В. Александров ЭТИ МИНУТЫ В ЭФИРЕ

В. Александров

ЭТИ МИНУТЫ В ЭФИРЕ

Война… Она вошла в каждую семью, оставила кровавые рубцы в сердце каждого советского человека. Поэтому и стала она войной народной. Иначе и быть не могло: фашизм ставил своей целью уничтожение нашего строя, всего, чем гордился народ.

Плечом к плечу поднялись на борьбу с захватчиками миллионы советских людей, воспитанных партией и комсомолом в духе верности и преданности Отчизне.

Земля горела под ногами оккупантов на временно захваченной ими территории. А в прифронтовых районах от молодежи не было отбоя в военкоматах. Лучших добровольцев отбирали в разведгруппы, заблаговременно готовили для работы в подполье. Такие группы формировались и на Кубани.

Наша землячка Валентина Осмолова стала радисткой в отряде особого назначения Д. Н. Медведева и в оккупированном Ровно работала вместе с разведчиком Николаем Кузнецовым. В Латвию была заброшена с разведгруппой «Рига» радистка Алла Дубовская, тоже наша землячка.

С шестеркой советских чекистов разведгруппы «Перевал» несколько месяцев работала на территории, оккупированной фашистами, и комсомолка Зинаида Филиппова.

* * *

Уже пятнадцатый день, как прошли мимо окон саманного домика на окраине Армавира серые танки, грузовики с солдатами в грязно-зеленых мундирах, — гигантский паук со свастикой рвался на Кавказ.

— Господи! Когда же их остановят, этих псов? — причитала пожилая учительница Людмила Павловна Фомина, видя, как громада оккупантов вливается в город, заполняя весь его свинцовым содроганием.

И, глянув на молчавшую девушку, как-то вдруг осунувшуюся и посерьезневшую, сама же ответила:

— Далеко-то не пустят. — И добавила чуть дрогнувшим голосом: — Ты на меня надейся. Я им не прощу ни сына, ни земли поруганной нашей.

Стало ясно, что эта женщина будет единомышленницей и опорой. Не выдаст, не отступится, не упрекнет. Оттого и тянется к ней Зиночка, что чувствует верность.

Зина и Людмила Павловна — дочь учительницы и учительница — терпеливо ждали. Ждали пятнадцать дней и ночей…

— А если не найдет? Если провал?

— Нет, Зиночка, гони прочь темные мысли. Может быть, одному не повезло, так придет другой, придет обязательно.

Но пришел именно тот, которого ждали. Прикрыл за собой дверь, поздоровался. Она не знала его, но поняла, что это он, еще до обусловленных фраз, до всей процедуры, предусмотренной инструкцией.

— Зиночка, быстрее, время не терпит. Это надо зашифровать и срочно в эфир.

— Ясно, товарищ Петров. — И сразу почувствовала себя уверенней, потому что вот он, здесь, рядом, свой.

— Успеха тебе, дочка.

Руки привычно тянутся к ключу «Белки» — рации, вмонтированной в чемодан, антенна выведена через стропила крыши, рация развернута. Быстрее, быстрее, быстрее… Вдруг шум со двора:

— Хозяйка, лопаты надобно, где взять? — Трое незнакомцев шныряли в сарае.

Быстро свернута рация, но антенна не поддавалась. Провод натянулся, как струна, но не соскальзывал в комнату. «Где-то зацепился, когда прикрепляла его к трубе», — подумала Зина. Надо было что-то предпринять, и она выбежала на крыльцо. Незнакомцы по приставной лестнице уже поднимались на чердак.

— Там лопат нет! — успела выкрикнуть Зиночка. Но мужчины, не обращая на нее внимания, уже влезали в слуховое окно.

— Посмотрим. Авось найдутся, — пробасил рыжий детина.

«Заметят или не заметят? — стучало в висках. — Провод как провод, в изоляции. Может, не догадаются», — уговаривала сама себя, а внутри все сжалось… Мужчины слезли с чердака и направились к следующему дому.

— Обошлось. Уходят. Не заметили, — прошептала хозяйка.

Но ни страха, ни облегчения не было. Осталось какое-то неясное беспокойство: очевидно, надо быть еще осторожней и внимательней. Вновь развернула рацию.

— Спокойно, спокойно, — говорила себе, отстукивая шифровку.

В эфир уходили точки, тире. За ними — пятнадцать дней работы группы. Они вместились в тридцать минут — один сеанс связи радистки с позывными «Ева». Это минуты, когда нужны не отчаянность и стремительность, не безрассудная храбрость, а требуется спокойствие, внимание, выдержка, когда нервы не должны подкачать — ты ставишь последнюю точку в опасной работе многих. И нельзя думать сейчас о том, что где-то вражеские пеленгаторы, возможно, зафиксировали выход в эфир неизвестного передатчика.

