Сергей, брат Андрея

На Крещение, 19 января 2014 года от сердечного приступа на базе отдыха под Нижним Новгородом скончался брат Андрея Климентьева — Сергей. Тот самый, что организовал в 1997 году по случаю дня рождения Эдуарда Лимонова пышный банкет в ночном клубе Rocco, которым он владел вместе с братом и сам же управлял.

Об этой истории я упоминал уже, рассказывая о суде над Андреем Климентьевым. А на банкете, который устроил тогда Сергей с присущим ему размахом, собрались почти все местные наиболее известные предприниматели, чиновники и воры, а также их подруги и жены в шикарных вечерних платьях, то есть — основные в те годы посетители подобных заведений. Бывший полуразрушенный кинотеатр был превращен братьями в самый модный в те годы в городе ночной клуб с хорошей кухней, многочисленными барами, бильярдным залом (где однажды при мне человек проиграл за пару минут в американку двухкомнатную квартиру в центре Нижнего и тут же бросил ключи на зеленое сукно), большим танцполом и концертной сценой с современной аппаратурой и профессиональным светом, на которой постоянно выступали тогдашние московские эстрадные звезды типа «Любэ» и «Блестящих». Бывали там, конечно, и студенты (входной билет со скидкой), всякая мелкая бандота и проститутки (куда же без них, особенно в «лихие 90-е»!), но все последние в данном случае — не в счет.

Эту историю, когда сам именинник, по глупому стечению обстоятельств, просидел один-одинешенек в день своего рождения в чужой, пустой квартире без ключей и телефона и так и не попал на устроенный в его честь «праздник жизни», где столы ломились от закусок, икры, фруктов и вина, а мы с Сергеем готовились призвать богатых гостей «скинуться по чуть-чуть, чтобы подарить Лимонову лимон» (в смысле — миллион рублей, которые, как я знал, ему и его однопартийцам очень бы тогда пригодились), я вспоминал часто. И вспомнил снова, как только узнал о том, что Сергея Клементьева уже с нами нет.

Но о нем стоит рассказать чуть подробнее, ведь в его судьбе, в не меньшей степени, чем в судьбе его старшего брата (фамилии которых немного отличались из-за так и оставшейся неисправленной ошибки служащей ЗАГСа при оформлении документов), было отражено само время.

Их отец, Анатолий Федорович Климентьев, много лет занимал руководящие хозяйственные посты в Горьковской области, поэтому дети его росли в благополучной советской семье и в полном достатке. Андрей учился в институте, Сергей занимался спортом и даже стал чемпионом Европы по плаванию среди молодежи. Впрочем, сыновей у Анатолия Федоровича было трое, как в сказке, но об этом чуть позже.

Потом Андрею институт наскучил, и он его бросил на пятом курсе, так как уже зарабатывал игрою в карты. Зарабатывал так хорошо, что уже в начале 80-х имел все, о чем только могли мечтать тогда молодые советские люди: квартиру, машину, девушек, импортную видеотехнику и кучу видеокассет с зарубежными фильмами, которые в СССР вообще невозможно было увидеть. К слову, интересы молодых людей с тех пор мало изменились.

Девушки и друзья постоянно окружали Андрея, следовали за ним по пятам или приходили к Климентьевым домой, чтобы посмотреть фильмы. Вот за эти-то фильмы, а именно за показ гостям невинного фильма «Эммануэль» с Сильвией Кристель братья и сели, получив каждый в 1982 году по 3 года лагерей за распространение порнографической продукции (в советские времена была такая статья в УК), а Андрей получил еще 5 лет в придачу — за приготовление к мошенничеству в особо крупных размерах, — это касалось его игры в карты. Анатолий Федорович ничего этого уже не узнал — он погиб в результате несчастного случая.

А дело братьев Климентьевых было громким! Им занималось местное управление КГБ, под надзором которого находился в те годы в ссылке в Горьком академик А. Д. Сахаров, и следователи так разошлись, что хотели инкриминировать парням еще и антисоветскую агитацию и пропаганду — за показ своим приятелям «Кинг-Конга» с Джессикой Лэнг и «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном. Но потом подумали-подумали и, видимо, решили не позориться с известными на весь мир фильмами и не смешить людей, записывая в антисоветчики Прыща (такое прозвище получил к этому времени в картежном мире Андрей Климентьев). Впрочем, если кто и был в тот период убежденным и абсолютно непреклонным антисоветчиком, то это, действительно, Андрей. И предъяви ему тогда чекисты эту политическую статью, вероятно, жизнь Андрея Анатольевича Климентьева после освобождения пошла бы в другом направлении.

