Посольство к Дмитрию II
Посольство к Дмитрию II
Когда в Московском государстве происходили эти события, князь Роман Рожинский постарался собрать как можно больше людей, и в этом ему помог случай: после рокоша остались целые отряды людей, сражавшихся как на стороне короля, так и на стороне рокошан. И когда прошел слух, что Дмитрий жив, к князю Рожинскому отовсюду потянулись люди. Всех нас собралось около четырех тысяч[45]. В этом году, под Рождество, князь Рожинский подошел к Чернигову и стал ожидать сбора всех людей. К находившемуся в Орле царю войско отправило послов, которые должны были сообщить о нашем вступлении в Московское государство и объявить условия нашей службы. Сами мы двинулись следом в начале нового года. Послов мы встретили уже под Новгородком [46] и там, на льду реки, они отчитались перед нами о делах посольства. Некоторые из наших засомневались: тот ли это царь, что был в Москве, или не тот? Они отвечали уклончиво: «Он тот, к кому вы нас посылали».
От Новгородка мы пошли спешно и прибыли к Кромам (город находился в шести милях [47] от Орла, где была царская резиденция). Там, в Кромах, ожидали мы конца зимы. В то же самое время войско Шуйского собиралось под Болховом, который лежал в восьми милях от Орла в сторону Москвы. Из-за очень глубокого снега, укрывшего землю на семь пядей[48], это войско не могло сойтись с нами. Встав в Кромах, мы снарядили послов (среди них был и я) в Орел к царю Дмитрию. Мы вновь объявляли о своем прибытии, сообщали свои условия и требовали у него денег (было нас в этом посольстве человек тридцать). Явившись к царю, мы, по обычаю, накануне справили приветствие, а затем и само посольство[49]. От имени Дмитрия нам отвечал Валявский, его канцлер. После речи пана Валявского он сам пожелал нам ответить и сказал на своем московском языке: «Я был рад, когда узнал, что идет пан Рожинский, но когда получил весть о его измене, то желал бы его воротить. Посадил меня Бог в моей столице без Рожинского в первый раз, и теперь посадит. Вы требуете от меня денег, но таких же как вы, бравых поляков, у меня немало, а я им еще ничего не платил. Сбежал я из моей столицы от любимой жены и от милых друзей, не взяв ни деньги, ни гроша. А вы собрали свой круг на льду под Новгородком и допытывались, тот я или не тот, будто я с вами в карты игрывал». После таких слов разгневались мы и сказали: «Знаем, — ты не тот уже хотя бы потому, что прежний царь знал, как уважить и принять рыцарских людей, а ты того не умеешь. Ей-Богу, жаль, что мы к тебе пришли, ибо встретили только неблагодарность. Передадим это пославшим нас братьям — пусть они решают, как быть». На этом мы с ним и разошлись. Потом прислал он к нам с просьбой остаться на обед и передал, чтобы мы на его речь не обижались — мол, говорил так нарочно. Задумались мы, а потом поняли, что прежний ответ был делом Меховецкого. Тот попал в трудное положение, ибо чувствовал, что придется уступить князю Рожинскому. Мы благосклонно приняли приглашение на обед, и на следующий день отправились уже в лучшем настроении. Вернувшись в Кромы, мы при отчете разъяснили все, что случилось. Большинство наших сошлось на том, что надо вернуться обратно в Польшу. Те же из наших, кто был с Дмитрием в Орле, просили нас задержаться, обещая, что все будет иначе, только бы сам князь Рожинский приехал и снесся с Дмитрием.