Письмо Таны
Письмо Таны
За сутки до окончания отпуска Павел вернулся в Москву и первое, что сделал, позвонил Атанасу, пригласил его на пирог. Но и Атанас отправился к Павлу не с пустыми руками: он захватил с собой большой целлофановый пакет с орехами — гостинцем Дианы.
— Вот и я! — вместо приветствия воскликнул он. Друзья обнялись.
— С приездом!
— С прилетом, — поправил Атанас.
Павел убрал все лишнее со стола, выложил окорок, вяленую дыню, пирог с яблоками: все, чем нагрузила мама. Атанас видел, что Павел в прекрасном настроении, а тут предстояло делать грустное сообщение.
— Понимаешь, друже… я тебе привез неутешительную новость. Тана, оказывается, погибла. Еще тогда… ну, словом, в войну…
К своему изумлению, Атанас не увидел во взгляде друга ни тревоги, ни огорчения, только интерес.
— Я встречался с коммунистом Продановым. Он разыскал документы…
Павел тихо, почти шепотом, произнес:
— Жива Тана. Жива! Вот, читай. — И развернул листок, исписанный крупным ровным почерком.
«Здравствуйте, Павел Петрович!
Неожиданная радость посетила меня. На днях к нам в село приезжали пионеры из города Пловдива. По Вашей просьбе они разыскивают бывшую подпольщицу Варненской береговой зоны. У них на руках имеется фотография девушки. Кто-то в Варне им сказал, что эта девушка похожа на меня, и дали мой теперешний адрес.
Да, это есть именно то фото, вернее, копия фото, которое я подарила Алексею Заволоке, то есть Вашему брату.
Впервые мы с ним встретились на подводной лодке у берегов Болгарии, когда меня, раненую, взяли к себе советские товарищи и привезли на базу. Там меня оперировали. До полного излечения я находилась в советском военном госпитале, он тогда размещался в бывшем санатории.
В самые трудные для меня дни Алеша (я так его называла) был со мной. И тогда он стал мне родным человеком.
После Сентябрьской революции я пыталась его разыскать, но ответа не получила. Письмо затерялось на дорогах войны. Потом писала советскому командованию. И мне через посольство ответили, что советский моряк главный старшина Алексей Петрович Заволока погиб смертью храбрых в борьбе против немецко-фашистских захватчиков.
В 1946 году я вышла замуж. Мой муж был партизаном в Родопах. Сейчас он работает в леспромхозе в Коми АССР. У нас есть дочь Иванка и сын Алеша. Сын учится в Софийском университете. Иванка закончила управленческий техникум и служит секретарем на лесокомбинате. Иванка бывает в Москве, приезжает на заочные стенографические курсы.
Напишите мне, Павел Петрович, когда и где погиб Алеша? Где находится его могила? Как здоровье Вашей мамы и бабушки? Пишите о себе.
Всегда рады будем видеть Вас в нашей прекрасной Болгарии. Обязательно приезжайте. Мы вам покажем нашу страну. Ваш брат Алеша отдал за всех нас свою молодую жизнь.
С сердечным приветом
Тана Курдова».
Атанас поднял голову.
— Значит, Проданов не ошибся. Тана — она же Иванка. Но почему?
— Мы спросим Иванку.
— Где она?
— В Советском Союзе.
— Союз огромен.
— А мы найдем!
Действительно, на Всесоюзных стенографических курсах значилась ученица Иванка Курдова. Каждый месяц она присылала из Коми АССР контрольные работы.
Павел отправил ей заказное письмо. В нем он просил, чтобы девушка, как только будет в Москве, дала о себе знать. Он обязательно должен ее увидеть,
Стужа сменилась оттепелью. Дул южный ветер. С крыш на тротуары летела веселая капель.
Сквозь горячее облако пара, клубившееся над районной ТЭЦ, поднималось оранжевое солнце. «Как над морем», — сравнил Павел и невольно, про себя, отметил: чтоб видеть всю прелесть московского утра, не надо торопиться…
Вчера он закончил дипломную работу, и полковник Горбатюк, обычно не щедрый на похвалу, сказал, что идею задания целесообразно изложить на теоретической конференции, где будут участвовать представители войск.
Полковник придерживается правила: полезные идеи должны дозревать не в сейфе, а в войсках, там их исправят и дополнят, а главное — реализуют. Не однажды коллеги возражали ему, что якобы так теряется автор. «Ну что ж, — отвечал он, — может, автор и теряется, зато выигрывает общее дело». И хотя еще предстояла защита, Павел не беспокоился об оценке, он испытывал иную тревогу: как специалисты встретят его предложения, изложенные в дипломной работе.
В этот такой удивительный весенний день его вдруг вызвали на факультет. Тут уже были сокурсники, сообщившие: «Кадровик прибыл». В офицерской службе беседа с представителем кадровых органов — момент особый. И каждый, кто готовится к ней, испытывает робость: а вдруг он не покажется?
Павел еще не успел отдышаться, как его пригласили первым. Инструктор управления кадров объявил:
— Руководство факультета рекомендует вас на должность командира танкового батальона. Вы согласны?
— Так точно.
— А что касается места службы, то после Забайкалья переведем вас поближе к Западу.
— Готов ехать в любой округ.
— Вот и хорошо, — полковник сделал пометку в блокноте.
Павел посчитал, что на этом разговор закончен, и ждал разрешения выйти.
— Алексей Петрович Заволока, моряк-подводник, ваш родной брат?
— Да.
— Вам известно, когда он погиб?
— Нет.
— В июле сорок четвертого. Указом Президиума Верховного Совета СССР ваш брат награжден орденом Красного Знамени. Посмертно… Вот все, что мне пока удалось узнать.
— Спасибо. Значит, это вас просил Герасим Прокопьевич? Что-то он долго загостился, кажется, на Кубани…
— Форенюков умер, — глухо сказал полковник. — В «Красной звезде» был некролог.
— А Светлана? Где она? — оправившись, как после удара (новость и в самом деле оглушила), спросил Павел.
— Светлана в командировке. А Герасим Прокопьевич, верно, был в Краснодаре. Там военный трибунал судил изменников Родины. Форенюков выступал обвинителем. С сердечным приступом его привезли в госпиталь. Оттуда он позвонил в кадры, передал вашу просьбу.
Собирался Павел к Форенюковым в гости, но со дня на день откладывал визит. И вот, оказывается, опоздал… В спешке люди не успевают сделать доброе дело, сказать доброе слово, вспомнить друга. А вот Герасим Прокопьевич о его просьбе вспомнил.
Ругательски ругал себя Павел, и на душе у него так было скверно, будто не существовало ни чудного мартовского дня, ни веселой весенней капели.