Но пока чекисты думали, третий, самый младший из братьев Климентьевых дал признательные показания и с тех пор перестал существовать и для Андрея, и для Сергея.

Когда я познакомился с ними в 1996 году, они все еще не общались со своим младшим братом и даже избегали называть его имя. Я тоже его не назову. И признаюсь, мне тогда казалось все это слишком жестоко и даже невероятно. Но когда в начале 1997 года в зал областного суда, где рассматривалось новое дело Андрея Климентьева, привели в наручниках для допроса в качестве свидетеля его старшего сына, находившегося тоже под стражей по обвинению в каких-то хищениях, и у Андрея на лице не дрогнул ни один мускул, а его сын, похожий на отца и лицом, и фигурой, не произнес ни слова, я подумал: «Да, эти парни могут все!» и перестал чему-либо удивляться.

Но в том первом, 1982 года, деле братьев Климентьевых был и еще один интересный момент.

— Вы помните, за что меня тогда посадили? — спрашивал Андрей прокурора 15 лет спустя. — Мне инкриминировали приготовление к совершению мошенничества. А с помощью чего я к нему приготавливался, знаете? С помощью одного хитрого устройства, — очки такие необычные, чтобы карты соперника видеть…

Городской прокурор Владимир Шевелев угрюмо молчал, журналисты щелкали затворами фотоаппаратов и переводили объективы видеокамер то на гособвинителя, то на подсудимого: все ждали от Климентьева очередного сенсационного признания. В ходе рассмотрения дела Андрей сыпал ими чуть ли не ежедневно.

— А кто же сделал те удивительные очки? — продолжал он выкрикивать из своей клетки, обращаясь как бы к прокурору, но глядя на толпу журналистов. — У меня таких способностей и знаний не было. А кто в моем окружении был физиком, а?..

В зале раздалось сразу несколько голосов: «Немцов! Немцов!..»

— Правильно, — расплылся в улыбке Климентьев. — Но я его тогда не сдал. А сейчас этот кудрявый папуас вам, господин прокурор, диктует, что делать и как меня снова упрятать за решетку…

Это заявление Андрея Климентьева тут же распространили местные телеканалы и газеты, но губернатор Нижегородской области Борис Немцов оставил его без каких-либо комментариев…

А Сергей Клементьев в 80-х вместо трех положенных лет отсидел четыре, получив дополнительный год лишения свободы уже в заключении за неповиновение требованиям администрации колонии, и большую часть этого срока провел в штрафном изоляторе. Те, кто понимают, о чем я говорю, легко представят, через какие испытания пришлось пройти и что довелось пережить в зоне Сергею. А это был, напомню, брежневско-андроповский период, по сравнению с которым даже ужасное во многом нынешнее содержание заключенных под стражей в России выглядит курортом!

Впрочем, уже в наше время подобные испытания холодным карцером и многомесячным содержанием в штрафном изоляторе выпали и на долю нацбола Максима Громова, посмевшего с товарищами по партии пробраться в августе 2004 года в здание Минздрава России, возглавляемого тогда путинским выдвиженцем Михаилом Зурабовым, и в знак протеста против проводимой им реформы здравоохранения устроить там пикет. Да еще и выбросить в окно портрет самого Путина.

«Это наш протест против принятия закона об отмене медицинских льгот пенсионерам и ветеранам и сохранения их чиновникам», — заявил Максим. А в это время тридцать нацболов, захвативших вместе с ним приемную министра, дружно скандировали: «Народу — бесплатную медицину, министров — на гильотину!»

Это впоследствии именно при Зурабове разразился в Минздраве крупнейший коррупционный скандал, а потом при нем же, уже в качестве полномочного посла России на Украине, в Киеве началась антироссийская истерия и произошел госпереворот. Роковой, скажу я вам, персонаж в современной российской истории!..