Война, ворвавшаяся в ее жизнь, как и в жизнь всех ее ровесников и учительницы Фоминой, распоряжалась судьбами людей по-своему. По ее воле оказалась Зина на берегах Кубани, вблизи Кавказа, о котором мечталось в детстве.

Уже в тот день, когда пришла Зина Филиппова к Людмиле Павловне Фоминой, она поняла, что отныне крепко связана с этой простой, доброй женщиной. Как напоминала она ее мать, Веру Модестовну! Вечерами они часто сидели рядышком, рассказывая о прошедшем дне, и Зиночка могла сердиться на маминых Вовок и Петек или радоваться за них. Она любила маму, очень гордилась тем, что та — учительница. Вера Модестовна и дочку рано научила читать, любить стихи, понимать красоту природы, людей… Когда же в голодном тридцать третьем Веры Модестовны не стало, то Зиночка в помыслах своих заменяла ее в школе. Во всяком случае, закончив десятилетку, она сразу же вернулась в школу. Не преподавателем — пионервожатой, но в школу. В память о самом близком человеке — матери ей хотелось отдать ребятам всю свою ласку, нежность, научить их дорожить и беречь Родину-мать.

Юность тем и прекрасна, что кажется, будто можно сделать миллион дел, и до утра бродить по улицам родного города, и слушать музыку, читать стихи, и не замечать, как бегут часы, и радоваться всему: и что тебе двадцать, и впереди вся жизнь, и наступает весна. А какая тогда была весна, в 1941 году! Строились планы — учительский институт, школа, дети…

Образы минувшего исчезли в грохоте танков.

Война заставила на все смотреть по-иному. В день своего двадцатилетия, 18 августа, Зина Филиппова пришла в райвоенкомат с просьбой отправить на фронт. Ее направили в Куйбышевскую школу связи — фронту нужны были радисты. Она гордилась, что была вместе со всеми в строю. Начался новый период ее жизни. В документах он отражен так:

«Куйбышев… Москва… Учебный батальон связи… Старшина роты Зинаида Филиппова оставлена для подготовки ожидавшегося пополнения. Однако ввиду неприбытия такового откомандирована в распоряжение Наркомата связи СССР и направлена на Северный Кавказ… В боях не участвовала, ранений и контузий не было».

На какое-то время отодвинулись мечты о фронте. Зина работала на центральном телеграфе, жила в общежитии при городской радиостанции. Однажды ей сказали:

— Вот тебе записка, пойдешь в комендатуру НКВД, обратишься к товарищу Заболотскому…

Шел июнь 1942 года. Старший лейтенант Сергей Петрович Заболотский принял Зину приветливо, поинтересовался условиями жизни, личными планами, а затем перешел к решающему разговору о работе в органах госбезопасности. Зина давно решила для себя, что ее место — на переднем крае борьбы с врагом. Мысль о том, чтобы стать разведчицей, казалась несбыточной мечтой, мечтой, которую вынашивали в своем сердце тысячи патриотов. И вдруг ей говорят:

— Ответ, Зинаида Ионовна, надо дать сейчас. Времени для раздумий маловато, — заключил беседу Заболотский, внимательно вглядываясь в собеседницу.

— Я согласна. Считаю, что могу быть полезной.

И много лет спустя помнит Зинаида Ионовна, как выглядел тот лист серой оберточной бумаги, на котором написала она несколько слов:

«Прошу принять меня на работу в НКВД».

Отбор будущих разведчиков велся тщательно и скрупулезно. О новой кандидатуре Заболотский писал в рапорте начальнику управления:

«Зинаида Ионовна Филиппова хорошо изучила радиодело. Знает работу по приему-передаче. В личной беседе выражает желание, как патриотка своей Родины, пойти на фронт и выполнять любое задание партии и правительства для быстрейшей победы над германским фашизмом…»

— Зинаида Ионовна, готовить мы вас будем для работы в тылу противника, поэтому придется подучиться некоторым тонкостям нашего ремесла. Для всех ваших знакомых вы арестованы и находитесь под следствием. В вашей комнате общежития для убедительности произведен обыск, — и Заболотский подмигнул Зиночке. — А паспорт мы вам выпишем на имя Фоминой, соответствующая биография вам подготовлена. Поселитесь вы в Армавире, там вы никогда не бывали. Будете действовать в составе группы специального назначения.

В течение месяца Филиппова не выходила из здания. Учебный процесс был очень насыщен: шифровка сообщений, работа на радиопередатчике, изучение основ конспирации.

