2. Три вооруженные силы фашистского государства
Фактически в фашистском государстве есть три вооруженные и организованные силы, которые при определенных условиях могли бы столкнуться или действовать самостоятельно: фашистская партия, полиция и армия. В нормальных условиях они находятся в отношениях соподчинения: полиция (официальная и тайная) и армия подчиняются фашистской партии. С другой стороны, полиция и армия — две главные опоры партии в фашистском государстве. Полиция вербует политически преданных и связанных с режимом людей. В известном смысле она — вооруженный отряд фашистской партии. Поэтому полиция — самая надежная ее политическая опора.
Армия не столь надежна, так как в силу всеобщей воинской обязанности в нее вступают все достигшие определенного возраста граждане мужского пола, независимо от их политических взглядов. Более того, она становится опасной как потенциальная оппозиция в тяжелых для государства условиях (война, внутренние кризисы и т.д.). Угроза предопределяется тем, что армия более многочисленна, чем полиция, а как ударная сила несравненно мощнее ее. Армия располагает современным оружием — танками, бронированными машинами, самолетами. Во время военного переворота полиция не может ей противостоять.
Именно это заставляет фашистскую партию держать армию под строжайшим контролем. Он осуществляется посредством ряда мер: систематической обработки рядового состава в духе партийной идеологии фашизма, воспитания офицерских кадров, преданных фашистской партии, назначения на пост военного министра человека безликого и безусловно покорного партийному руководству. Хорошо организованная слежка в офицерской среде завершает систему контроля над армией.
Эпизод с «путчем Рема» — подходящая иллюстрация. Политические руководители нацистской партии — Гитлер, Геринг, Геббельс, Гиммлер, Гесс и другие, испугались мощи военных руководителей (Рема, Хейнеса, Карла Эрнста, Хайзе, Ширетти, Гайдебрюка), которые в 1934 году имели в своем распоряжении 4-5 миллионов штурмовиков. Поэтому политическая верхушка не согласилась, чтобы СА превратились в рядовую армию, а их командующий состав — в генералитет. Руководители и рядовые СА были преданны больше своему организатору Рему, чем Гитлеру. И если СА превратились бы в регулярную армию, а Рем — в ее главнокомандующего, нацистская партия приобрела бы в лице СА силу, постоянно удерживающую ее в положении «шах», а в критическую минуту способную даже поставить ей «мат». Это обстоятельство предрешило события 30 июня 1934 года (так называемая «ночь длинных ножей»). СА должны были быть уничтожены как организованная сила, способная действовать независимо от партии. А этого можно было добиться только физически уничтожив командный состав и расформировав те соединения СА, которые проявили себя в той или иной степени оппозиционно по отношению к политическим руководителям НСДАП. Последних напугало прежде всего требование массы штурмовиков провести второй этап «национал-социалистской революции» — национализацию крупной капиталистической промышленности, согласно пункту 13 программы НСДАП.
В дальнейшем СА были поставлены под неусыпный и всеохватывающий контроль нацистской партии, штурмовикам же «разъяснили», что второго этапа «революции» не будет. Очень характерно в этом отношении заявление начальника штаба СА Лютце перед дипломатическим корпусом и представителями иностранной прессы, сделанное в 1936 году: «Когда я заявляю с самого начала, что обязанности, взятые на себя СА, такие же, как и обязанности партии, и наоборот, я имею в виду лишь то, что СА считает программу партии своей собственной программой. СА не может быть независимой от национал-социалистского движения, может существовать лишь как его составная часть. В структуре партии СА представляет собой отряд ее защитников, ее боевую ударную группу, к которой, выражаясь языком политики, принадлежат наиболее активные члены движения. Задачи СА являются задачами партии и наоборот» (89—591).
То, что в фашистской системе армия — поистине самая опасная для партии организованная вооруженная сила, которая в определенный момент может свергнуть ее власть, подтверждает попытка переворота 20 июля 1944 года. Переворот не увенчался успехом только из-за ограниченного политического мышления немецких генералов: некоторые из них не решились нарушить присягу верности фюреру, другие оставались во власти идеологических принципов, насаждаемых во всем народе и превратившихся уже в предрассудки.
Так или иначе, историческим фактом остается то, что лишь армия смогла заявить о себе как о силе, способной противостоять нацистской партии, свергнуть ее власть. В этом смысле показателен план переворота, согласно которому следовало арестовать: а) партийный аппарат и б) ту часть политической полиции, на которую непосредственно опирается партия, — гестапо и СС.
Падение Муссолини в июле 1943 года еще убедительнее иллюстрирует эту закономерность. Фактически дуче был свергнут собственными генералами, представляющими самую мощную силу — армию. «Верховный фашистский совет, который не собирался с 7 декабря 1939 года, был созван 24 июля 1943 года и после 10-часового непрерывного заседания постановил (19 голосами против 7) «предложить Муссолини просить короля, чтобы тот взял на себя вместе с действительным военным командованием (не с командованием Муссолини) принятие верховных решений, предоставляемых ему нашими институтами» (45—736).
