Глава З. 18 ФЕВРАЛЯ. БОЙНЯ В МАРИИНСКОМ ПАРКЕ И ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОМ КВАРТАЛЕ
Глава З. 18 ФЕВРАЛЯ. БОЙНЯ В МАРИИНСКОМ ПАРКЕ И ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОМ КВАРТАЛЕ
К середине февраля над Майданом нависло предчувствие близкой развязки. Противостояние продолжалось уже три месяца и длиться дальше в таком же формате не могло. Ясно было, что одна из сторон вот-вот перейдет к активным действиям. Рассказывает Александр Турчинов:
«Мы понимали, что «зачистка» Майдана может начаться в любой момент. Тем более что была объявлена антитеррори-стическая операция СБУ, а на фоне происходящего сейчас на востоке мы знаем, какие возможности это открывает. К Киеву начали активно стягивать войска. Мы все это видели, знали и понимали, что времени осталось совсем мало. Еще немного — и они окончательно сконцентрируют все необходимые силы, боевую технику, а потом просто возьмут нас в блокаду и станут сжимать кольцо. Сценарий был очень простой: окружить Майдан, полностью изолировав его от внешнего мира, а потом уничтожить».
Вспоминает Игорь Луценко:
«Без динамики Майдан умирал. Оставалось или атаковать и победить, или проиграть. На заседании Рады Майдана четырнадцатого февраля Вася Гацько спонтанно предложил идею мирного наступления на Верховную Раду. Неожиданно ее поддержал Турчинов и позволил Штабу нацсопротивления все организовать».
И снова Турчинов:
«Действительно, мы приняли решение, что должны сами предпринимать активные действия, не дожидаясь, пока они первыми начнут атаковать. План был простой: восемнадцатого выдвинуться под Верховную Раду с тем, чтобы требовать возвращения Конституции 2004 года. После этого силовики должны покинуть Киев, и мы начинаем настаивать на досрочных президентских выборах. Таким было наше видение мирного сценария».
Ключевое слово здесь «мирного». Пеший поход к Верховной Page планировался именно так. Даже в страшном сне никто не мог представить, чем все обернется.
В понедельник, 17 февраля, состоялась встреча переговорщиков от оппозиции и власти, в ходе которой последние настаивали: оппозиция не должна вести людей к парламенту, так как столкновений в таком случае не избежать.
«Разумеется, мы не планировали никаких столкновений. На тех переговорах речь шла о том, что если со стороны власти не будет провокаций, то с нашей — тем более», — говорит Аваков, принимавший участие в диалоге.
«Арбузов сам обзванивал депутатов, агитируя поддержать его премьерство»
Поход на Раду проанонсировали со сцены Майдана в воскресение, 16 февраля. Заявленная цель — добиться от депутатов мирного урегулирования кризиса в стенах парламента. Сценариев урегулирования было два.
Сценарий оппозиции
Возвращение к Конституции 2004 года, то есть существенное ограничение полномочий Президента с передачей их Верховной Райе. Следующий шаг — Верховная Рада избирает компромиссного премьер-министра и формирует коалиционное правительство. Коалиционное — значит с равным представительством власти и оппозиции. Конечно, идея каких-либо «договорняков» с властью
Майдану не очень нравилась. Но лидеры оппозиции понимали: власть слишком сильна, и других способов разрешить ситуацию, кроме как договариваться с ней, нет.
Сценарий власти
Если еще две недели назад в ПР с подачи Януковича о конституционном компромиссе отзывались одобрительно, то теперь и слышать о нем ничего не хотели. Президент должен сохранить максимум полномочий. Точка. Предел компромисса — коалиционный Кабмин. При этом право выбора премьер-министра власть оставляла за собой.
Вечером 17 февраля постпред Януковича в ВР Юрий Мирошниченко сообщил:
«Президент закончил переговоры с оппозицией. Он внесет кандидатуру премьер-министра в парламент после окончания консультаций с экспертами. Это произойдет в ближайшее время».
Сообщение Мирошниченко основывалось на отрывочных данных — свежей информации от первого лица у него не было. Информировать подчиненных о своих планах в привычки Януковича не входило.
Арсений Яценюк, как мы знаем, от должности премьера отказался. Теперь в числе основных претендентов назывались:
1) Сергей Арбузов, и. о. главы Кабмина;
2) Андрей Клюев, глава Администрации Президента;
3) Юрий Бойко, одиозный депутат Партии регионов.
Кандидатуры одна другой краше, вызывающие категорическое неприятие не только у Майдана и оппозиции, но даже внутри самой Партии регионов.
Арбузов — «семья», креатура Александра Януковича.
Клюев — «ястреб войны», креатура Виктора Януковича.
Бойко — перераспределение финансовых потоков, креатура Дмитрия Фирташа.
Рассматривались и три относительно нейтральных варианта: Анатолий Кинах, Елена Лукаш, Сергей Тигипко.
Кинах — депутат от ПР, ранее уже имевший опыт работы премьер-министром. «Технический исполнитель» — лучшая и единственная возможная его характеристика.
