Стирала
…В каком-то смысле он – человек легендарный. Потому что всю свою жизнь (а родился он в 1940 году) был профессиональным игроком в карты – стиралой или каталой, кому как нравится. Слово «стирала» пошло от блатного наименования карт – «стары». А происхождение термина «каталы», может быть, уходит в еще более старые времена. По крайней мере сам Лобовик (таким прозвищем мы будем называть этого человека потому, что он не согласился, чтобы его настоящее имя и кличка были упомянуты – слишком многие его хорошо помнят) считает, что катать начали еще в XIX веке. Допустим, продал какой-нибудь купец на хорошие деньги товару, возвращается с толстым кошельком домой на пароходе – тут его и надо прокатить. Подсаживались к купчине игроки и… в общем, не умеешь играть, не садись, никто тебя насильно не тянул, а карточный долг, известное дело, долг чести.
Лобовик родился в одном южном русском городе, и его биография могла бы послужить основой для интереснейшего боевика. А может быть, даже для приключенческого сериала. В его жизни было много крутых поворотов. Он вырос в приличной семье, получил высшее образование и даже проработал какое-то время за границей. Активно занимался когда-то спортом, но стары повернули его жизнь совсем в другое русло – видать, так карта легла. За ним стоит целое направление в криминальном и околокриминальном мире России и Союза. Он согласился дать интервью в декабре 1996 года при условии сохранения его полного инкогнито. Многие хорошо информированные эксперты считают, что клан карточных шулеров и мошенников был в какой-то степени одним из краеугольных камней поражающего воображение здания современной российской организованной преступности. Наверное, мало осталось таких людей, которые смогли бы рассказать о зарождении и развитии катки лучше и интереснее Лобовика. Вот что он поведал:
– В карты играли всегда на деньги, естественно. Без денег-то, как известно, интереса нет. В старой дореволюционной России это все было очень развито. Потом поутихло немножко. В сталинские времена, конечно, тоже играли, но у людей особых денег не было, а те, у кого они были, долго на воле не засиживались. Был даже такой анекдот про еврея, который купил «Победу», а его вызывают в органы и спрашивают: «На какие деньги?» Он отвечает: «Так у меня ж был мотоцикл, я его продал, немножко добавил и купил». – «А мотоцикл на какие деньги?» А еврей: «А вот за мотоцикл, гражданин начальник, я уже отсидел».
К началу шестидесятых люди с деньгами снова стали появляться, и возник интерес эти деньги у них отобрать. Но в тюрьму, известное дело, идти никому не хотелось, вот поэтому умные люди и нашли лазейку в Уголовном кодексе, где никакой статьи за карточную игру предусмотрено не было, дырку, так сказать, обнаружили. В катке ведь самое главное что? В катке самое главное лоха найти хорошего. Кстати, как мне евреи объясняли, «лох» это на их языке и значит «дырка». То есть ноль, пустое место. Хотя лохов обижать грех, лохи – это, между прочим, самые хорошие люди, потому что они доверчивые и в добро верят. Да и, так сказать, все мы по жизни лохи. Я вот кого-нибудь в карты обкатаю, а потом в кабаке халдеи меня по-своему обкатывают. Круговорот воды в природе получается. Поначалу катка в южных городах расцвела, на курортниках. Тогда смотрели: если загара нет на человеке – значит, он недавно приехал, значит, с деньгами, значит, обкатать его еще не успели. Ну и начинали к нему разные подходы искать. Если кто-то думает, что в нашем деле самым главным были крап и зарядка колод, так это не так. Самым главным всегда была психология, чтобы Лох Петрович поверил. Тут, конечно, иногда до полного идиотизма доходило. Скажем, подходит иной раз кто-нибудь к приезжему и говорит: «Хочешь, я тебя сейчас отведу, покажу обезьяну с медным клювом». Тот говорит: «Конечно, хочу». Ну и ведут его, родимого, туда, где люди стиры месят. Слово за слово, лошок уже в игре. Ну шансов-то у него, ясное дело, никаких, он потом вскинется, вспомнит: «А обезьяну-то, обезьяну-то показать обещали!» А ему и говорят: «А ты к зеркалу подойди и смотри сколько хочешь». Но это все шуточки, конечно. Надо сказать, что в катке всегда своеобразный кодекс был. Если человек, скажем, на похороны приезжал, его никогда никто не обкатывал. Горе у человека, надо понимать. Рабочих, слесарей да токарей, тоже никто не трогал. Их не на что обкатывать было, люди-то, они что тогда были, что сейчас, – небогатые. А обыгрывали в основном евреев из Ленинграда (правда, евреи играли только в преферанс и только в стационарной обстановке). Ну не только евреев, но и торгашей. А почему из Ленинграда в основном, так потому, что москвичи, скажем, они тоже с деньгами приезжали, но уж больно скандальными были, ну и порасторопнее, чем питерские. Еще любили обкатывать северян, которые на юга с длинными рублями заявлялись, дальнобойщиков там, шабашников.