Двумя днями позже, 26 июля 1943 года, брошенный всеми ближайшими сотрудниками и своим зятем графом Чиано, Муссолини подает в отставку. Впрочем, еще 25 июля он арестован. А это означает, что совершен переворот. Новое военное правительство во главе с маршалом Бадольо держит арест дуче в строжайшем секрете и отправляет его на остров Понца. Оно не распустило фашистскую партию и милицию, как следовало ожидать, из-за особого положения в стране, где с лета 1943 года находились семь немецких дивизий (113—195), которые легко могли бы сбросить новое правительство и вернуть Муссолини, дабы сохранить Италию в числе своих союзников. С другой стороны, наличие немецких войск в стране могло подтолкнуть к фашистскому восстанию, ибо государственный и партийный аппарат оставались преданными Муссолини.
Вообще в условиях тоталитарного государства военный переворот — это, в сущности, переход от фашистской к военной диктатуре, которая характеризуется меньшей политической стабильностью и меньшими масштабами (но не жестокостью!) террора. Военный переворот никогда не приведет к непосредственному переходу от фашизма к традиционной либеральной демократии: исключительно велико политическое напряжение, которое высвобождается в результате этого переворота. Подобный эксперимент может закончиться и фашистским, и антифашистским восстанием, и даже гражданской войной — все зависит от соотношения сил. Однако в любом случае военные, совершившие переворот, потеряют контроль над ходом политических событий и сами станут жертвой высвобожденных ими сил.
Таким образом, антифашистский военный переворот по необходимости должен перерасти и обычно перерастает в военную диктатуру, которая вынуждена защищать новую власть как от давления слева, так и справа: антифашистское восстание демократических сил могло бы смести ее с лица земли, а фашистское восстание — восстановить прежний режим.
Поэтому маршал Бадольо объявил сразу после переворота чрезвычайное положение, запретил политические партии и массовые антифашистские демонстрации, провел мобилизацию железнодорожных и промышленных рабочих.
При наличии в стране немецких дивизий правительство Бадольо не могло распустить фашистскую партию и милицию. Но оно попыталось поставить их под свой контроль, включив милицию в армию и назначив на офицерские должности руководителей фашистской партии.
За 45 дней своего правления — с 29 июля по 5 августа 1943 года — Бадольо принял ряд мер по разрушению структуры фашистского режима: декреты о роспуске фашистской партии, Верховного фашистского совета, о ликвидации особого трибунала, Палаты фашизма, корпораций. Института фашистской культуры. Кроме того, правительство изменило названия Министерства корпораций и Министерства народной культуры, заменило ликторские пучки на военной форме звездочками, отменило фашистское приветствие и т.д. (118—327).
Насколько реальна угроза фашистского восстания во время военного переворота в тоталитарном государстве можно судить по некоторым документам от 20 июля 1944 года в Германии. Люди, подготовившие переворот, не хотели брать на себя ответственность за убийство Гитлера, боясь вызвать к себе ненависть народа. Они собирались представить убийство Гитлера делом партийной верхушки, преступным актом «бессовестной клики тыловых партийных руководителей». В проекте приказа Витцлебена, который после переворота должен был занять пост главнокомандующего вооруженными силами, говорится: «Фюрер Адольф Гитлер мертв. Бессовестная клика тыловых партийных руководителей, пользуясь создавшимся положением, предприняла попытку нанести удар в спину тяжело борющегося фронта и узурпировать власть в своих политических интересах. В этот час величайшей опасности имперское правительство объявило чрезвычайное положение в стране, чтобы поддержать порядок и право, и возложило на меня исполнительную власть... Представители исполнительной власти отвечают за порядок и общественную безопасность. Любое сопротивление военной исполнительной власти должно быть безжалостно раздавлено. В этот час величайшей опасности единство вооруженных сил и поддержание порядка являются высшим законом» (75—206).
Трюк, с помощью которого заговорщики хотят представить убийство фюрера делом «бессовестной клики тыловых партийных руководителей», не противоречит политической программе переворота: а) арест партийного аппарата и роспуск нацистской партии; б) арест отрядов СС и гестапо. Цель — сразу же внести деморализацию и растерянность в фашистскую систему, направить ненависть фашизированных масс на партийное руководство, чтобы заговорщики таким образом могли явиться в роли спасителей.
Стратегическая цель — сломать хребет тоталитарной системы, т.е. разрушить единство фашистской партии и государства, последовательными мерами изолировать партию от государства и лишить ее средств принуждения — армии, полиции, гестапо и т.д., чтобы сделать возможной ее полную ликвидацию.