Лукаш — министр юстиции. Ее кандидатура всплыла во время одного из «мозговых штурмов» в Администрации Президента. Аргументация: молодая женщина, не скомпрометированная коррупционными связями, — это очень «по-европейски». «Под нее» За-ш скорее выделит деньги. Получение новым Кабмином западных кредитов считалось неотъемлемой составляющей его успеха. Денег» казне не хватало катастрофически. Тем не менее те, кто имел доступ к казне, воровать из нее не прекращали.
Сергей Тигипко на тот момент был одним из замов главы фракции ПР и контролировал в ее составе депутатскую группу из трех десятков депутатов.
Из всех перечисленных кандидатов наибольшие шансы имели Андрей Клюев и Сергей Арбузов. Наибольшие — с точки зрения Виктора Януковича. Выдвижение Андрея Клюева, авторству которого цжписывали разгон «студенческого» Майдана, было бы откровенным плевком в лицо протестному движению и могло спровоцировать самую непредсказуемую реакцию улицы. Выдвижение Сергея Арбузова раскололо бы изнутри саму ПР.
Говорит Владимир Рыбак:
«У нас с президентом был на эту тему разговор. Я сказал ему, что ни для Арбузова, ни для Клюева голосов в парламенте нет. При этом у Клюева шансов быть избранным все-таки больше, хотя они и не абсолютные. Несколько раз Янукович спрашивал меня, как настроения внутри большинства и в парламенте в целом, а я все время отвечал, что голосов нет, что нужно искать других кандидатов.
Однажды Виктор Федорович спросил: «А как ты отнесешься к тому, если я внесу твою кандидатуру?» Но я категорически отказался. Мне уже шестьдесят шесть лет — только премьерства мне еще не хватало!»
Добавляет Вадим Новинский:
«Семнадцатого Арбузов еще сам обзванивал депутатов — агитировал поддерживать и продвигать его кандидатуру на
премьерство. В тот же день я был в АП — это зафиксировано в журнале посещений. Говорил Януковичу: ни в коем случае не вносите Арбузова. Он — первый по антирейтишу. Это спровоцирует такой взрыв, что вы потом не будете знать, что с этим делать. Да, говорит, я согласен. Второй по антирейтингу, продолжаю я тогда, Клюев».
Но мнение соратников не очень беспокоило Виктора Януковича. Вечером 17 февраля поступила информация: он сделал ставку на Сергея Арбузова. Однако за ночь что-то переменилось. В девять утра 18-го глава фракции ПР Александр Ефремов приехал в парламент с другими вводными.
Что именно произошло, стало понятно лишь полгода спустя. В те дни в «Межигорье» состоялась встреча Януковича с одним из его близких соратников. Из тех немногих, к чьему совету он обращался, когда становилось совсем уж худо.
«У нас с ним был очень жесткий разговор. Очень жесткий. Не так, как обычно говорят с президентом — комплементарно, а жестко, — вспоминает мой собеседник. — Я сказал все напрямую (о деятельности молодой команды. — С. К.). То, что творили «младореформаторы», особенно в последние дни, даже Янукович не вполне знал. И Саша не все знал. А я знал. И он, Янукович, дал мне слово, что больше этого не допустит».
В ходе той же встречи Виктор Янукович сообщил своему визави, что в свете этих обстоятельств принял решение внести на должность премьера кандидатуру Сергея Тигипко. Говорил ли он об этом еще кому-нибудь? Скорее всего, нет. Знал ли об этом сам Тигипко? Скорее всего, нет.
Вопрос премьерства был слишком серьезен. Внутри власти шла отчаянная борьба за пост, за сохранение сфер влияния. Янукович метался в выборе между здравым смыслом (отдаленным подобием которого был для него Тигипко) и интересом «семьи» (Сергей Арбузов). Именно поэтому во вторник утром Александр Ефремов приехал в Раду «с пустыми руками» — кандидатуры премьера не было.
Институтская
Утро 18-го выдалось солнечным, ясным — нетипичным для киевского февраля. Ничто не предвещало беды. К восьми утра колонны уже были сформированы. Первыми двигались отряды Самообороны — мужчины в самодельной амуниции, с деревянными щитами и в касках. Они же прикрывали фланги слева и справа. За Самообороной шли мирные митингующие. Людей было очень много: молодежь, женщины, пожилые люди. Шли в приподнятом настроении, шутили, весело переговаривались. Кто-то даже запевал песни.
На середине улицы, у верхнего выхода из станции метро «Крещатик», на перекрестке Институтской и Ольгинской, шествие замедлилось. Тут стоял первый кордон Внутренних войск. Их тыл по обе стороны улицы прикрывали бронированные спецмашины. Для прохода оставался узкий коридор. Создавался «эффект бутылочного горлышка», но давки не было. Взобравшись на наспех сооруженное у самого кордона возвышение, несколько майдановцев «регулировали» движение.
Ближе к десяти пробраться к парламенту вверх по Институтской было довольно проблематично — вся она была запружена людьми. И люди продолжали прибывать. Сколько тысяч митингующих вместила Институтская в то утро, точно не скажет никто. Человеческое море колыхалось от самого Майдана, вливалось в узкие пределы улицы, подпитывалось ручейками из соседних переулков.