В катке с лохами, конечно, определенную сноровку в руках иметь нужно было. Но при этом подниматься до квалификации фокусника не требовалось. Ведь колоду зарядить{ Растасовать в определенном порядке, так, как это выгодно катале.} и при лохе можно было. Заряжали по-разному, можно было собрать со стола, был чес{ Хитрая тасовка.}, когда лошку даже снимать давали, – ничего это не меняло. Вообще, вольтов было много, но все они, конечно, годились только для Лохов Петровичей. А для лобовой игры все это уже не катило. В лобовой игре ведь профессионалы друг с другом садились, их так и звали – лобовики. Ну мы все по Союзу друг друга знали, знали, кто на что способен, кто в какой игре силен, у кого какие сюрпризы заготовлены. Вообще, лобовая игра – это схватка нервов, характеров и психологии. Я, скажем, в терце силен был – ну, естественно, старался свою игру навязать. Ну а мне предлагали свою. Ну а подпишусь я на нее или нет, это уже вопрос. В лобовой игре самое главное – это замазать{ Втянуть в игру на своих правилах и условиях и вообще отобрать у противника инициативу.} человека. Если лобовик настоящий, с холодным разумом, то он никогда не замажется. Хотя все относительно, потому что в душе все-таки каждый лох, и я сам не исключение. Скажем, был такой Плинтус, вот он не человек был, а настоящий компьютер, с ним бесполезно играть садиться было, а я все равно, как баран, к нему шел и предлагал ему в терц перекинуться. Я очень хорошо играл в терц. Можно сказать, второй в Союзе был. Но с Плинтусом у меня шансов никаких не было, и я ему всегда деньги засаживал. Ну почти всегда. Один раз засадил ему четыреста, а потом сотку отыграл. И игру прекратил. Кстати говоря, все знают, что игру в любой момент прекратить можно было всегда, это право игрока. И никто никакой предъявы сделать не мог. А рассказы всякие про то, что человека силком заставляли играть, – брехня это наглая… Я вот сказал, что Плинтус по Союзу в терц первым был, а я сам вторым, но это все, так сказать, профессиональный рейтинг. Никаких чемпионатов Союза между лобовиками никогда не было, просто мы знали, где друг друга найти. Но это так, лирическое отступление. Настоящая катка началась, когда умные люди додумались, где именно можно с наибольшей выгодой лоха выбивать. А где? В такси, конечно…
А почему в такси? Потому что в аэропорту народ еще совсем свежий, лох там при деньгах, необкатанный совсем, нешуганый, ну и опять же уходить из такси легче. Технология была простая. Во-первых, должен был быть свой водила, это, конечно, не самая большая проблема. Ну и двое игроков – переворотчик и воздушник. Переворотчик – это тот, кто лоха изначально пробивал, то есть подкатывал к нему, входил в доверие. Если он видит, что лох перспективный, то дает маячок водителю. А что такое маячок? Это условный знак, скажем, потер пальцем подбородок – значит, лоха ведет… «Давайте я вам с вещами помогу, давайте вместе поедем, я уже и попутчика нашел, дешевле будет…» Дальше уже дело техники. Лоха сажают на заднее сиденье за креслом водителя, переворотчик садится рядом с лохом – он, мол, его друг. Воздушник сидит рядом с водителем. Почему воздушник? Потому что на блатной фене «воздух» это деньги, следовательно, воздушник это тот, кто после обкатки с деньгами уходит… Лохам, конечно, удивляться бесконечно можно. Замазывали их, как правило, примитивно. Тот же переворотчик, уже сидя в тачке, начинает разводить: дескать, мне тут одну игру интересную показали, простенькую совсем. А воздушник подхватывает: дескать, у него карты с собой случайно оказались…
