ХРЕСТОМАТИЯ ВЕРБОВКИ

ХРЕСТОМАТИЯ ВЕРБОВКИ

Дотошному Нордблуму удалось разыскать «одного шведского дипломата», который достаточно подробно рассказал, как его пытался завербовать советский разведчик. Заметим, что вольно или невольно дипломат нарисовал классическую схему вербовки, за которой виден профессионал высокого класса.

«Коротких вступил со мной в контакт в МИДе. Вначале он проявил не вызывающий подозрения интерес к шведской политике в отношении той группы стран, на которых я специализировался. Это были страны, где СССР также наращивал свое влияние в 70-х годах. Он попросил ориентировку о концепции, и я передал ему несколько документов, которые мы подготовили для ООН. Позднее он получил от меня еще несколько газетных статей и ориентировку для прессы.

Когда я начал встречаться с Коротких в 1977 году, буржуазное правительство было у власти всего несколько месяцев. Русские проявляли беспокойство по поводу возможного изменения политического курса. Я пытался доказать Коротких, что внешнеполитический курс страны останется неизменным независимо от «цвета» правительства. Коротких был настроен очень скептически, прежде всего по отношению к Умеренной партии. Правда, и Народная партия вызвала у него подозрения.

Однажды он пригласил меня обедать. Это был ресторан не из разряда «люксовых», а вполне обыкновенный кабачок поблизости от МИДа. Мы откровенничали, обсуждая политику Швеции. Между нами возникла доверительная атмосфера, которая подкреплялась самой формой беседы. Коротких извинился за свой плохой шведский, который вовсе не был таким уж плохим. Поэтому мы беседовали на английском, как подобает профессиональным дипломатам. Он слушал очень внимательно и проявлял неподдельное желание понять и меня, и то, что я говорил о принципах шведской политики. Он, разумеется, всегда делал пометки в своем блокноте. Помню, как однажды он предложил мне поставить подпись на обратной стороне листка из блокнота, чтобы, как он объяснил, использовать это для финансового отчета.

Многие из моих коллег обедали или регулярно играли в сквош с дипломатами различных государств и членами шведского риксдага. Сначала я не видел никакой разницы между их контактами с западными дипломатами и моими обедами с Коротких. И я был не единственным сотрудником МИДа, с кем Коротких поддерживал контакты.

Мы обсуждали различные спорные вопросы международной политики, и мне казалось, что Коротких дает очень глубокий анализ внешнеполитических шагов СССР. А я считал, что маленькая нейтральная Швеция должна поддерживать открытые контакты как с Западом, так и с Востоком.

Полковник Н. Г. Коротких

Коротких говорил, что русскому не так легко и просто в Стокгольме.

Ему нужны помощь и совет. И он с огромной благодарностью откликался на каждую, даже маленькую услугу с моей стороны. Помнится, как он хвалил меня за мое умение разъяснять позицию Швеции, как высоко оценивал мою компетентность в глобальных вопросах международной политики! Кажется, уже на вторую встречу он пришел с бутылкой виски и блоком сигарет и сказал, что будет очень невежливо, если я откажусь принять это в знак его благодарности, что тогда случится маленький дипломатический скандал. Мне не оставалось ничего иного, как принять подарок. В конце концов шкаф у меня дома стал полон сигарет.

Мы встречались регулярно, два раза в месяц, уже в течение примерно полугода, когда Коротких пришел на очередную встречу «расстроенный до слез». Ему было поручено выступить в советском посольстве с докладом о политике Швеции в отношении одной из стран третьего мира, а он не имел ни малейшего понятия, о чем должен рассказывать. Я помог ему собрать необходимый материал. Взял для него в библиотеке министерства несколько книг и еще некоторый разъяснительный материал. Сами по себе эти материалы не представляли никакого секрета, но, дополняя друг друга, давали очень квалифицированное разъяснение вопроса. На следующий день после доклада Коротких пригласил меня пообедать. Он сиял от счастья. Посол дал высокую оценку его докладу. Меня же Коротких отблагодарил двумя бутылками американского бренди.