Без двадцати девять я вынырнула из брюха подземного торгового центра «Глобус» у подножия гостиницы «Украина». В парламенте уже шло заседание фракции Партии регионов. Знакомые депутаты присылали смс-ки. «Ночью посчитали, что голосов за Арбузова нет. Ефремов пытается переубеждать нас. Срывается на крик, настаивает… Но…» Депутаты рассчитывали, что на заседании фракции:
а) им назовут фамилию кандидата на премьерство;
б) предложат варианты компромисса с оппозицией по болезненному вопросу возвращения к Конституции 2004 года;
в) представят план дальнейших действий, направленный на выход из кризиса.
Ни того, ни другого, ни третьего не случилось. Стало ясно, что сессию открыть не удастся. К тому моменту оппозиционеры уже заблокировали парламентскую трибуну, а «большевики» не могли ничего им предложить, чтобы начать диалог.
Крепостной переулок
К десяти утра расстановка сил была следующей. Люди с Майдана продолжали подниматься вверх по Институтской. Передовые колонны продвигались дальше — к Шелковичной, Липской, Крепостному переулку, чтобы попытаться выйти к парламенту со стороны станции метро «Арсенальная» и Мариинского парка.
Но правительственный квартал бы полностью оцеплен. Все возможные подходы к Раде намертво заблокированы — где силовиками, а где грузовиками, КамАЗами и техникой. Перекрестки улиц выглядели примерно одинаково. Первая лития — «Беркут». За ними — тяжелые военные машины. Далее — второй кордон силовиков. Через несколько сотен метров — третий. За четвертой линией оцепления — Мариинский парк, на склонах которого несколько тысяч «титушек». Под Радой, на площади Конституции — Антимайдан с бело-голубыми флагами. Типа «мирный митинг», который «охраняют» силовики. Тут же, в парке, базировались дополнительные силы «Беркута» — здесь был их тыл. Улицы Грушевского и Шелковичная были заставлены тяжелой военной техникой, пассажирскими и милицейскими автобусами.
Сотрудников ВР и журналистов, спешивших на заседание, пропускали через узкий коридор на углу Шелковичной и Институтской. Два КамАЗа были припаркованы друг к другу так близко, что даже одному человеку средней комплекции тяжело было протиснуться в эту щель. Разве что боком. Впрочем, и этот «КПП» скоро закрыли.
Митингующим показалось, что слабее всего с внешней стороны укреплен перекресток с Крепостным переулком. Они тогда еще не знали, что в самом переулке больше тысячи «беркутовцев», военная техника, а за их спинами — силовики из Мариинского парка. Снаружи, со стороны Институтской, Крепостной охраняли молоденькие парнишки из Внутренних войск. Основную преграду для демонстрантов здесь представляли несколько милицейских автобусов, заграждавших улицу.
Отделившись от головы колонны, несколько человек пошли на штурм. Их задача была оттащить автомобили с проезжей части, тем самым освободив дорогу. Бойцы Самообороны пытались их сдержать, но это было уже невозможно. Одну машину активистам удалось завести и отогнать. Линия обороны оголилась. Внутренние войска попятились в глубь Крепостного. Им на подмогу из Мариинского спешил до зубов вооруженный «Беркут».
Первый удар приняли на себя сотни Самообороны. Те самые, что сопровождали колонны, прикрывая их по флангам. У само-оборонцев были щиты и деревянные палки, на головах — строительные каски, на руках и ногах — наколенники и налокотники. У кого их не было — просто обматывали ноги поролоном. Но вся эта «амуниция» ни в какое сравнение не шла с бронежилетами, специальными шлемами и резиновыми дубинками «Беркута». Силы были не равны. «Беркут» был очень зол. Попытка митингующих проникнуть на «их» территорию, каковой они считали участок парка и все дороги от станции метро «Арсенальная», была воспринята ими как агрессия.
«У «Беркута» не выдержали нервы. Полетели гранаты. Причем эти гранаты они предварительно обматывали изолентой, к которой крепили гвозди. Сила поражения у такой гранаты значительно больше обычной — осколки с гвоздями разлетаются во все стороны, ранят очень серьезно, были и смертельные случаи», — вспоминает Турчинов.
Гранаты были те самые, из РФ.
Расправившись с первыми рядами — Самообороной, силовики принялись за рядовых демонстрантов, у которых не было вовсе никакой защиты. Мужчин валили с ног и били дубинками по голове. Черепно-мозговых травм было особенно много. Появились первые раненые — пока из травматического оружия. Огнестрельное начнут применять через пару часов. Счет раненым тогда пойдет на сотни. В то утро Крепостной переулок станет местом самых отчаянных и самых кровавых столкновений.
«Беркут» идет в атаку
Не то чтобы кто-то один из власть имущих нажал на спусковой крючок. Конкретной команды начинать «мочить» протестующих утром не отдавали. Это была цепная реакция, вспышка звериной злости, копившейся три месяца, жажда крови, которую невозможно было утолить, не заплатив за это человеческими жизнями.
«Рвануло» одновременно в нескольких точках. В Крепостном силовики забрасывали демонстрантов светошумовыми грантами, на Шелковичной использовали помповые ружья, на Липской пустили газ. На Грушевского и в Мариинском парке майдановцев атаковали «титушки» с битами и металлическими прутьями. У них на рукавах были либо георгиевские, либо красно-белые ленточки как опознавательный знак для силовиков: не трогать — свои. «Беркуты» неистовствовали: они не оттесняли митингующих, не старались прекратить противостояние, а в открытую убивали беззащитных людей, не давая им возможности отступить. Разбив колонну майдановцев в нескольких точках правительственного квартала, «Беркут» зажал жертвы в кольцо и теперь методично их убивал.
