2.2 Последствия принятия «русской» парадигмы — победа прошлого над будущим

Последствия мы уже наблюдаем с момента развала СССР. «Революция» 1991 года базировалась на предпосылке, что советского народа вообще не существует, а есть только древние народы, причем один из древних народов, русский, является «колонизатором», а другие древние народы являются «порабощенными». Такая точка зрения уподобляла Советский Союз Британской Империи, и отсюда, по аналогии, делался вывод, что империя непременно должна распасться, и на ее месте, по примеру бывшей Британской Империи, должно возникнуть «Содружество» независимых государств. Нельзя отрицать существование фактов, подкрепляющих такую точку зрения среди чиновничества русского происхождения существовал определенный, достаточно влиятельный слой, пытавшийся проводить имперскую, национал-шовининстическую политику вопреки официальной интернационалисткой идеологии. Но такая точка зрения не учитывает принципиальное отличие СССР от Британской Империи: страны, вышедшие из под владычества Британии, были неиндустриализованными сырьевыми придатками метрополии, ставшими вследствие этого легкой добычей для последующей неоколонизации. В СССР же, в силу ряда причин (не в последнюю очередь идеологического порядка) власти старались по возможности проводить равномерную индустриализацию всей страны, и подтягивать бывшие «сырьевые придатки» Российской Империи к уровню промышленного развития бывшей метрополии России. В результате, когда развалился СССР, произошло вовсе не отделение от индустриальной метрополии «сырьевых придатков», быстро возвращаемых неоколониальными методами, как это было в случае Британии, а расчленение на части единого хозяйственного механизма промышленно развитой страны. Границы и таможенные барьеры в одночасье разорвали десятилетиями складывавшиеся хозяйственные связи, что вызвало обвальную деиндустриализацию всей советской страны, всех новых государств возникших на ее территории, сделав их легкой добычей для западных неоколонизаторов. Деиндустриализация обернулась страшной бедой как для советского народа, так и для древних народов бывшего СССР, на порядок снизив их уровень жизни, но это только одно из несчастий, принесенных «русской» парадигмой.

Из этой точки зрения следовало также, что новые независимые государства должны базироваться не на советской культурной традиции, а на средневековых этнических традициях древних народов, плюс импортированных с Запада социальных институтах и ценностях современного индустриально развитого общества. Подобное желание соединить несоединимое заложило бомбу в фундамент новых независимых государств. Как и западные ценности, советские ценности и культурные традиции были традициями индустриального общества, но они обладали тем преимуществом, что они не полностью были заимствованы с Запада, они развивались на протяжении советской истории в ходе индустриализации страны, отражая ее конкретные особенности. В некотором смысле они были «местными». Отбрасывание «местных» советских традиций индустриального общества в пользу заимствованных, не имеющих здесь никаких корней, было обречено на провал, тем более если учесть, что это происходило на фоне усиливающейся деиндустриализации страны, когда вообще никакая индустриальная культурная традиция — ни советская, ни западная — уже не имеют под собой твердой материальной индустриальной базы.

Все это неизбежно привело к победе средневекового, доиндустриального националистического религиозного сознания. Произошел возврат к древним религиям, не прошедшим реформацию, и к культурам доиндустриальной эпохи. Неожиданно выяснилось, что народы бывшего СССР разделены на «христиан», «мусульман» и представителей прочих религий. Начались «религиозные» войны и межэтнические конфликты. Пошла цепная реакция — национализм одного народа стал служить основанием и оправданием для раздувания национализма у соседних народов. Реально замаячила опасность фашизма.

Те 20 миллионов советских людей, которые родились от так называемых «смешанных» браков (т. е. людей, родители которых имели в пресловутой «пятой графе» паспорта записи, относящие их к разным древним народам) с точки зрения «русской» парадигмы оказались полукровками.

