Генерал Корнилов и адмирал Колчак как американские креатуры

ЧЕРЕЗ призму подготовки корниловской диктатуры надо рассматривать и провал летнего наступления русских войск. В целом здесь действовал, конечно, комплекс разноречивых факторов. Скажем, «правые» обвиняли в провале наступления исключительно антивоенную пропаганду большевиков. Однако подлинные причины вскрывали четыре августовские статьи Сталина по теме: «Правда о нашем поражении на фронте», «О причинах июльского поражения на фронте», «Кто же виноват в поражении на фронте?» и «Союз жёлтых».

Из сталинских статей, полных ссылок на отнюдь не большевистские источники, следовало, что поражение планировали с далеко идущими целями, а именно в рамках подготовки военной диктатуры.

Хитрый и подлый замысел был здесь в том, что те или иные русские успехи или неудачи на Восточном фронте не меняли общей картины войны: в европейской игре уже разыгрывались «американские» козыри и исход войны решал миллион с лишним заокеанских «миротворцев», прибывающих на Западный фронт (к осени 1918 года их было в Европе уже два миллиона, воюющих ни шатко, ни валко, зато хорошо кормленных и свеженьких). А вот революционные карты из «российской» колоды надо было убрать как можно скорее, пока они окончательно не оказались в руках у Ленина. Наиболее же просто это было сделать, установив режим военной диктатуры. А установить его можно было лишь на фоне обвинений большевиков в развале фронта, зачем «правым» и требовались как летнее наступление, так и его громкий провал.

Вообще-то, интересный это сюжет – не почему провалилось летнее наступление 1917 года (его конечный провал программировали все три года войны), а почему оно провалилось так, как оно провалилось?

Уже после того, как Ленин был вынужден уйти в июле 1917 года в своё последнее подполье, а партия большевиков – в полуподполье, состоялся VI съезд РСДРП(б). Съезд принял Манифест Российской Социал-Демократической Рабочей партии («Ко всем трудящимся, во всем рабочим, солдатам и крестьянам России»), где, в частности, отмечалось:

«С самых первых дней революции российская финансовая буржуазия и её партия – так называемая партия народной свободы – заключила договор с хищниками западноевропейского империализма… Вступление в войну Америки ещё более окрылило союзных империалистов… Американские миллиардеры, наполнившие свои погреба золотом, перечеканенным из крови умирающих на полях опустошённой Европы, присоединили своё оружие, свои финансы, свою контрразведку и своих дипломатов для того, чтобы не только разгромить своих немецких коллег по международному грабежу, но и затянуть потуже петлю на шее русской революции.

Российская буржуазия оказалась связанной с капиталистами Европы и Америки и общими целями, и тяжёлой золотой цепью, концы которой сходятся в банкирских домах Лондона и Нью-Йорка».

Так точно называли всё своими именами в России 1917 года только большевики, о которых позднее сочинят глупые книги, повествующие о «большевицкой революции» при поддержке Уолл-Стрит…

12 июля 1917 года на фронте была восстановлена смертная казнь, 18 июля был смещён с поста Главковерха Брусилов с назначением на это пост Лавра Корнилова. А с 1 по 15 августа в Москве проходило Государственное совещание.

После Московского совещания Сталин 19 августа (1 сентября) 1917 года в № 6 газеты «Пролетарий» опубликовал, как передовицу, статью «Американские миллиарды», где писал:

«В условиях капитализма ни одно предприятие не может обойтись без капитала. Составившаяся ныне коалиция, во главе которой стоит правительство, – самое крупное предприятие в России… На какие же капиталы намерена существовать новая (совсем новая!) коалиция?

Послушайте „Биржевку“ (вечерн. 17 августа):

„Ближайшим результатом работ Московского совещания, в особенности симпатии, проявленной к этому совещанию со стороны американцев, как передают, явилась возможность заключить на заграничном рынке 5-миллиардный государственный заём . Заём будет реализован на американском рынке …“.

Ответ ясен. Коалиция будет существовать на американские миллиарды, за которые придётся потом отдуваться русским рабочим и крестьянам…

Но коалиция есть союз. Против кого же направлен союз Керенского – Милюкова – Церетели?

