ПРОТИВ ПРОИЗВОЛА

A. П.: А в судебной ипостаси были ли для вас ка­кие-то открытия?

B. К.: Я знал, что система наша коррумпирована, знал, что такое административное давление, стыдливо назы­ваемое ресурсом, но не думал, что все это окажется на­столько явным и наглым. Мой личный опыт позволяет со всей ответственностью утверждать, что существующая российская правоохранительная система — это органи­зованная преступная организация, состоящая из судей, прокуроров, следователей и оперов, это тесно сплетён­ный клубок юристоподобных пауков и змей.

Сложно даже представить, сколько нарушений было в нашем судебном процессе! И по мелочам, и в принципи­альнейших вопросах. Понимаете, когда ты сталкиваешь­ся с системой, ты начинаешь её изучать. Всерьёз шту­дируешь Уголовный и Уголовно-процессуальный кодек­сы. Надеешься, что состязательность обвинения и за­щиты будет идти по правилам, хотя бы свои собствен­ные правила система должна соблюдать, думаешь ты. Ничего подобного! К примеру, есть статья 241-я УПК. Там сказано про судебную гласность. Черным по бело­му прописано: разбирательство уголовных дел во всех судах открыто, за исключением четырех случаев: раз­глашение государственной тайны, когда подсудимым нет 16 лет, когда затрагиваются интимные стороны жизни или необходимо обеспечение безопасности участников. И это всё. Конкретный, исчерпывающий список обсто­ятельств. Начинается наш суд, и первое, что заявляет судья Н. И. Валикова: заседание будет закрытым, прес­су пускать не будут. Это стало первым сигналом начи­навшегося в суде беззакония. Все убедительные дово­ды наших адвокатов о крайне необходимом гласном, открытом судебном разбирательстве, потому что дело имеет громадный общественный резонанс, потому что в ходе предварительного расследования вскрылись факты принуждения свидетелей к даче ложных показа­ний, потому что множество фальсификаций доказа­тельств, как глас вопиющего в пустыни.

Требуем: дайте протокол. Читаем — все извращено. Требуем вести официальную аудиозапись процесса, что­бы четко фиксировать, кто что реально говорил. Отказ. Нет необходимости, процесс закрытый, записей делать не надо! Ну и что, что процесс закрытый? Давайте в закрытом режиме пользоваться аудиозаписью. Катего­рический отказ. Начинаешь возмущаться вопиющим на­рушением закона, тебя тут же удаляют из зала суда.

Уловки, передёргивания, откровенное хамство судьи, провоцирующее наше возмущение, - не выдержал, воз­мутился, тут же удаляют из зала, приводят к тому, что доказать что-либо в такой обстановке просто невозмож­но. Уже после первого заседания стало ясно, что нор­мального суда не будет. Год прокуратура фальсифици­ровала доказательства, подкидывала так называемые вещественные доказательства, а теперь ещё и суд закрыли, да ещё без официальной аудиозаписи, - стало ясно, куда мы попали. Вот это тоже испытание: осознать, что предстоит не суд, а судилище.

Нам было отказано в тридцати четырех свидетелях со стороны защиты! Нам было отказано в вызове в суд даже директора ЧОП «Вымпел-ТН» Швеца, давшего ох­ране команду «не стрелять», в допросе второго экипа­жа охраны Чубайса, в вызове продавщицы тех сотовых телефонов, которые были обнаружены у меня на даче (она на опознании заявила, что телефоны покупал не я, а другой человек), в допросе целого ряда экспертов. Мы подаем ходатайство о привлечении в качестве свиде­теля Татьяны Леонидовны Мироновой, матери Ивана Миронова, одного из обвиняемых. Сторона обвинения: «Считаем, что Миронова никакого отношения к делу не имеет!». Судья: «С учетом мнений сторон постановляю: Миронову в качестве свидетеля в зал суда не пригла­шать, как не имеющую отношения к фактическим обсто­ятельствам дела». И вот так были отведены все ос­тальные наши свидетели.