С точки зрения «русской» парадигмы «полукровки» обязаны принять религию одного из своих предков (не говорю «родителей», поскольку родители скорее всего атеисты), иначе они останутся людьми без национальности, что с позиции средневекового сознания, для которого принадлежность человека к этнической группе важнее его индивидуальности, означает что они останутся вообще как бы не людьми. Давление общественного мнения, зараженного «русской» парадигмой, заставило множество взрослых и вроде бы здравомыслящих людей совершать совершенно нелепые поступки, типа водного крещения. Впрочем, если человек так легко поддается психологическому давлению со стороны группы, то это, в общем-то, означает что он, по крайней мере «одной ногой», еще принадлежит древним народам, и эти ритуалы имеют для него определенный смысл. Но поставив в прошлое и «вторую ногу» он рискует там завязнуть и остаться в прошлом навсегда.

Но и это еще не самая большая опасность, таящаяся в «русской» парадигме. Советскую страну, разорванную ныне на пятнадцать государств, раньше или позже придется объединять (поскольку этого требуют уже хотя бы экономические причины), но такое объединение не будет мирным и бескровным, если в России у власти будут представители русской цивилизации — народы республик просто никогда не захотят снова идти «под крыло» к «старшему русскому брату», и захватнические войны со стороны России по отношению к «меньшим братьям» будут неизбежны. Действительное равенство возможно только в рамках советской цивилизации. Прочной и нерушимой может быть только страна единого советского народа.

А объединение страны в рамках России, а не Советии, было бы исторически регрессивным шагом, ибо усилило бы на мировой арене позиции архаичной, по сути средневеково-феодальной, русской цивилизации.

Русская цивилизация немыслима без православия. Как только власть предержащие решили выкроить из СССР страну под названием «Россия», они автоматически были вынуждены начать внедрять православие в сознание масс. Как ответная реакция среди тех советских людей, предки которых не были православными, началось их обращение к религиям своих предков, в результате чего мы столкнулись с такими проблемами как рост исламского фундаментализма и усиление позиций мирового сионизма в нашей стране.

Кое-кто, правда, считает, что проблемы, возникающие в результате распространения религии, компенсируются ростом нравственности среди населения. Я считаю трагической ошибкой решение нынешних властей искусственно насаждать религию в атеистической стране. Кое-кто сейчас пытается оправдать это необходимостью внедрять нравственность в сознание масс. По их мнению, без идеи бога нравственность не внедрить. Их логика убийственно проста: они считают, что человек — это настолько низменное существо, что его можно заставить вести себя хорошо только под угрозой наказания. Чуть надсмотрщик отвернется человек обязательно сделает какую-нибудь гадость. Поэтому, считают они, необходимо убедить человека, что над ним существует некий всевидящий и всезнающий надсмотрщик, у которого не пошалишь, и который все учтет на страшном суде. При этом их не очень волнует, действительно ли такой надсмотрщик существует или нет. Их больше интересуют ожидаемые практические результаты, то, что они называют «нравственностью», но что на самом деле следовало бы назвать «улучшенной управляемостью масс».

Я не верю в то, что можно построить настоящую нравственность, оставаясь безразличным к истине. А истина на сегодняшний день такова: существует ли во Вселенной некий «высший разум» или нет, не знает никто. И даже если когда-нибудь удастся неопровержимо доказать что он существует, после этого придется доказать еще более невероятное предположение о том, что он настолько заинтересован в делах нашей крошечной планеты Земля, затерянной в бесконечной Вселенной, что готов выполнять функции надсмотрщика и судьи над каждым из живущих на ней людей.

«Нравственность», построенная на обмане (или даже на простом безразличии к истине), взрывоопасна. Народ раньше или позже поймет, что его дурачат, и ярости его не будет предела. Мы уже проходили это однажды, в 1917 году, когда народ внезапно понял, что его веками дурили, и в ярости начал крушить церкви и убивать священников. Нынешнее «возрождение религии», помимо того, что оно обеспечивает идеологический фундамент для нынешних «межрелигиозных» войн, опасно еще и тем, что раньше или позже обманутые поймут, что их обманывали. И прозрев, как и в 1917 году они снова могут решить, что если бога нет, то и нравственности нет, потому что им вдолбили в голову, что нравственность может быть только от бога. Неужели история нас ничему не научила?

