9.1.2. А не завести ли нам двухпартийную коммунистическую систему?
На первый взгляд сочетание слов «двухпартийная коммунистическая система» кажется внутренне противоречивым. Исторически так сложилось, что коммунистическую идеологию во всех странах, объявивших, то они строят коммунизм, представляла только одна, правящая, партия, не терпевшая конкурентов. Причина такого положения вещей состоит в том, что коммунизм, как мы видели выше, зародился как идеология индустриализации стран, отстававших в своем промышленном развитии от Запада. Страны эти отставали не только в промышленном, но и в политическом развитии, т. е. в большинстве из них существовали укоренившиеся монархические, деспотические традиции. Традиции эти держались на бедности и необразованности народа. Должно было пройти несколько десятилетий, для того чтобы уровень жизни и образованности поднялся настолько, что большинство населения стало ясно понимать преимущества демократических институтов, в частности двух партийной системы.
Гуманистическая цивилизация, основанная на непрерывном техническом прогрессе, постоянно порождает противоречия между старым и новым. Прогресс предоставляет новые возможности, новую свободу действовать. Но какова мера вновь обретенной свободы? Какие именно ограничения, налагаемые обществом на своих граждан, можно снять после очередного достижения прогресса, не навредив при этом обществу? Кто может правильно отмерить степень свободы? Всегда есть опасность того, что сторонники освобождения личности могут зайти слишком далеко, гораздо дальше, чем общество может реально себе позволить на текущий момент. Допустимую степень свободы невозможно высчитать ни на каком компьютере. Такие вещи можно определить только эмпирическим путем: немного сдвинуть существующие правила в сторону свободы, посмотреть каковы будут последствия для общества, и если возникнут серьезные проблемы, сдвинуть их чуть-чуть обратно, в сторону усиления запретов, но все равно ближе к свободе, чем было первоначально.
Собственно говоря, по такой схеме и происходило развитие Советского Союза на протяжении 70 лет его существования: на посту руководителя коммунистической партии попеременно оказывались то радикал Ленин, то консерватор Сталин, то либерал Хрущов, то консерватор Брежнев, то реформатор Андропов, то реакционер Черненко. Последний либерал, Горбачев, так круто заложил в сторону свобод, что корабль государства опрокинулся и пошел ко дну. И не нашлось никого, кто смог бы остановить сдуревшего капитана.
Катастрофа, произошедшая с СССР, наглядно показала, что такой метод нахождения оптимального соотношения между свободой и ограничениями, когда глава единственной правящей партии периодически разворачивает линию партии на 180 градусов, и требует при этом, чтобы вся страна шла за ним, больше не годится. Такие крупные шараханья из стороны в сторону являются свидетельством того, что система плохо регулируема. Нам необходима система «точной настройки», которая позволяла бы увеличивать степень допустимой свободы в обществе небольшими порциями, непрерывно и постоянно, практически ежедневно, по мере роста технических возможностей, а не дожидаясь смены руководства единственной правящей партии. Нам необходимо иметь две политические силы, одна из которых представляла бы консерваторов, а другая реформаторов, непрерывно и каждодневно борющиеся между собой за продвижение своих законопроектов и голоса избирателей. Степень свободы, допустимая в обществе в каждый конкретный момент должна устанавливаться в результате достижения динамического равновесия между консерваторами и реформаторами. Если реформаторы зайдут слишком далеко в своих реформах, народ их поправит, пока они еще не «наломали дров», проголосовав за консерваторов, а если консерваторы не будут давать народу воспользоваться теми свободами, условия для которых уже созрели, голоса избирателей уйдут к реформаторам. Таким образом, это должно быть именно динамическое, а не статическое равновесие, поскольку по мере технического прогресса оно все равно неуклонно будет двигаться в сторону свободы. Но движение это будет не скачкообразным, а равномерным, без эксцессов и социальных потрясений.