А несколько наиболее активных нацболов вместе с Максимом Громовым за свою ненасильственную акцию в здании Минздрава получили по пять лет лишения свободы. Мальчишки выступили в защиту пенсионеров и ветеранов войны! Но ни пенсионеры, ни ветераны за них, увы, не вступились, и профсоюзы не проявили солидарности с нацболами, выполнившими, по сути, за них долг защиты трудящихся. А Жириновский в те же самые августовские дни 2004 года щедро раздавал пенсионерам на их митингах в центре Москвы пустые обещания и деньги, выделяемые ЛДПР, как и всем парламентским партиям, из бюджета. Вот такой круговорот воды (в смысле — слов) и денег в природе!

Что же касается дела братьев Климентьевых, то в 2000 году Верховный суд РФ все-таки признал несправедливым вынесенный им в 1982 году приговор, отменил его и обязал Генпрокуратуру выплатить пострадавшим денежную компенсацию. Сумма этой компенсации выглядела, как обычно в России, смешной, но самим братьям, отсидевшим без вины за решеткой по многу лет, было в тот «миг торжества справедливости», разумеется, не до денег — моральная победа над КГБ и советским судом осталась за ними.

А в конце 80-х, освободившись из заключения и едва стряхнув с одежды лагерную пыль, они тут же с энтузиазмом взялись за предпринимательскую деятельность, неожиданно разрешенную советскими властями в ходе горбачевской перестройки. И добились в ней серьезных успехов.

«Когда я вышел на свободу в 1989 году и приехал в Нижний, — рассказывал мне Андрей, — то несколько раз встречал Немцова в городе. У меня снова были деньги, а Боря сидел в рваных джинсах на земле среди хипарей и демократов, протестующих против строительства метро в исторической части Нижнего».

Но когда в 1991-м Боря превратился в Бориса Ефимовича — представителя президента в Нижегородской области, а затем и в ее губернатора, цепкий Андрей ухватился за него, ссуживал деньгами и уже не отпускал до 1996-го, пока у Бориса Ефимовича не появились новые друзья — Борис Бревнов, Сергей Кириенко и другие молодые, предприимчивые люди, лишенные вообще всяких понятий и принципов. С ними Немцову было легче. А с нахрапистым, острым на язык и фонтанирующим всевозможными идеями Андреем Климентьевым он, думаю, продолжал ощущать себя «кудрявым папуасом».

Спор о правомерном использовании многомиллионного валютного кредита, предоставленного не без помощи Немцова Навашинскому судостроительному заводу, контрольным пакетом акций которого владел Андрей Климентьев, положил конец их дружбе. Хозяйственный спор вылился в уголовное дело, а дружба переросла в непримиримую вражду.

Это было нелегкое время для Андрея, который вынужден был даже скрываться от следствия за границей — в Казахстане, но был задержан там и вывезен в Россию сотрудниками ФСБ (через 10 лет аналогичную операцию чекисты провели в независимой Киргизии в отношении другого моего подзащитного — Игоря Изместьева). И в тот период, и позднее — все годы, пока Андрей боролся с правоохранительными органами, судился или участвовал в политической борьбе, пытаясь стать то мэром Нижнего, то депутатом Госдумы, единственным человеком, на помощь которого он мог всецело положиться, — был его брат Сергей.

Именно Сергей Клементьев организовывал защиту брата и поддерживал Андрея в тюрьмах и лагерях, именно Сергей помогал Андрею во всех его избирательных кампаниях, а также по всем вопросам, связанным с бизнесом.

При этом в глазах людей он всегда оставался веселым, симпатичным малым, этаким нижегородским плейбоем, любителем путешествий, красивых машин и женщин. Хотя был еще и заботливым мужем, и трогательным в своей любви к дочери отцом. Он плавал на спор с опытными пловцами в Испании, побеждал их, а потом простодушно признавался, что ранее занимался профессионально плаванием и отказывался от выигрыша, он играл в теннис с Никитой Михалковым, когда тот подолгу жил в Нижнем, снимая в его окрестностях свои фильмы, а также продолжал поддерживать нормальные отношения с Борисом Немцовым (и Немцов, знаю, всегда хорошо относился к Сергею). Он легко, на равных общался и с местными политиками, и с бизнес-элитой города, и с различными представителями криминального мира, которые любили проводить время в Нижнем. И зная судьбу Сергея, видя его скромность и доброжелательность, эти люди относились к нему с уважением и порой даже с большей симпатией, чем к его скандально известному старшему брату.