Короче говоря, где-то году в шестьдесят шестом на катке началось самое настоящее безумие. Все южные города ринулись в катку, причем заниматься этим делом стали все кому не лень – и спортсмены, и инженеры, и коммунисты, и даже воры сели в катку. Кстати, о ворах – все воровские масти мусора сами придумали. Настоящих воров, их очень мало было. А всяких прошляков, или, как я их называл, «воров с пиздой на жопе», их до чертовой бабушки было. А почему вся эта компания в катку села? А потому, что хлеб легкий был, деньги сами в руки прыгали. Как следствие, уровень катки начал стремительно падать. А как ему не падать, если все южные города засрали разные уроды? В Москве, кстати, к каталам-южанам относились с прохладцей, правда, не ко всем южанам, а только к киевлянам. Там в парке имени Горького была такая бильярдная, которую называли «Академией». В этой «Академии» собирались и воры со всего Союза, и лобовики, это был такой союзного значения сходняк. Про него, кстати говоря, и мусора прекрасно знали. Ну да не о том речь. Так вот. В Москве лобовиков уважали, а всех остальных к ядреной маме посылали. Что имеется в виду? Лобовик – это тот, который сам деньги проигрывает другому лобовику. Но ведь были такие уроды, которые только лохов обкатывать норовили. А сами, чтоб бабки засадить, так ни боже мой… Вот таким в «Академии» говорили: «Сам проигрываешь, тогда садись с людьми играть, а нет – гуляй до ридной хаты».
Появлялся, скажем, в «Академии» такой Витя Маленький из Одессы, ну и жадный же был, скотина. Причем обкатывал только лохов. Денег у него было какое-то невероятное количество, он их в банки закатывал, а банки потом в том же парке имени Горького зарывал в землю. И что характерно, никому ведь в голову даже не приходило отследить его до тайничков и там над денежками-то по башке его и шваркнуть. Не то воспитание у людей было. Был интерес Витю замазать, в игру втянуть.
Я Маленького на чистой психологии взял, через жадность его. Встречаемся мы с ним однажды, я ему и говорю, мол, знаешь, я сон видел, будто я тебе в карты засадил. Он аж подпрыгнул: «А во что?..» – «В штос». – «А сколько?» – «Пятьсот». – «Отдать не хочешь?» Я говорю: «На, держи…» И он, урод, взял. На другой раз я ему точно так же во сне уже тысячу «проиграл». И Витя снова взял. Ну а потом я ему говорю: «Витек, выиграл я у тебя, десять тысяч выиграл. Во сне». Но он, естественно, взвился: «Да не может быть, чтобы ты у меня выиграл». Ну я говорю: «Пойдем проверим». Ну и проверили, естественно…
А другой случай смешной был, когда два каталы лоха сняли в московском аэропорту, якобы какого-то с золотых приисков старателя. Ну и повезли его в «Академию», а по дороге в «Академию» они лоха подогревали, на большую игру замазывали, поэтому засадили ему прилично – тысяч тридцать проиграли в надежде на то, что потом отыгрыш возьмут. А на самом деле воздушник был в доле с этим старателем и спускал своего переворотчика. Позже уже в «Академии» этот переворотчик увидел старателя в окружении воров. Такие вот бывали огорчения.
По-честному говоря, мы сами все время без денег сидели, в сплошных долгах. Потому что заигранные были до конца. Это ж болезнь самая настоящая. Я вот про Плинтуса уже рассказывал, и ведь знал, что все время только проигрывать ему буду, а все равно, как магнитом, тянуло. Помню, даже один раз крикнул ему: «Ну добей ты меня». А он ухмыльнулся и говорит: «Ни один министр столько денег не получает, сколько я у тебя сегодня взял, Лох Петрович. Хватит, пожалуй, гуляй…» К слову сказать, Плинтус играл только в коммерческие игры, а коммерческие – это терц, деберц и преферанс. Что касается крапа, то были, конечно, и такие темы. Но друг другу лобовики особо не крапили, потому что легко могли поймать на этом друг друга. Но закон был простой: «Схавал – терпи. Фуфлыжник – это тот, кто не расплатится, даже если его и на крапе кинули». Что угодно можно было друг другу заряжать, и если ты мне подставился, то уж извини, я с тебя получу.