К месту ее нового жительства вместе с Заболотским выехали затемно. К Л. П. Фоминой она явилась как невестка, жена погибшего сына, которого в действительности Зина ни разу не видела. Работать стала секретарем в МТС, но продолжала заниматься радиоделом. Выход в эфир в специально усложненной обстановке. Проверка устойчивости связи с Центром в предгорных условиях. Тренировки, встречи со связниками… Заболотский терпеливо учил Зину трудному искусству разведчика.

В кабинете начальника отдела Николая Александровича Иволгина находились только те, кто разрабатывал и готовил операцию. Операция была согласована с Центром, представитель которого находился здесь же. Иволгин негромко зачитывал план:

— «В период временной оккупации части территории Северного Кавказа для выявления германской агентуры, а также для внедрения в разведорганы противника предусмотреть деятельность групп специального назначения «Перевал», «Ущелье»… На случай вынужденного отхода Красной Армии в районе создается нелегальная разведгруппа «Перевал» в составе шести человек, из которых — один радист, один связник… Радист характеризуется исключительно с положительной стороны. Честный, преданный Родине человек, выдержанная, волевая, не болтливая девушка. Командиром назначаю Сергея Петровича Заболотского. Он хорошо знает весь личный состав, принимал участие в подборе и подготовке группы». У кого есть замечания по составу группы? — обратился Иволгин к собравшимся. — Нет? Тогда успеха тебе, Сергей Петрович, и береги людей, особенно Филиппову. Без связи с Центром, сам понимаешь, вся деятельность группы пойдет насмарку, — закончил он.

Еще на исходе первого месяца обучения Заболотский как-то спросил:

— Зина, у тебя есть гражданская одежда? В армейском обмундировании тебе нельзя ехать на новое место, по документам ты в армии не служила.

— Все, что на мне, да солдатский вещевой мешок, а довоенного у меня ничего не осталось, — ответила Зина.

— Я так и думал. Вот приготовил тебе ситцевое платье, пальтишко и берет. Такие все теперь носят. Надеюсь, сама сможешь подогнать это по себе.

Работники МТС, где секретарствовала девушка, ее такой и запомнили: голубоглазая, светловолосая, с короткой стрижкой и в неизменном синем берете, веселая и задорная.

МТС была расположена на ближнем от города хуторе. Заболотский предупредил радистку, что, если фашисты при оккупации МТС не закроют, она должна продолжать работать здесь.

Однажды утром, придя в контору, девушка узнала, что не сегодня-завтра враг будет в городе.

— Зиночка, мы уходим в лес, — шепнула ей одна из сотрудниц. — Пойдем с нами? По решению райкома партии создается партизанский отряд, почти все наши уходят. Не раздумывай! Ты девушка симпатичная, а тут оккупанты, — добавила она, видя замешательство Зиночки.

— Да не может быть, чтобы фашисты заняли наш городок. Фронт-то в десятках километров. Нет, не верю, не войдут они сюда! — с оптимизмом, свойственным молодости, ответила та. Не могла она объяснить, что уходить в партизаны ей никак нельзя, даже если обратятся к ней с просьбой помочь им, — не имеет права. Ее задача — это бесперебойная связь с Центром, как инструктировал ее Заболотский.

С приближением фашистов горожане группами уходили в лес, чтобы там переждать первые, самые страшные часы оккупации. Прошли колонны передовых частей, в нескольких местах занялся пожар. Надвигающаяся опасность толкнула Зину в лес, там она забралась на высокое дерево, и стал виден весь в дыму город, а вблизи — поднимавшаяся по косогору цепь гитлеровцев.

«А если найдут, схватят? — дрогнуло сердце, мелькнул страх. — Как объясню, зачем оказалась здесь, в лесу?»

Фашисты, прочесав кустарник, отошли. Когда утихла пальба, обратно потянулись женщины, дети. Зина шла с ними. Их не задерживали, не проверяли. Фомина обрадовалась, увидев ее живую и невредимую. Да и сама девушка успокоилась, осознала: начался период, к которому она готовилась все последнее время.

На второй день прихода фашистов вышла в город. На заборах и стенах домов висели объявления о введении комендантского часа, улицы усиленно патрулировались. Очевидно, в городе стоял большой воинский гарнизон. Начались облавы, обыски у населения. Не миновала облава и Зиночку. Полицаи хватали всех молодых, регистрировали и направляли на работу. Ее определили на кухню в офицерской столовой. Приятного мало, но зато выдали пропуск, позволявший ей передвигаться по городу, не боясь патрулей. Работала она вместе с другой девушкой. Распоряжался на кухне пожилой толстый немец-повар. Он немного говорил по-русски и часто рассказывал о своей семье, о детях, порой вел откровенные беседы о действительном положении, дел на фронте. И когда Зиночка обращалась к нему с просьбой отпустить домой пораньше, он не препятствовал. Знал бы он, что каждая такая просьба была связана с очередным выходом в эфир!..

