СЦЕНА I
СЦЕНА I
Все, кроме Сергеева.
Мощиньский. Мне девки выгоднее! Мне девки больше дохода приносят!
Антонова. А ведь об этом надо подумать, Софья Фавстовна!
Лизунова (бормочет). Я уж подумала, Степанида Петровна, я подумала.
Антонова (вздыхая). Хорошо, как кто думать может! А вот я: и сама думать не могу, и Семен Семеныч у меня не приучен… хоть ты что хочешь!
Примогенов. Слишком строго вы его держите, Степанида Петровна!
Антонова. Да как и не держать-то, Разумник Федотыч! Ведь он у меня ни на час без проказ! Намеднись надо было мне к Марье Ивановне съездить; вот я ему и говорю: «Ты, Сенечка-душечка, посиди около детей, пока я съезжу!» — «Слушаю, душечка», — говорит. Только что ж бы вы думали? не успела я за ворота выехать, как он в ту же минуту подобрал свою шайку: Ваньку-столяра да Ионку-подлеца, да и укатили в Доробино пьянствовать! Насилу-насилу уж на другое утро пьяного-распьяного подле дороги нашли!
Петров. Это точно-с; еще надобно удивляться, как Степанида Петровна покойны могут быть!
Антонова. Нет, уж я теперь научилась; я его на ключ в спальной заперла!
Мощиньский (на ходу). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова. Да, бишь… девки! А я вот, с большого-то ума, еще третьёводни-с за семьдесят бумажкой на вывод девку продала!
Петров. Да еще какую канареечку-с!
Антонова. Поди-ка, другие какие барыши получают! Полтораста серебрецом на круг! Тут, чай, ведь всякие, Андрей Карлыч? и худая, и хорошая?
Кирхман. Всякие-с.
Антонова. А я вот за семьдесят бумажкой! Люди за полтораста серебрецом, а я за семьдесят бумажкой! Люди всякую: и худую, и хорошую, а я самую что ни на есть лучшую! Ай да я! Ай да Степанида Петровна!
Все смеются.
Смейтесь, батюшки, смейтесь!
Кирхман. Изволили просчитаться, сударыня.
Антонова. И никто-то ведь не скажет! (Лизуновой.) Вы, Софья Фавстовна, продали?
Лизунова. Продала… много… много продала.
Антонова (добродушно). Ну, вот счастье какое! Андрей Карлыч! научите меня, родной, как бы третьёводнишнюю-то девку воротить? Чай, еще замуж-то не успела выйти?
Кирхман. Надо подумать-с.
Антонова. Сейчас уж и думать! Для других небось не думавши делаете! И никто-таки слова не вымолвил! Что бы, кажется, по-христиански предупредить: вот, дескать, Степа-нида Петровна, какая выгода по хозяйству предвидится! Нет-таки. Ах, совсем нынче настоящего христианства не видно!
Лизунова сочувственно кивает головой.
Кирхман. Это потому, сударыня, что нынче всякий прежде всего об себе думает.
Лизунова кивает головой два раза.
Примогенов. Да; при совре?менном вопросе, оно и не лишнее об себе подумать…
При словах «современный вопрос» Постукин внезапно останавливается перед Примогеновым.
Вы, капитан, сказать что-нибудь хотите?
Постукин мнет губами, но, не сказавши ни слова, махает рукою и уходит.
Петров. Да; этот современный вопрос… штучка!
Антонова (задумчиво). Да как же это, однако! Ведь Прохладин-то купец, а купцам владеть крепостными не велено?
Примогенов. Эк вас забота-то иссушила, сударыня!
Антонова. Да нет, ведь это выходит, что я на одной Аришке рублей четыреста прозевала! Воля ваша, а я этого оставить не могу.
Примогенов. Ну, и не оставляйте.
Mощиньский (на ходу). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова. Ах, да хоть не мутите вы меня, дайте сообразить, Целестин Мечиславич! (Кирхману.) Как же ты-то, немчик, позволяешь купцам девок скупать?
Кирхман. Они не проданы-с; это так только, на разговорном языке-с… Все дело сделано на законном основании-с…
Примогенов. А вы, чай, все-таки, на всякий случай, в суде не присутствовали?
Кирхман. По болезни-с.
