«Двойной агент»

«Двойной агент»

В феврале 1943 года на Лубянку поступил сигнал о том, что в Генеральном штабе Красной Армии действует немецкий агент, имеющий доступ к сверхсекретным материалам стратегической важности. Сигнал передали сначала из Парижа, а несколько дней спустя — из Лондона. В Париже чекисты-«нелегалы» узнали об этом от проверенного агента полковника Шмита, руководящего сотрудника шифровальной службы абвера — военной разведки сухопутных сил Германии. А в Лондоне — предупреждение о «кроте» исходило от «Сикрет Интеллидженс Сервис», которая благодаря дешифровальной машине «Enigma» контролировала каналы связи гитлеровских спецслужб и время от времени делилась информацией, правда уже отредактированной, со своими советскими коллегами.

Через месяц, в марте 1943 года, этот тревожный сигнал подтвердил Энтони Блант, один из членов легендарной «кембриджской пятерки». «У немцев в Москве, — сообщил он, — есть важный источник информации в военных кругах». Наконец, сам Уинстон Черчилль, британский премьер тех лет, посчитал необходимым лично уведомить Сталина о том, что «в штабе Красной Армии действует немецкий шпион».

Как же отреагировали на это в Москве? Какие меры были предприняты для того, чтобы как можно скорее обнаружить и обезвредить опасного немецкого шпиона? Н-И-К-А-К-И-Х!!!

Но ведь шпион-то был и действовал?! В своих мемуарах «Лабиринт» Вальтер Шелленберг, шеф внешней разведки Службы имперской безопасности рейха, пишет, что этот «ценнейший агент служил в штабе Рокоссовского офицером связи. Он был настроен антисоветcки и ненавидел Сталина за то, что подвергся репрессиям в 30-х годах и сидел два года в тюрьме».

Так чем же все-таки объяснялось бездействие Лубянки?

Александр Петрович Демьянов родился в 1910 году в именитой дворянской семье. Его прадед, Антон Головатый, вошел в историю России как первый атаман Кубанского казачьего войска. А отец, есаул казачьих войск, пал смертью храбрых за царя и отечество в 1915 году. Дядя же, младший брат отца, был непримиримым врагом Советской власти, в годы Гражданской войны возглавлял белогвардейскую контрразведку на Северном Кавказе. Чекистам удалось пленить его и как «очень важную птицу» препроводить в Москву. Но до первопрестольной он не дотянул — скончался от тифа в железнодорожном вагоне.

Его мать, княгиня Александра, выпускница Бестужевских курсов, слыла красавицей в аристократических кругах Санкт-Петербурга. После того как власть перешла к большевикам, ей неоднократно поступали приглашения эмигрировать во Францию. В частности, от лично знавшего ее генерала Улагая, одного из лидеров той части белогвардейской эмиграции, которая в 1941–1945 годах открыто сотрудничала с нацистами. Не поддавшись на уговоры генерала и прочих, княгиня Александра предпочла остаться в Петрограде.

При такой родословной Александр Демьянов просто не имел права на получение в России высшего образования, но попытку такую все же предпринял. Утаив сведения о своих корнях, он поступил в Петроградский политехнический институт. Но как только вскрылось его «непролетарское происхождение», был с позором изгнан оттуда. Несостоявшийся студент переквалифицировался в заурядного электрика, правда, ненадолго.

В 1929 году его привлекли к сотрудничеству чекисты, окрестив агентурной кличкой «Гейне». Оценив личные качества нового агента и оперативные возможности по линии родственных связей и знакомств в эмигрантских кругах, чекисты сразу же выделили его из когорты рядовых осведомителей и стали готовить к серьезной разведывательной работе. Перевели из Ленинграда в Москву. Устроили инженером-электриком на киностудию «Мосфильм», где он вскоре стал своим человеком среди кинорежиссеров, драматургов, композиторов и писателей. У него, в частности, сложились близкие отношения с самим Михаилом Роммом. Популярности «Гейне» в мире кино способствовали его приятная внешность, благородные манеры, умение быть интересным собеседником.

