Глава 12 Общественная приемная

Общественная приемная – унылая контора по фасаду и по содержанию. Но каждый кандидат в депутаты обязан ее открыть и поддерживать в ней жизнь. Как бизнесмен носит обувь ручной работы, так единоросс должен сливаться в экстазе со своими избирателями как раз на площадке общественной приемной.

С улицы видна табличка на двери – название, логотип и время работы. Внутри две комнаты, ряд стульев, несколько единиц столов и пять юристов. И толпа, жаждущая крови. Твоей крови. Хотя, конечно, я сильно преувеличиваю нравы питерской толпы. В общественную приемную люди идут разные. Это мед, который притягивает пчел, – если выбирать самую положительную аналогию.

Партийное руководство ожидает, что кандидат в депутаты будет жить на территории в прямом и переносном смысле. То есть с утра пить кофе у окна с видом на избирательный округ (и думать о нуждах электората), вечером ходить на дворовые встречи (и слушать о нуждах электората), а все остальное время – находиться в общественной приемной, с воодушевлением лично принимать жалобы и реагировать на них всеми возможными способами.

Я не спорю, может быть, бесконечное мелькание перед избирателями и рождает в их сердцах мысль о том, что кандидат, пожалуй, неплохой парень. Только бестолковый, потому что беззубый: по факту кандидат и гражданин одинаковы в своих возможностях написать официальное письмо в органы власти и через месяц получить официальный ответ. Отличие одно – кандидат пишет запрос не сам, а нанимает хороших юристов, чтобы помочь этому самому гражданину в его нелегкой борьбе. То есть «реагирование всеми доступными способами» сводится к дублированию бумажного потока, а «эффективность работы кандидата в общественной приемной» измеряется толщиной пачки жалоб, которой при случае можно сотрясать воздух перед носом у электората. При этом кандидат не имеет права помогать просителям материально – по нормам избирательного законодательства вкрученная лампочка в подъезд просителя будет оцениваться как подкуп избирателя…

Короче, я пошел по проторенной дорожке в районную администрацию: мне было важно, что народные запросы от кандидата Федотова рассматривались оперативно, и в самые краткие сроки им давали ход. Конечно, меня заверили, что все будет «по красоте». Вы, главное, пилите, Шура, в смысле пишите.

Общественная приемная начала работать 1 августа. Произошло это буднично. Мы просто открыли дверь штаба и выставили в окна агитки кандидата и партии. Табличку доделывали еще полтора месяца. Работой стала заведовать моя бесценная помощница Вероника. Приемная работала два часа в неделю – режим, на котором упорно настаивал начальник штаба. Мне казалось это профанацией, но сопротивлялся я недолго: важно было начать, а команда потом могла бы на деле убедиться в здравости идеи завести общественную приемную. Плюс, думал я, мы выстроим, наконец, на округе системную работу: теперь оперативная информация будет поступать не только от агитаторов и по итогам дворовых встреч, но и напрямую через приемную, а в качестве бонуса мы составим базу потенциальных сторонников из людей, которых мы облагодетельствуем.

Опыт мировой социологии (а пришлось изучить и его) свидетельствует, что довольный человек рассказывает свою успешную историю (как ему помогли) 7–9 знакомым. Понятно, что из русского гражданина слово «спасибо» надо тащить клещами, но даже лишние два человека на позитиве вдобавок к удовлетворенному просителю – было бы очень неплохим результатом. Поэтому с момента открытия приемной и еще несколько недель после дня голосования в ней работали лучшие люди из моей команды.

Первый месяц работы нас сильно обломал: вместо униженных и оскорбленных, к нам потянулись профессиональные «ходоки по кабинетам». Их не интересовали выборы и кандидат, они идеально знали ФИО всех районных начальников и их замов, номера кабинетов и расположение туалетов на этажах. У них были огромные кипы бумаг, свидетельствующие о проделанной ими «работе». Они жили борьбой с «кровавым режимом», и процесс написания запросов и получения ответов затягивал их больше, чем пьянство и тунеядство. Во всех больших общественных приемных, в местах скопления халявных юристов эти «ходоки» чувствуют себя как дома. Их тоже знают и даже отмечают во втором столбце специального реестра – в первом значатся городские сумасшедшие, еще одни частые посетители подобных заведений.