„Честная коалиция“ Керенского – Милюкова – Церетели, финансируемая американскими капиталистами, против революционных рабочих России, – так, что ли, господа оборонцы?

Так и запишем».

Под эти будущие миллиарды Корнилов и поднял мятеж – формально против Временного правительства, фактически – против России. Однако мятеж провалился, по сути толком даже не начавшись: в России ведущие роли переходили уже к широким массам, всё более доверяющим Ленину.

По большому счёту Корнилов был, конечно, дурак, но считал себя силой. Использовали же его, похоже, «втёмную», как пешку, продвигаемую в ферзи. Любопытный факт: роль одного из «серых кардиналов» при Корнилове играл помещик и журналист Василий Степанович Завойко – фигура вполне подозрительная. В 1917 году ему было сорок два года, однако он – сын адмирала, отличившегося на Дальнем Востоке в Крымскую войну, крупный помещик, в прошлом предводитель дворянства в Гайсинском уезде Подольской губернии, директор-распорядитель нефтяного общества братьев Лианозовых «Эмба и Каспий», заместитель председателя правления Средне-Азиатского общества «Санто», издатель журнала «Свобода и борьба» – летом 1917 года пошёл добровольцем в Кабардинской полк и стал… ординарцем Корнилова.

Генерал Врангель, вспоминая предысторию корниловского путча, написал о нём так: «Завойко произвёл на меня впечатление весьма бойкого, неглупого и способного человека, в то же время в значительной мере фантазёра». Знающие Завойко люди расценивали его как политического интригана самого худшего толка, но вот же – Корнилов его приблизил.

Арестованный по делу Корнилова Завойко был 20 октября 1917 года освобождён, уехал в Лондон, затем – в США. В 1923 году выплыл как представитель ряда американских финансовых групп на переговорах с советским Концессионным комитетом.

ПОСЛЕ краха корниловского мятежа Сталин 12 сентября 1917 года в № 8 газеты «Рабочий путь» (очередной «псевдоним» постоянно закрываемой «Правды») опубликовал статью «Иностранцы и заговор Корнилова», где писал о том, что из России «замечается массовый выезд иностранцев», «безусловно» причастных к заговору Корнилова, что «прислуга броневых машин, сопровождавших в Питер „дикую дивизию“, состояла из иностранцев» и т. д.

Но что интересно – закончил статью Сталин так:

«Сомнения невозможны: жёлтые всех стран объединяются, устраивая заговор против русской революции… а никому не ведомые круги правительства, исполняя волю англо-французских империалистов, фарисейски кивают на большевиков…

Картина».

Картина была, однако, неполной. Для её полноты необходимо было поднять с илистого дна тогдашней российской политики все «звенья» цепи: империалисты США диктовали свою волю англо-французским империалистам, а уж те – мало кому ведомым кругам Временного правительства. Но Вашингтон так умело маскировал подлинные масштабы своего влияния, что даже Сталин, как видим, не заблуждаясь относительно характера участия США в событиях в России, тем не менее отдавал приоритет европейской Антанте.

«Американский» след был плохо распознан и через десятилетия даже в СССР, где разобраться во всём этом, как говорится, сам бог велел. Ранее со ссылкой на советскую академическую «Историю Первой мировой войны» сообщалось о разоблачающем «нейтральные» США соотношении американских военных кредитов Германии и «союзникам»: Германии – 20 миллионов долларов, а странам Антанты – 2 миллиарда. Но даже в 1970-е годы советские военные историки объясняли этот вполне прозрачный факт всего лишь тем, что «империалисты США не прочь были бы продать свои товары и Германии», но «морская блокада Германии делала эту торговлю невыгодной, а порой и невозможной». А ведь причину и следствие здесь надо переставлять местами: Германия потому не могла закупать военные товары в тех объёмах, которые ей требовались, что Америка не предоставляла ей должных кредитов.

