Почерк Худякова

Почерк Худякова

«Чернышов… Знакомая фамилия, — размышлял Прозоров. — Ездовой назвал Чернышовым того бандита в чистой фуфайке, подпоясанной немецким офицерским ремнем… Жаль, что я не рассмотрел его как следует, даже не запомнил лица… Что же осталось в памяти? Так, обросшее жесткими с проседью волосами лицо… тонкий нервный нос. И глаза — глубоко посаженные, без всякого выражения. Голос резкий, властный… говорит литературным русским языком — без местного диалекта, значит, долго жил за границей.

О нем мне рассказывал Ярцев. Майор Ярцев — наш старый, опытный чекист, принимавший участие в разгроме белого подполья в Новороссийске, а после — рассеивал банды по плавням и лесам Кубани. Из рассказов Ярцева Чернышов был правой рукой у «атамана» Ющенко. Ярцев отлично знал «атамана» — оба они были из станицы Кужорской».

— Бандитам не верь! Ни на одно слово… Их надо уничтожать. И только… — рассказывал как-то Ярцев одну из своих «историй» в назидание Прозорову. — У бандита ведь нет за спиной своего государства, армии… Жестокость и коварство — вот его суть и повадки. Это ты запомни! Однажды такой случай со мной произошел, который я помню до сих пор… Решил я, не поставив начальство в известность, сам ликвидировать банду. Пришел к бандитам — долго разговаривал с Ющенко, его дружками. Подожди, говорят, посовещаемся… Через час приглашают меня — решили сдаться! И действительно, на другой день они явились в полном составе в станицу Кужорскую! Вишь, как вышло! Благодарность от начальства получил. А через несколько дней банда ограбила станицу, убила несколько человек. Искали меня (я был как раз в соседнем хуторе) — не нашли, но дом, в котором я жил, сожгли… Вот так. Но все-таки мы встретились с Ющенко в плавнях под Краснодаром. Я шел за ним с отрядом по пятам. И вот, не доехав метров пятьдесят друг до друга, остановились. На середину выехали я и Ющенко. Он мне крикнул:

— Привет, Сеня! Мы с тобой сейчас, как два богатыря, съехались! Давай, земляк, по-хорошему поговорим… — А улыбка у Ющенко была змеиная. Каким-то чутьем я понял — он будет ловить меня на доверчивости и выстрелит первый, без предупреждения. Я угадал тогда стремительное движение его руки к нагану, но достал-таки его первым — шашкой… Банда, не приняв бой, бежала… Ушел с остатками банды и Чернышов, казачий офицер. Молодым он тогда был, а лютовал как зверь! А потом как сквозь землю провалился — сколько я его ни искал — никаких следов! И вот он при немцах откуда-то вынырнул. А сейчас опять — в банде… Учти — это очень опасный зверь. И не повторяй моей ошибки!

…Прозоров лежал на узкой койке и ворочался с боку на бок. Он специально поселился в этот дом — его хозяин был то ли в банде, то ли где-то дезертировал. Хозяйка сперва была против такого квартиранта, но потом махнула рукой: «А, будь что будет!» Комнату Прозорову выделила без окон — там, видимо, был чулан, объяснив просто: «Так вам будет лучше…»

* * *

Утром, когда Прозоров встретился с лейтенантом Неженцем, тот молча протянул ему анонимное письмо.

«…Боец из вашего истребительного батальона сожительствует с сестрой бандита Худякова. Один раз я видел, как он встречался с самим Худяковым, когда тот приходил к своей сестре… Назвать себя не могу — убьют, но все, что написал, — правда».

Прозоров отодвинул в сторону письмо, написанное на клочке газеты черными чернилами из бузины, и вопросительно посмотрел на Неженца, тот нахмурился:

— Нашли мы этого бойца… Он сразу признался — да, говорит, знаю я Таню Худякову. Бываю у нее часто. Там два раза встречался с Худяковым, давал ему табак… Да, я не прав, что не доложил об этом сразу. Боялся: бандиты знают, что я хожу к сестре Худякова, и, если бы его арестовали, меня на другой же день хлопнули бы его дружки…

Прозоров спросил у Неженца:

— Где этот боец?