А. Демьянов — кавалер советского  ордена «Красной звезды» и фашистского «Железный крест» с мечами

Выделенную ему в коммуналке, правда в центре Москвы, комнату он делил с одним из актеров МХАТа. Он прекрасно использовал это, чтобы проникнуть в театральную среду, где обзавелся широким кругом знакомств.

И все же главным козырем, предоставленным ему Лубянкой, была собственная лошадь. Тогда это было редкостью и воспринималось как роскошь, многим недоступная. Именно на лошадь «клюнули», помимо представителей «богемы», иностранные дипломаты и корреспонденты, многие из которых были завсегдатаями ипподрома.

«Гейне» ни от кого не скрывал своего дворянского происхождения. При этом все, что он говорил о себе, можно было без особого труда проверить в среде русской эмиграции в Париже, Белграде и Берлине. На это и делали ставку чекисты, которые очень бережно относились к своему талантливому агенту. Встречались с ним крайне редко, предпочитая со стороны, терпеливо наблюдать, как он выполняет поставленную перед ним задачу — привлечь к себе внимание представителей иностранных разведок, работающих под дипломатическим или журналистским прикрытием.

Наконец произошло то, что и должно было произойти. Сотрудники посольства Германии, в том числе установленные разведчики, всерьез заинтересовались «Гейне». Наиболее активно и целенаправленно проявлял себя сотрудник экономической секции, который стал регулярно встречаться с ним. И вот однажды немец как бы невзначай назвал в разговоре с «Гейне» несколько фамилий из числа тех, кто еще с дореволюционных времен числился в друзьях семейства Демьяновых. «Гейне» пропустил это мимо ушей — ему было предписано не реагировать на попытки немца «прощупать» его, заставить раскрыться и тем самым дать повод для вербовочного предложения о сотрудничестве с немецкой разведкой. О том, что именно эту цель преследовал немец, стало известно из опубликованных после войны мемуаров Рейнхарда Гелена «Служба, воспоминания 1942–1971 годов». Шеф военной разведки генштаба сухопутных войск Германии констатировал, что после этой беседы Александр Демьянов был поставлен на оперативный учет в абвере под кодовым именем «Макс».

Не осталась эта беседа и без внимания чекистов: в агентурном деле «Гейне» появилась специальная пометка о том, что агент будет одним из первых, кем заинтересуется абвер в случае войны между Советским Союзом и Германией.

Сам же Александр Демьянов, ничего не ведая о том, какие виды на него имеют немцы, да и чекисты, записался на второй день войны добровольцем в кавалерийскую часть Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА). Но на фронт не попал. Его направили в распоряжение Особой группы (четвертое Управление НКВД). А в декабре 1941 года, после соответствующей спецподготовки, он перешел линию фронта и объявился перед гитлеровцами в качестве эмиссара глубоко законспирированной антисоветской и прогерманской организации «Престол», созданной, конечно, усилиями Лубянки с чисто контрразведывательными целями: внедрение в действующую на территории Советского Союза агентурную сеть абвера, а также обезвреживание регулярно забрасываемых в советский тыл новых групп разведчиков-диверсантов.

Немцы с недоверием отнеслись к перебежчику, тем более, что он пришел к ним на. лыжах по заминированному полю. Справедливости ради следует отметить, что сам Демьянов даже не подозревал, что шел по минам и чудом уцелел. А зацикленные на конспирации чекисты попросту забыли поинтересоваться, что представляет собой тот участок фронта, на котором они осуществили вывод агента в расположение противника. За их оплошность пришлось отдуваться агенту.

