Разнорабочий советской разведки
Разнорабочий советской разведки
На мастерски выполненном черно-белом рисунке пожилые негритянки развешивали белье на веревках, протянутых через двор позади ветхих покосившихся домов. В правом нижнем углу рисунка рукой художника были выведены три слова: «Трущобы Смита. Атланта». Так он назвал свое произведение.
Высокому седовласому Джону Мору, уже семнадцать лет возглавлявшему советский отдел Федерального Бюро Расследований, этот рисунок передал «на долгую память» его давний знакомый, надзиратель федеральной тюрьмы в Атланте. К живописи Мор относился с откровенным безразличием, но подарок принял с нескрываемой радостью. Приобрел подходящую для него рамку и определил в комнату на цокольном этаже дома, на стену напротив огромного окна. Точнее — напротив федеральной тюрьмы, на которую выходило окно. Тюрьмы, в которой автору рисунка, назвавшемуся Рудольфом Ивановичем Абелем, предстояло провести тридцать два года за шпионаж в пользу Советского Союза. «Я повесил картину так, — объяснял Мор свой замысел домашним и друзьям, — чтобы он мог видеть ее из окна своей тюремной камеры».
Матерый контрразведчик, «умный и хитрый», как называли его сослуживцы, Джон Мор не скрывал своего уважения к советскому шпиону и подтрунивал над теми коллегами из ФБР и ЦРУ, которые вознамерились перевербовать арестанта. «Нет такого средства в мире, — говорил он им, — чтобы заставить Абеля стать двойным агентом и работать на американскую разведку в качестве платы за свое освобождение».
Рудольф Иванович Абель, а в действительности Вильям Генрихович Фишер, родился 7 июля 1903 года в английском городе Ньюкасл-на-Тайне, где его родители обосновались после того, как отца выдворили из России по решению царского суда за революционную деятельность. Там, на берегах Туманного Альбиона, прошли детство и юность Вильяма. Там он окончил школу и в шестнадцать лет умудрился поступить в Лондонский университет. Правда, проучился в нем всего два курса, поскольку в 1921 году семья возвратилась в Советскую Россию. В Москве юноша вторично замахнулся на высшее образование, на этот раз в Институте востоковедения им. Нариманова на индийском отделении. Но по окончании первого курса учебу вновь пришлось прервать — его призвали в Красную Армию. Определили в Первый радиотелеграфный полк Московского военного округа. Там Вильям увлекся радиоделом. Увлекся по-настоящему, так, что к концу службы стал первоклассным радиоинженером.
В кадрах Иностранного отдела ОГПУ, тогдашней советской разведки, не могли не обратить внимание на демобилизовавшегося красноармейца с безупречной биографией, свободно владевшего немецким и английским языками, да еще прекрасного специалиста по радиоделу. Для любой разведки такой человек — находка. И ИНО не упустило шанса. В 1927 году Вильям Фишер, немец по национальности, был зачислен на должность помощника оперуполномоченного ИНО. И разведка стала для него смыслом его жизни.
В феврале 1931 года Вильям Фишер обратился в Генеральное консульство Великобритании в Москве с заявлением о выдаче ему и его супруге с малолетней дочерью британских паспортов. Просьбу обосновал тем, что родился и до семнадцати лет проживал в Англии как верноподданный Его Величества короля Великобритании. В Россию же попал в 1921 году исключительно по воле родителей, с которыми кардинально расходится во взглядах на Совдепию, и потому решительно настроен вернуться на свою родину.
Редчайший, если не единственный, случай в разведке: легенда для нелегала «Франка» (таков был первый оперативный псевдоним Фишера) предусматривала его вывод на оседание в Лондоне по официальному каналу и под настоящей фамилией. Легенда сработала безукоризненно. Приведенные Фишером доводы выглядели убедительными, а его личность не вызвала у сотрудников английского консульства никаких подозрений. Паспорта и виза были выданы без проволочек.
Вильям Фишер (Р. Абель)
Благополучно прибыв в Лондон, молодой нелегал, действуя по легенде, открыл радиомастерскую и под этой надежной крышей активно включился в оперативную работу нелегальной резидентуры.
Работа заладилась настолько успешно, что Фишеру вскоре поручили выехать в краткосрочные командировки в Копенгаген и Стокгольм, чтобы там на месте оказать необходимую помощь в подборе конспиративных квартир для радиоточек и налаживании устойчивой двусторонней связи с Центром. Блестящее выполнение этих заданий и успешная работа в Лондоне были отмечены повышением Фишера в должности до оперуполномоченного и присвоении ему звания лейтенанта госбезопасности (тогда это соответствовало армейскому званию «капитан»).
В феврале 1935 года, по возвращении из Лондона в Москву, Фишеру доверили подготовку связников-радистов для нелегальных резидентур. На новом участке работы раскрылись недюжинные педагогические способности Фишера. Перемежая лекции с практическими занятиями, он старательно и терпеливо объяснял своим подопечным все тонкости профессии радиста-нелегала. При этом его доброжелательность, заботливый индивидуальный подход к каждому практиканту органично сочетались с взыскательностью и твердостью. Поблажек и исключений ни для кого не было. В его справках-заключениях на слушателей случались и такие выводы: «Хотя «Джинси» получила от меня точные инструкции, работать радистом она не сможет, поскольку путается в технических вопросах».