В скобках же замечу, что объёмы формально нелегальной военной торговли с Германией были немалыми, несмотря на ту «морскую блокаду», которой близорукие советские историки объясняли мизерные кредиты США Германии. В 1927 году бывший британский военно-морской агент в Швеции, отставной контр-адмирал Консетт опубликовал книгу «The Triumph of Civil Forces» (в 1966 году она была переиздана под названием «The Triumph of Unarmed Forces» – «Триумф невооруженных сил»). Консетт привёл в ней документальные данные о торговле Англии со скандинавскими странами теми товарами, которые затем перепродавались в Германию. Шесть миллионов тонн меди, никеля, свинца, олова, цинка и полтора миллиона тонн продовольствия – вот только то, о чём знал и докладывал в Лондон один только Консетт! А ведь Скандинавия была не единственным каналом перепродажи. Товары из-за океана и из стран Антанты шли в Германию и через Голландию, через Швейцарию…

Уже во времена президентства второго Рузвельта – Франклина Делано – комиссия сенатора Ная не просто раскопала сведения о связях американских и германских трестов, а обнаружила сенсационные данные о выполнении в США военных заказов Рейха во время войны. Шума было много, но шумели зря. Могло ли быть иначе, если число филиалов крупнейших монополий США в Рейхе переваливало тогда за полсотни? Однако всё это не отменяло и не изменяло генеральной нацеленности Америки на политику, устраняющую Германию как потенциально основного конкурента США в мире ХХ века.

Возвращаясь же к статье Сталина, можно отметить, что в чисто практическом плане Сталин был прав: нью-йоркских шофёров в прислугу броневых машин, шедших на российскую столицу, не рекрутировали.

Хватало английских.

СВЯЗИ корниловского мятежа не просто с «союзниками», но, прежде всего, с Америкой не исследованы, а ведь они были, эти связи, причём со стороны США – руководящие если не прямо, то опосредовано.

Так, есть основания считать, что адмирал Колчак выехал за рубеж накануне корниловского мятежа по договорённости с «союзниками» как будущий полномочный европейский эмиссар корниловской диктатуры. Подробно этот сюжет, включая анализ маршрута Колчака, описан в моей книге 2005 года «Россия и Япония: стравить!», здесь же обращу внимание лишь на некоторые пикантные детали.

В отслеживании текущей ситуации накануне 1917 года и в подготовке русских событий 1917 года вполне определённую роль играл полковник «Интеллидженс сервис» Самуэль Хор (бывший начальник секретной охраны царя Александр Спиридович называет его «Хоаром»). Уже тогда Хор был членом палаты общин, позднее стал министром иностранных дел и в английской политике след оставил значительный. А в начале 1916 года он прибыл в Петроград во главе английской военно-разведывательной миссии с особыми полномочиями.

К Хору прислушивался английский посол Бьюкенен. Хор (хорошо освоивший русский язык) был принят как свой в Центральном Военно-промышленном комитете – «штабе» деловых российских людей. Хор был хорош и с кадетами, с англофилом Милюковым, хорошо знакомым и американцам. И, к слову, Хор был соучеником по Кембриджу князя Феликса Юсупова – одного из убийц Распутина.

Ситуацию Хор оценивал весьма трезво и понимал, что самодержавие само ведёт себя к краху. Но и в Государственную Думу как «конституционную» замену царю Хор верил не очень. Он верил в решительных людей…

Говоря об английских разведчиках в России в 1917 году, напомню ещё раз о причастности к событиям известного английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма, во время Первой мировой войны работавшего в разведке и направленного в Россию с секретной антибольшевистской миссией.

Не знаю, как Сомерсет Моэм, а Самуэль Хор имел влияние на Бьюкенена. Бьюкенен же был прочно вхож к царю Николаю. И вот, как признавался впоследствии сам Хор, он-то совместно с британским послом и нажал на императора, настаивая на назначении Колчака командующим Черноморским флотом. Почему-то об этом не написал ни один биограф Колчака, а ведь факт-то этот просто-таки разоблачителен! С чего это вдруг Хору так настойчиво (на высшем уровне!) вздумалось обеспечивать быструю карьеру какому-то рядовому русскому адмиралу? Он его и знать-то лично не знал! Или – знал?

Конечно же, Колчака Хору рекомендовали его «военно-промышленные» друзья. Во всяком случае, лично я другого объяснения не вижу (если не предполагать прямую вербовку адмирала). А вот эти-то «друзья», похоже, заранее – ещё до подготовляемого ими Февральского переворота – рассматривали адмирала как одну из фигур возможной будущей буржуазной диктатуры. Но, забегая вперёд, следует отметить, что в историю России Колчак вошёл как креатура не Лондона, а Вашингтона.