Пытаясь защищаться, демонстранты подожгли шины. На перекрестке Институтской и Шелковичной вспыхнули злосчастные КамАЗы. Огонь быстро перекинулся на соседнее здание. По крышам в дыму прыгали вооруженные спецназовцы, с высоты забрасывая митингующих гранатами. От Майдана вдоль всей Институтской женщины, пенсионеры, студенты выстроились живой цепью. Разбивая брусчатку, они передавали ее из рук в руки — наверх. Оттуда, сверху, выносили раненых. Мужчина с простреленной из травматического ружья ногой. Парень, у которого взрывом гранаты оторвало кисть руки, и кровь теперь хлещет — не остановить.
Опять досталось фотографу Reuters Глебу Гараничу (тому самому, которому разбили голову накануне разгона студентов). На Шелковичной он словил светошумовую гранату — разорвалась прямо у Глеба на груди. Спас защитный жилет, который обычно носят профессиональные фотокорреспонденты.
Мариинский парк
На Грушевского, как и в Крепостном, люди тоже пытались разрушить заграждение из автобусов и грузовиков поперек улицы. Частично им это даже удалось. Во избежание эскалации конфликта Самооборона Майдана выстроилась живым щитом между митингующими и «Беркутом».
Вспоминает Петр Порошенко:
«Утром, где-то без двадцати десять, я вышел из дому. На Грушевского, девять («сталинка» на углу Мариинского парка. — С. К.) живут родители моей жены. И вот я вышел из дому, чтобы отправиться на заседание Верховной Рады. Смотрю, прямо возле дома стоят ребята из Самообороны. Я подхожу, здороваюсь с ними, общаюсь. И тут эти ребята прямо у меня на глазах начинают падать. Падать! Один за другим. Напротив — кордон силовиков, и оттуда «Беркут», прикрываясь щитами, стреляет по ним резиновыми пулями. «Что вы делаете? Вас же не провоцируют! Не атакуют! Зачем вы стреляете?» — бросаюсь я к ним. Появляется какой-то их командир и кричит: «Прекратить стрельбу!». А в это время на тротуаре уже лежит с десяток человек, скошенных этими пулями, корчась от боли…
Ко мне присоединяется Юра Степь. Мы идем вдоль линии силовиков, по кромке парка — по направлению к Минздраву (обходят парк с тыльной стороны. — С. К.). За спинами силовиков — «титушки», настроенные очень агрессивно. У Минздрава застаем такую картину: несколько молодчиков разбили стекло на первом этаже, заскочили внутрь и мародерствуют — компьютеры вытаскивают, технику какую-то. Вроде как майдановцы, но разве поймешь в сутолоке. Рядом — Самооборона. Я забираю у одного из самооборонцев дымовую шашку, поджигаю ее и забрасываю в разбитое окно. Через минуту мародеры один за другим начинают оттуда выпрыгивать — сильное задымление. «Шуганули» их, поставили Самооборону караулить здание.
Идем дальше — вдоль насыпи, мимо смотровой площадки, по направлению к парламенту. В это время в парке уже вовсю дым, стрельба, начинается что-то страшное. А на краю парка сгрудился Антимайдан — туда нагнали женщин, среди них достаточно много пожилых — судя по всему, бюджетни-цы. Они в кольце нашей Самообороны. Я прошу Самооборону немного отступить. «Что вы будете делать?» — спрашивают. «Буду Антимайдан отсюда выводить». Нужно было видеть этих женщин — перепуганные стрельбой, они жались одна к другой, многие стояли на коленях и буквально выли от страха. Я не преувеличиваю: стояли на коленях и выли от страха! Это страшное зрелище, жуткое! «Успокойтесь, пожалуйста, — обращаюсь к ним, — вот тут в десяти метрах спуск на Парковую аллею. Отходите немедленно, тут сейчас будет бойня. Отходите!» Они причитают и, совершенно обезумевшие, скатываются вниз по этому спуску. Мы прикрываем их отход. И тут ко мне подлетает ну совершенно неадекватный гражданин — то ли он обкуренный, то ли пьяный уже с самого утра, но совершенно невменяемый. И орет матом: «Это наша земля! Мы тут умрем! Вон отсюда!». Пока мы с ним препирались, где-то сто пятьдесят женщин успели убежать по спуску. Им вдогонку — стрельба, взрывы. А вокруг уже «титушки» набежали из глубины парка. Они пришли туда убивать: своих, чужих — без разницы. Их было несколько тысяч. Именно они потом убивали людей».
Госпиталь в Доме офицеров
Сразу после случившегося в Крепостном переулке волонтеры-медики сумели занять здание Дома офицеров, где оборудовали полевой госпиталь. «Скорые» к правительственному кварталу не подпускали. Даже самых «тяжелых» эвакуировать было невозможно. А «тяжелые» поступали отовсюду — из Мариинского парка, с Шелковичной. Первый труп принесли с Липской — там горел штаб Партии регионов.
