«Повышенная шерстистость» и другие испытания

За время занятий я с Гагариным еще более плотно сошелся, мы сидели за одной партой. Слушаем лекции, и вот я помню – лекция. Профессор Хлебников читает нам про большой и малый круг кровообращения. А мы сидим и в морской бой играем. Все вроде бы нормально, я это знал со школы. Первое партийное собрание, выборы секретаря, и на этом партийном собрании вдруг выступает Марс Рафиков и произносит партийную речь:

– Все знаете, зачем мы сюда прибыли, и нам не понятно, как такие люди, как Гагарин и Леонов на этих научных лекциях бессовестным образом играют в морской бой.

Ну, думаю, во влипли, во попали, какие все серьезные. Ладно, бросили играть в морской бой. Его выбрали в партком, нас пожурили.

Стали учиться, каждый день утром выходим на зарядку, смотрим – один раз Рафиков через забор перелазит, где-то ночевал, второй раз. Я его подзываю:

– Ну-ка, иди сюда, если ты еще раз это позволишь, я тебе морду набью.

А он отвечает:

– А я тебя из-за угла кирпичом убью.

И вот тут уже все было понятно, что дальше так и пойдет. Так оно и вышло. Один раз, второй, третий раз – и его исключили из отряда космонавтов за нарушение режима (самовольную отлучку из расположения части).

Да меня самого чуть было не отчислили. Это врачи ЦПК настаивали на отчислении. Когда я проходил обследование в военном госпитале, мне в аттестации записали: «повышенная шерстистость». Врачи говорили:

– Посмотрите на себя! Как мы будем клеить на вас датчики?

Я говорю:

– Это же просто – бритва…

Купил пачку лезвий. Вечером пошел в душевую, и там спереди побрил себя, а Юра Гагарин меня сзади побрил. Прошел комиссию, и никаких вопросов не было, а весной мы поехали на прыжки, и ведущий врач смотрит на меня изумленно:

– Слушай, что-то я не пойму, как ты прошел комиссию? С такой шерстистостью мы же не принимали. Да, у нас был такой парень, очень похож на тебя, рыжий такой… И такой шерстистый… Ну и что? Мы его отчислили.

Я ему говорю:

– А вам не жалко?

– А что же мы будем делать, датчики-то не приклеишь? Только, смотрю, у тебя шерстистость больше, чем у того парня. Как же так? Как ты полетишь к дальним мирам?

С этой шерстистостью еще вот что было. Когда я потом готовился к полету, то нам отливали для каждого персональный ложемент. И раздевался человек догола, ложился в корыто, его заливали гипсом, температура 8–10 градусов. Потому что если бы вода была более теплая, гипс очень быстро твердел. Но даже при такой температуре он тоже быстро твердел, и надо было успеть вытащить человека, а то не успел бы выбраться.

Так что накануне я сказал:

– Слушайте, ребята, или давайте жидким мылом все смазывать, или давайте мы наденем легкий комбинезон из нейлона. Что вы дурака валяете? Ложишься, вначале такой холод, что можно воспаление легких схватить.

Это потом стали гипс другого качества применять, который можно было разбавлять водой температурой 20–22 градуса. Противно, но ничего, это вошло в классику. А тогда я все-таки победил, и стали применять нейлоновые комбинезоны. Но такие ограничения были, они зарубили пару мальчишек, которые очень шерстистые были.

А вот когда помещали в барокамеру, перед тобой находился щиток, а на щитке написана таблица, и красные цифры надо считать увеличивающим порядком, а черные – уменьшением: 1 красный, 49 черных, 2 красных, 48 черных и так далее. Потом на этом фоне включались еще музыка и помехи. И человек, а это очень сложно, должен был все это считать. И не сбиваться. Так они еще включали вспышки разрядные, чтобы в глаза били. А ты должен был продолжать: 2, 48; 3, 47… Проверка на интеллект.

Была практически зима. 15 октября выпал снег на полметра. И мороз – 15 градусов. Мы ходили в унтах, валенках, шубы были длинные… До четырех часов вечера шло обследование, а после четырех мы были свободны. На обследовании нас в центрифуге крутили, перегрузка головы – пятерка, шестерка, семерка, восьмерка… На восьмерке потерял сознание – нормально. Дальше – опять барокамера. 5000, 14000… Однажды нас четверых посадили, и мы начали орать песни. И пульс стал выше. Но мы хоть отвлеклись и очень хорошо прошли это исследование.

Большая нагрузка с записью кардиограммы на бегущей дорожке. Энцефалограмма. Электроэнцефалограмма. Определяли, затуманены мозги или не затуманены. Как альфа-ритм. У людей, склонных к эпилепсии, в альфа-ритме появляются другие частоты. Это на фоне общих нагрузок. И центрифуга, какую мы в полку, конечно, никогда не проходили… Короче, постоянные исследования под нагрузкой и сердечно-сосудистой системы, и всего, что только можно было придумать.

А еще – воздействие термокамеры. Плюс были отдельно исследования в камере тишины, где поменяют время, ты даже не знаешь. И смотрят, как человек реагирует. Смотрели компенсаторные возможности, как быстро человек может адаптироваться. И так каждый день – с утра и до шестнадцати часов. Потом – отдых, до ужина мы ходили по парку, рассуждали, спорили, что-то друг другу рассказывали.