В современном мире, где распространение научных знаний неизбежно ведет к секуляризации всех сторон жизни, нравственность можно строить только на нерелигиозной основе. Я понимаю, что на обмане строить нравственность проще, но ложь — очень хрупкий фундамент, и построенное на нем долго не простоит. Конечно, строить нравственность на нерелигиозной основе очень сложно. Но другого пути нет. Страны Запада, в которых основная масса населения только в последние десятилетия стала выходить из-под религиозного контроля, испытывают сейчас в связи с этим огромные трудности — рост преступности, наркомании, бездумного потребительства. Они в растерянности. У нас по сравнению с ними есть одно преимущество — за нашими плечами опыт семидесяти лет строительства атеистической цивилизации. Опыт сложный и неоднозначный, опыт гениальных прозрений и трагических ошибок. Опыт, который многому может научить. Атеистическая цивилизация породила своих негодяев, но она же породила и своих праведников. Атеистических праведников, не нуждавшихся в надсмотрщиках за спиной для того, чтобы быть порядочными людьми. А это значит, что Homo Sapience не безнадежен. Он конечно не ангел, но и не такая свинья, чтобы вести себя хорошо только под угрозой наказания. Я верю, что раньше или позже он научится пристойно себя вести без надсмотрщика, как земного, так и небесного. Но чтобы научиться, надо учиться. Принятие «русской» парадигмы в сущности означает нежелание учится жить в мире, в котором все меньше и меньше людей воспринимают религию всерьез.

Выбор между «русской» и «советской» парадигмами означает выбор из двух принципиально различных культурно-исторических традиций. Первая из них, русская традиция, очень древняя, формировалась на протяжении почти тысячи лет до второго десятилетия двадцатого века. Иными словами, она формировалась в мире, очень непохожем на тот, в котором мы сегодня живем. В том мире не было атомных бомб, пасажирских авиалайнеров, компьютеров, спутников прямого телевизионного вещания, экологическго кризиса… Этот список можно продолжать очень долго, ибо в том мире не существовало большинства тех вещей и явлений, которые определяют нашу сегодняшнюю жизнь.

Всякая культура есть реакция людей на условия своего существования, попытка приспособиться к этим условиям, а может быть и немного приспособить эти условия к себе. Я не знаю, насколько хорошо была приспособлена русская культура к условиям жизни, существовавшим в прошлом веке, однако можно с уверенностью утверждать, что она абсолютно не приспособлена к условиям сложившимся к концу века двадцатого, поскольку культурное развитие в СССР на протяжении двадцатого века происходило исключительно в рамках советской традиции, вне зависимости от того, желали этого сами участники культурного процесса или нет. Те же немногие диссиденты, которые осмеливались подпольно творить в рамках русской традиции, развивали ее не как ответ существующей действительности, а как противовес этой действительности — они бежали из советского настоящего в русское прошлое, отрицая двадцатый век, поскольку он пришел к ним в советском обличии. В результате, нравится нам это или не нравится, но современной русской культуры, соответствующей условиям конца двадцатого века, не существует.

Итак, если мы решили назвать себя русскими, перед нами встает перспектива долгого и мучительного приспособления архаичной культурной традиции к миру, который за 70 лет советской власти успел измениться до неузнаваемости и продолжает меняться прямо на глазах. Сама по себе эта задача не является неразрешимой — исторические прецеденты имеются: средневековая Япония, столетиями отрезанная от цивилизованного мира, смогла преодолеть разрыв за «какие-то» пол-века, не разрушив свою традиционную культуру, а приспособив ее к новым условиям. Но в нашем случае задача существенно осложняется одним обстоятельством: саму архаичную культурную традицию еще надо сперва «возродить», а уж потом модернизировать. Не кажется ли это вам чересчур сложным, господа «россияне»? Тем более, что для того, чтобы «возродить» древнюю культурную традицию, надо сперва каким-то образом избавиться (вытеснить? изничтожить?) от ныне существующей советской традиции, которая родилась в двадцатом веке и которая уже хотя бы в силу этого гораздо более приспособлена к условиям современной цивилизации.