Позже я научился выделять «ходоков» в толпе просителей с первых минут общения. Они терпеливо сидят в очередях часами. Быстро ориентируются в пространстве и всегда безошибочно выбирают наиболее опытного «приемщика». Они нудно и подробно выкладывают все обстоятельства своего дела. Встречу с ними невозможно закончить фразой: «Мы подумаем, что можно сделать, и свяжемся с вами», – их интересует, кто будет думать, когда будет думать, что в итоге надумает, когда им об этом сообщат и что конкретно будет сделано. Они обязательно оставляют после себя бланк обращения на столе и просят расписаться на копии – поставить подпись, дату и время. Это – для ПАПКИ, самая важная часть миссии. Их не волнует, что проблема может быть в принципе нерешаемая: «власть должна им подарить быка и корову», потому что им «так плохо без быка и коровы живется в Питере». Оснований нет, но должна власть, хоть ты тресни. Не подаришь – «я напишу об этом Путину», «я за тебя не проголосую» и т. п.

Эти люди посещали приемную с завидной регулярностью вплоть до дня голосования, ворча, что «мы должны шевелиться, иначе кампания кончится, а потом ищи вас свищи в поле». Некоторые из них ходили хвостом на дворовых встречах, буквально сжирая мозг десятым или сотым рассказом о своей проблеме на мотив «никто ее не решает, и этот кандидат тоже».

Вначале, по неопытности, я думал, что это одна из форм конкурентной борьбы. Пытаясь проверить, я выходил на адреса и лично беседовал с отказавшими чиновниками. Все проблемы оказывались реальными: вопросы внеочередного получения жилья, получения незаконных социальных льгот, трудоустройства себя или родственников, внепроцедурного получения разрешений на предпринимательскую деятельность. И все это находилось вне сферы полномочий органов власти, не говоря уже о возможностях кандидата Федотова.

Набор посетителей изменился, когда в приемную стали отправлять поток жителей, с которыми я встречался во дворах и обещал решить ту или иную простую (бытовую, юридическую) проблему. Это было работающее и часто вполне успешное население Васильевского острова. У них не было времени или информации, и мы оказывались для них удачной находкой.

К середине октября приемная вышла на «проектную мощность», мы взяли еще троих юристов и стали работать каждый день. Вот так выглядела схема работы нашей общественной приемной:

А вот как работа выглядела изнутри (впечатления секретаря общественной приемной Марианны):

...

Схема общественной приемной

Классическая схема общения выглядела так:

Понедельник: тетечка с заискивающей улыбкой входит в приемную:

– А как бы мне с вашим депутатом встретиться? У меня такая проблема, такая проблема.

– Добрый день. Вы знаете, к сожалению, Валерий сейчас на встрече, но я его помощник и с радостью постараюсь вам помочь.

– Ну да, да… Валерий Барканов депутат от «ЕР», но мне бы его лично.

(Дальше подробные объяснения кто есть кто и кем является.)

– А, понятно, но, тем не менее, давайте-ка я с ним поговорю!

– Простите, Валерий сейчас очень занят и вообще не здесь, могу предложить поговорить со мной. Я все-все ему передам. Правда-правда. Он этого так не оставит. Но, к сожалению, нам приходится действовать через административные структуры, и отвечают они, к сожалению, не раньше чем через две недели.

Среда той же недели, тетечка входит бодрой походкой: – Ну и как там результат по моему запросу???!!! Как еще не ответили?!

Понедельник следующей недели, вламывается, как к себе домой, и в неприличных выражениях объясняет, кто мы, я лично и про партию жуликов и воров.

Приходит женщина бомжеватого вида, судя по форме лица, изрядно потребляющая алкоголь, как обычно:

– Хочу увидеть Валерия лично.

(К Валерию, как очевидно, на тот момент запись по десять человек в день, и такая плотность, что не пробиться, и о возможности личной встречи обзваниваем накануне.)

– Да, конечно же можно, но, вследствие плотности предвыборного графика, время возможной встречи пока не совсем понятно. Оставьте, пожалуйста, свои координаты, как только станет ясно приемное время Валерия, мы вам перезвоним.

(Длинный спич о том, что мы все жулики и воры и свой номер телефона она нам никогда не оставит. Объясняю, что, к моему огромному сожалению, запись к Валерию возможна только заранее, и предупредить о ней мне необходимо ее накануне, о чем я крайне сожалею и прошу пойти нам навстречу.)

Через неделю кидается ко мне же:

– Доченька, милая, хочу увидеть Валерия лично, как бы это сделать?

– (Дубль два.) Да, конечно же можно, но вследствие плотности предвыборного графика, время возможной встречи пока не совсем понятно. Оставьте, пожалуйста, свои координаты, как только станет ясно приемное время Валерия, мы вам перезвоним.