— За дверью…

— Пригласите.

Вошел среднего роста парень с открытым русским лицом. В глазах тревога и смятение. Доложил:

— Товарищ капитан, боец Хорошилов по вашему приказанию прибыл!

— Как зовут тебя?

— Дмитрий… Иванович.

— Дмитрий Иванович, — с оттенком легкой шутки в голосе сказал капитан, — ты знаешь, когда Худяков приходит к сестре?

— Нет, этого не знает даже Таня. Но если, товарищ капитан, разрешите мне искупить свою вину, я убью Худякова!

— Вот что, Дмитрий, убивать Худякова пока не надо. Но ты должен достать… почерк Худякова. Подлинный. И чтобы сестра об этом не знала.

Боец ушел. А Прозоров ходил по комнате, рассуждая вслух:

— Итак, здесь действуют три лидера: Чернышов, Худяков и Плошин… Они между собой хорошо живут?

— Как будто…

— Это не ответ, лейтенант, надо знать точно, а для этого необходимо иметь в бандах своих людей… А пока мы… попробуем поссорить бандитов между собой. А ссоры у них — кровавые. Операция будет такой…

…Прозоров глубокой ночью направился к Екатерине Сапроновой. Она жила с двумя малыми детьми. Муж ее, Алексей Сапронов, при немцах работал писарем у старосты. Плохого за ним в ту пору ничего не замечалось. Был он человеком непонятным. По документам как-то узнал, что начальник полиции Чернышов и староста собираются арестовать туберкулезного больного — взять его заложником (его брат был в партизанах). Сапронов ночью постучался к больному, сказал три слова: «Приходи ко мне!» Больной вовремя скрылся.

Капитан подходил к дому Сапроновой и видел, что, хотя окно занавешено, в хате горит огонь. Осторожно постучался.

— Кто?

— Это я, капитан. Не бойтесь — откройте!

Прозорова уже многие жители знали по голосу, поэтому дверь после легкой суматохи в хате открылась довольно быстро. На пороге показалась хозяйка.

— Входите…

Капитан, держа пистолет наготове, быстро вошел. Лицо у Екатерины — перепуганное, на столе — крошки, кровать разобрана, под кроватью — мужские сапоги.

— Успокойтесь… Вы работаете на почте?

— Да, — еле слышно ответила Екатерина.

— Живется вам трудно, знаю. И не потому, что зарплата маленькая, а детей — двое… Трудность в другом — постоянно слышать: «дети бандита!», «жена бандита!».

Екатерина замахала руками и заплакала навзрыд:

— Мой муж не бандит! Он ушел еще до отступления немцев, и я не знаю, где он сейчас, может, бросил нас…

— Я хочу услышать от вас только правду… Ваш муж — в банде Чернышова. Это я знаю точно, и все знают. Он часто приходит домой — люди видят. Он и сейчас — дома: вот сапоги…

Екатерина пыталась что-то сказать.

— Не надо, Екатерина Ивановна! Я знаю, что он был писарем при немцах. Но плохого ничего не делал. Даже спас одного больного, брата партизана.

— Да-да, он тогда у нас два дня скрывался. Потом ушел ночью, — торопливо сказала Екатерина.

— Вот и хорошо… Я пришел помочь вашему мужу, чтобы отплатить добром за добро. Мне нужно встретиться с ним, но так, чтобы никто об этом не знал…

В хате повисла напряженная тишина. Екатерина тихо плакала. Прозоров нащупал пистолет под полушубком, молча курил… Что-то должно было произойти, сейчас, в эту минуту… И действительно, на русской печке за занавеской вдруг кто-то зашевелился, послышался грубый голос:

— Господин капитан, я сойду вниз, но дайте слово, что не будете применять оружие!

— Вы же слышали — я пришел вам помочь.

Сапронов, огромный, небритый, с отекшим лицом, медленно сполз с печи.

…Через три часа капитан уходил по темным улицам домой, а Сапронов торопился в банду Чернышова. Торопился для выполнения задания, полученного от капитана.

