Прифронтовой округ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Прифронтовой округ

В июне 2-е Саратовское танковое училище произвело очередной выпуск. Вчерашние курсанты надели новую форму. Лейтенантские «кубари» делали молодых людей взрослее и строже. Европа уже воевала. И газеты, которые доставлялись в роту, казалось, пахли дымом.

Многие выпускники — в их числе Павел Гудзь — получили назначение в Киевский Особый военный округ. Лейтенанты знали, что им предстоит воевать на западе и что противник — фашистская Германия. Знали, но вслух об этом не говорили.

Главная тема курсантских раздумий была словно под запретом. Германия и СССР. Договор о ненападении. Газеты изо дня в день твердили, что такой договор существует, он действует, соблюдается. Это ежедневное напоминание вселяло тревогу: будет война. Скоро!

А когда неделю спустя после выпуска Павел Гудзь с командировочным предписанием уже ехал во Львов, все стало на свои места. Предстояло воевать в Карпатах. За окном вагона проплывала Украина с ее белыми хатами и пирамидальными тополями. Полевые дороги, по которым пылили редкие полуторки, убегали вдаль за густые жита, и над ними от легкого дуновения ветра висела голубовато-желтая пыльца. Земля ждала влаги.

Павел думал о матери. Как она там? Мать писала нечасто, словно стыдилась своей малограмотности. В письмах рассказывала о колхозных делах. Колхозами люди были довольны: у хлебороба появился достаток и уверенность в завтрашнем дне. Мать просила служить честно, как того требуют командиры, и беречь себя — для нее, для матери.

Гордость окрыляла Павла: он, сын колхозницы, сделает все, чтобы с оружием в руках защищать Родину. Ему так хотелось показаться матери в суконных брюках с красным кантом и в шерстяной защитной гимнастерке с черными бархатными петлицами, в которых, как граненые рубины, сверкали лейтенантские «кубики».

За харьковскими дубравами и полтавскими садами Павел уже отыскивал взглядом свои, милые сердцу края. Пассажирский проследовал невдалеке от Стуфченец ночью, сделав короткую остановку в Проскурове.

А спустя несколько часов дежурный по комендатуре Львовского железнодорожного узла проверял у лейтенанта документы. Павел только и запомнил: у капитана озабоченное лицо и сурово сдвинутые брови. За окном шелестели нарядной листвой каштаны, сновал пестро одетый люд, слышался певучий Галицкий говор.

— Хозяйство полковника Пушкина за Стрыйским парком, — сказал дежурный, возвращая лейтенанту документы.

«Пушкин! Может, он еще и Александр Сергеевич?» — весело подумал Гудзь. В училище он слышал: «Кто будет делать — курсант или Пушкин?»

Скоро лейтенант убедился, что по приказу этого полковника бойцы и командиры делали невозможное… А пока он уяснил: хозяйство Пушкина — это 32-я танковая дивизия.

Дожидаться попутную машину Павел не стал. Шагая к Стрыйскому парку, он знакомился с новым для него городом. Старинные дома с крохотными балкончиками. Узкие, выложенные серым булыжником мостовые. Высокие чугунные ограды. И всюду — глухие каменные заборы, напоминающие миниатюрные крепости.

В городе было много военных, и все они куда-то спешили. Невольно и лейтенант прибавил шаг, не выпуская из поля зрения ориентир — Высокий замок.

В дивизию Павел добирался не один. Несмотря на вечерний час, группу только что прибывших командиров принял начальник штаба 63-го танкового полка капитан Егоров. Сказал он мало, но самое важное:

— В ближайшее время начнутся события… Поэтому квартир в городе не ищите. Располагайтесь в казарме.

Молодые лейтенанты недоуменно переглянулись. Всего лишь несколько дней назад в «Правде» они читали «Сообщение ТАСС», из которого недвусмысленно поняли: тот, кто распространяет слухи о близкой войне с Германией, — чуть ли не провокатор. Кто же тогда капитан Егоров?

Но мягкая, еле заметная улыбка на его худощавом лице располагала к доверию. И лейтенанты поняли: начальник штаба знал такое, чего не знали вчерашние курсанты.