* * *
Весной 1938 года Вильям Фишер был переведен на подготовку в длительную загранкомандировку в Испанию, в которой бушевало пламя гражданской войны. Нелегальную резидентуру НКВД в Мадриде возглавлял Александр Орлов, который лично знал Фишера по работе в Лондоне и, конечно, хотел заполучить к себе классного специалиста и изобретательного сотрудника. Тем более, что агентурно-оперативная обстановка в Мадриде была крайне сложной.
Правда, и на Лубянке ситуация тогда была не из простых. Нарком НКВД Ежов, а затем сменивший его Берия «вычищали» из разведки «агентов иностранных спецслужб», «врагов народа».
«Отозвать в Москву. Арестовать немедленно.» Такие приказы сыпались как из рога изобилия. Отзывались, арестовывались и расстреливались без суда и следствия резиденты из Лондона, Рима, Парижа и многих других разведточек. Уничтожались лучшие кадры закордонной разведки.
В июле 1938 года в Мадриде бесследно исчезает Орлов вместе с семьей. Исчез талантливый резидент, незадолго до этого награжденный орденом Ленина, как писала «Правда», «за выполнение важного правительственного задания». В ноябре он объявился в США и оттуда направил личное письмо Ежову, в котором объяснил свой поступок элементарным страхом разделить участь его расстрелянных коллег. На Лубянке переполох. Началось служебное расследование и поиски «пособников» предателя. Когда же выясняется факт личного знакомства и доброго отношения предателя к Фишеру, оргвыводы следуют незамедлительно. Без объяснения причин Фишер был уволен, а точнее, изгнан из разведки. Но он не сдался. Устроившись на работу сначала во Всесоюзную торговую палату, а затем радиоинженером на один из московских заводов, Фишер стал регулярно «бомбить» свое прежнее руководство рапортами с требованием разобраться в существе его дела и восстановить справедливость. И ему это удается. В сентябре 1941 года его вернули в разведку, зачислив в штат Особой группы. Это подразделение было создано при наркоме внутренних дел 5 июля 1941 года «для выполнения ответственных заданий Ставки Верховного Главнокомандования», как главный центр разведывательно-диверсионной деятельности органов госбезопасности в тылу врага.
* * *
Едва получив назначение в Особую группу, Фишер направился вместе с капитаном Адамовичем в Черновцы с заданием восстановить контакты и наладить работу с оказавшимися без связи агентами НКВД в Германии и Польше. В предвоенное время работа с ними в Берлине, Данциге (ныне — Гданьск), Варшаве и Кракове велась с позиций советских дипломатических и внешнеторговых учреждений. Однако с началом войны и немецкой оккупации Польши эти учреждения были спешно эвакуированы и агентура оказалась без связи.
Адамович вез с собой фотографии, на каждой из которых были запечатлены агент и его куратор — советский разведчик. Таким образом, фотографии служили своеобразным паролем для восстановления связи. Сделать это должны были специально отобранные в Черновцах четыре опытных агента из числа этнических немцев и поляков. Каждый из них был ориентирован на работу в одном из упомянутых выше городов. Операции придавалось важное значение в Москве.
Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Адамовича принял нарком внутренних дел Украины И. Серов, направивший в Черновцы указание обеспечить москвичей необходимой материально-технической базой, с тем чтобы Фишер мог незамедлительно приступить к обучению агентов.
Не успел Фишер приступить к работе, как Адамович… исчез. Фишер незамедлительно поставил в известность местного шефа госбезопасности. Тот просигналил И. Серову, который срочно проинформировал о ЧП первого секретаря компартии Украины Н.С. Хрущева. Начавшийся в Киеве переполох мгновенно перекинулся на Москву, куда Никита Сергеевич не преминул позвонить по правительственной связи лично наркому Лаврентию Берии и заявить: «Этот ваш Адамович — негодяй! Он, по нашим данным, сбежал к немцам».
Крайним в ЧП решили сделать Фишера, которого И. Серов вызвал к себе и в грубой форме отчитал за то, что тот не предотвратил предательства Адамовича. Негодовала и Лубянка: почему там узнали о ЧП от Хрущева, а не от своего сотрудника?! Фишер всюду стоял на своем: он действовал по инструкции — доложил об исчезновении Адамовича своему непосредственному куратору. И точка.
Трудно сказать, чем бы все это обернулось для Вильяма Фишера, если бы через день-другой совершенно случайно не обнаружилось, что капитан Адамович пребывает у себя дома в Москве, что у него легкое сотрясение мозга и врачи из поликлиники НКВД прописали ему строгий постельный режим. Выяснилась и подоплека его таинственного исчезновения. Напившись в ресторане на вокзале г. Черновцы, он ввязался в драку в туалетной комнате и получил сильный удар по голове. В полуобморочном состоянии все-таки сумел сесть на московский поезд. О своем внезапном решении возвратиться в Москву он почему-то забыл предупредить Фишера или кого-либо из украинских коллег. Но самое страшное — придя в себя в купе поезда, он обнаружил пропажу пакета с секретными фотографиями. По приезде же в Москву не обеспокоился срочно сообщить кому следовало об этом ЧП.
Адамовича строго наказали — уволили из органов госбезопасности. Фишеру же повезло. Он избежал участи вторично подвергнуться незаслуженным репрессиям. Более того, как начальника отделения связи Особой группы его привлекли к обеспечению безопасности исторического парада на Красной площади 7 ноября 1941 года.
* * *
В июле 1941 года Особая группа разработала контрразведывательную операцию «Монастырь». Ее цель состояла в том, чтобы про