Ну а для лохов, конечно, крапили стары с большим размахом. Известное дело, в центровых магазинах у своих девочек запечатанные колоды продавались либо крапленые, либо заряженные, девочки в доле были. Но, подчеркиваю, вся эта дурь только с лохами проходила… Самый распространенный крап был – это трещотка так называемая. Когда карты с торца чуть-чуть бритовкой надрезались, насечки такие делались. Если другой картой по торцу ведешь, она чуть-чуть потрескивает. Были и другие способы – под лампу карты рубашками вверх клали, чтоб выгорали. Обычный человек не заметит, а у стиралы глаз острый, он различит…
Так вот, когда все скопом в катку кинулись, в ней тесно стало, много случайных людей в замес вошло, которые и самого смысла-то катки не понимали, все они по одному букварю работали. Но профессионалы ведь как работали? Они вышибали людей до поноса, так, что тем оставалось лишь в контору с заявками идти. И очень быстро все южные города оказались в буквальном смысле засранными. И тогда катка пошла севернее. Скажем, в Питере все это движение гораздо позже пошло. Питер вообще город особый, северный. В нем менталитет другой.
И вообще, в конце шестидесятых – начале семидесятых годов Ленинград считали городом фарцовщиков. Я все удивлялся в свое время: такие стиралы, как Боря Рожа или Алик Купец, они сами питерскими были, а предпочитали играть в других городах, говорили, что не было в Ленинграде темы. Частично это соответствовало действительности.
В то время в Питере другая интересная тема развивалась. О которой, кстати говоря, до сих пор почти нигде ничего не написано было. Там появились так называемые дипломники. Вот они, эти дипломники, были, если можно так сказать, предшественниками настоящей организованной преступности. Кто-то все очень хорошо продумал и организовал людей, грамотных инженеров, художников, печатников – и начали шлепать фальшивые дипломы об окончании вузов. Причем подделки эти были высочайшего качества. Я почему об этом знаю, потому что сидел с пятью такими дипломниками. Дипломы эти сбывались в основном разным бабаям и зверям в южные республики. Скажем, работает человек в торговле, а ему, чтобы какой-то пост занять, позарез нужно высшее образование. Учиться ему лень, да и не способен он учиться, да и на хрен ему эта учеба не нужна, он и так все знает, а диплом нужен – может, зверек какой решил секретарем райкома стать. Короче, клиентура была такая, которая, естественно, с заявкой в ментовку не побежит. Диплом один стоил, кстати говоря, не так чтобы дорого, тысячи полторы рублей всего. Зато спрос был огромный, документы работали, как я уже говорил, высочайшего качества. Это сейчас все просто: и аппаратура есть, и сканеры разные, и лазерные принтеры, а тогда пойди попробуй печать в точности перерисовать, подпись. Вот тогда на этих дипломах и начали увязываться связи, которые по-настоящему заработали много позже. Люди-то друг другу услуги оказывали, знакомились, то да се. Организация дипломников была по тем временам очень большой, человек девяносто в этой системе вертелось. Причем это были не какие-то отбросы общества, а очень талантливые художники, высокопрофессиональные инженеры. Других-то в организацию не брали. Заправлял там всеми делами некий Пал Палыч – умнейший человек. Он в свое время «отвисел» много, за ним три ходки было… А при Пал Палыче работал такой Толик Матрос, тоже головастый мужик с двумя высшими образованиями. В те времена на углу Невского и Литейного был такой бар «Сайгон», сейчас его уже закрыли, так вот там очень интересная публика собиралась, своеобразная тусовка такая, много оттуда людей вышло известных. Один из них, кстати говоря, позже стал лауреатом Нобелевской премии – он был поэтом, а его посадили за тунеядство… Но сгорели дипломники, как всегда, на жадности – все ж быстрых денег хотят, вот и начали печатать все подряд: и билеты в баню, и карточки проездные, тут-то мусора на хвост и упали…
Мало-помалу катка в Ленинград все-таки пришла. Ведь что оказалось, были такие два каталы – Боря Рожа и Алик Купец, они все время в Москве бабки на число засаживали. На число – это значит, что проигрывали под честное слово, что такого-то числа деньги обязательно привезут, и, надо сказать, все время привозили вовремя. А мы долго понять не могли: Рожа и Купец питерские, в Питере вроде как катки нет, почему же они тогда из Питера бабки привозят?
Выяснилось, что они давно уже катать в Питере начали, только огородик свой никому показывать не хотели. Ну долго ведь в секрете такое не продержишь.