* * *

Заглянул Анатолий Неженец:

— Товарищ капитан, группа из восемнадцати бывших партизан к бою готова. Стрелки что надо.

— Ну, в бой еще вступать рано, а то, что готовы, — хорошо.

Неженец помялся, затем сказал:

— А вы знаете, что Сапронов приходится родственником Чернышову?

— Очень хорошо! Но вы, надеюсь, узнали об этом деликатно?

— Конечно.

— Я верю Сапронову, потому что ему некуда деваться! А то, что он родственник Чернышова, — нам повезло: кому, как не ему, Чернышов больше всех доверять должен?

Неженец не уходил.

— Что еще?

— Вас ждет Дмитрий!

— Давай его быстрее!

Дмитрий вошел:

— Я вчера встретил Таню…

И дальше Дмитрий рассказал о том, что вечером Таня дала ему ключи от дома — сама она осталась на собрании колхоза — и попросила подождать ее. У нее дома Дмитрий нашел письмо, написанное рукой Худякова. Это письмо он забрал и собирался уже уходить. Вдруг — легкий стук в окно. Открыл, думал, что Таня, но ввалился пьяный Худяков, оставив за дверью двух бандитов. Собирался было уйти, но Худяков не разрешил.

— Где сестра?

— На собрании.

— Потуши свет. Сиди до утра, иначе кокну, понял?

И вышел. Но просидел еще во дворе на скамейке часа два, а потом они все ушли. Когда появилась Таня, то удивилась:

— Чего без света сидишь?

— Худяков приказал…

Как всегда, он вышел от Тани на рассвете, вдруг видит под скамейкой во дворе полевую сумку Худякова, рядом — пустая бутыль из-под самогона. Огляделся — никого нет. Сумку забрал и вот — принес.

…В сумке капитан обнаружил перочинный нож, тридцать семь автоматных патронов, неисправные ручные часы, грязный носовой платок, небольшой блокнотик с адресами и записку для сестры:

«Таня! Срочно почини часы и узнай, у кого квартирует этот приезжий.

Володя».

Прозоров глянул на Дмитрия:

— А все-таки ты поступил неосторожно, взял сумку и ушел, а за ней сегодня наверняка явятся бандиты…

— Да я вам еще не все рассказал… Когда я утром осмотрелся, вижу — никого нет. Сумку — под фуфайку и тут же — обратно в дом.

— Ты чего? — спросила сонная Таня.

— Там какие-то двое ходят возле дома. Ты выйди, будто по своим делам, тебе это удобнее…

Ну, она вышла и сразу вернулась: «Уже никого нет!» Я после этого ушел домой, унося сумку.

— Вот за это ты молодец! Может, еще что не успел рассказать? — улыбнулся капитан. Дмитрий помялся, а потом вдруг заговорил горячо:

— Товарищ капитан, разрешите — мы сегодня с Анатолием Неженцем схватим Худякова!

— Не разрешаю… Мы схватим Худякова, а его банда переметнется к Чернышову. Нам это невыгодно. Даю тебе более трудное задание — сегодня сходи к Тане. Если Худяков появится, постарайся с ним договориться. Ни от каких его поручений не отказывайся!

Дмитрий ушел, а капитан сказал Неженцу:

— Ну вот, теперь нам должна помочь эта сумка… раздора.

Неженец неожиданно вскипел:

— Вы же вправе вызвать любую воинскую часть, раз — и нет бандитов! Зачем все эти сумки?..

— Ты, Анатолий, молод. Облавы ничего хорошего не дадут — банда может ускользнуть. Солдаты не успеют еще из Майкопа выйти, а бандиты, пронюхав об этом, укроются так, что их сам черт не сыщет!.. Сегодня у нас, кажется, встреча с Сапроновым?

— Да… Но все-таки не верю я ему.

— Посмотрим… Как только стемнеет — подходите к его дому и незаметно наблюдайте. К двенадцати ночи я присоединюсь к вам. А теперь вот что — сними копию с записки Худякова к сестре, перепиши все адреса из блокнота…

…Ровно в двенадцать ночи капитан осторожно подполз к закоченевшему от холода Анатолию Неженцу.