Прифронтовая группа немецких контрразведчиков долго и пристрастно допрашивала «Гейне». Не обошлось и без инсценировки расстрела, дабы заставить его признаться в сотрудничестве с НКВД. Затем Демьянова этапировали в Смоленск, где им занялись сотрудники абвера из штаба «Валли». Но и у этих многоопытных контрразведчиков недоверие к перебежчику постепенно менялось на возраставшую уверенность в том, что он тот, за кого себя выдает. Окончательно же ему поверили после того, как о нем навели справки в белоэмигрантских кругах Парижа и Берлина, а главное — получили сведения о том, что Демьянов — это тот самый «Макс», которого не успели завербовать в Москве еще до начала войны.

После обучения шпионскому ремеслу в специальной школе абвера иод Смоленском «Макс» с двумя помощниками в феврале 1942 года был заброшен на парашюте через линию фронта с заданием осесть в Москве и, используя возможности «Престола», приступить к созданию разветвленной сети агентов-диверсантов для организации саботажа и диверсий на железных дорогах, а также для внедрения своих людей-информаторов в руководящие структуры Красной Армии.

Добравшись до Москвы, Демьянов сразу же связался с Лубянкой, а затем доложил по радиосвязи своим новым хозяевам о том, что прибыл к месту назначения и приступил к выполнению поставленных перед ним разведывательных заданий. В его распоряжении были два радиопередатчика, которыми его снабдили абверовцы. Один должен был быть развернут в Москве, другой — на периферии. Последний вскоре замолчал. Зато первый заработал, что называется, на полную катушку. Поначалу информация от «Макса» принималась в Вене. Но к концу 1942 года «приемный пункт» был передвинут в Софию. Это было сделано с целью зашифровки места нахождения источника информации: из Москвы в Софию, оттуда — в Вену и наконец — в Берлин, в штаб-квартиру абвера.

На Лубянке потирали от удовлетворения руки — контрразведывательная операция удалась. С помощью «Гейне» было обезврежено более пятидесяти диверсантов, включая двух его помощников. Некоторые из арестованных были перевербованы и стали работать на НКВД. Им предоставлялась возможность возвращаться через линию фронта к немцам и докладывать там об успешной деятельности «Макса» и его группы. Подтверждение этому немцы находили в появлявшихся время от времени сообщениях в советской прессе о вредительстве и диверсиях на железнодорожном транспорте. Подобные сообщения, разумеется, инспирировались Лубянкой.

Кроме того, усилиями той же Лубянки «Макс» был назначен на должность офицера связи в Генштаб Красной Армии. Так что и в абвере не менее энергично, чем на Лубянке, потирали от удовлетворения руки.

* * *

Разведчику строжайше запрещено делиться сведениями о выполняемой им работе с кем бы то ни было, включая ближайших родственников и даже жену. Таков суровый закон этой службы. Для Александра Демьянова было сделано исключение.

Дело в том, что его жена, Татьяна Березанцова, ассистент режиссера на «Мосфильме», была довольно популярной личностью в мире кино. А о тесте, профессоре Березанцове, и говорить не приходится. Получив еще при царе медицинское образование в Германии, он как врач сумел завоевать высокий авторитет как у «белых», так и у «красных». Свободно изъясняясь на французском, немецком и английском, он поддерживал широкий круг знакомств в высшем свете Санкт-Петербурга, в том числе и с иностранцами. Многие влиятельные деятели белоэмиграции были лично знакомы с ним. «Красные» также отнеслись к нему с уважением — у них он стал ведущим консультантом в кремлевских клиниках. Более того, в порядке исключения ему, одному из немногих, была разрешена частная практика, позволившая обзавестись пациентами и среди представителей дипкорпуса.

Эти обстоятельства и побудили чекистов пойти на риск и раскрыть перед Татьяной Березанцовой и ее отцом разведывательную деятельность Александра Демьянова. С согласия профессора его московская квартира стала использоваться как одна из явочных квартир подпольной антисоветской организации «Престол», а затем и для контактов «Макса» с курьерами абвера. Неоценимую роль при этом играла Татьяна Березанцова, которая в роли хозяйки квартиры принимала немецких диверсантов. Она умудрялась во время застолья подмешивать им спецтаблетки в водку или чай. Пока они под воздействием снотворного пребывали в глубоком сне, специалисты с Лубянки обезвреживали их оружие и взрывные устройства, яды и прочие «игрушки». Случалось, правда, и так, что для гостей, отличавшихся отменным здоровьем, спецтаблетки оказывались недостаточно эффективными и те пробуждались раньше предполагаемого времени. И только находчивость хозяйки позволяла в подобных случаях избежать провала.

