Прощальное письмо

После нашей встречи Горбатый прожил месяцев девять. Месяца за четыре до смерти он прислал мне письмо. Я привожу его почти полностью, убрав лишь некоторые имена по причинам, которые, я надеюсь, будут понятны читателям.

Добрый день!

Давно хотел написать Вам, но после Вашей публикации в газете статьи обо мне стало очень трудно отправлять письма. Видно, кто-то чего-то боится. Обо мне Вы написали все правильно, за исключением того, что наговорили Вам милиционеры. Я, например, никогда не вкладывал деньги в конкурсы красоты и в фирму «Экобалт», это такая чушь, что и не придумать специально. То есть я знал, конечно, что там есть эти девушки, но даже никогда их в глаза не видел (все это придумано неким Самойловым, заместителем начальника Пятого подотдела, с тем что он говорит вам, надо быть очень осторожным, уж поверьте мне). Красавиц финансировал некий Павел Григорьевич{ В данном случае Горбатый говорит о Павле Григорьевиче Капыше, крупном бизнесмене, который в 1994 году создал и возглавил одну из крупнейших в регионе топливных компаний – БФПГ (Балтийская финансово-промышленная группа). 26 июля 1998 года Капыш был убит в самом центре города на Университетской набережной. Среди бела дня и на глазах у многих очевидцев его автомобиль был расстрелян из гранатомета. Убийство Капыша до настоящего времени не раскрыто. Подробности см. далее.}, бывший ученый секретарь Абалкина. Он хороший финансист, но имел и имеет уйму врагов – то ли от большого ума, то ли еще отчего. Недавно он вернулся из Англии, и вот вам результат – месяц назад его арестовали, и сейчас он сидит в КГБ, там, где до больницы сидел и я. Жаль Павла Григорьевича, очень жаль.

…Они Вам сказали, что из-под меня посадили двадцать пять человек, – это полная ложь. Я знаю не более пяти человек, и то, никогда не совершал с ними преступлений.

…А что касается тех ваз, то я купил их, не зная, что они краденые. Но как только мне сказали об этом, я постарался, чтобы их вернули. Остальное все придумывается за то, что я не согласился оговорить двух заслуженных офицеров из ГУВД. Это не пустые слова. Я хорошо и многих знаю в КГБ, и не я, а они искали со мной встречи. Телефоны и адреса я сохраню в надежном месте…

…Несколько слов хотел добавить о бывшем шофере Ленина – Гиле Степане Казимировиче. До переезда правительства в Москву он жил в семье моих родителей и был крестным отцом моей мамы. Любя мою маму, он доверил ей свои дневники, которые после ее смерти 10 ноября 1979 года достались мне. Я читал их весьма бегло, потому что в те времена мало кто интересовался политикой, как сейчас. Дневники целы, целы и письма тети Наташи, супруги Степана Казимировича. У них был еще приемный сын, бывший беспризорник, которого привел им Ленин и которого они воспитывали в память о Владимире Ильиче. Знаю, что он работал в охране Кремля, пока у Гиля не начались неприятности со Сталиным. Гиль отказался его возить после того, как Сталин без его ведома перередактировал его книгу «Шесть лет с Лениным». Спас Гиля Вышинский – он взял его к себе. Со слов Гиля я знаю очень много – от текста предсмертной записки Орджоникидзе и до таких вещей, которые до сих пор никто не знает. Да, честно говоря, нет желания и сил много писать. Мне уже четыре раза отказали в изменении меры пресечения. Зампрокурора города Большаков давал слово меня освободить под подписку о невыезде. И слова своего не сдержал. Диву даешься – и это прокурор… Я-то всегда держу свои слова. Сейчас в Дзержинском суде врачи больницы ходатайствуют об изменении меры пресечения. Все зависит от председателя суда (если суд независим, в чем я лично сомневаюсь)…

…Если можете, помогите. Я ничего не обещаю, но останусь признательным.

С уважением

Алексеев Юрий Васильевич

Горбатого так и не освободили, и он умер в тюрьме. Сотрудники милиции опасались, что он подкупил врачей и преувеличивал серьезность своей болезни. Кроме того, по данным милиции, Горбатый также грозил убить руководителя предварительного следствия. Этот факт Горбатый косвенно признавал в моем присутствии, сказав: «Ну погорячился я с той малявой. Никто ее всерьез убивать не хотел. Я в тот же день отправил письмо, чтобы ничего такого не случилось».

Похороны Горбатого прошли пышно. К его могиле съехались все сливки преступного мира Петербурга и даже те, которых сам Горбатый глубоко презирал…

* * *

Наверное, было бы просто нечестно не предупредить читателей о следующем: не стоит воспринимать изложенную выше информацию о ворах как полную и абсолютную истину в последней инстанции. Недавно мне довелось беседовать с умнейшим специалистом из одного секретного подразделения МВД. Он занимается исследованием мира воров более четырнадцати лет. Так вот, он сказал следующее: «Дай бог, если я хотя бы на одну треть начал только сейчас понимать суть этого явления. Людей, которые хоть что-то реально понимают в мире воров, – единицы…»

Я думаю, эти слова справедливы. Настоящие воры тщательно оберегают свои секреты. В их мире люди и понятия – постоянные перевертыши, как в детской игре: «да» и «нет» не говорить, «черное» и «белое» не называть. Так что прочитанное вами, уважаемые читатели, это лишь узкая щелка в чуть приоткрытой двери в мир воровского зазеркалья…

Интервью с Горбатым было опубликовано в питерской «Смене» 11 июля 1992 года. Помнится, мне стоило тогда большого труда убедить своего редактора в том, что этот материал действительно интересен и заслуживает того, чтобы быть напечатанным. Были серьезные возражения, мол, ерунда это всё, полный бред, некий поток сознания уголовника.

