8.6. Коммунистический индивидуализм: как совместить индивидуализм с эгалитаризмом

Вопреки широко распространенному (как среди коммунистов, так и среди антикоммунистов) мнению, коллективизм, на мой взгляд, не является неотъемлемым и обязательным признаком коммунизма. И говорю я это не только для того чтобы привлечь на сторону обновленной советской идеологии ту часть советского народа, которой надоело «ходить строем». Я не считаю коллективизм самоцелью (быть вместе только для того, чтобы быть вместе на мой взгляд довольно глупо), а рассматриваю его всего лишь как средство, которое могло использоваться для достижения основных целей в определенные исторические эпохи. У меня есть большие сомнения относительно эффективности этого средства в наступающую эпоху все большей индивидуализации личности.

Более того, поскольку коммунизм является гуманистической идеологией, призывающей к созданию общества, в котором наиболее полно раскроются творческие способности и индивидуальность человека, коллективизм, понимаемый как нивелировка личности и полное подчинение интересов личности интересам общества, противоречит гуманистическим, а, следовательно, и коммунистическим, идеалам. Коллективизм является пережитком средневековья. Пережиток этот лучше всего сохранился в отсталых странах, но именно отсталые страны, вынужденные догонять ушедший вперед капиталистический Запад, взяли на вооружение коммунистическую идеологию как средство «догоняния». Так оказались повенчаны не признающий свободу личности средневековый коллективизм с мечтой философов-гуманистов о свободном человекетворце. Официальные идеологи сумели примирить такую странную пару во многом благодаря тому, что ранний, домарксисткий «утопический» коммунизм не был гуманистической философией, а был, как уже упоминалось, всего лишь реакцией средневекового общества на наступающие новые капиталистические времена, реакцией, пропитанной тоской по средневековому коллективизму. Пережитки средневекового, «утопического» коммунизма были востребованы государствами, номинально клявшимися в верности марксизму, поскольку этим государствам приходилось конкурировать с далеко ушедшим вперед Западом. Будучи технически отсталыми, они не могли решать техническими способами даже те проблемы, которые давно были решены на Западе техническим путем, и прибегали к социальнопсихологическим решениям, в первую очередь к коллективизму. Людям приходилось работать киркой и лопатой в тех случаях, когда на Западе применяли бульдозер и экскаватор, и заставить их это делать в условиях бедной страны, не имеющей возможностей для материального поощрения, можно было лишь с помощью давления со стороны социума, т. е. с помощью коллективизма. Коллективизм увеличивает силы общества, подобно тому, как удар пальцев, собранных в кулак, гораздо сильнее удара тех же пальцев растопыренной ладонью, но сам тот факт, что приходится драться голыми руками, и никакого другого оружия у вас нет, свидетельствует о вашей бедности. Коллективизм возникает не от хорошей жизни, а от нужды. Коллективизм действительно делает общество более сильным, но одновременно является свидетельством изначальной слабости и бедности, свидетельством того, что это общество пока еще не может позволить себе индивидуализм и свободу личности.

Традиционный российский коллективизм, которым так любят кичиться наши патриоты, является продуктом извечной российской бедности и отсталости от Запада, порожденной, в первую очередь, холодным климатом, и единственным лекарством от него может быть лишь выход на принципиально иной энергетический уровень (скажем, создание термоядерной энергетики). Мы сможем конкурировать с Западом на равных только при такой энергетике, которая сделает климатический фактор пренебрежимо малым и несущественным. А до тех пор мы сможем быть конкурентоспособными с Западом лишь продолжая ставить общественные интересы выше личных, и выигрывая на том обстоятельстве, что на Западе обыватель давно уже ставит личные интересы выше общественных. И это никак не связано с коммунизмом. С коммунизмом или без него, на ближайшее время (если Россию вообще не «закроют» как экономически нерентабельную страну), мы обречены быть коллективистами при правлении любых политических сил. Если нам очень не повезет, и в России окончательно восторжествует национал-шовинизм, то нас заставят подчинять свои личные интересы уже не интересам строительства гуманистического светлого будущего, как при коммунистах, а интересам полуфеодального, полусредневекового государства. И такое подчинение уже будет оправдываться не необходимостью построения материально-технической базы коммунизма, а просто необходимостью служить государству, потому что оно есть. Выбирайте, что вам больше нравится. Я бы лично предпочел строить материально-техническую базу, поскольку здесь есть «свет в конце тоннеля», есть надежда, что общество, в конце концов, выйдет на такой уровень технического развития, при котором оно сможет позволить себе индивидуализм.

Не надо думать, что индивидуализм противоречит коммунизму. Слово «коммунизм» происходит от латинского слова communis «общий» и означает всего лишь общую собственность на средства производства — и все. Никакой связи со словом «коллектив» тут нет. Общая собственность на средства производства в том не столь отдаленном будущем, когда сотрется грань между вещами (в том числе и средствами производства) и информацией, будет означать лишь отсутствие ограничений на копирование этой информации. Средства производства будут находиться в общей собственности в том смысле, в каком информация будет являться общим достоянием всего человечества. Поскольку информация может копироваться до бесконечности, легко видеть, что общая собственность на информацию принципиально отличается от общей собственности на материальные объекты, в том, что касается взаимодействия между собственниками. Если целый коллектив собственников владеет одной фабрикой, то каждый индивидуум должен согласовывать свои действия с остальными членами коллектива, поскольку фабрика — это материальный объект, существующий в единственном числе. Любое изменение, которое Вы внесли, например, в расположение станков, означает внесение изменения в собственность всех членов коллектива собственников, и потому решение о таком изменении не может приниматься без ведома коллектива. Совместное владение материальными объектами делает человека зависимым от коллектива. С другой стороны, внесение изменения в Вашу личную копию компьютерной программы не приведет ни к каким изменениям в копиях той же программы, принадлежащих другим людям, поэтому совместное владение этой программой не делает человека зависимым от коллектива. Более того, в условиях общей собственности на информацию индивидуум оказывается более свободен от общества, чем при информационном капитализме, когда общество всячески ограничивает права людей на использование информации.

Нам необходимо научиться различать буржуазный индивидуализм и коммунистический индивидуализм. Буржуазный индивидуализм — это индивидуализм озлобленного одиночки, сражающегося со всем человечеством, стремящегося установить свое превосходство над другими людьми или хотя бы выжить среди таких же «одиноких волков». Коммунистический индивидуализм — это индивидуализм ученого, не боящегося отстаивать свое мнение, даже если оно не совпадает со мнением окружающих. Коммунистический индивидуализм предполагает свободу личности от давления со стороны общества, но в отличие от буржуазного индивидуализма он не предполагает агрессивности индивидуума по отношению к обществу. Повторюсь еще раз: коммунизм — это такое общество, в котором закончилась война всех против всех. Коммунистический индивидуалист стремится не к превосходству над другими людьми, а к познанию, и увеличению власти человечества над природой. Такой индивидуализм не исключает взаимопомощи между людьми, когда она действительно необходима.

В таком понимании индивидуализма нет абсолютно ничего, что противоречило бы классическому пониманию коммунизма — вспомним хотя бы классическое определение коммунизма как общества, в котором свободное развитие каждого является основой свободного развития всех.