– Замечательно! Запиши мой номерок! А то меня прошлый раз тут прямо так развернули и чуть не выгнали!!! (Молча пишу номер, не подаю виду, что я это я.)

История про Галину Мороз в двух словах.

Эта чудесная женщина столкнулась со мной в приемной в первый же рабочий день и тревожила до последнего дня.

Женщина, практически с порога приемной объявившая, что свой ценный гражданский голос – что бы мы ни делали – по велению сердца она отдаст коммунистам, но, чем мы ее будем соблазнять, решила проверить, и крайне настойчиво.

Сначала мы всем штабом по очереди ходили фотографировать «бабушкины протечки». Она при этом морщила нос и говорила, что «прошлая девочка лучше фотографировала», и т. п.

Потом она приходила к нам и требовала распечатать ее фотографии по три экземпляра каждой + копии всех документов. Получив желаемое, с порога радостно сообщала, что отнесет теперь все это действующему депутату, вот он-то поможет.

Потом она записалась к юристу и вместо помощи по составлению иска о возмещении ущерба попросила составить какую-то совершенно невообразимо юридически безграмотную бумагу. Кстати, единственная женщина, которой не понравился наш юрист.

Она же пришла на дворовую встречу в соседний двор кричать, что мы ничем ей не помогли, хотя с ее делом вся приемная носилась два месяца и трижды долбала администрацию и ГУЖА.

Девять вечера, после дворовых встреч снимаю трубку, там женский нетрезвый голос:

– Позовите Валерия!

– Простите, Валерий сегодня уже не принимает, перезвоните, пожалуйста, завтра!

– Ну позови Валеру к телефону или ему не нужны мои четыре голоса?!

– Безусловно, вы и ваш звонок много значат для Валерия, но, к сожалению, сегодня связаться с ним никак невозможно, я могу записать для него от вас сообщение.

А еще были люди с настоящими проблемами, которым удалось и не удалось помочь, но рассказывать о них в большинстве своем либо неприлично, либо грустно.

В каком-то смысле приемная стала центром общения с гражданами в округе. Здесь можно было выпить чаю или кофе, обсудить проблемы и лично пообщаться с кандидатом.

...

Мы долго искали варианты. Новый рояль стоил бесконечно дорого. У тех, что отдавали в Интернете с рук бесплатно, был либо диагноз «настройке не подлежит», либо вынести из квартир их было невозможно (последний этаж, при строительстве дома до постройки крыши на последний этаж вносили сверху рояль, потом ставили крышу, то есть, по сути, замуровывали навсегда). В итоге рояль нашелся благодаря заслуженному артисту России Сергею Форостяному и его жене Екатерине. Благодарные ученики даже устроили целый концерт своему благодетелю.

Тогда же мы познакомились с обществом слепых. В обществе нас попросили о двух услугах – купить ксерокс и поставить козырек над входом в помещение общества. Не считая ухмылок и остроумных вопросов сотрудников штаба на тему, зачем слепым ксерокс, а также стандартных фраз начальника штаба в духе: «Обещай, что после выборов. Там видно будет», – иных затруднений покупка и доставка ксерокса не вызвала.

А вот с козырьком работа предстояла упорная и долгая. Козырек слепым нужнее даже, чем зрячим. Они дольше находятся у дверей, они не видят опасность в виде сосулек над головой (а над головой еще и труба ТЭЦ, которая создает дополнительные сосульки). Все началось со стандартного устного звонка в ГУЖА. Сказали: «сделаем», записали. Потом звонки с просьбой повторялись еженедельно. Письменное заявление тоже результатов не дало. Близились выборы, мы наобещали обществу, что все сделаем. За две недели до выборов – тишина. Я лично более пяти раз звонил начальнику ЖКС-1 Телякову и напоминал об обещаниях «поставить козырек незамедлительно» еще полтора месяца назад. Спустя еще пару звонков козырек поставили. Теляков отзвонился, отрапортовал о выполненном задании. Поехали проверять – над дверью общества каркас козырька без крыши. То есть дежурная в обществе потрогала снизу балки – козырек есть, обрадовалась, позвонила, поблагодарила. Спустя еще пару звонков поставили и крышу, но случилось это только 2 декабря, за два дня до выборов.

Еще помню маму мальчика, страдающего ДЦП. Его мама – очень худенькая и хрупкая, но сильная и морально, и физически Юлия Лисова. Справляется одна с двумя детьми 9 и 14 лет. Для мальчика она и ноги, и вся жизнь. Приходили разные люди в приемную. И с аналогичными проблемами. Но Юля отличалась от них невероятной верой в лучшее, несгибаемостью и позитивом. Наверное, я никогда не видел столь же счастливого человека, как она, когда узнала, что мы поможем ей приобрести ходунки для сына.

