ПОКА ИДОЛ ГОТОВИЛСЯ К «ПРЫЖКУ»

ПОКА ИДОЛ ГОТОВИЛСЯ К «ПРЫЖКУ»

«Дальний прыжок». Таково было кодовое название диверсионнотеррористической операции, которая в строжайшей тайне разрабатывалась на сверхсекретной базе СС в датской столице — Копенгагене. «Мы повторим прыжок в Абруццо. Только это будет дальний прыжок! Мы ликвидируем «большую тройку» и повернем ход войны. Мы похитим Рузвельта, чтобы фюреру легче было сговориться с Америкой», — хвастливо заявлял один из разработчиков операции, штурмбанфюрер СС фон Ортель. Упоминание Абруццо не было случайным. Название этого труднодоступного местечка в итальянских Альпах обошло всю прессу мира после того, как в июле 1943 года оттуда был выкраден и на специальном самолете «Физелер Шторьх» вывезен в Германию низвергнутый итальянцами Муссолини. Эту по-своему уникальную операцию блестяще провел штурмбанфюрер СС Отто Скорцени, которого нацистская пропаганда называла идолом германской расы. Когда в Берлине родилась идея о «дальнем прыжке», то выбор, естественно, пал на Скорцени. Но тут идолу германской расы не повезло. Его переиграл Иван Агаянц.

…«20 ноября 1941 года, уложив в чемодан все наши вещи, мы сели в старый бомбардировщик, который должен был доставить нас в Тегеран, — вспоминала впоследствии Елена Ильинична, супруга и боевой соратник Ивана Ивановича Агаянца. — Впрочем, сели — понятие растяжимое. Я, поскольку ждала ребенка, расположилась на стуле, который любезные летчики поставили в бомбовый отсек. Иван сидел по-турецки над бомболюком, что вызывало немало шуток и оживляло полет. Над Кавказом наш самолет обстреляли, но все обошлось благополучно.

Первый месяц мы жили в доме Андрея Андреевича Смирнова, советского посла в Иране. Размещались в темноватой прихожей, где стоял старенький диван. На нем и родилась наша дочка Ача. Иван Иванович и мой сын от первого брака Коля спали на полу. Посол приглашал Ивана Ивановича к себе, но тот не хотел оставлять меня одну. Наконец нам выделили две комнаты и все утряслось».

Свою деятельность резидента советской разведки в Тегеране И. Агаянц начал с того, что, детально ознакомившись с положением дел на месте, вышел к руководству разведки с предложением в корне пересмотреть всю работу резидентуры. «Наш аппарат, — писал он в своем донесении в Центр, — загружен работой с материалами и агентурой, которые, однако, не освещают вопросы политической разведки и не отвечают повседневным нуждам нашей дипломатической и политической работы в стране. Не политическая информация о явлениях внутренней и внешней жизни страны и не работа над этими материалами — основное содержание деятельности «конторы»… Мы заняты здесь, главным образом, делами безопасности и контрразведки, приближающими нашу агентурно-оперативную работу к задачам наших внутренних органов».

Критический разбор деятельности резидентуры подкреплялся в донесении развернутым планом ее реорганизации, перевода на рельсы наступательной разведывательной работы. Инициатива резидента вызвала в Центре неоднозначную реакцию. Ведь только в самой тегеранской резидентуре насчитывалось тогда несколько десятков оперативных работников, да еще столько же в восьми подрезидентурах, действовавших в других иранских городах. И всю эту махину предлагалось заново перекроить. Под силу ли это Агаянцу, которому в то время едва стукнуло тридцать два года?! Тем не менее, хотя и с некоторыми оговорками, предложения резидента были одобрены.

Получив из Центра «добро», Агаянц провел строжайшую «ревизию» доставшегося в наследство агентурного аппарата. Многие агенты за ненадобностью были исключены из агентурной сети. Однако решение по каждому их них принималось после тщательного взвешивания всех «за» и «против». Например, в агентурном аппарате резидентуры значилась «Вера», завербованная когда-то в Стокгольме супруга высокопоставленного сотрудника иранского посольства. Тогда в Швеции она оказывала советской разведке ощутимую помощь. Когда же вернулась с мужем в Тегеран, то подтвердила свою готовность к продолжению сотрудничества. Однако резидентуре ее разведывательные возможности представлялись крайне незначительными. К моменту приезда Ивана Ивановича созрело решение отказаться от услуг «Веры». На этом, в частности, во время «ревизии» настаивал оперработник, на связи у которого она была. Не один вечер просидел с ним Агаянц, прежде чем убедил использовать в интересах советской разведки близость «Веры» к семье шаха, в особенности к старшей принцессе, а также служебное положение мужа, занимавшего довольно высокий пост в иранском МИДе и находившегося под каблуком у жены. Убеждал, как оказалось, не зря. От «Веры» вскоре стала поступать важная информация относительно внешнеполитических планов шаха, а также оперативные сведения, способствовавшие приобретению агентов влияния в руководстве ведущих политических партий, государственного аппарата и даже в ближайшем окружении шаха.

Особое внимание Агаянц уделял созданию надежных агентурных позиций в высшем армейском эшелоне Ирана. «Мы не можем и не должны ограничиваться лишь источниками информации. Важно выйти на такие объекты разработки, которые бы помимо нужных нам сведений обладали еще значительным влиянием в армии и офицерском корпусе и были смелыми и решительными в практических действиях», — инструктировал он личный состав резидентуры. И вскоре «свои люди» появились рядом с военным министром, в руководстве армейской разведки и других спецслужб, среди советников шаха. Отныне в Москву регулярно поступала достоверная информация не только о планах и намерениях правительства Ирана, но и о планируемых резидентурой мероприятиях по обеспечению безопасности и сохранности стратегических поставок (олова, каучука и др.), следовавших в Советский Союз из района Персидского залива через порты Дампертшах, Бушир и Кур. Надежный агентурный контроль был установлен над всеми ключевыми пунктами на границах Ирана с Советским Союзом, Турцией и Афганистаном.

Под плотный контроль была взята и английская резидентура, которая, как выяснилось, занималась далеко не дружественной деятельностью в отношении Советского Союза. Возглавлял ее тогда Оливер Болдуин, сын бывшего премьер-министра Великобритании. Англичане проявляли завидную активность в наведении мостов с антисоветскими националистическими организациями, действовавшими в глубоком подполье на территории Советской Армении. С этой целью ими через турецко-советскую границу был переправлен в Армению опытный разведчик Филипп Торнтон. Ему предписывалось вступить в контакт с руководством Дашнакцутюна и договориться о сотрудничестве. Англичане не подозревали, что этот визит Торнтона позволил тегеранской резидентуре выявить главарей Дашнакцутюна, установить места их проживания, составить четкое представление о структуре этой организации, принципах взаимодействия ее отделений, о каналах связи. Остальное, как говорится, было делом техники для внутренних подразделений органов госбезопасности СССР.