря ему, общество, которое не могло раньше позволить себе (чисто материально) таких свобод, теперь в силах их себе позволить. Иными словами, мораль, в конечном счете, определяется уровнем технического развития общества.

Но здесь есть один тонкий момент. Развитие техники может сделать общество настолько богатым, что оно cможет позволить себе ввести новые свободы для своих граждан. Но «иметь возможность позволить себе» еще не значит «захотеть это сделать». «Захотеть сделать это» общество может только тогда, когда оно привержено гуманистическим идеалам. Если попытаться выразить эти идеалы одной фразой в самом обобщенном виде, то получится что-то вроде: «Каждый человек имеет право стремиться к свободе». Под приверженностью общества идеалам гуманизма я понимаю наличие в обществе определенных механизмов, которые учитывают это стремление людей к свободе и соотносят его с тем, что именно общество может позволить себе и своим гражданам на данный момент. Эти механизмы вырабатывают определенный компромисс между этим стремлением и реальными возможностями общества, и этот компромисс находит отражение в законах, а в конечном счете и в морали.

Так что мораль определяется не только уровнем технического развития общества, но и его идеалами. Хочу особо подчеркнуть этот момент: в паре «идеалы-мораль», идеалы первичны, а мораль вторична. Идеалы могут (и по-видимому) должны быть постоянны, как доминанты, определяющие направление развития общества, мораль же, являясь «мгновенным снимком» текущего состояния общества и его возможностей, может, и должна меняться.

Мы не можем составить кодекс морально-нравственных правил людей будущего, поскольку мы не можем знать в каких конкретных условиях они будут жить, какими ресурсами и техническими возможностями они будут располагать. Более того, поскольку, я надеюсь, у человечества все же хватит ума не допустить полной остановки технического прогресса, эти возможности и ресурсы будут расти, и, соответственно, мораль будет меняться в целом в сторону расширения свобод.

Единственное, о чем мы сегодня можем говорить — это об идеалах. Мы можем попытаться предсказать, какие идеалы приведут к расширению свобод, а какие могут загнать человечество в вечное рабство.

Но мы не можем теоретически предсказать, какой именно уровень свободы допустим для общества при том, или ином уровне развития производительных сил. Например, в начале Перестройки мы полагали, что уже сейчас мы можем позволить себе гораздо больше свобод, чем, как впоследствии выяснилось, общество может реально себе позволить, не разрушаясь при этом, и не теряя той материальной и интеллектуальной базы, без которой невозможно дальнейшее развитие производительных сил, и делая людей в конечном счете настолько бедными, что они не могут воспользоваться этими вновь дозволенными свободами. Поэтому сейчас и стала неизбежной корректировка уровня свободы в обратную сторону, приведение его в соответствие с тем, что общество может реально себе позволить в нынешних условиях. Т. е. уравновешивание свобод и возможностей происходит эмпирически, за счет обратных связей. И эмпирический способ — это пожалуй единственный способ реально учитывающий все многообразие жизненных обстоятельств, которое невозможно мысленно предугадать, которое открывается только в эксперименте. Правда, нынешний социальный эксперимент, хотя и дал нам невероятно много информации и рассказал нам такие вещи о нашем обществе, о которых мы и подумать раньше не могли, получился очень жестоким и дорогостоящим. Я думаю, что мы могли бы получить практически всю необходимую информацию для принятия решения о том, какой уровень свобод мы можем позволить себе на данный момент с гораздо меньшими затратами, не доводя страну до разрушения как сейчас, если бы увеличивали уровень свобод более плавно и медленно, и более тщательно отслеживали бы реакцию общества. Тогда не пришлось бы так далеко шарахаться из стороны в сторону — от авторитарного режима к анархии и обратно, чуть ли не к диктатуре. Сейчас наше общество ведет себя как система с плохо подобранными (чересчур большими) коэффициентами обратных связей. Как известно из теории автоматического регулирования, в такой системе возникают автоколебания. Простейший пример — пьяный на улице, движущийся зигзагами: оказавшись на обочине, он видит, что идет не в ту сторону, но не может выдать такое корректирующее воздействие, которое было бы достаточно малым, чтобы не проскочить середину дороги, и оказывается в результате на противоположной обочине. Далее все повторяется. Так он и мотается из стороны в сторону. А ведь чтобы не проскочить середину дороги и пойти по ней твердым шагом, нужно лишь немного уменьшить коэффициент обратной связи. Но пьяному это не под силу.

В идеально устроенном обществе должны быть хорошо отрегулированы коэффициенты обратных связей, система должна быть «сдемпфирована», чтобы в результате социальных экспериментов, проверяющих, не может ли общество позволить себе больше свободы, не возникало сильных автоколебаний, которые очень дорого обществу обходятся. Но сами такие эксперименты должны регулярно проводиться, иначе общество не будет постепенно двигаться вперед, к свободе. В устройство общества должны быть встроены такие механизмы, которые, с одной стороны, обеспечивали бы возможность проведения подобных экспериментов, а с другой ограничивали бы их размах в безопасных для общества рамках, и, уж во всяком случае, не допускали бы разрушения материально-технических и интеллектуальных ресурсов общества, без которых невозможен технический прогресс, являющийся единственной материальной основой приближения общества к свободе.