Петров. У нас Андрей Карлыч всегда в таких случаях прихварывает.
Примогенов. Пускай, мол, другие, купаются! Что ж, это резон!
Лизунова многократно кивает головой.
Кирхман. Всегда по болезни-с.
Петров. Намедни Анна Николаевна из-за двести верст чуть не целую деревню на фабрику пригнала, со всеми, и с малолетными-с… в одно утро всех Андрей Карлыч окрутил!
Кирхман. Не я, а суд-с.
Примогенов. Ай да Анна Николаевна!
Петров. Оне, по вдовству, управляющего при себе имеют: он им это предприятие и внушил-с…
Примогенов. Подите-ка: женщина, а какую афёру соорудила!
Петров. Как же не афёру-с! Посудите сами: их на фабрику-с, стало быть, одними, можно сказать, ихними телами всю ценность окупила: земля-то, стало быть, даром-с, да еще имущества ихнего сколько!
Антонова (внезапно поняв, вскакивает). Ах, черт возьми!
Общий смех.
Петров. И представьте себе, даже управляющего-то этого сами для себя отыскали. Остановились оне в Москве, в нумерах-с: ну, натурально, как женщина молодая, к коридорному-с: где бы, говорит, такого управляющего найтить…
Примогенов. Чтоб из себя был не мал и не тощ…
Антонова (наивно). Вот ведь мне эдакого случая не выдастся!
Все смеются.
Mощиньский (останавливаясь). А я, господа, вот что придумал. Так как Прохладин всем нам благодеяние сделал, то, во-первых, дать ему обед, а во-вторых, просить, чтоб и на будущее время действий своих по приобретению не прекращал.
Петров. Уж Целестин Мечиславич всегда что-нибудь к ущербу придумают!
Антонова. На обед не согласна, а просить согласна.
Лизунова кивает.
Кирхман (рассудительно). Я того мнения, что если господин Прохладин принимает в этой операции участие, стало быть, он усматривает в том для себя интерес.
Примогенов. Основательно.
Петров. Знаете ли что, Целестин Мечиславич? Не лучше ли вместо обеда-то Ивану Данилычу транспарант поднести? Так, дескать, и так: благодетельному купцу благодарные такие-то…
Антонова (перебивая). Просят продолжать… вот на это я согласна!
Петров. Обед-то ведь, Целестин Мечиславич, съестся-с…
Mощиньский. А транспарант останется… а что вы думаете, ведь это недурно!
Примогенов. Verba volant, scripta manent.[30]
Сидоров (кричит во сне). А? что? куда яблоко дела?
Петров. Ивану Фомичу и во сне-то видится, что у него яблоки воруют! А еще говорят, что одного чистоганчику у него тысяч на двести в ланбарде лежит!
Антонова. Так что ж, что лежит! Стало быть, по-вашему, коли у кого двести тысяч есть, так и смотреть сквозь пальцы, как все кругом растаскивают да разворовывают?
Примогенов. Не бредить же, однако, сударыня!
Антонова. Нет, уж вы меня извините! После этого я должна заключить, что вы не хозяин! Я и сама не нищая, а яблоки воровать не позволю!
Сидоров вздрагивает во сне, вскакивает, крестится, потом опять садится и засыпает.
Примогенов. Да, двести тысяч — это достоверно! Вот Андрей Карлыч знает, откуда Ивану Фомичу тысячи-то достались!
Кирхман снисходительно улыбается.
Антонова. Ах, я слышала, это целый роман!
Примогенов. Пожалуй, даже целых два. Вот Андрей Карлыч знает.
Петров. Андрей Карлыч обо всех помаленечку знают.
Кирхман. И не помаленечку-с. (Учтиво.) Многим могу неприятности сделать.
Входит лакей. Его окружают все мужчины, кроме Сидорова. Постукии бросается к лакею почти с остервенением.
Примогенов. Ну что, Сеня, как благодетель? проснулся?
Лакей. Умываются.
Примогенов. Ну, а насчет того… говорил что-нибудь?
Петров (тончайшим фальцетом). Разумник Федотыч! мэ комман де се шоз… доместик иси![31]
Лакей. Не слыхать-с. (Хочет уйти.)
Примогенов (удерживая его). Постой, постой, Сеня! А водку скоро подадут?