Верховная Рада
В Верховной Раде стекла ходили ходуном от ударной волны Мариинский парк, Грушевского, Шелковичная — сколько видно было из кулуаров парламента — все заволокло дымом. Сессию все никак не могли открыть. Депутаты бесцельно слонялись по кулу-арам — расходиться боялись. Тех, кто все-таки пытался покинуть мл, сдерживали оппозиционеры. Иногда с применением силы.
«После того как появились первые трупы в Доме офицеров я побежал в кабинет к Рыбаку — надо было срочно что-то предпринять, чтобы остановить побоище. Для начала хотя бы открыть сессию, — вспоминает Андрей Шевченко. — В спикерском кабинете застаю такую картину. Рыбаку стало плохо с сердцем — рубашка на груди расстегнута, над ним склонилась Бахтеева, дает ему какие-то таблетки. Сам Владимир Васильевич ни жив ни мертв, серого цвета. Тут же собрались регионалы. Я говорю: там уже трупы в Доме офицеров, людям отрывает руки и ноги, мы должны хоть что-то предпринять, хоть сессию открыть — это бы успокоило людей. На это регионалы с такой циничной ухмылочкой мне заявляют: «Это шантаж! На языке шантажа мы с собой разговаривать не позволим», «Ваши люди знали, как сюда прийти, — будут знать, как убегать», «Потолкаются и разойдутся». Такие были реплики. Махровый, бессердечный цинизм! А уже через несколько дней эти же самые люди будут рассказывать, как они призывали к миру и сколько для этого делали».
После полудня оппозиционерам все-таки удалось зарегистрировать проект постановления о возвращении к Конституции 2004 гола. Митингующие на улице встретили это сообщение овациями.
Началась гражданская война. В Мариинском парке, на Липской — вот там она началась»
Рассказывает Александр Турчинов:
«Когда началась бойня, я вышел из парламента. Было понятно, что там делать нечего, — нужно было проанализировать ситуацию, оценить расстановку сил. В какой-то момент казалось, что перевес на нашей стороне, как тут загорелся штаб Партии регионов на Липской. Этот пожар был использован властью, чтобы снять все ограничения на применение силы, в том числе и на использование огнестрельного оружия. Потому что именно тогда силовики получили подкрепление и начали массово использовать огнестрельное оружие. Они же базировались вместе с «титушками» в Мариинском парке, и оттуда выдвинулись дополнительные силы. Еще одна линия подкрепления — со стороны Богомольца, от МВД. Так они перешли в наступление, зайдя к нам в тыл».
Свидетелем этого был Сергей Пашинский:
«Я пришел на Липскую, когда уже горел офис Партии регионов. По команде Турчинова отвел майдановцев на двести метров, к перекрестку с Институтской. С той стороны бульвара, от Верховного суда, подтягивались «ти-тушки». Там же стоял «Беркут», но активных действий они не предпринимали. Расстояние между ними и нами было солидное: никаких провокаций не могло возникнуть в принципе. Я отвел людей, стабилизировав тем самым ситуацию. Но уже после этого «Беркут» и «титушки» двинули на нас. Они атаковали четко по команде. Дело было не в офисе ПР — он догорал. Атаковали очень жестко, очень. Разбив наших надвое, часть из них погнали вниз, к Кловскому спуску».
Там же, на Липской, с Пашинским случилась история, которую позже, особенно когда он стал главой Администрации Президента, ему часто припоминали. В ходе беспорядков у штаба ПР активисты остановили «Хонду», в багажнике которой нашли винтовку. В чехле, но тем не менее. Попытки разобраться, что за человек водитель, откуда у него оружие и т. д., едва не переросли в мордобой. К месту событий подоспел Пашинский.
«Я заметил, что люди собрались вокруг какого-то автомобиля, намечается инцидент. Подошел и увидел, что водитель машины наш активист — я их почти всех знал в лицо.
У него были документы на оружие?
Конечно. Это был обычный охотничий карабин. Давайте откровенно: в те дни многие наши активисты возили в багажнике оружие — у кого оно было. И вот какая ситуация: неподалеку от эпицентра боя майдановцы задерживают майдановца, разобраться, что и как, с ходу им сложно, люди взвинчены до предела, все на эмоциях, и закончиться может чем угодно. Была реальная угроза жизни водителя «Хонды». Нам нужен был еще один труп? Причем с нашей стороны? В таких ситуациях надо не стоять и ждать, когда само как-то рассосется, но брать ответственность на себя, принимать решение. Что я и сделал. Его посадили в машину, я сам сел рядом, и «Хонда» уехала.
Из багажников оружие достанут всего через несколько часов.
«До февральских событий на Майдане оружие не использовалось. Ни разу. Но когда стало понятно, что вот-вот может начаться «стенка на стенку», тогда уже многие достали то, что у них было: у кого травматика, у кого охотничье. Я сам холил с пистолетом. На всякий случай. Сдаваться никто не хотел», — комментирует Турчинов.
«Я ответственно заявляю, что до момента бойни под парламентом оружия на Майдане не было. Оно появилось только после обеда восемнадцатого числа, когда стало понятно, что бой идет не на жизнь, а на смерть, — вторит Пашинский. — Началась гражданская война. В Мариинском парке, на Липской — вот там она началась. Когда число погибших начало множиться в геометрической прогрессии, естественно, Майдан озлобился. Естественно, родственники, друзья, побратимы погибших находились в состоянии аффекта — хотели убивать в ответ».