Но эти две партии должны быть именно партиями, представляющими интересы старого и нового, а не интересы антагонистических социальных классов. Они не должны спорить между собой, о том, нужно ли нам строить коммунизм или не нужно (нет ничего хуже, когда общество вообще не знает в какую сторону оно идет), они должны лишь спорить о том, как его лучше строить. Партия консерваторов будет представлять интересы тех общественных групп, которые сложились при более низком уровне развития техники, когда общество еще нуждалось в большем количестве моральных и правовых ограничений. В силу этого они окажутся хранителями остатков «коммунистической религии» и сторонниками социально-психологических решений возникающих социальных проблем. Они будут охранять население от негативных последствий научнотехнического прогресса, и осуществлять социально-психологические решения тех проблем, которые при текущем уровне развития технологии пока еще не могут быть решены чисто техническими способами. На роль такой консервативной партии вполне годятся традиционные коммунистические партии. Они не требуют дополнительных описаний — все их и так знают.
Что же касается партии реформаторов-прогрессистов, если угодно, партии технокоммунизма, то ее надо строить с нуля. Это должна быть партия, выражающая интересы новой исторической силы советских инженеров и ученых, тех, чьи таланты и знания недостаточно полно были востребованы в Советском Союзе, и оказались вовсе не нужны после его развала. Это должна быть партия, которая будет искать технические решения встающих перед обществом проблем, пробивать финансирование крупных технических проектов, обеспечивать сохранение и развитие системы научнотехнического образования.
В классической однопартийной коммунистической системе одна партия сосредотачивала в себе одновременно две функции: хранительницы коммунистических идеалов, и силы, определяющей путь, по которым к этим идеалам следует приближаться. Иными словами, единственная партия обладала монопольным правом указывать, каким именно путем следует идти к коммунизму. Путь этот определялся в результате внутрипартийной борьбы, в результате которой к власти приходил новый генсек и разворачивал партийную линию так, как он считал нужным. В результате и получались все эти шараханья из стороны в сторону, не всегда соответствовавшие реальным потребностям страны. При двух- (или много-) партийной системе разные партии смогут предложить народу разные пути достижения идеалов. Но чтобы они предлагали разные пути достижения именно одних и тех же идеалов, относительно которых существует согласие во всем обществе, функцию сохранения идеалов необходимо у конкретных партий отобрать и вынести ее на уровень конституции страны. Проще говоря, фундаментальные идеалы и цели, которые ставит перед собой общество, должны быть ясно прописаны в конституции страны, и политические партии, цели которых противоречат этим фундаментальным идеалам и целям всего общества, должны быть запрещены.
«Опять запреты!» — воскликнет тут читатель — «А как же быть со стремлением человечества к свободе?» Здесь мы сталкиваемся с тем обстоятельством, что не все проблемы, стоящие перед человеческим обществом могут быть немедленно, прямо здесь и сейчас, решены чисто техническими средствами. На протяжении какихто исторических периодов приходится прибегать к социальным запретам. Если этого не сделать вовремя, путь к техническому решению проблемы может вообще оказаться закрыт, и социальные запреты станут практически вечными. Вообще говоря, законодательство любой, даже самой свободной и демократической из ныне существующих стран представляет собой длинный список всевозможных запретов, список того, что гражданам этих стран в настоящее время делать нельзя. Этот список запретов объективно отражает тот уровень свободы, который реально достижим при сегодняшнем уровне развития технологий. Мы не можем быть более свободной страной, чем эти страны, пока у нас нет более совершенных технологий, чем у них. Более того, пока у нас такой же уровень технологий как у них, мы не можем себе позволить такой же уровень свободы как у них — даже при одинаковом технологическом уровне, Россия все равно оказывается беднее Запада из-за климата, и эта бедность накладывает на нас дополнительные ограничения.
Одним из фундаментальных идеалов общества, которые я предлагаю записать в конституции «Советии», должен быть идеал непрерывного технического прогресса и поиска решения социальных проблем техническими средствами. Если какая-то партия станет выступать за применение исключительно социальных решений проблем (т. е. попросту говоря, всевозможных запретов), возникнет опасность, что движение общества к свободе прекратится, и запреты, предлагаемые этой партией, станут вечными. Для того, чтобы защитить движение к свободе и отмене всяческих запретов, неизбежно придется запретить препятствовать этому движению.