Войско Сапеги и Гонсевского берет залог в уплату жалованья и покидает столицу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Войско Сапеги и Гонсевского берет залог в уплату жалованья и покидает столицу

Затем прибыл пан гетман и, встав под столицей, провел с москвитянами несколько не слишком удачных сражений[195]. Когда же стали прижимать холода, нашим не хватило припасов. Для того, чтобы дать войску отдохнуть, пан гетман ушел из-под столицы к Рогачеву. Часть столичного войска отправилась с ним, а меньшая осталась в столице дожидаться 6 января. Из сапежинского войска в Москве осталось немало добровольцев, так как всем, кто остался, было разрешено получать отдельную плату, называемую стенными деньгами. В залог уплаты жалованья нашим дали корону, подаренную императором Максимилианом московскому великому князю Ивану, и ту, что приказал изготовить Дмитрий (обе короны — в дорогих каменьях). Дали также посох из единорога, концы которого были украшены каменьями, царское седло, тоже с каменьями, два целых единорога (то есть рог их), а третий — разрезанный на половины.

Сапежинцам дали в залог две крытые золотом и украшенные каменьями шапки, которыми москвитяне обычно коронуют своих царей, скипетр и державу, — тоже золотые и в каменьях. Итак, одни в столице, другие в поле, — наши, как и намеревались (о чем предупреждали и короля), ожидали 6 января 1612 года. Когда наступило условленное время, они, посовещавшись со старшинами, избрали Цеклинского маршалком[196], выбрали полковников и депутатов и двинулись к границе. При пане гетмане остались лишь те, кто пришел вместе с ним. За оставшимися в столице послали, избрав полковником, товарища из моей хоругви Николая Костюшкевича. В его сопровождении столичные сидельцы вышли, захватив с собой знаки царской власти. Мы, послы, встретили их уже в Литве, близ Орши; впрочем, мы бы и не смогли их удержать, ибо ответ короля развенчивал надежды и на деньги, и на [присылку] государя. Остались лишь сапежинцы (с выданными им царскими знаками), ушел и пан Гонсевский, на его место заступил хмельницкий староста пан Струсь. Паны Потоцкие отправили к нему из Смоленска какое-то количество пехоты, при помощи которой Струсь надеялся удержать столицу. Продержались же они до весны, а потом москвитяне вынудили их сдаться, заморив голодом, и отправили в тюрьму и самого Струся, и всех, кто был с ним[197]. Со времени поднятого Ляпуновым восстания, москвитяне воевали с нами без государя. Они освободили, застав среди находившихся с нами бояр, сына задержанного в Польше Филарета, выбрали его своим царем и по обычаю короновали шапками (что были у сапежинцев). С этим царем москвитяне довели войну до конца. Моя история здесь заканчивается. А о том, как после ходил Е. В. Король[198], как во второй раз слал он с литовским гетманом королевича Владислава[199], — обо всем этом, я думаю, написал тот, кто сам это видел. Написали и о том, я не сомневаюсь, что война не завершилась с переговорами. Мы заключили на несколько лет перемирие, выторговав Северскую землю, и обменялись пленными[200]. Заключив мир, москвитяне избавились от нас, но внутри [государства] их продолжала будоражить Марина, жена царя Дмитрия. За ней и ее наследником увязались Заруцкий и несколько бояр, но в основном — только донские казаки. Чтобы избавиться и от этого беспокойства, москвитяне обратили на них все свои силы и разгромили. Марина с наследником была поймана и казнена, Заруцкий посажен на кол[201]. Развязав себе руки, по истечении перемирия москвитяне получили возможность разделаться с нами. В Новгороде оставался еще Понтус, но при помощи денег избавились и от него[202].