«Им ничего не стоит выстрелить в нас на поражение»
На соседних улицах правительственного квартала оппозиционеры спасали раненых. Говорит Петр Порошенко:
«Мне звонит дворник из нашего дома (на Грушевского. — С. К.). Кричит в трубку: «Петр Алексеевич! У нас людей убивают! Прямо в нашем подъезде убивают людей! Уже два трупа!». Я хватаю помощника, мы выскакиваем из Рады и бежим через парк, мимо Дома офицеров. Там тоже трупы. Вокруг стрельба, взрывы, очень густой дым — дальше трех метров ничего не видно. Подлетаю к дому. На улице стоит наша дворничиха, родители жены, на тротуаре — убитые и раненые. Что делать? Мы с помощником подхватываем одно тело — несем его к Дому офицеров, там передаем санитарам, возвращаемся обратно.
Застаю картину: под подъездом — свалка. «Титушки» добивают лежачих. Рядом стоят менты и не вмешиваются в происходящее. Из подъезда доносятся нечеловеческие крики. Оказалось, «титушки» загнали туда несколько человек и просто их там добивают. Дверь заблокирована. Я пытаюсь ее как-то открыть, но ничего не получается. Наконец мы вместе с помощником взламываем эту дверь, выгоняем из подъезда «титушек», помогаем раненым. Тут подворачивается какой-то милицейский начальник. Я его хватаю: «Что же вы, суки, творите?! Прекратите это немедленно! Хотите — задерживайте, что хотите делайте! Только остановите убийство!». Он зовет подчиненных, они разоружают нашу Самооборону, хватают — для видимости — несколько нападавших из числа «титушек», оттаскивают их от раненых. «Ну, слава Богу! — думаю. — Хоть кого-то спас». Захожу в подъезд и начинаю подниматься по лестнице — хотел проверить, как там родители жены. И тут я снова слышу за своей спиной страшные крики. Этот милицейский начальник думал, что я ушел, и четверых ребят наших — тех, что были больше всего избиты и еще минуту тому лежали в подъезде, — он передает «титушкам», чтобы те их «кончили». Представляешь?!
Я возвращаюсь, с боем отбираю этих четверых, и мы с помощником тащим их — уже полуживых — наверх, в квартиру родителей жены. Оставляю там помощника с ними и закрываю квартиру. Другого способа спасти ребят нет: их же никак не выведешь. Ужас того дня, эту совершенно неоправданную жестокость силовиков я долго буду помнить».
Попасться «титушкам» — это было самое страшное!
«Если кадровые офицеры иногда не решались стрелять, то эти отморозки стреляли направо и налево, — констатирует Турчинов. — От страха власть вооружила всех, кого могла. Всех, кто готов был убивать».
Вспоминает Андрей Шевченко:
«Между гостиницами «Киев» и «Национальный» стоит автозак. Как позже выяснилось, там внутри было несколько раненых майдановцев. В кабине — наш депутат Лида Котеляк. Оказалось, что она заскочила в машину, вытащила из замка зажигания ключи и забросила эти ключи внутрь автозака, к раненым. То есть, чтобы завести машину, силовикам нужно было открыть двери автозака. Лида от этого автозака ни на шаг не отходила, сама села за руль и позвонила другим депутатам — попросила о помощи. Вовремя подбежали мы с Аваковым, подошли Кличко с Пацканом. Силовикам пришлось открыть автозак, и мы смогли забрать раненых. У некоторых задержанных были очень тяжелые травмы — полностью разбиты головы, все лицо в крови. Они не могли самостоятельно стоять. Мы усадили их на лавочку возле «Национального». В это время какой-то силовик с кулаками бросается на Авакова. Причем он понимает, что перед ним народный депутат. В это же время на Шелковичной чуть не забили Васю Пазиняка, тоже депутата. Он кричал: «Я депутат», — а ему в ответ: «Ах депутат?! Убей его!». Васю оттуда еле вытащили.
Даже руководство «Беркута» и «вэвэшников» с трудом их сдерживало. Агрессия перехлестнула через край. Это уже была настоящая война. Надо было понимать, что если перед тобой человек в форме, то в любую минуту он может тебя побить, убить, покалечить. Что угодно…
Группу раненых мы выводили к «скорой помощи» — машины стояли на Липской, возле памятника Мануильскому (очень скоро его снесли; в настоящее время на этом месте пустой пьедестал. — С. К.). Мы тянем на себе раненых: сами они идти не могут. Одного парня мы тащим вместе с женой. И тут я впервые в жизни услышал звук свистящей мимо пули. Пули пролетали между нами, наверное «резинки». «Берку-товцы» это были или «вэвэшники»? Я не помню. Специально стреляли нам в спины — не для того, чтобы ранить, но для того, чтобы напугать, чтобы мы почувствовали: им ничего не стоит выстрелить в нас на поражение».