— Пятнадцать минут назад трое вышли из леса. Зашли в сарайчик и пока не выходили оттуда. Может, мне подползти к ним?

— Подождем… Возможно, с ним просто увязались эти двое бандитов.

— А вдруг он их с собой привел, чтобы вас взять?

— Подождем…

Прошло еще полчаса. Из сарайчика тихо, как тени, вышли двое и осторожно направились в сторону станицы, а третий вошел в дом.

— Теперь пора, — Прозоров толкнул в бок Неженца, — я пойду в дом. Если все в порядке — открою дверь.

Не успел капитан открыть калитку — ему навстречу встревоженный Сапронов:

— Господин… Ох, извините — товарищ капитан! Я ведь думал, что один приду на встречу с вами, а со мной Чернышов еще восемь человек отправил в станицу — за продуктами. При выходе из леса мы разделились на три группы, как это велел Чернышов. Я, как старший своей группы, должен был посидеть в сарае полчаса, чтобы убедиться в том, что никого нет. Сидел и переживал — наступает время встречи, вы появитесь, вас увидят, и все тогда станет известно Чернышову, а он — хитрая собака!

— Ничего… Я не один пришел, со мной работник. Откройте входную дверь…

Когда вошел Анатолий, капитан спросил у Сапронова:

— Какие новости?

— Я, товарищ капитан, на них смотреть не могу, хочется сразу разделаться и — домой!

— Плохо, Сапронов, ты на них должен смотреть с любовью и участием! Иначе разоблачишь себя. Сейчас ты — разведчик, выполняющий мое задание.

— Ясно, госп… товарищ капитан!

— Как Чернышов?

— Он что-то стал подолгу совещаться со своим заместителем — Чаплыгиным. Два дня назад к нам приходили Худяков и Плошин. После их ухода Чернышов поднял всех, и мы ушли на другое место. А сегодня утром объявил: через день-другой уходим в Будкову пещеру. И надолго.

— Что, это за место?

— Пещера находится на вершине Будковой щели. Она почти неприступна.

— Ясно… Давай дальше.

— Перед тем, как мне уйти, Чернышов отозвал меня в сторону и строго наказал выяснить, у кого остановился капитан и есть ли у него охрана. И вообще — сколько бойцов в станице, чем они вооружены? Кроме того, я должен сходить к сестре Худякова и узнать, приходил ли он к ней?.. Одно мне до сих пор непонятно — до прихода Худякова Чернышов и Чаплыгин готовили нас к нападению на станицу. Мы должны были перебить всех партийных и советских работников, поджечь колхозную ферму, увести с собой лошадей, ограбить кладовую и перестрелять бойцов из истребительного батальона. И вдруг из-за Худякова эта операция была отменена!

— Это вы должны выяснить, и как можно скорее! Второе — после прибытия в Будкову пещеру тщательно изучите местность вокруг нее, и прежде всего — подходы к пещере. И наконец, третье… — капитан достал полевую сумку, — вам она известна?

— Так это сумка Худякова! Что, поймали его?

— Нет. Он в банде, а его сумка — у нас. Возьмите ее и осмотрите.

Сапронов осторожно открыл сумку и сразу наткнулся на записку.

— Читайте вслух, — приказал капитан.

Сапронов с неуверенной интонацией в голосе начал читать:

«А. И. Вчера мы у Чернышова были вдвоем. Он затевает недоброе, но это у Василия. Место Чернышов меняет. Мое место знает Василий.

Владимир».

Сапронов удивленно посмотрел на Прозорова:

— Кто это — А. И.?

— Это я… Кстати, меня зовут Александром Ивановичем.

— А Василий? Не Плошин, случайно?

— Он самый.

Сапронов всплеснул руками и рассмеялся:

— Так… Теперь я понимаю… Эту сумку я должен лично передать Чернышову. Ага… Так он их убьет, товарищ капитан! И Худякова, и Плошина!