Позднее, в одну из суббот, я пригласил его к себе домой на кофе и пирожные. Он принес превосходную, чисто русскую куклу для моей маленькой дочери и книгу по русскому искусству для моей жены. Однако к себе домой он нас ни разу не позвал. Вместо этого несколько раз приглашал нас на коктейли в советское посольство. Он просил не звонить ему в посольство, ссылаясь на то, что его трудно застать на месте, и поэтому лучше договариваться о следующей встрече заранее. Он также сказал, что домашнего телефона у него нет.

Я бы охарактеризовал его как сообразительного и гибкого человека. И приятного. Не напряженного и не напыщенного, а спокойного и уравновешенного. Воспитанного и интеллигентного. Никогда не смеющегося, широко открыв рот, а мило улыбавшегося. Он был очень компетентный и энергичный, чувствительный и остроумный. Я думаю, что он пытался установить такие дружеские отношения, которые бы сохранились на долгие годы. Он мастерски создавал атмосферу взаимности и дружбы, в которой невозможно было не ответить услугой на услугу. Я воспринимал это как вполне нормальные отношения с иностранным дипломатом, который становится все дружелюбнее. Так было до тех пор, пока эти отношения не начали превращаться во что-то иное.

Постепенно я стал понимать, что Коротких — офицер КГБ. Вначале это было какое-то предчувствие, которое в течение довольно длительного времени медленно переросло в уверенность. И мне это показалось захватывающим. Разумный вызов. Интригующая игра, в которой, как мне казалось, я должен победить.

Прошел год, прежде чем я понял, к чему он клонит. И тогда я осознал, что мне будет очень сложно объяснить своему начальству, почему я в течение года скрывал свои контакты с Коротких и, более того, продолжал встречаться, не афишируя это перед своими сослуживцами.

Те ресторанчики, которые Коротких подбирал для наших встреч, постепенно становились все более неизвестными и потаенными. А его интерес к странам, которыми я занимался, таял на глазах. Наше обсуждение международных проблем становилось поверхностнее. Зато внутригосударственные процессы интересовали его все больше и глубже. Он очень осторожно, но настойчиво ставил передо мной все более конкретные вопросы, касавшиеся отдельных шведских политиков.

Растущий интерес Коротких стал проявлять и ко всему, что касалось лично меня. Моего прошлого, моих друзей и связей. Моих личных взглядов на ту или иную проблему. Все это становилось для меня неприятным и неудобным. Я понял, что так больше продолжаться не может. У меня возникло ощущение, что я слишком далеко ушел от берега по тонкому льду.

Если бы СЕПО, наша полиция безопасности, вмешалась, то, возможно, я бы осмелился продолжать игру в роли своего рода двойного агента и действовал бы под контролем СЕПО. Но в то время СЕПО была в «загоне». Ее деятельность была скована. Поэтому я решился на вынужденную ложь. Я сказал Коротких, что начальник службы безопасности МИДа провел со мной профилактическую беседу о наших контактах и сделал мне предупреждение. Это был чистейший блеф. Но Коротких воспринял это самым серьезным образом. Его словно подменили. Больше мы с ним не встречались.

Я никогда не получал от него денег. А он никогда откровенно не просил меня достать какие-либо закрытые материалы. Коротких никогда не преступал закон. В отличие от меня самого. Я нарушил по многим пунктам служебный «обет молчания». Я передал ему документы, которые в совокупности давали детальное представление о сути и нюансах политики Швеции в отношении стран третьего мира. Я не сообщил своему руководству в МИДе и представителям СЕПО о своих встречах с Коротких. Насколько мне известно, об этом никто до сих пор не знал, так же как и о том, что наши контакты прекратились весной 1979 года. А в феврале 1980 года Коротких после шести лет работы в Швеции выехал на родину».