Летом 1917 года интерес к Колчаку проявила и миссия Элиху Рута. Так, почти все источники в полном согласии друг с другом сообщают, что 7 июня 1917 года Колчак познакомился в Севастополе с шестидесятилетним американским контр-адмиралом Джеймсом Гарольдом Гленноном из миссии Рута, в которой Гленнон был главой морской группы.

Когда для Колчака уже всё было кончено и он, арестованный, давал в Иркутске показания Чрезвычайной следственной комиссии, он утверждал, что с Гленноном в Севастополе не встречался, а, выехав из Севастополя в Петроград после отказа от командования Черноморским флотом, всего лишь ехал с ним «в одном поезде». Колчак, конечно, лгал. Могло ли быть так, что за несколько суток пути Гленнон, коль уж он не встретился с Колчаком в Севастополе, не попытался с Колчаком познакомиться в пути, а Колчак ему безосновательно отказал? Тем не менее Колчак упорно отрицал знакомство с Гленноном до приезда в Петроград. Выходит, было отчего? Иными словами, не будет очень смелым предположить, что Гленон вёз Колчака на «смотрины» к Элиху Руту. Вскоре по приезде в Петроград эти «смотрины» состоялись. Колчака показали Руту, и адмирал «закалённому старому служаке» понравился.

Жёсткая личность англизированного адмирала была явно привлекательной для тех, кто проектировал военный переворот. А сорокасемилетний генерал Корнилов и сорокатрехлетний адмирал Колчак смотрелись отличной диктаторской «связкой»! Позднее не кто-либо, а сам Антон Деникин свидетельствовал:

«Страна искала имя… Многими организациями делались определённые предложения адмиралу Колчаку во время пребывания его в Петрограде. В частности, „Республиканский центр“ находился в то время в сношениях с адмиралом, который принципиально не отказывался от возможности стать во главе движения… доверительные разговоры на эту тему вёл с ним и лидер кадетской партии…».

Имя искала, конечно, не страна, а имущие слои страны, но отыскали Колчака не столько даже они, сколько Америка – в своих интересах.

В интересах не страны, а элиты – как российской, так и заокеанской – был отыскан и генерал Лавр Корнилов.

Русскую же армию в целом инспектировала военная группа миссии Рута под руководством генерал-майора Х. Скотта. 18 июня (1 июля) 1917 года армия начала своё последнее и неудачное наступление, однако это Соединённые Штаты не обескуражило: они уже поняли, что при любом развитии событий буржуазная Россия будет существовать после войны в фарватере политики и экономики США. Поэтому любой ценой сохранить Россию именно буржуазной оказывалось для Америки важнейшей и насущнейшей задачей.

ПРИНЯТО считать, что такой же важнейшей и насущнейшей задачей миссии Рута являлось удержание России в орбите войны. Но это было, пожалуй, не так. Хотя Рут и ставил Временному правительству условием предоставления займов продолжение участия России в войне, в результате работы миссии Рута в США было явно понято, что даже выход России из войны не грозит срывом планов США! Уже говорилось, что к лету 1917 года судьбу войны решали действия на Западе, а не на Востоке. К тому же Америка, как сегодня становится ясно, стояла за низвержением не только царя, но и кайзера. Так что будущий знаменитый тезис германских генералов об «ударе в спину» германской армии был не попыткой оправдаться, а констатацией факта, известного лишь посвящённым в подоплёку событий.

Долгое время и мне казалось, что усилия посла Фрэнсиса, усилия Рута и т. д. были направлены на то, чтобы сохранить Россию как «пушечное мясо» для Запада. И лишь недавно стало приходить понимание, что суть была не в этом… Ниже будут приведены факты из первых дней уже советской истории России, которые доказывают, что к началу 1918 года Америку не волновало, останется ли новая Россия участником антигерманской коалиции. Более того, можно утверждать, что Америка в 1917 году имела главнейшей целью активизацию максимального развала России с дальнейшим погружением её в тяжелейший кризис при полном контроле ситуации Соединёнными Штатами. Если бы не Ленин, этот перспективный курс США в отношении России мог бы реализоваться. Требование же США к России воевать «до победы» было обусловлено не военными соображениями, а тем, что продолжение Россией войны обрушивало страну – в уже ближней перспективе – в катастрофу, последствия которой Соединённые Штаты должны были обратить в будущем в свою пользу.

