P. S. Не выбран: есть ли жизнь после поражения?

Утро 5 декабря было так себе утро. На зеркале в ванной не было выведено слово «мудак», в постели не сидели стыдливые полураздетые незнакомки, и стол не ломился от недопитого спиртного. Стояло обыкновенное утро обыкновенного б/у кандидата в депутаты, который только что по-крупному обломался.

Я почти забыл о пустоте в бешеной гонке последних шести месяцев. В то утро она вернулась, как теща после дачного сезона.

К моему счастью, через какое-то время по старой курсантской привычке мозг сумел перейти в режим «живу по факту» – я начал испытывать эмоции, которые диктовал момент: без оглядки на то, что было до него или случится потом. Так я выбил право на «ситуативную радость»: и я был по-настоящему счастлив на Новый год – мы встречали его в Таиланде на пляже Патонга, где я сорвал голос до хрипоты, выкрикивая последние секунды уходящего года. Меня искренне улыбала безумная идея стать «пейсателем» – и каждая новая глава, рожденная далеко не с первого раза и не за один день, наполняла меня положительными эмоциями. В итоге писанина, задуманная скорее от отчаяния, обрела черты цели – мне захотелось сделать хорошую книгу, чтобы наутро проснуться победителем. Примерно так нарисовался план спасения Валерия Федотова по принципу help yourself, которому я следую до сих пор.

5 декабря всего этого не было. Я не проигрывал лет пятнадцать. Не знаю, как чувствуют себя рыбы, вытащенные из воды, но к их примеру прибегают, когда хотят описать, как выглядят люди, чьи дела резко пошли на хрен. Вы легко можете представлять меня на этой картинке. Еще так в кино обычно показывают первые минуты после катастрофы.

Помню, что в тот день мы сохраняли способность подбадривать друг друга и сожалеть, что все получилось как-то не так. Тогда я впервые увидел чиновников из администрации людьми – искренними, способными расстраиваться и посыпать голову пеплом. Вдруг исчезли типовые обороты общения. Все жалели меня. Меня это злило, я не привык быть в роли слабого и обиженного. В итоге образовывалось дурацкое общение, где я подбадривал и улыбался тем, кто пытался подбадривать и улыбаться мне.

У меня не получалось думать о том, что надо было изменить или переиграть, чтобы не допустить подобного финала. Я просто наполнял день глаголами: шел, говорил, улыбался, опять говорил, кивал головой, ставил задачи, слушал.

Потом я ощутил, что со мной избегает общаться руководство района. Случайные встречи стали тяготить: мы и сегодня не знаем, о чем говорить друг с другом. Позже усилиями главы появилась версия, что «во всем виноват штаб Федотова». Что «вместо самопиара надо было больше работать на территории: раздавать подарки, договариваться». Сегодня это канонический вариант ответа на вопрос «Почему в ЗакСе от „Васьки“ нет единороссов?».

Какое-то время после 4 декабря звонили люди из ветеранских организаций и требовали билеты в бассейн и подарки к Новому году. Они даже не знали, что я проиграл. Вернее, для них это был не аргумент: после полученной информации они пытались добиться своего, делая упор на том, что «я, как обеспеченный человек, должен им помогать».

Финальный штаб я провел 7 декабря. На нем появился пропавший начальник штаба, потом у нас состоялся с ним разговор ни о чем – неразумно орать и вразумлять маленьких детей и предателей. Я официально завершил работу штаба и распустил его, оставив на пару недель тех, кто должен был разобраться с бумагами, оборудованием и имуществом. Многие избегали смотреть в глаза друг другу и с облегчением разошлись.

И на штабе, и до сих пор мне не раз приходилось слышать конспирологические версии итогов выборов. Эти разговоры я пресекаю.

Мой «политический телефон» молчит уже несколько месяцев, куда-то исчезли многочисленные молодые и не очень молодые люди с их навязчивыми идеями и попытками быть рядом и стать нужными. У меня куча времени, чтобы ответить на вопрос: зачем это все было надо?

Сейчас я с трудом вспоминаю, с какой мотивацией приходил в партию два года назад. Я был успешным бизнесменом, не касался лично большинства проблем, о которых принято печься политикам, привык рассчитывать только на себя. Я помню, что любое упоминание или приближение чего-то неухоженного и неустроенного вызывало у меня недоумение человека, который знал, как построить эффективный бизнес-процесс и сделать счастливыми всех, кто в нем участвует.

Теперь я понимаю, что политики, в отличие от успешных менеджеров, не могут вывести за скобки неэффективные ресурсы. Борьба за власть и удержание этой власти имеет в виду в том числе решение реальных проблем пенсионеров, инвалидов, детей, лентяев, проходимцев, накопленные косяки прошлого, недочеты настоящего и вовремя не построенное будущее.

Этот вывод получил занятное подтверждение пару месяцев назад. Я давно мечтал заняться преподаванием и даже присматривался к одному из вузов, которые закончил сам. Поинтересовавшись возможностью стать внештатным преподавателем, получил отбой. Дословно ответ звучал так: «Ваша партийная принадлежность может оттолкнуть потенциальных студентов и сказаться на репутации вуза». То есть мне нельзя предоставить место, так как студенты ненавидят партию, членом которой я являюсь. Дискриминация по политической принадлежности – новое обстоятельство в моей жизни.

В феврале на одном из местных телеканалов меня спросили, рекомендовал бы я молодым людям идти в политику. Я ответил положительно и только потом понял, что это уже неправда. Я бы выбрал этот ответ пару лет назад, но сейчас я не хочу, чтобы мои дети стали политиками. Я хочу, чтобы они получили профессию и трудовой опыт. И если судьба повернет их в сторону политики – пусть на то будут особые причины и запасной аэродром, куда можно зайти на посадку в случае незапланированной катастрофы.

Моя жизнь не закончилась – я приложил слишком много усилий для того, чтобы соломка лежала грудами в самых подходящих и неподходящих местах и давала мне возможность бесстрашно летать и совершать глупости. Так что я снова набираю высоту. И перечитываю приключения барона Мюнхгаузена – на всякий случай.