1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Широкая светлая река течет среди лугов. Местами она проходит по лесу. На невысоком холме стоят несколько домиков. Стены их выкрашены в желтый цвет, окна обведены белой краской.

Посреди чисто подметенного двора — круглая клумба, выложенная по краям красными и синими стеклышками. Под навесом — часовой.

Застава...

Начальник заставы лейтенант Гусев прошел мимо часового, отворил калитку, опять аккуратно закрыл ее и стал спускаться вниз по тропинке.

Он направлялся в комендатуру, где в этот день обычно проводились занятия с начсоставом.

Комендатура находилась не близко. Конечно, можно было оседлать лошадь и отправиться туда верхом. Так Гусев и хотел сделать. Но в последний момент передумал и решил идти пешком. Шпоры он, однако, не снял, и теперь, когда шел, они мелодично позванивали. И так же, в такт шагам, ритмично раскачивался витой кожаный шнурок, прикрепленный к рукоятке револьвера, висевшего на поясе.

Было раннее летнее утро. Роса еще не испарилась, но солнце уже пригрело. С лугов доносился запах клевера. Дорога, по которой шел Гусев, поворачивала то влево, то вправо. Гусев шагал и внимательно глядел по сторонам. Делал он это, можно сказать, машинально, по привычке, выработанной за годы службы на границе.

Вот окурок, брошенный кем-то на пыльную дорогу и притоптанный каблуком. Вот обрывок бечевки: он повис, зацепившись за колючки репейника. Возле канавы — клочок газеты, занесенный сюда ветром.

Около моста находилась старая заброшенная мельница. Гусев заглянул и в нее. В помещении было пусто и все еще пахло мукой, хотя с того времени, когда жернова в последний раз мололи зерно, прошло уже немало времени. Неподалеку от мельницы буйно разрослась красная смородина. Ягоды уже поспели. Они висели тяжелыми полновесными гроздьями. Казалось, прозрачная кожица вот-вот лопнет, и сладкий сок брызнет на землю. Гусев подумал, что хорошо было бы набрать ягод и сварить для всей заставы кисель. Надо будет сказать об этом повару.

Около деревни он увидел трактор, заглохший посреди дороги. Возле него стояла белокурая девушка в голубоватом комбинезоне. Она зевала, прикрывая ладонью рот. Ей явно было скучно. Она тоскливо глядела на длинные ноги механика, лежавшего под трактором на спине и что-то чинившего. Поэтому, когда появился начальник заставы, девушка оживилась и даже как будто обрадовалась: все-таки можно с кем-то поговорить!

— Здравствуйте, товарищ лейтенант! — поздоровалась она.

— Здравствуйте, Эльфрида! — ответил Гусев, подходя и протягивая ей руку.

— Нет, нет, не надо, запачкаетесь! — воскликнула девушка, смеясь и доказывая свои руки, вымазанные в машинном масле. — А мы, как видите, чинимся.

— Что случилось?

— Не знаю. Работал, работал мой фордзончик и вдруг заглох.

— Не найдется ли у вас закурить, товарищ начальник? — подал голос механик.

Костлявый, высокий, он вылез из-под трактора и осторожно, двумя пальцами, взял из портсигара папиросы. Одну из них закурил сразу же, другую положил в нагрудный карман старой, полинявшей гимнастерки.

— Ну, как там — на государственном рубеже? — поинтересовался он, хотя и знал хорошо, что на этот не совсем деликатный вопрос вряд ли последует ответ. Тем не менее ему хотелось поговорить с начальником погранзаставы о чем-нибудь серьезном и важном. — Ну, как, повышение еще не получили? — кивнул он на петлицы гусевской гимнастерки. — Все еще лейтенант?

— Не заслужил, — засмеялся Гусев. — Так что же у вас все-таки с трактором? Давайте посмотрю.

— А вы разве в моторах разбираетесь?

— Как-нибудь! Ведь я до пограничных войск работал в колхозе трактористом.

— Нет уж, не стоит вам пачкаться.

— Ну, как хотите! Желаю в таком случае успеха.

— Приходите к нам в деревню на танцы, — пригласила Эльфрида. — В самом деле, приходите вместе с женой. Не забывайте нас.

— Приду как-нибудь, — пообещал Гусев. — Прощайте, Эльфрида!

— Прощайте, товарищ лейтенант!

Гусев козырнул и пошел дальше.

Путь его пролегал через деревню. Первыми увидели начальника заставы деревенские ребятишки. Радостно крича, они устремились к нему со всех сторон, выскакивая откуда-то из-за кустов, спрыгивая с заборов. Они окружили пограничника. Каждому хотелось потрогать его пистолет с витым кожаным шнурком и даже шпоры. «Ну, хватит, хватит, ребятки», — говорил Гусев со смехом, отбиваясь от малышей. От колодца шла женщина с ведрами, полными воды. Заметив лейтенанта, она поставила ведра на землю и, вытерев руку о подол, подала ее Гусеву с явным уважением. Проходя мимо дома, в котором помещалось правление колхоза, Гусев увидел в раскрытом окне бородатого счетовода Филимонова и поприветствовал его издали, приложив ладонь к козырьку фуражки. Филимонов заулыбался и замахал рукой, приглашая зайти. Но Гусев, в свою очередь улыбаясь, отрицательно покачал головой и показал на часы: некогда!