Через пятнадцать дней связник снова пришел со сведениями о дислокации войск гитлеровцев, перемещении их контрразведывательных органов, принес списки выявленных фашистских агентов.

Подпольный передатчик с позывными «Ева» на этот раз дважды выходил в эфир, так велик был объем передаваемой информации. Радистка видела за этими листками с цифрами громадный и рискованный труд десятков советских патриотов, мужчин и женщин, коммунистов и беспартийных, пожилых и юных. И стук морзянки сливался с биением ее сердца — живы, боремся, действуем!

Радиопитание стало истощаться, надо было достать запасные батареи из тайника, устроенного в перелеске. Она знала, что все выходы из города контролируются оккупантами, и поэтому приготовилась к встрече с ними. Уверенным шагом шла Зина к лесу.

— Стой! — раздалось из кустов, и два полицая с гитлеровцем приблизились к девушке. — Документы! — обратился к ней один из полицаев.

Зиночка достала свой пропуск. Солдат, прочтя, лениво махнул рукой: пропустить. Когда эти трое скрылись за поворотом дороги, радистка побежала, обрывая паутину, густо висевшую на деревьях и кустах. Отсчитала положенное расстояние от дерева-метки, отрыла тайник, две батареи выложила в сумку, прикрыла картофелем. Возвратилась домой благополучно, но, когда начала очередной сеанс связи, ахнула — рация работала только на прием: «Сели батареи в земле. Кто же теперь передаст шифровки, кроме меня? Кто?.. Некому. Группа осталась без связи».

А тут еще одна напасть.

— Зиночка, собирайся! Окаянные приказали убираться из дома. Пошли к Семиным, они обещали принять, — грустно сообщила расстроенная вконец Людмила Павловна.

Вещи перенесли к старикам-соседям, рацию Зина спрятала под койкой, на которой втроем и спали — она, Людмила Павловна и хозяйская дочь Катя. Эту квартиру Заболотский порекомендовал как резервную.

Однажды в дверь кто-то постучал требовательно и тревожно.

— Войдите, — ответила Зина еле слышно.

— Ты чем-то взволнована? — с порога спросил Петров. А Зиночка не знала, как и благодарить его: за то, что пришел, что поможет, да просто за то, что он живой.

Город был запружен беженцами, отступающими частями, и никто не обратил внимания на женщину в синем берете, спешившую по улице с чемоданом в руке следом за пожилым мужчиной. Офицеры комендатуры признали бы в нем своего служащего, инвалида без левой руки. Они пользовались его услугами в качестве переводчика, и тот всегда почтительно выполнял приказы своих хозяев.

Шаги затихли. Зиночка остановилась перед домом, в который вошел связной. Из-за дверей вынырнула девчушка лет десяти, пригласила войти.

— Здравствуйте, — поздоровалась она с хозяевами третьего своего убежища, русскими патриотами, которые принимали ее, рискуя своей жизнью.

— Входи, дочка, не стесняйся, будь как дома, — пригласил ее в горницу высокий старик с окладистой бородой и хитроватым прищуром выцветших глаз. Согнувшись в проеме двери, пропустил ее вперед. — А вот твоя комната. Окна выходят на огород. Устраивайся пока, а мы пойдем посмотрим, что к чему там.

В этом доме удобно было развернуть рацию, здесь же, в одной из комнат с земляным полом, были спрятаны батареи питания — последний комплект.

Квартиру эту загодя подготовил Заболотский — на черный день. Выбор оказался удачным. Вскоре в эфир пошли донесения разведчиков группы «Перевал».

Однажды вновь появился связной.

— Зиночка, гитлеровцы уходят. В комендатуре суетятся, срочно отправляют документацию. Я уезжаю вместе с ними, — сообщил связной подчеркнуто бесстрастным тоном.

— А как же я? — вырвалось у нее.

— У твоей рации практически кончилось питание, поэтому Заболотский приказывает оставаться здесь. Когда наши придут, сама знаешь, к кому обратиться. Успеха тебе, дочка, — закончил связник и, обняв ее, по-отечески поцеловал в русые волосы…

Дорогих краснозвездных освободителей встречал весь город. Не сразу удалось Зине связаться с чекистами. Только через четыре дня зашел к ней незнакомый офицер и передал указание Заболотского: оставаться на освобожденной территории. Но не закончились на этом боевые будни радистки. Она участвовала в ликвидации бандитских формирований на Северном Кавказе, оставленных гитлеровцами, выполняла другие специальные задания.