* * *

Не зря говорят, что аппетит приходит во время еды. Нечто подобное ощутили на себе и организаторы «Престола». И тогда из чисто контрразведывательной эта операция стала превращаться в крупномасштабную радиоигру по дезинформации противника. Соответствующая санкция была получена Лубянкой на самом верху.

Основным действующим лицом оставался Александр Демьянов, «Гейне» — «Макс». Передаваемая им абверу информация, а точнее — дезинформация, тщательно готовилась в руководстве Оперативного управления Генштаба Красной Армии. Затем не менее тщательно просматривалась и визировалась начальником Главного разведуправ-ления Генштаба. Лишь после этого поступала в НКВД, где к ней прилагалась легенда ее получения «Максом». Наконец «Гейне» — «Макс» передавал ее по радио абверу.

Дезинформация, как правило, преследовала стратегические цели. И для их достижения, для того, чтобы немцы поверили этой «дезе» и не заподозрили «Макса», в нее вкрапливались достоверные сведения о сроках и месте проведения некоторых наступательных операций Красной Армии. Правда, этим операциям в планах советского командования отводилась роль отвлекающего маневра.

Так, например, 4 ноября 1942 года «Макс» передал своим хозяевам радиограмму, в которой говорилось:

«4 ноября состоялось заседание военного совета в Москве под председательством Сталина. Присутствовало двенадцать маршалов и генералов. В ходе, обсуждения были выдвинуты следующие концептуальные положения:

а) все наступательные операции проводить с осторожностью, во избежание крупных потерь;

б) территориальные потери — вещь непринципиальная…

в) провести все запланированные наступательные операции по возможности до 15 ноября, пока позволяют погодные условия. Главные направления: из Грозного (с Кавказа)… на Дону в районе Воронежа; под Ржевом; южнее озера Ильмень под Ленинградом. Войска будут выделены фронтам из стратегического резерва…»

Подобного рода радиограммы убеждали абвер в том, что их агент «Макс» не просто имеет доступ к самым секретным сведениям, но и возможность предельно оперативно, день в день, передавать их в Берлин. Москва же преследовала свои цели — дезинформировать немцев относительно своих истинных стратегических целей. В частности, уже после передачи приведенной выше радиограммы «Макс» передал абверу «уточненные» сведения о том, что под Ржевом наступление русских назначено на 15 ноября. И это соответствовало действительности. Немцы должным образом подготовились к отражению удара.

Командовал этой операцией Георгий Жуков, который, по соображениям конспирации, не был поставлен в известность о радиоигре с немцами. В своих воспоминаниях он с огорчением признает, что исход разработанной им операции по нанесению контрудара оказался явно неудовлетворительным, хотя под Ржевом полегли тысячи и тысячи советских солдат. Маршал Жуков так и не узнал, что его специально «подставили» ради того, чтобы под Сталинградом нанести немцам неожиданный для них сокрушительный удар, в результате которого была окружена целая армия во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

Как выяснилось уже после войны, поступавшую от своего агента «Макса» информацию руководство вермахта использовало в ориентировках для командного состава немецких боевых частей на Балканах и в странах Западной Европы.

* * *

В начале августа 1944 года «Макс» получил из Берлина приказ проверить достоверность поступивших в абвер сведений о том, что соединение вермахта численностью до двух с половиной тысяч солдат и офицеров, возглавляемое подполковником Шерхорном, ведет, находясь в окружении, ожесточенные бои с частями Красной Армии в районе реки Березины. О результатах велено было срочно сообщить на берлинский адрес.