Так он шел по деревне, сопровождаемый улыбками, одобрительными взорами, здороваясь и отвечая на приветствия. Судя по всему, его хорошо знали в деревне и любили.

Когда Гусев пришел в комендатуру, все начальники застав уже были в сборе. Ему досталось место у стола с краю. Он вынул из полевой сумки тетрадку и приготовился записывать.

Занятия по топографии проводил начальник штаба Петров.

В перерывах начальники застав выходили на улицу, курили, передавали друг другу новости. Здесь можно было узнать о том, что делается не только на соседних заставах, в комендатуре, но и в отряде.

— Ну, как, братцы, живется-служится? — спросил смуглый черноволосый лейтенант Поначевный.

— Нормально, — ответил кто-то. — Давно, к счастью, никаких сюрпризов не было.

— Смотри, не сглазь! — вмешался третий.

— Граница есть граница.

— Что верно, то верно. Хоть и затишье, но никогда нельзя успокаиваться.

После занятий Гусев зашел в парикмахерскую. В ней работали двое — уже немолодой сверхсрочник Ануфриев и веселая хохотушка Тонечка. На этот раз Ануфриева не было. Тонечка была одна. Она сидела в кресле перед зеркалом и вязала.

— Садитесь, товарищ лейтенант, — пригласила она, откладывая в сторону вязание.

Гусев снял фуражку и сел в кресло, разглядывая в зеркале свои изрядно отросшие волосы. Тонечка вымыла руки, тщательно вытерла их и достала из столика блестящую машинку.

— Я сделаю вам полубокс, — сказала она, принимаясь за работу. — Давно же вы к нам не заглядывали. Как ваша жена — здорова? Вы бы зашли в нашу военторговскую лавку. Там есть симпатичные гребешки — купите своей жене в подарок. А обедать вы у нас, в комендатуре, будете? Сегодня в начсоставской столовой — бигус. Да, вы слышали новость? У Поначевного на днях случилось безнаказанное нарушение: обнаружили в лесу следы. Кинулись туда, сюда и нашли все же нарушителя. Кто бы это был, как вы думаете?

— Кто? — спросил Гусев.

— Корова. Перешла с сопредельной стороны и углубилась в наш тыл.

— Бывает! — улыбнулся Гусев. Его развеселило, что Тонечка запросто произносит такие страшно серьезные выражения, как «безнаказанное нарушение», «сопредельная сторона». И еще он подумал, что Поначевный все-таки большой хитрец: ни слова не сказал товарищам, что у него на участке было нарушение границы, пусть даже это была корова.

А Тонечка уже забыла про корову. Теперь ее интересовало, хочет ли Гусев освежиться одеколоном.

— Есть «Жасмин». Или вы, может быть, хотите «Сирень»? Нагните, пожалуйста, голову!

В конце концов Гусев даже устал немного от ее болтовни. Расплатившись с Тонечкой, он вышел из парикмахерской. По пути зашел в военторговскую лавку. Гребешки, про которые говорила Тонечка, действительно оказались хорошенькими. Гусев купил один, светло-зеленый, просвечивающий на солнце, и сунул в карман.

Но тут же позабыл о покупке, потому что его позвали к коменданту Рогачеву.

В маленьком кабинетике коменданта было, как всегда, темновато. Зеленые, густо разросшиеся ветви заслоняли окно от солнечных лучей. От этого казалось, что на улице пасмурно и прохладно.

Комендант Рогачев страдал бронхиальной астмой. Это был высокий, полный человек, с широким красным лицом. Он мог бы давно уйти в отставку, поселиться где-нибудь на покое, разводить цветы и нянчить внуков. Но ему не хотелось расставаться с границей, которой он отдал почти всю свою сознательную жизнь. Комендант Рогачев слишком любил свое беспокойное, трудное дело.

Он окинул взглядом Гусева, который стоял перед ним по другую сторону письменного стола.

— Как живете? — спросил Рогачев, тяжело дыша.

— Отлично! — бодро ответил Гусев. — Настроение у всего личного состава превосходное.

— Как жена?

— Жене, понятно, скучновато на заставе. Но не жалуется.

— Передайте ей мой привет.

— Спасибо.

Рогачев помолчал, пристально разглядывая Гусева. Это у него была такая манера — смотреть не отрываясь в лицо собеседника. Потом он заговорил:

— Вот что, лейтенант. У нас имеются данные. Тут кое-кто ожидается в эти дни. Может быть, даже сегодня, а может быть, завтра. Понимаете?

— Так точно! — отчеканил Гусев.

— Я особенно беспокоюсь за ваш участок. Нет, не за людей, народ у вас замечательный. А вот месторасположение... Река. Сразу же за берегом — лес... Как будто бы специально для лазутчика. В общем, прошу усилить наблюдение. Почаще сами проверяйте участок. Понимаете?

— Понимаю!

Гусев вышел от коменданта взволнованный: вот, кажется, и кончилось на границе затишье!