Встреча Александра Турчинова с Виктором Януковичем. «Зачистка» правительственного квартала
«Мне позвонил Арсений Яценюк — попросил вернуться в парламент. Опять все собрались в кабинете Рыбака. Присутствовали почти все руководители ПР: Рыбак, Ефремов, Новинский, Шуфрич, — вспоминает Александр Турчинов. — Уже поступила информация о первых жертвах, и все понимали, что этим, увы, не ограничится, поэтому меня начали просить встретиться с Януковичем. Убеждали как наши коллеги по оппозиции, так и депутаты ПР. Говорили, что я должен договориться о прекращении противостояния: так, чтобы силовики прекратили стрелять, а мы отошли обратно на Майдан. Потому что крови было очень много, и потерь было очень много.
Я согласился на встречу. Новинский связался с Администрацией и сообщил, что нас ждут. Но та еще была проблема — добраться в АП. Шли, естественно, пешком — все везде было заблокировано, везде шли бои.
Я зашел к Януковичу. Он, в буквальном смысле этого слова, бегал по кабинету — круги наматывал. Он был в истерике, кричал: «Я вас всех уничтожу! Всех закопаю! Вы не убежите за границу, не надейтесь. Я уже дал команду перекрыть кордоны! Вам всем конец, вас всех кончат!». Каждое слово через мат, но маты я повторять не буду.
«Всех» — в смысле оппозицию?
Да. Прежде всего. Говорю же: он был в неадекватном состоянии. Ну, я слушал это минут пять, потом говорю: «Виктор Федорович, будем считать, что я испугался. Может, теперь поговорим?». Я сказал это совершенно спокойным тоном, и на него это подействовало. Он весь как-то обмяк и опустился в кресло. «Давайте, — говорю, — находить какой-то формат, чтобы все-таки без новых кровавых жертв обойтись, уже и так слишком много крови пролито». Он что-то пробурчал себе под нос, потом отвечает: «Хорошо, как мы это будем делать?» — «Предлагаю следующее: ваши прекращают стрельбу, а мы отходим обратно на Майдан. После этого, вечером, собираем переговорную группу, которая уже наработает формат полноценного диалога. Прежде всего — возвращение к Конституции 2004 года. Сейчас это первостепенный вопрос, и его разрешение положит начало выходу из кризиса».
Он быстро согласился. Еще помню: уже через пять минут он начал рассказывать, что я «стояковый» мужик и он меня уважает… То есть его бросало из одной крайности в другую. Что характерно для человека с полностью истощенной нервной системой, выведенного из состояния равновесия.
Итак, мы поговорили, условились: они прекращают стрелять, мы возвращаемся на Майдан, а дальше уже работают переговорщики. Выйдя от него, я направился в парламент. По дороге связался с руководителями Самообороны, проинформировал о договоренности насчет перемирия, дал приказ отступать к Майдану.
Они с этим согласились?
Да. Потери были слишком велики. И вот мы начинаем отступать, а «Беркут», вместо того чтобы прекратить стрельбу, палит нам в спины и — на нашем отходе — начинает свое наступление. Причем наступление очень активное. Я еще в парламент не успел вернуться, а ребята из Самообороны уже звонят — рассказывают о происходящем.
Протестующих начали тогда активно теснить вниз по Грушевского и по Институтской. Так что обе эти улицы за короткое время были де-факто «зачищены».
Мы отступали организованно, а они решили воспользоваться этим моментом. Додавить, дойти, опять-таки на наших спинах, прямо на Майдан. По Институтской они существенно продвинулись, прорвали несколько заграждений, отбили Октябрьский и подступили уже к самому Майдану…
Наконец я в Раде. Врываюсь в кабинет к Рыбаку. «Это, — говорю, — скотство! Вы подло себя ведете. Мы только что с Януковичем договорились, и мы свои обязательства выполняем, тогда как «Беркут» действует ровно наоборот. Немедленно набирайте Януковича». Рыбак что-то залепетал, начал ему звонить. Янукович не брал трубку. Тогда набрали Клюева. Я рассказал ему о своей встрече с Януковичем. «Мы договорились о прекращении огня, а вы вместо этого начали активную фазу наступления», — говорю ему. На что Клюев отвечает: «Ну так что же, это война, а на войне все средства хороши».
Так и сказал?!
Да, дословно. Но минут через десять происходит следующее. Меня зовут к телефону, на линии — Клюев. Он начинает кричать: «Что вы творите?! Ваши открыли прицельный огонь по «Беркуту» на Институтской!». «Беркут», как было сказано, теснил майдановцев вплоть до самой площади, но в какой-то момент у подножия Институтской наши развернулись и, вместо того чтобы продолжить отступление, сами пошли в атаку. Ну, видимо, надоело, что стреляют в спину. Дали отпор, в том числе и с оружием. И вот Клюева это страшно возмутило. Я не стал оправдываться, а просто ответил: «Это — война. Ты сам сказал».
Так была перевернута самая страшная страница в истории Майдана. Силовики перегруппировались и пошли в наступление по всем фронтам. Они были жестко настроены уничтожить Майдан в ту же ночь».
В два часа дня силовики полностью контролировали весь правительственный квартал. От «Арсенальной» и до самого Майдана все было зачищено. Зазевавшихся митингующих дубинками гнали к Майдану. Случайных прохожих жестоко избивали. Штурмом взяли, как было сказано, Октябрьский дворец, Украинский дом, подступили вплотную к баррикаде на Институтской и на Крещатике — со стороны Европейской. «Мирная демонстрация» была полностью разгромлена.