Лакей. Иван Павлыч приказали до обеда никому водки не давать.
Общее впечатление. После ухода лакея следует несколько минут молчания.
Примогенов. Однако… это вещь!
Петров. Да-с, это задача-с! Бывало, шесть ли часов, девять ли, двенадцать ли, а уж как собрались дворяне, значит, ту ж минуту и водку на стол волокут. (Смотрит на часы.) А теперь бы и время-то самое настоящее!
Кирхман. Иван Павлыч смолоду переимчивы были. Может быть, насмотрелись нынче в Петербурге, что в хороших домах не подают водку безвременно, — ну и между нами обычай этот ввести желают!
Примогенов (значительно). Дай бог! Дай бог!.. А по-моему, так просто Иван Павлыч нами гнушается!
Петров (тихо Примогенову, указывая на Мощинъского). Разумник Федотыч! финиссе! полоне иси![32]
Мощиньский (останавливаясь посреди авансцены, к зрителям). Мне девки выгоднее! мне девки больше дохода приносят!
Антонова (тоскливо). Ах, ты, господи! совсем было даже забываться стала, а Целестин Мечнславич тут как тут… точно вот ядом! точно вот ядом!
Кирхман. Memento mori, сударыня! Это значит: всякий помышляй о смертном часе!
Примогенов. Так, так! вот и нам, может, придется помышлять об нем… об смертном-то часе!
Постукин прислушивается.
Вы, капитан, что-нибудь сказать желаете?
Постукин горько улыбается, крутит усы и крепко стискивает в руке чубук.
Антонова (тихо Лизуновой). Чтой-то, однако, Софья Фавстовна, Савва Саввич-то? Помнет-помнет губами, да и прочь пойдет! Помните, какой он развеселый да разговорчивый был?
Лизунова (тихо). Взволнован очень… от современного вопроса взволнован… не спит, не ест… только трубку… трубку только курит!
Петров. А любопытно бы знать, очень бы любопытно, какие-то Иван Павлыч вести из Питера вывез?
Антонова. Однако позвольте вас, Разумник Федотыч, спросить, об каком это вы смертном часе изволите говорить?
Примогенов. Точно вы, сударыня, маленькие!
Антонова. Нет, я не маленькая, а только если вы насчет этой эмансации говорите, так я вам вот что скажу (с торжествующим видом): ничему я этому не верю!
Постукин вновь горько улыбается.
Мощиньский. Молодец, Степанида Петровна! Charmant! d?licieux![33]
Антонова. Да, не верю! вы вот мужчины, да верите, а я и дама, да не верю!
Примогенов. Позвольте, однако…
Антонова. Я этим глупостям совсем, совсем не верю! Я еще давеча всем своим девкам сказала: девки-подлянки! если вы этой эмансации дожидаетесь, так у нас, говорю, становой не далеко! Так это, стороной, дала им понятие!
Примогенов. Поверите, Степанида Петровна, коли на бумаге покажут.
Антонова. Не поверю, Разумник Федотыч!
Примогенов. И бумаге не поверите?
Антонова. И бумаге не поверю… потому, не натурально.
Кирхман. Это весьма любопытно. (Смеется.)
Антонова. Смейтесь, смейтесь, Андрей Карлыч! Я ведь давно знаю, что у вас змея на языке!
Кирхман смеется сильнее.
А я вот не верю, да и не верю!
Примогенов. Зачем же вы приехали, коли не верите? Зачем Семена-то Семеныча без призору оставили!
Антонова. Скажите пожалуйста, какую вы власть надо мной взять хотите! Что ж, по-вашему, я и выехать без вашего позволения не смей!
Примогенов. Успокойтесь, сударыня! Я это больше на тот предмет сказал, что, может быть, вы спички в спальной оставили, так Семен Семеныч…
Антонова (всплеснув руками). Ах, оставила! ах, оставила!
Примогенов. А это бывает. Прошлого года у Андрея Петровича на деревне крестьянский мальчишка… взял, знаете, наложил под лавку щепочек да лучнночек: сем-ко я, дескать, яичницу сотворю.
Антонова. Ах, не убивайте!
Примогенов. И можете себе представить, ведь шутя, каналья, всю деревню спалил!
Двери с шумом отворяются; входит Сергеев.