Подполковник Шерхорн действительно командовал войсковым соединением, правда численностью в полторы тысячи человек. Ему было приказано стоять насмерть на переправе через реку Березину. Но части Красной Армии обошли его с флангов и, взяв в плотное кольцо, стали методично громить артиллерийским огнем до тех пор, пока он не согласился сдаться на милость победителей.

За пленных взялись советские контрразведчики. Самого Шерхорна допрашивал «Макс». С поставленной ему задачей справился — подполковник согласился сотрудничать с НКВД в проведении дезинформационной радиоигры. Чекистам удалось перевербовать и радистов Шерхорна. Так началась еще одна крупномасштабная операция по дезинформации противника, идея проведения которой исходила от самого Сталина.

Накануне летнего (1944 года) наступления советских войск в Белоруссии верховный главнокомандующий вызвал к себе руководителей ГРУ и НКВД и поставил перед ними задачу: использовать оперативные возможности радиоигр для оказания эффективной помощи Красной Армии в ее наступательных операциях против немцев. Там же, на совещании, был оглашен уже подписанный Сталиным приказ, в котором говорилось о «необходимости ввести немецкое командование в заблуждение, создав впечатление активных действий в тылу Красной Армии остатков германских войск, попавших в окружение в ходе нашего наступления». Замысел Сталина сводился к тому, чтобы путем дезинформации побудить руководство Германии расходовать свои и без того уже ограниченные ресурсы для оказания реальной помощи якобы все еще сражающимся в советском тылу войскам вермахта.

Новая радиоигра, детально разработанная на Лубянке и санкционированная самим Хозяином, предполагала активное участие в ней агента «Гейне». Вот почему он и взялся за то, чтобы завербовать Шерхорна и вместе с его, тоже завербованными, радистами приступить к выполнению новой операции.

…19 августа 1944 года в Берлин поступило сообщение «Макса» о том, что воинское соединение под командованием подполковника Шерхорна действительно ведет ожесточенные бои с окружившими его частями Красной Армии в районе реки Березины. Поскольку достоверность любой исходившей от «Макса» информации не вызвала у немцев ни малейших сомнений, в Берлине в срочном порядке было принято решение использовать находящиеся под командованием Шерхорна части для проведения диверсионных акций по выводу из строя тыловых коммуникаций советских войск. С этой целью любимчику фюрера, штурмбанфюреру СС Отто Скорцени было поручено наладить с подполковником Шерхорном регулярную радиосвязь, оказать ему всю необходимую помощь и ориентировать его на прорыв из окружения в направлении Польши — Восточной Пруссии. Так родилась операция «Браконьер», которая проводилась под непосредственным руководством «идола арийской расы», как называли в Германии Отто Скорцени, с середины сентября 1944 по май 1945 года.

«Мы, — пишет в своих мемуарах Отто Скорцени, — были счастливы вернуть своих друзей, затерявшихся в водоворотах русского цунами». Операция «Браконьер» началась с подготовки и засылки по воздуху в район расположения соединения Шерхорна «четырех групп специалистов по диверсиям, каждая из которых состояла из двух немцев и двух русских. Они были снабжены русскими пистолетами, радиостанциями, обмундированием, консервами. Они были наголо пострижены на русский манер и приучены к русским папиросам».

Две группы, по признанию самого Скорцени, пропали без вести, а двум другим удалось разыскать соединение Шерхорна и выйти на связь. «Идолу арийской расы» и в голову не приходило, что чекисты играют с ним, как кошка с мышкой. И потому вызывают лишь улыбку его переполненные эмоциями рассуждения о том, как во время одного из радиосеансов «подполковник Шерхорн лично сказал несколько слов, простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги!»

28 марта 1945 года Шерхорн получил радиограмму о том, что фюрер наградил его «Рыцарским крестом» 1-й степени и произвел в полковники. Личное поздравление по этому поводу поступило ему от начальника Генштаба Гудериана. Одновременно и «Макс» получил из абвера поздравление с награждением «Железным крестом» с мечами.

