После возвращения

Прилетели мы на космодром, а там температура +20 °C. И вот мы в унтах, шапках полярных и куртках идем, а все вокруг в рубашках, детишки в галстуках пионерских встречают. Толпа с комиссией шла, шла, а когда нас увидели – остановились.

Мы думали: что делать? Хотели уже опять к самолету своему поворачивать, но потом – а-а-а! – все к нам побежали и начали подбрасывать.

Все, конечно, заранее было расписано: торжественная церемония встречи, парад, как объявлять будут… И вдруг, из-за того, что мы в тайге сидели, парад не состоялся, а кому-то к голову пришло по радио «Реквием» пустить. У нас же всегда так: когда что-то случается, публику готовят – сначала музыка идет…

И наши родители все это слышали! Их предупредили, что передача будет, отец меня увидел, корабль, доволен был: все хорошо, но когда показали, что я в открытый космос вышел, он возмутился: «А вот это уже зря, это его детские дурные привычки – лазить куда не надо». Все же нормальные космонавты на месте сидели, и только его сын вдруг куда-то отправился, от корабля удалился, кувыркается там… Он этого не понял. Потом, конечно, ему объяснили, что в этом-то смысл эксперимента и заключался.

Я после возвращения сделал следующий доклад:

«В соответствии с программой полета космического корабля-спутника «Восход-2» 18 марта 1965 года был выполнен эксперимент по выходу космонавта из корабля в космическое пространство.

Выход из корабля осуществлялся с помощью специальной системы шлюзования. Управление системой производилось из кабины командиром корабля. Специальный скафандр и автономная система обеспечения жизнедеятельности обеспечили безопасное выполнение эксперимента в условиях глубокого вакуума и при свободном плавании в космосе.

Все системы корабля по управлению выходом и автономные системы скафандра в процессе эксперимента работали безотказно. В процессе эксперимента по окончательным уточненным данным я находился в условиях космоса в течение 23 минут 41 секунды, при этом 12 минут 09 секунд в свободном плавании. При выходе в космос и возвращении в корабль непрерывно поддерживал связь с командиром корабля, а также с Землей.

Отход от корабля производился на расстояние до 5,35 метра, на полную длину фала. Свободное плавание в космосе выполнялось в течение нескольких отходов и подходов к кораблю.

В процессе свободного плавания я производил наблюдения и выполнял эксперименты в соответствии с программой полета. Из космоса отлично наблюдается поверхность Земли, горизонт и просматриваются детали корабля. Находящиеся в тени части корабля были достаточно хорошо освещены отраженными от Земли лучами Солнца.

Мое самочувствие при выполнении эксперимента по выходу, при работе в свободном космосе, при возвращении в корабль, а также в процессе дальнейшего полета было отличное. Я был полностью уверен в добротности скафандра, не сомневался в надежности оборудования и систем жизнеобеспечения.

Некоторые выводы:

– выход из корабля в открытый космос вполне возможен и теперь не является для человека чем-то загадочным;

– человек в специальном скафандре с соответствующими автономными системами жизнеобеспечения может в космосе не только существовать, но и выполнять определенные целенаправленные и координированные операции;

– в космосе можно вести работы физического характера, проводить научные наблюдения.

После полета чувствую себя хорошо. Состояние организма осталось таким же, как перед полетом».

Сергей Павлович Королев меня потом сильно ругал. Потому что на старте, перед тем как я сел в корабль, он жестко приказал: «Докладывать обо всем, как минер!» Я этого не сделал, и он страшно разозлился. Только позже, на разборе, я смог объяснить, почему доклада не получилось…

Я же, как уже говорил, решил идти головой вперед, а потом развернуться, чтобы закрыть люк. Это было невероятно тяжело, ведь в скафандре рост 1,9 метра, а шлюз в диаметре всего 1,2. Только представьте, как бы я начал докладывать по открытой связи на весь мир, что у меня такие проблемы. Я не хотел создавать суету и панику. Все равно никто не мог оказать мне помощь. После доклада на Землю меня бы точно спросили: что за проблемы? Да я бы минут пять их описывал. После чего стали бы формировать комиссию, выбирать председателя, устраивать совещание, готовить доклад – и когда бы, наконец, озвучили решение, я бы уже умер. Я-то знал, что у меня полчаса на все про все.

– Правильно? – спрашиваю.

– Правильно. Воздух бы закончился…

– Все равно, – говорю, – комиссия бы приняла решение сбросить давление из скафандра. Другого пути нет. Но ведь я это умею делать, я этому научен. Только я не хотел, чтобы на Земле было бы какое-то, я не знаю, буйное обсуждение…

И вдруг Сергей Павлович говорит:

– А Алеша-то прав!

И все захлопали, хотя ждали, что он меня как следует приложит.

18 марта 1965 года я стал подполковником, а 23 марта (за успешное осуществление полета и проявленные при этом мужество и героизм) нам с Павлом Беляевым были присвоены звания Героев Советского Союза с вручением орденов Ленина и медалей «Золотая Звезда».