Итогом миссии Рута стал «План американской деятельности по сохранению и укреплению морального состояния армии и гражданского населения России». Внешняя его суть его была проста: «Хотите иметь деньги – продолжайте воевать». «Миссия Рута, – подтверждает и Бесси Битти, – ясно заявила, что главным условием предоставления помощи России является дальнейшее участие России в войне».

В Петрограде Элиху Рута заверяли, что это участие никем под сомнение и не ставится. 13-го июля старого стиля посол Временного правительства в США Бахметев-Бахметьев (преемник царского посла Бахметева) сообщил в МИД: «Американское правительство открывает нам немедленно кредит в 75 миллионов».

Это было только начало. Предполагался заём в 325 миллионов долларов под низкие проценты, но вернее его было назвать приманкой, ибо генеральной целью «Плана…» являлось внедрение во все слои российского общества американского влияния и привития русским чувства неполноценности перед «цивилизованными» и «добросердечными» янки. План американской деятельности в России нацеливал США не на сохранение и укрепление морального состояния армии и гражданского населения России, а на их всё возрастающую моральную деградацию и политическую дезориентацию.

Ранее приводилась оценка Самуэлем Хором межсоюзнической конференции в январе 1917 года в Петрограде. Хор высказался – уже после событий, конечно, – вполне откровенно: «Ни народ, ни правительство, ни император не хотели приезда союзной миссии… этой большой компании политиканов, военных и экспертов… Это было назойливостью в час испытаний их Родины».

Летом 1917 года ситуация повторилась, и оценка Хора вполне применима также к миссии Рута с поправкой на то, что Временное правительство и хотело приезда миссии Рута, и было лишено права её приезда не хотеть.

Для тех же, кто посылал Рута в Россию, требование о продолжении участия России в войне объяснялось, повторю это ещё раз, стремлением максимально ослабить Россию и ввергнуть её в кризис. Ловить же рыбку в замутнённой ею же воде Америка умела и в начале ХХ века.

ЛЕТОМ 1917 года в США, в видах соблазнительного и «жирного» для них российского будущего, прикидывали, как ввозить в Россию военное снаряжение и как вывозить из России то, чем она будет за это снаряжение расплачиваться. Выдвигался Соединёнными Штатами в качестве важнейшего и «железнодорожный» вопрос. «Записные» историки общего, так сказать, профиля, больше оперируют политическими категориями и тот же аспект «железнодорожных» отношений США с «временной» Россией считают малозначащим, проходным, второстепенным, в то время как он высвечивает очень много любопытного в чисто политическом плане и на нём необходимо остановиться отдельно.

Миссия Рута добились от «временного» Петрограда согласия на присылку в Россию американской Консультативной комиссии железнодорожных экспертов во главе с Дж. Ф. Стивенсом – одним из организаторов авантюры вокруг строительства Панамского канала. Как сообщает А.С. Сенин, автор интереснейшей монографии «Железнодорожный транспорт России в эпоху войн и революции (1914–1922 гг.)», переговоры начались 12 июля 1917 года и проходили трудно. Американцы требовали права на фактически всеобъемлющее ознакомление с железнодорожным хозяйством России и контроль над ним. Комиссия настаивала на осмотре её членами Владивостокского порта с его верфями, складами, мастерскими и т. д., требовала права на инспекцию не только Уссурийской, Сибирской и Китайско-Восточной (КВЖД) железных дорог, по которым могли идти военные грузы из США, но и, например, на инспекцию линий, связывавших Петроград с Донецким угольным бассейном. «Временный» министр путей сообщения Некрасов пошёл на попятный, и посол Фрэнсис сообщал в государственный департамент:

«Моё определённое соглашение с Некрасовым состоит в том, что мистер Стивенс должен получить абсолютный контроль над конечным пунктом железной дороги во Владивостоке. Для того, чтобы этот контроль был эффективным, он должен распоряжаться всеми поездами, прибывающими на станцию Владивосток, и я надеюсь, что через некоторое время, и притом короткое, этот контроль распространится на значительную часть, если не на всю Сибирскую железную дорогу».