Однако, когда статья все-таки вышла, она стала настоящей информационной бомбой. По сути это было первое печатное интервью с человеком из воровского мира, причем отнюдь не последнего в его иерархии. Редакция получила множество читательских откликов, причем не только из Питера, но и из Москвы, других городов. Естественно, разных – и положительных, и резко отрицательных, порой даже агрессивных… В том числе была весьма негативная реакция со стороны официального Эрмитажа в той части, где Горбатый касается историй, связанных с хищениями музейных ценностей и проч. Впрочем, эта реакция в большей степени носила характер кулуарный, то есть официально опровергнуть эту информацию, как-то ее прокомментировать, опротестовать никто из первых лиц музея не пытался. Но вот разных разговоров (в том числе с довольно высокопоставленными чиновниками), которые, прочитав статью, делились со мной похожими сомнениями, было довольно много.

А несколько лет спустя в своей художественной книге «Журналист-2» я использовал интервью с Горбатым в качестве сюжетной завязки для детективной истории. Однако, описывая события, разворачивающиеся вокруг похищенной из Эрмитажа картины Рембрандта, я, естественно, не преследовал цели бросить тень на главный музей страны и тем самым как-то очернить Пиотровских, старшего и младшего. На тот период я вообще мало что знал о всех этих музейных делах, а сама история мне просто понравилась как красивая легенда, которых в нашей сегодняшней жизни не так уж и много.

На эту книгу, в отличие от последовавшей затем телеэкранизации под общим названием «Бандитский Петербург», особо бурной реакции не последовало. Правда, как мне потом рассказывали рядовые сотрудники Эрмитажа, в книге они вроде бы увидели некие прообразы реально существующих людей и событий, которые действительно имели место быть. Скажем, была у меня в книге такая искусствовед Ирина Лебедева (которая погибает мучительной смертью). Так вот мне говорили, что в Эрмитаже тоже была некая женщина и тоже с «птичьей» фамилией, у которой в определенном смысле очень схожая судьба.

Вообще, с этой книгой и с этим фильмом было очень много довольно странных, даже невероятных совпадений, которые долгое время преследовали меня, причем самым неожиданным образом. Так, например, когда на роль Юрки Барона (прототип Горбатого) был утвержден Кирилл Лавров, во время одной из наших встреч я стал рассказывать ему про Горбатого. В том числе и про его знаменитую визитку, в которой в качестве должности значилось «главный специалист по антиквариату». И тогда Лавров неожиданно вспомнил, что он встречал этого человека. Как-то они с женой прогуливались по городу и где-то в районе Марсова поля к ним подошел незнакомый человек. Он сказал, что Лавров его любимый актер, что ему очень нравится, как тот работает, произнес еще какие-то хорошие слова. А после этого попросил принять визитку, в которой было написано: «Юрий Алексеев. Главный специалист по антиквариату», и предложил при случае обращаться, ежели какая помощь вдруг понадобится.

Если мой «Журналист-2», как я уже говорил, не вызвал у чиновников Эрмитажа никаких эмоций, то после демонстрации «Бандитского Петербурга» шуму на первых порах было очень много.

Так, например, после премьеры фильма на НТВ состоялся телемост (его вела Светлана Сорокина), во время которого Пиотровский-младший возмущенно заявил, что «Бандитский Петербург» – это гнусный поклеп на Эрмитаж. Затем в одном из своих интервью супруга покойного экс-мэра Собчака госпожа Нарусова более чем странно интерпретировала сюжет фильма, заявив, что «этот сериал должен был, по мысли создателей, показать, как воруют в Эрмитаже, в Русском музее». И, мол, вообще, весь этот проект есть не что иное, как «политический заказ». (Интересно было бы узнать чей?)

Между тем речь шла всего-навсего о художественном произведении. Хотя действительно так совпало, что к тому времени уже были известны некоторые результаты работы комиссии Счетной палаты, проверявшей Эрмитаж и его запасники. Но там, впрочем, тоже все было очень запутано. Сначала Болдырев заявил, что имеют место факты ненадлежащего хранения экспонатов, система учета ценностей несовершенна, ревизии проводятся редко и проч. Однако тут же большие официальные лица начали уверять, что все это неправда, не надо Болдырева слушать и обращать на него внимание. Мол, все это грязные политические инсинуации и т. д. По существу же никто ничего конкретно не опроверг. Постепенно эта тема как-то сама по себе утихла, дело замяли и, насколько мне известно, больше к нему не возвращались. Вплоть до августа 2006 года, когда в ходе плановой проверки в хранилищах, где находились образцы русского ювелирного искусства, недосчитались более двухсот ювелирных экспонатов сразу.

Впрочем, это уже совершенно другая история, не имеющая прямого отношения к сути нашего повествования. А, возвращаясь к Горбатому, я хотел бы сказать, что считаю это интервью, пожалуй, самой большой журналистской удачей в моей жизни.

Лето 1992 – осень 1993 гг., лето 2003 г., осень 2008 г.