«ЗОЛОТЫЕ САМОРОДКИ» СТАРАТЕЛЯ КОРОТКИХ
«ЗОЛОТЫЕ САМОРОДКИ» СТАРАТЕЛЯ КОРОТКИХ
— Николай Георгиевич, у тебя есть что-либо добавить к рассказу шведского дипломата о том, как ты его разрабатывал? Все ли было так, как он поведал Нордблуму?
— За исключением отдельных деталей, не имеющих принципиального значения, он рассказал то, что действительно было между нами.
— А как ты тогда воспринял то, что разработка лопнула, а вместе с ней и надежда на вербовку? Ведь столько усилий, столько времени ты потратил на этого шведа! Не обидно было?
— В разведке работа «в поле» сродни труду старателя, который просеивает породу в надежде обнаружить самородок или хотя бы золотые песчинки. Говорят, что одни старатели удачливые, а другие
— невезучие. По мне же, везет тому, кто пашет «в поле» изо дня в день, с утра до вечера. С этим шведом мне не повезло. Ну и что?! Всяко бывает.
— А сколько <<самородков» или «золотых песчинок» ты намыл за годы своей старательской работы «в поле» в Англии, Германии, Дании и Швеции?
— В общей сложности около десятка.
— Насколько мне известно, если не все, то почти все они по своей значимости тянули скорее на «самородки», нежели на «песчинки»?
— В этом плане мне действительно повезло: среди них были и шифровальщики, и сотрудники НАТО, и высокопоставленные дипломаты. Поступавшая от них информация оценивалась достаточно высоко.
— И часто тебе приходилось вертеть дырки на лацкане пиджака?
— Всего три раза. Первую награду — медаль «За боевые заслуги»
— я получил за офицера НАТО. Затем орден Красной Звезды — за шифровальщика. И второй орден Красной Звезды — за высокопоставленного дипломата.
— А тебя самого не пытались вербовать?
— Было и такое. Помню, в Копенгагене мне удалось выйти на начальника отдела научно-технических разработок НАТО. Все шло как по маслу. Я уже, грешным делом, подумывал о том, что пора завершать дело вербовочной беседой. И вот однажды мой объект назначает мне встречу на 17.00, когда его рабочий день еще не закончился. Меня это несколько удивило, но никаких подозрений не вызвало.
Мало ли как у него сложился рабочий день! По предварительной договоренности, а точнее — по его просьбе, я должен был передать ему десяток блоков его любимых сигарет и радиоприемник понравившейся ему модели фирмы «Филлипс».
В тот день с утра лил дождь. И мне это было на руку. На проверочном маршруте я, к своему удивлению, не обнаружил «наружки», которая регулярно «пасла» меня и от которой с таким трудом приходилось каждый раз отрываться. А тут все чисто! Подумалось, что это как-то связано с дождем. Кому охота мокнуть? О том, что происходит нечто неладное, я понял только тогда, когда, выйдя на точку встречи, увидел не своего объекта, а незнакомого мужчину. Он подошел ко мне и, представившись Ларсеном, сказал: «Нам известно, что вы ждете Лунгстрема, но он больше не придет, он арестован. И я бы хотел переговорить с вами о возможности нашего сотрудничества. Советую не отказываться, чтобы вам не было хуже».
Я стою и соображаю, что мне предпринять в этой ситуации. Ведь у меня на груди закреплена записывающая аппаратура, а лучшей улики в шпионской деятельности не придумаешь! И первое, что я делаю, посылаю его на три буквы. Причем по-русски. Он спрашивает «What does it mean?» — «Что это означает?» Я повторяю хлесткое выражение и говорю: «Запомни эту фразу. Когда вернешься к себе в контору, там тебе переведут ее смысл». Вижу, мужик чуть-чуть растерялся, поворачиваюсь к нему спиной и шагаю прочь, рыская глазами по сторонам в поисках такси. Он за мной. Дождь усиливается. Он раскрывает надо мной свой зонтик и сам пристраивается рядом. Я еще раз повторяю, куда ему нужно идти, и решительно перехожу на противоположную сторону улицы.
Некоторое время мы движемся параллельно, он по одной стороне улицы, я — по другой. И тут мне несказанно везет: из подъезда дома, метрах в пяти передо мной, выскакивает без зонтика мужчина и торопливо открывает дверь стоявшего на обочине такси. Я — к нему: «Умоляю, подвезите до центра города». Он кивает и открывает заднюю дверцу. Уже втиснувшись на заднее сиденье, я чувствую, как кто-то пытается вытянуть меня наружу. Резко поворачиваюсь и наношу удар в грудь. Мой «приятель» Ларсен, раскинув руки, надает в лужу. Удивленный шофер спрашивает: «В чем дело?» «Это — хулиган, грабитель, скорее трогайте машину», — отвечаю я, и он следует моему совету.
— Ты думал о том, как все это могло случиться? Твой объект арестован, к тебе обращаются с вербовочным предложением…
— Думал не только я, но однозначного ответа мы тогда не нашли. Хотя сейчас мне ясно, что здесь приложил руку предатель Гордиевский, который тогда тоже работал в Копенгагене. Он и заложил меня.
— Ты вернулся в Москву в феврале 1980 года с блестящими результатами и практически сразу же перешел из главка с оперативной работы на преподавательскую в Краснознаменный институт. Ты сам этого захотел?
— Небольшое уточнение. Когда я вернулся в главк, то меня назначили начальником направления. Однако через пару-тройку месяцев без объяснения причин перевели на работу в институт. Потом я узнал, что должность начальника направления срочно потребовалась для кого-то еще. Но я особенно не печалился. Мне посчастливилось немало попахать «в поле», и везде я старался работать добросовестно, честно. Я пришел в Краснознаменный институт, что называется, с чистой совестью, с сознанием выполненного служебного долга. И мне нравилось заниматься подготовкой молодых разведчиков, было что им рассказать, чем поделиться…
…Перенести несколько инсультов — дело нешуточное. И он противостоит болезням как может, лишь изредка сетуя на то, что не успел в полной мере передать молодой смене свой уникальный опыт вербовщика.
Из досье шведской полиции безопасности — СЕПО — на Николая Георгиевича Коротких: «Ловкий, энергичный и скромный. Тактичный, компетентный и мягкий. Современный русский офицер разведки. Прекрасно образованный, воспитанный, дипломатичный. От него не услышишь тяжеловесных пропагандистских штампов. Напротив, критически высказывается о застое, старомодности и бюрократических предрассудках. Воплощение «нового мышления» еще до того, как это понятие было введено Михаилом Горбачевым. Завораживающий, как кобра».