Требования США высказывались в ультимативной, по сути, форме при дипломатическом нажиме как со стороны Вашингтона, так и Лондона. Одной из причин активности США было решение «National City Bank» и американских строительных компаний о строительстве в Донбассе крупного металлургического завода и сооружении железной дороги между Москвой и Донбассом.

Состояние железных дорог России к лету 1917 года было, конечно, уже ужасающим – прежде всего, из-за катастрофической нехватки работоспособных паровозов и «здоровых» вагонов, но также и из-за изношенности железнодорожной колеи, из-за неразвитой инфраструктуры железнодорожного хозяйства. Однако в России хватало квалифицированных железнодорожных деятелей для выправления положения при улучшении материальной базы железных дорог. Тем не менее Временное правительство придало Стивенсу диктаторский, по сути, статус советника Министерства путей сообщения. Члены комиссии Стивенса получили право провести обследование дорог Сибири и Юга России. Было дано согласие на размещение на российских дорогах американских железнодорожных бригад в составе начальников поездов, инженеров, диспетчеров, связистов, которые намечалось разместить в крупнейших железнодорожных узлах. В США формировался специальный «железнодорожный корпус» для управления русскими дорогами (в 1918 году, с началом сибирской диктатуры Колчака, он-то Транссиб под свой контроль и взял).

Фактически на железнодорожных коммуникациях России предполагалось установить чуть ли не оккупационный режим США, при этом Америка много обещала, но мало давала. Так, американская сторона согласилась поставить для Сибирской железной дороги 850 мощных паровозов и 20 тысяч новых вагонов, сборку которых предполагалось проводить во Владивостоке. Но сохранилось письмо Стивенса в Совет национальной обороны США с предложением выслать в Россию старое оборудование из зоны Панамского канала. Свежеиспечённый советник российского Министерства путей сообщения без обиняков заявлял, что это избавит Америку «от затруднений, связанных со сбытом массы второсортного материала по высоким ценам».

Иными словами, янки намеревались провернуть руками Стивенса в России вторую «панаму». И у Стивенса явно были свои люди во «временных» «правительственных» кругах. 1 апреля 1917 года Временное правительство утвердило представление МПС о заказе в США 2 000 паровозов и 40 000 вагонов, выделяя на эти цели 200 миллионов долларов. Американцы определили стоимость одного паровоза в 300 тысяч рублей, что более чем в два раза превышало стоимость отечественного паровоза подобного типа. Экономист-железнодорожник П.П. Мигулин в № 30–31 журнала «Новый экономист» за 1917 год резонно отмечал: «Американские паровозы – слишком нежная машина, требующая тщательного ухода и особо высокого качества топлива. Американцам пришлось бы дать нам своих машинистов и свой уголь».

Однако на то, похоже, и был расчёт, и 3 августа 1917 года Особое совещание приняло решение о приспособлении казённых дорог под обслуживание американских паровозов «Декапод», для чего требовалась перестройка поворотных кругов, установка в депо нового оборудования, и всё – с закупкой в США. Судя по всему, это был типичный, говоря языком путинской «Россиянии», «откат», ибо во всех отношениях (кроме выгоды своекорыстных ренегатов) было надёжнее, перспективнее, проще и дешевле финансировать усиление производства отечественных паровозов на отечественных же заводах под имеющееся оборудование.

Америка обязывалась к 1 ноября 1917 года сдать во Владивостоке «под ключ» паровозо– и вагоносборочный завод. Реально же из США в 1917 году по 16 сентября поступило во Владивосток 69 комплектов паровозов «Декапод», из которых в харбинских мастерских собрали 22 паровоза. Кроме того, за восемь месяцев в Россию завезли 561 полувагон.

Отечественные заводы за весь 1917 год изготовили 12 561 товарный вагон (при заказе 27 956). И товарищ министра путей сообщения Л.А. Устругов имел все основания заявить, что комиссия Стивенса широко развернула свою деятельность в области «предположений и теоретических подсчётов», но мало что сделала в области реальной помощи российским железнодорожникам.

Впрочем, ничего особо значительного реально делать и не предполагалось. Расчёт был на обстоятельную, детальную технико-экономическую «рекогносцировку» железнодорожного дела в России с внедрением янки в российские железнодорожные круги в видах того, что в будущем всё это перейдёт под контроль капитала США.