В начале четвертого на Грушевского и Европейской площади появились два грейдера, с грохотом сокрушавшие обледеневшую баррикаду. Мелькали оранжевые жилетки. Только это были не коммунальщики — их работу выполняли МЧС и «Беркут».
Пока они там орудовали, в Верховной Раде журналистов позвали на пресс-поинт. С заявлением вышел глава фракции ПР Александр Ефремов. Текст у Ефремова был заготовлен заранее: «Радикалы с оружием в толпе так называемых мирных демонстрантов», «Оппозиция понесет ответственность». Ну и все в том же духе. Ни слова о погибших.
Выпалив заготовку на одном дыхании, он развернулся на каблуках и устремился прочь с пресс-поинта. Отвечать на вопросы СМИ он не планировал. Я не выдержала: «Почему молчит президент? Ему все равно? Где реакция Януковича?». Равнодушная тишина. Полосатая костюмная спина скрывается за изгибом пресс-поинта. Срываюсь окончательно: «Александр Сергеевич, вам не стыдно?!» — «Нет!» — доносится обиженное из-за ширмы.
«Саша сказал мне: «Видимо, это (Майдан) наш рок, и мы должны идти до конца»
Утром 18 февраля, как было сказано, централизованной команды «мочить Майдан» не поступало. Но силовики заблаговременно подготовились к тому, чтобы такую команду выполнить. Боевые патроны они получили еще 14 февраля. С ними — соответствующие распоряжения. Андрей Сенченко расставляет акценты:
«Четырнадцатого февраля, в пятницу, мне позвонил замначальника ВВ Сергей Конопляник и говорит: «Ты можешь подойти к Кабмину?». Я хорошо помню, как поднялся по Институтской, миновал Садовую и оказался у Кабмина. Конопляник вышел на противоположную от здания сторону улицы и говорит: «Видишь, там группа бойцов идет?» — «Да, вижу». Они выходили из двора Кабмина и двигались к Институтской — туда, где стояли шеренги ВВ. «Это — снайперы. Идут занимать позиции. У них в руках продолговатые футляры — в них снайперские винтовки. Шуляк (командующий Внутренними войсками. — С. К.) приказал выдать боевые патроны», — говорит Конопляник. «Какая им дана команда?» — спрашиваю. «Занять позиции и наблюдать за строем ВВ, «Беркута». Как только в этом строю кто-то споткнется, пошатнется, что-то случится — стрелять в митингующих на поражение. То есть, грубо говоря, если ваши кинут кирпич, ответом будет выстрел».
Стрелять, прикрывая своих?
Да. Если с нашей стороны начнется какая-то атака, нападение, даже если просто полетит «коктейль Молотова» и целостность переднего ряда ВВ нарушится — они будут стрелять на поражение. То есть стрелять по нам. И такая команда была дана уже четырнадцатого числа».
Первое, что сделал Сенченко, — сообщил о своем разговоре с Конопляником Турчинову. Далее передал информацию послам. В публичную плоскость — во избежание нагнетания обстановки — она вшила только 18-го. Впрочем, на сути происходящего это почти не отобразилось: 18 февраля под Кабмином все также разгуливали снайперы. Некоторые из них даже умудрились попасть в объективы фотокамер.
«Следующий шаг — я позвонил Александру Януковичу, — продолжает Сенченко. — Туг надо уточнить, что все наши с ним предыдущие разговоры сводились к тому, что вот, исходя из нынешней ситуации, такие-то варианты уже невозможны, зато остаются открытыми такие-то и такие-то опции. В тот раз было понятно, что о мирной передаче власти речь уже не вдет, но если не допустить дальнейшего кровопролития, все же можно выйти на переговоры и получить гарантии другого рода.
Потому что если бы в начале декабря Янукович согласился мирно передать власть, то мог бы спокойно доживать в «Межигорье» со своими внуками. В конце концов, страна такую цену приняла бы. Европейцы и американцы могли бы выступить гарантами этого. Но тогда, четырнадцатого февраля, максимум, о чем могла идти речь, — отказ от преследования в случае выезда из страны, и, возможно, частичная сохранность капиталов. Это уже явно был бы другой порядок договоренностей.
Представляю, что он вам на это ответил.
Ответ был довольно истеричный. Раньше мы в таком тоне вообще никогда не разговаривали. Срываясь, едва ли не на крик, он сказал, что это, мол, вы (оппозиция. — С. К.) до этого довели, вы во всем виноваты, вы подзуживаете людей… И все в таком духе. Спорить с ним или что-то доказывать было бесполезно».
Для полноты картины — свидетельство Сергея Таруты:
«Когда началось противостояние в правительственном квартале, я понял, что сегодня, скорее всего, попытаются окончательно «зачистить» Майдан, что решение уже принято. Я набрал Сашу. Это было где-то около часа дня. Хотел еще раз попытаться убедить его в том, что силовое противостояние недопустимо, что он должен попытаться повлиять на президента. На что он мне ответил: «Видимо, это — наш рок, наше испытание (имеется в виду Майдан. — С. К.), и мы должны идти до конца. Должны послужить стране, избавить ее от этих идиотов». Ну все, думаю, плохо дело. Значит, решение уже точно принято. Начал обзванивать послов. Всех, кого мог. Сначала набрал посла Америки и рассказал ему о своем разговоре с Сашей».