— Пусть они немного перессорятся… А теперь — к делу. Придя в лес, вы должны лично сказать Чернышову, что были у сестры Худякова. Сестра вам пожаловалась, что брат давно не приходил… Теперь о сумке. Ее вы… нашли у Скалистого ручья, где группа Худякова обычно делает перекур. Обо мне доложите так: капитан перешел на другую квартиру — поближе к центру, но куда — пока неизвестно. Ваша жена это уточнит и передаст вам. О моей охране… скажете, что капитан скрывает ее. По ночам он с «истребками» делает ночные проверки и облавы.

…От Сапронова возвращались темной ночью. Ни звезд, ни луны не было видно. Месили грязь, с трудом вытаскивая ноги из раскисшего чернозема. Когда добрались наконец до Анатолия и сели за горячий чай, Анатолий вдруг сказал:

— А вы знаете — только сейчас я поверил Сапронову. И все-таки я еще не вижу, как мы сможем разгромить банду!

— Да, Анатолий, до этого еще далеко… Один Сапронов не справится, надо еще одного-двух наших людей подбросить к Чернышову, только тогда можно будет надеяться на успех!

* * *

Утром Прозоров был в станице Абухской, оставив Анатолия Неженца для связи с Дмитрием, получившим задание встретиться с Худяковым. В Абухской Прозорова встретил встревоженный майор Марченко.

— Я ждал тебя… Поехали.

…Месяц назад в Абухскую приехала учительница русского языка Галина Ивановна Еремина. Она только что закончила с отличием институт и сама напросилась в самый трудный район. Галина понравилась жителям — она собрала ребят, побывала у каждого из них дома, познакомилась с их родителями, а потом всех пригласила в бывший табачный склад, который она использовала под клуб… Никакой писчей бумаги, а тем более школьных тетрадей тогда не было, но Галина нашла выход из положения — на этом собрании она показала «тетрадки», сшитые из газет, и объяснила, что писать можно между строк. Чернил нет? Их можно изготовить из сока спелых ягод бузины, а бузины кругом — заросли.

Две недели работала школа. И вот вчера, под утро, возле табачного склада нашли убитого сторожа и Галю, растерзанную бандитами… На ее груди, пронзенной штыком, лежала записка, написанная печатными буквами:

«Катись, стерва, откель пришла!»

Майор Марченко был уверен в том, что это — «почерк» банды Чернышова.

— Они и табаку-то взяли всего несколько мешков. Галя им мешала! Совсем обнаглели, гады!

…А через три дня позвонил из Предгорной дежурный истребительной группы:

— Лейтенант Неженец и вся группа выехали на происшествие. Лейтенант просил вас срочно возвращаться…

У Прозорова екнуло сердце — что-то стряслось! Может, Сапронов провалился или бандиты совершили налет на станицу?

В Предгорной дежурный начал доклад:

— Тут такое было!..

Зазвонил телефон.

— Это ты, капитан? — председатель колхоза говорил ровным, спокойным голосом. — Я к тебе приехать не могу, давай, если можешь, ко мне!

Председатель рассказал о том, что к нему рано утром с диким ревом ворвалась Матрена Гапоненко — подводу требовала, чтобы мужика своего убитого вывозить…

— Какого мужика?

Председатель не успел ответить — с шумом ввалился Анатолий:

— Получилось, товарищ капитан! Восемь человек убито, в том числе и Плошин. Худякова среди них нет — исчез куда-то. Шел настоящий бой. Есть потери и со стороны Чернышова, но, видно, небольшие. Только что встретил Екатерину, жену Сапронова. Она мне незаметно подмигнула, показала на левую руку — видно, наш Сапронов жив, только ранен в левую руку. А вот это — почитайте…

И Неженец протянул капитану записку, написанную ровным каллиграфическим почерком на немецкой трофейной бумаге. В записке было обращение к «гражданам» вести борьбу против «красной власти», которой «скоро будет конец». А кто поднимет руку на «лесных братьев», тех ожидает такая же участь, что и худяковцев: собакам — собачья смерть!

А внизу подпись: Чернышов.