В начале семидесятых в Питере уже катали вовсю, только я один навскидку насчитывал около сорока человек, профессионально в катке сидевших. Это же явный перебор был. Как следствие посыпались заявки от выбитых лохов. Мусора, естественно, должны были реагировать. Начали они нас обставлять, мы их старались опережать. Но уже пошла настоящая эпидемия. Долго не могли сообразить, под какую статью нас подводить, никто ведь силком человека в карты играть не заставляет, но потом стали сто сорок седьмую натаскивать как мошенничество. Менты внедряли к нам свою агентуру, мы, конечно, пытались как-то крутиться, придумали, например, на двух тачках работать. Горели, как правило, на водилах. Водилы, кстати говоря, разные были. У меня, скажем, водилой был такой Боря Туберман, он сейчас в Нью-Йорке свои бани содержит. Когда он из Питера за бугор соскочил, его жена распустила слух, что его в Америке китайские снайперы укокошили. Рыдала прямо, искренне так говорила, что пуля ему аккуратненько в середину лба вошла, а Боря меж тем был жив-здоров. А слух этот распускался, потому как претензии к нему от многих были, он в Вене в пересыльном лагере очень многих обул.
Вообще, у меня пять водил было. Один, некий Алик, помимо того, что в катке сидел, еще и машины угонял. Его когда сажали, восемьдесят семь эпизодов насчитали. Я, конечно, знал об этом и не одобрял, но я же ему не папа, чтобы воспитывать. Причем, что смешно, этот Алик машины угнанные на югах толкал бабаям разным, а потом его же в Сочи и обкатывали. Так что он домой почти без денег возвращался. Это к вопросу о том, что, как я уже говорил, все мы лохи по жизни.
Помню, в Сочи один раз я так влетел, выбили мы лоха в полторы тысячи, играли на газете, я воздушником был, то есть уходил с деньгами, а с деньгами уходишь как? Газета сворачивается прямо с картами и со всеми деньгами. Полторы тысячи – это солидная масса была, там же не все деньги по кате (сотке) были. В основном-то десятки да уголки. Короче, получился солидный такой сверток. Я его во внутренний карман пиджака засунул и в гостиницу, ребят ждать. Они от лоха позже отрывались. Ну заказал три по сто коньяка, сижу, скучаю. А ко мне вор один подвалил, Сеня Днепровский, поболтали с ним по жизни. То да се. Он говорит, ты ребят ждешь, я говорю да, ну ты жди, только не уходи потом из бара, и слинял. Я удивился, зачем, думаю, он мне это сказал. Ребята подошли, я им всю ситуацию нарисовал, они аж в лице переменились. Говорят, деньги проверь. Я сунул руку во внутренний карман, а там нету ничего. Причем я ведь не пьяный был, трезвый как стекло. Ну как он умудрился такой здоровенный пакован вытащить? До сих пор не понимаю, как он у меня «выкупил»? Надо сказать, что он мне деньги-то вернул – по-честному, просто развлекался парень.
В питерской катке золотых времен никакой суперорганизации не было. Просто все работали как могли, безо всякого этого рэкета дебильного. Потому что головами работали, а не как эти торпеды нынешние – руками и ногами. Кстати говоря, всем известный Феоктистов, он тоже в каком-то смысле через катку поднялся, его привлекали, чтобы он карточные долги помогал получать. В те времена он никаким королем преступного мира не был… Ну а потом, конечно, пошли другие времена…
Ты знаешь, я убежден в одном: катка вечна, потому что построена она на вечной человеческой жадности… Еще хочу сказать, что вот кому совсем не надо садиться играть, так это бабам, потому что они совсем сумасшедшие на азарте. Мужик еще может остановиться, в руки себя взять, а женщины проиграют и все свое, и самих себя – в общем, просто караул какой-то. Я помню, зацепили мы одну мадам в аэропорту, поехали, просто довезти ее хотели, даже не особо скрывали, кто мы такие. А напарник мой чисто из озорства решил попробовать ее развести. И вот, она видит все, понимает, чуть не плачет, а все равно к стирам лапку тянет. Я ей говорю: «Дура, уходи». Нет, куда там.
Понастроили всяких этих казино, я сам туда не хожу. Да что казино, я к автоматам игровым подойти боюсь, столько в свое время денег проиграл! Игра – это болезнь, самая обычная болезнь. А с другой стороны, вся наша жизнь – игра.
Между нами говоря, несмотря на все эти казино, катка-то продолжается. Я-то сам, правда, уже завязал – в основном из-за того, что просто работать не с кем. Уровень очень упал – ну не с водилами же бывшими мне в катку садиться?..
Декабрь 1996 г.