Самым нетипичным посетителем была Зоя Михайловна. Даже не совсем посетитель – женщина пожилая, из дому не выходила по состоянию здоровья, и вопросов у нее в общественную приемную, в принципе, не было, не считая просьбы «разобраться с неправомерностью действий ФСБ и КГБ в общем и целом». У тех сотрудников, которые находились в штабе регулярно, это имя вызывало нервную улыбку и нежелание разговаривать по телефону. Вообще. Никогда. Раз в 2–3 дня в результате ее звонков исчезали из жизни от полутора до двух с половиной часов рабочего и нерабочего времени. Повесить трубку или сказать «ко мне пришли, извините, нужно идти, не могу сейчас говорить» и прочее не срабатывало никак. Впервые встретил такого человека. Она говорила слишком много, вообще без перерывов и обо всем. Говорила о ФСБ, КГБ, о том, как служила в разведке, как плохи нынешние партии и как она хочет уговорить меня бросить все и не баллотироваться, потому что человек я вроде хороший…

Однако отнюдь не мягкий нрав ее проявился, когда к дому, в котором она жила, привезли землю для газонов, заказанную по просьбе жителей этого дома. Землю привезли, а раскидать забыли. На второй день (после звонков Зои Михайловны, как выяснилось чуть позже) «на ушах» стояли все – и депутаты муниципального округа, и сотрудники штаба. И глава МО «Гавань» лично разгребал лопатой землю по газонам. Кстати, это единственное имя незнакомого человека, вбитое в записную книжку телефона. И я до сих пор вздрагиваю от ее звонков и требований разобраться с очередной проблемой.

Самое нетипичное обращение было от Орлова Валерия. С ним был расторгнут трудовой договор. Работал дворником в том месте, где много лет назад работал Медведев. Считал, что из-за этого ему не перезаключили трудовой договор – сразу после избрания Медведева президентом…

Мы исправно собирали жалобы и обращения, грамотно их оформляли, регулярно отправляли в канцелярию главы района, спрашивали, дошел ли запрос до адресата, звонили руководителям и ответственным сотрудникам ведомств и учреждений. И ничего не происходило. Вернее, нам приходили ответы – типичные, ожидаемо путанные, циничные, некорректно составленные.

Еще нам говорили «рассмотрим», «изучим», «запланируем на будущие периоды», «сделаем, когда появятся бюджетные возможности» и т. д. и т. п. Эти ответы шли каждый день, неделю, месяц. И мы поняли, что общественная приемная превращается в черную дыру, где тонут человеческие судьбы и наши голоса: предварительные расчеты показывали, что через приемную пройдет больше 3 тысяч человек (в итоге около 5 тысяч), а те же мировые социологи убедительно доказывали, что недовольный человек рассказывает о негативном опыте минимум 25 друзьям и коллегам. В округе проживало всего 60 тысяч избирателей. Мы завязали петлю у себя на шее и теперь тихо толкали табуретку из-под ног.

К началу октября мы с ужасом обнаружили, что нам присылаются ответы в точности те же, что и обратившимся в инстанции гражданам. Судите сами (см. с. 90–92).

Как видите, менялась только шапка и дата. Это был провал. До конца избирательной кампании оставалось чуть больше месяца. У меня оставалось три пути: смириться и не высовываться; придумать что-нибудь и, наконец, плюнуть на весь этот единороссовский «мы-одним-миром-мазаны» и публично обвинить район в бездействии. По закону как раз приближался срок, когда меня уже было нельзя снять с выборов как кандидата. Но это бы уже не имело значения – выиграть выборы при негативных отношениях с главой было нереально.

Я предпринял последнюю попытку и умудрился встретиться с главой района. Чуда не произошло. Нам не стали отвечать конкретнее и быстрее. Но мы с удивлением обнаружили, что по некоторым нашим жалобам и обращениям началось производство работ. Так, нам удалось «восстановить» освещение более чем в 15 дворах округа после нескольких лет коммунального забвения. Практически исчезли жалобы на неубранные парадные и дворы в местах нашего появления (график дворовых встреч по требованию района мы регулярно отправляли в администрацию). Начались ремонты в нескольких квартирах после протечек кровель. Все это было каплей в море, но нам не надо было с позором сворачивать работу. Мы оставались. Это не было альтруистичным решением на все 100 %. Было очевидно, что формальное закрытие приемной похоронит меня как кандидата окончательно.