«Да, опять он, Чернышов. И опять ему неймется! — подумал Прозоров. — Родины у него нет — он ее продал. Осталось у него лишь логово в лесу, за которое он держится, как черт за грешную душу. И логово это со всех сторон обложено, а он все тот же: «Скоро красной власти будет конец!» Враг. Заклятый. До последнего вздоха — враг…

А вслух спросил:

— Где нашли записку?

— Она была прикреплена к еловой ветке и положена на убитых худяковцев.

— Так… Ну, это потом. Где же Дмитрий? Он же шел на встречу с Худяковым?

Неженец положил перед капитаном листки, исписанные мелким убористым почерком:

— Это донесение Дмитрия…

«…Вчера был у Тани. В двенадцать ночи ввалился Худяков. Отстранил Таню и навел на меня браунинг:

— Считаю до пяти — где моя сумка?

Таня бросилась к брату:

— Володя, опомнись, какая сумка?

— И ты — тоже?

— Что «тоже»? Убери наган, если хочешь спрашивать — спрашивай!

— Не лезь, сестра, не в свое дело!

— И буду лезть! Ты не прав! Никакую сумку я не видела!

— А ты ее и не могла видеть… Сумку украл твой хахаль. Ну, считаю…

Таня быстро оглянулась на меня, я отрицательно мотнул головой, тогда она встала прямо перед братом.

— Стреляй! В меня стреляй в моем доме! Какой же ты брат, если перед сестрой размахиваешь наганом!

— Отойди, Таня, это я должен выяснить! Люди от этого могут погибнуть…

— Какие люди?

Худяков топнул ногой.

— Отстань ты, наконец! Я вчера приходил к тебе…

— Да, Митя мне говорил…

— Постой… Приходил к тебе, не дождался, сидел с ребятами на дворе на скамейке — там я только мог ее забыть, нигде больше!

Таня тут же вмешалась:

— Митя сидел дома и не зажигал света, говорил, что Худяков так приказал.

Худяков устало сел на стул, но браунинг держал в руке.

— Таня, я к тебе как к сестре обращаюсь, это очень важно — ты не видела моей сумки?

— Нет, Володя, честное слово! Митя сидел до утра, света мы не зажигали, как ты велел. Утром Митя собрался уходить, но во дворе увидел каких-то двух людей. Он попросил меня выйти. Когда я вышла во двор, там уже никого не было. Может, они сумку твою взяли?

Худяков вздохнул, спрятал браунинг в карман и понурил голову:

— Кто же мог ее взять? Может, «истребки»? Ну, это мы узнаем!

Худяков встал, собираясь уходить.

— Куда ты, Володя, посиди. Вместе поужинаем!

Таня быстро накрыла стол, поставила бутылку самогона. У Худякова сразу весело сверкнули глаза:

— Вот это другое дело!

За ужином он спрашивал у меня — где живет капитан, есть ли у него охрана? Я отвечал, что охрана должна быть, но его охраняют приезжие — нам, видно, капитан не доверяет.

— Боится, значит. Ну, ничего, не уйдет он от нас!

Таня плакала, все время просила брата не воевать больше, а самому добровольно сдаться: «Все равно против целой армии вам не устоять. Все равно поймают или убьют». Худяков пил самогон, все более мрачнел:

— Когда повесим капитана, тогда будем думать — сдаваться нам или нет».

…Прочитав донесение Дмитрия, капитан спросил у Анатолия:

— Что он у нас, писатель, что ли? Разве так донесения пишут? — Потом, помолчав немного, Прозоров продолжал: — Теперь ясно, что Худякову уже деваться некуда. В другой район он не пойдет — его везде будут отлавливать бандиты, как предателя. А здесь его рано или поздно разыщет Чернышов. Придет Худяков сдаваться, вот увидите.

И действительно, спустя несколько недель пришел Худяков. Один. Обросший, грязный. Он все время озирался, даже когда сидел перед капитаном. А тот:

— Отвоевался, значит?..

Худяков медленно поднял глаза на капитана:

— Сволочь ты, капитан. Ты не только хахаля, но и мою сестру предателями сделал. Этим хочешь взять?

— Ты теперь молиться на свою сестру должен!