Нам отказали в допросе в суде даже тех семерых свидетелей и специалиста, которые уже прибыли в суд и готовы были дать показания. Хотя согласно закону суд не вправе отказать выслушать свидетеля сторо­ны, если тот уже явился в суд. Мы говорим: в суде на­ходятся Б. С. Миронов, генерал-полковник Л. Г. Ива­шов, генерал-майор А. С. Чубаров. Судья в наруше­ние УПК ставит вопрос на обсуждение, по сути - на согласование со стороной обвинения. Говорим: чего обсуждать-то, мы уже привели свидетелей. Отказ! Открытое судейское беззаконие!

У защиты по закону есть право корректировать воп­росы присяжным заседателям. Чтобы не быть голослов­ным, процитирую УПК: «судья не вправе отказать под­судимому или его защитнику в постановке вопросов о наличии по уголовному делу фактических обстоятельств, исключающих ответственность подсудимого за содеян­ное или влекущих его ответственность за менее тяжкое преступление». Перевожу на нормальный язык: нас об­виняли в посягательстве на жизнь государственного де­ятеля. Мы говорим: там не было подобного посягатель­ства, наказание за которое оценивается от двенадцати лет до пожизненного заключения. Там было, по нашему мнению, обыкновенное принуждение к совершению сдел­ки. То есть, Чубайсу сказали: или ты соглашаешься на наши условия по реорганизации РАО ЕЭС, или вот тебе последнее предупреждение (заметьте, нас посадили, когда начался раздел РАО ЕЭС, и выпустили, когда раз­дел закончился. Вот такое совпадение). Мы говорим: тако­ва одна из версий! Давайте зададим этот вопрос присяж­ным. Мы имеем на это право и вы не вправе нам отказать. Судья уходит в комнату, возвращается и отказывает.

Я писал в Генпрокуратуру, в Высшую коллегию судей, в ФСБ, в МВД, в Верховный суд и т. д. Либо ответа нет, либо мне растолковывают, что, хоть меня и судят с на­рушением законов, но жаловаться я всё равно права не имею! Только председатель суда может решать, давать ли ход моей жалобе или нет. Вот это самое тяжелое. Ты прав и бессилен. Сделать ничего не можешь. Судьи вы­ведены из-под всякого контроля общества. Суд стано­вится главным инструментом властьимущих, миллиардыимущих в борьбе с неугодными и никто уже этого не скры­вает, наоборот, не стесняясь демонстрируют это в нази­дание всем.

Знаете, почему Медведев в самом начале своего пре­зидентства заявил о борьбе с коррупцией в правоохра­нительных органах? Ему потребовался правовой меха­низм, регулирующий отношения народа с властью и го­сударством. Он понял, что у него такого механизма нет. Унаследованная им правоохранительная система давно вышла из-под контроля государства и живет своей соб­ственной жизнью — коррупционной, клановой, карьерист­ской и прочей противозаконной. Первое, что мне хоте­лось сказать журналистам, выйдя из тюрьмы: если власть не возьмется за исправление правоохранитель­ной системы, все её попытки сделать что-либо обрече­ны на провал. Сама себя эта система исправить уже не сможет: необходимо воздействие снаружи. В государстве есть только одна сила, способная исправить нынешние МВД, ФСБ, суды и всевозможные прокуратуры и след­ственные комитеты. Это армия.

A. П.: А как удалось текст моих вопросов к вам про­тащить? Это легально делалось или нелегально?

B. К.: Легально конечно. Предвыборное время, я - кан­дидат в депутаты Государственной думы. Адвокат при­ходит и говорит: наш кандидат не осужден, имеет право на написание предвыборных материалов, на выражение своей позиции, вы обязаны предоставить ему такую воз­можность. Администрация тюрьмы соглашается: хорошо, но только через спецчасть. Что и было сделано.