Как-то раз в клубе Rocco случилась небольшая потасовка: компании местных блатных не понравился паренек-студент с серьгой в ухе. Но вмешалась охрана, и конфликт быстро погасили.

Это был 1996 год, когда в российской провинции за сережку в ухе мужчину запросто могли избить. А в Иркутске, например, даже девять лет спустя в центре города, средь бела дня зарезали парня за… мелированную челку!

— Хотите выяснять отношения, идите на улицу, — посоветовал блатным Сергей, которому тут же доложили о случившемся. Это были завсегдатаи заведения, и они, естественно, знали хозяина клуба.

— А чего вы к нему пристали? — спросил он их, когда те немного успокоились.

— Да пидор он.

— Почему пидор? — не понял Сергей. — Он что-то сделал?

— У него сережка в ухе.

— Да-а, — протянул Клементьев, — это серьезно, — но блатные уловили в его голосе иронию.

— А ты считаешь, этого не достаточно?

— Я лично ничего не считаю, но думаю, не все с вами согласятся, — ответил Сергей. — Ну, а если за него кто-то вступится? Представим. И назначит стрелку. Пойдете?

— Пойдем. А чего не пойти? — парни заржали. — Только кто за такого пидора вступиться?

— Ну, предположим. И пригласит для разрешения спора какого-нибудь вора.

— Ну и что? Пусть.

— А если пригласит вора из-за границы? Авторитетного какого-нибудь? Согласитесь?

— Откуда из-за границы? — парни переглянулись, не понимая, куда клонит Клементьев.

— Да хоть откуда! Из Англии, например. Вы же грузинских воров признаете? А Грузия — это тоже сейчас заграница.

— Ну, если он авторитетный…

— Конечно, авторитетный. Вот меня недавно на Кипре с одним англичанином познакомили. Он отсидел у себя больше двадцати лет за ограбление банка. И до этого банки брал. А на Кипр его отправила братва отдохнуть после отсидки. Вот такого бы признали?

— Ну, такого, наверное, да…

— Так вот он, — улыбнулся Сергей — вряд ли бы решил, что вы были правы с этим пацаном.

— Почему это?

— А вы смотрели «Пулю» с Микки Рурком? Рурк играет там чувака, отсидевшего восемь лет за грабеж магазина…

— Я смотрел, — ответил один из блатных. — Клёвый фильм.

— Так вот, тот вор, который на Кипре, он один в один как герой Микки Рурка — в куртке с капюшоном, весь в цветных татуировках, косичка на голове и с серьгами в ушах. Так что…

Больше ничего этим ребятам объяснять не пришлось. Конфликт был исчерпан, и к светловолосому пареньку с серьгой в ухе никто уже не приставал. Вероятно, он так и не узнал, кто его тогда защитил, а возможно и спас.

Да, Сергей Клементьев был, безусловно, настоящим русским человеком — мужественным, предприимчивым (не настолько предприимчивым, конечно, как его гениальный в этой области брат, но все же), с широкой, щедрой душой, добрым сердцем и открытой, гагаринской улыбкой.

Вы, верно, помните улыбку Юрия Гагарина? Такая же открытая, светлая улыбка была у американской девочки Саманты Смит, прилетавший в Советский Союз в 1983 году в качестве «ангела мира». И такую же улыбку я видел еще у одного человека — у Сергея Клементьева.

Выступая когда-то в суде в защиту его брата, я сказал, что Андрей — «соль земли русской». Отбросим патетику, свойственную адвокатам в судебных процессах, и вот сейчас, когда уже нет никакой необходимости в произнесении высокопарных фраз, когда прошло много лет и я понимаю и вижу то, чего не понимал и не видел тогда, я снова могу повторить то же самое: Андрей Климентьев — соль земли русской. И брат его Сергей, ничуть не похожий, казалось бы, на Андрея ни внешне, ни характером, но преданный ему, как должен быть предан брат брату, — тоже был из той же породы талантливых, несгибаемых русских людей, которые и корабли построят, и в тюрьме не сломаются, и родину защитят, если придется.