В квадраты, указанные «Максом», для частей Шерхорна непрерывно сбрасывалось на парашютах оружие, боеприпасы, амуниция, медицинские средства, продовольствие. Регулярно высаживались специалисты — подрывники, врачи, разведчики. По требованию Шерхорна в его распоряжение были доставлены проводники-поляки из числа проверенных агентов абвера. Более того, по личному приказу Гитлера была подготовлена операция по заброске к Шерхорну специальной группы во главе с самим Скорцени. Правда, приказ фюрера не был выполнен из-за резкого ухудшения в апреле 1945 года положения на советско-германском фронте. Вот как о ситуации в расположении группы Шерхорна пишет сам «идол арийской расы»:

«Ни единого дня не обходилось без кровопролитных схваток с русскими, число погибших и раненых росло день ото дня и темпы продвижения частей Шерхорна, естественно, снижались. Но даже не это было нашей главной заботой. С каждой неделей количество горючего сокращалось; несмотря на отчаянные просьбы Шерхорна пришлось сократить число вылетов самолетов снабжения. Постепенно содержание радиосообшений от Шерхорна превратилось для меня в сплошную пытку. К концу февраля нам перестали выделять горючее. Меня охватило бешенство. Порой до нас долетали их отчаянные мольбы. Затем, после 8 мая, ничто более не нарушало молчания в эфире. Шерхорн не отвечал. Операция <<Браконьер» окончилась безрезультатно».

Но обошлась она немцам довольно дорого. Чекистами были обезврежены двадцать два разведчика-диверсанта, захвачены тринадцать радиостанций и двести пятьдесят пять мест груза с оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием.

В последней радиограмме, переданной 5 мая 1945 года, Шерхорну предписывалось «действовать по обстоятельствам». А несколько ранее, 3 мая, абвер направил «Максу» приказ «законсервировать источники, порвать контакты с немецкими офицерами и солдатами в связи с возможностью их пленения русскими и вернуться в Москву, где затаиться и постараться сохранить свои связи».

В июле 1946 года в Вашингтоне была одобрена инициатива гитлеровского генерала Рейнхарда Гелена о создании на американские деньги новой спецслужбы с «целью осуществления разведывательной деятельности на Востоке на основе общей заинтересованности в защите от коммунизма». Укомплектовать новую службу Гелен предлагал из своих прежних сотрудников и агентов абвера, а также других нацистских спецслужб. Одной из первых им была названа кандидатура агента «Макса», который был «главным источником стратегической информации о планах советского верховного главнокомандования на протяжении наиболее трудных лет войны». К удивлению Гелена, американцы отвели эту кандидатуру и, более того, высказали мнение, что с «Максом» немцы попались на удочку НКВД. Гелен тщетно пытался убедить американцев в том, что работа с «Максом» была и остается «одним из наиболее впечатляющих примеров деятельности абвера в период войны против Советского Союза».

Вскоре после победы над фашистской Германией Александр Демьянов вместе с супругой был направлен в Париж в расчете на то, что ему удастся внедриться в эмигрантские организации и продолжить свою разведывательную деятельность в качестве агента Лубянки. Когда же стало ясно, что из этой затеи ничего не получится, его и Татьяну Березанцову отозвали в Москву. И больше уже не привлекали к участию ни в каких спецоперациях.

Александр Демьянов вернулся к своей изначальной профессии. Устроился инженером-электриком в один из научно-исследовательских институтов Москвы. Его жизнь оборвалась в 1975 году. Он скоропостижно скончался от сердечного приступа во время прогулки на лодке по Москве-реке. Ему было 64 года.

За заслуги перед родиной в годы Отечественной войны он был награжден орденом Красной Звезды. А его супруга, Татьяна Березанцова, и ее отец, профессор Березанцов, «за риск при выполнении важных заданий» удостоились медалей «За боевые заслуги».