О, ИОМАЛА!
Лунд Ясноглазая услышала плач и причитания, доносившиеся с улицы, и выбежала из хижины. Мимо шла, растянувшись по дороге, вереница мужчин и женщин. Головы у всех были непокрытые. Женщины вели за руку детей.
Впереди всех шел, опустив голову, охотник Укам. В руке он нес небольшой кожаный мешочек. Густые спутанные волосы Укама трепал ветер. Солнце светило ярко. Но вскоре Ораул, разглядев с неба, что биармы идут к Иомале, смущенно спрятался за облаками, и день померк.
Следом за Укамом шла его жена Баруга. Она плакала, размазывая по грязному лицу обильные слезы. Все, кто шел следом за Укамом, время от времени повторяли:
— О, Иомала!..
Возгласы мешались со вздохами и стенаниями. С сухой дороги поднималась пыль. Она, словно пепел, покрывала головы, одежды людей. Полотняные штаны мужчин стали серыми, подзоры из цветного меха на куртках из телячьих кож стали не так ярки, как прежде. Все поблекло, померкло. Семья Укама была в горе: умер отец охотника — Ламби.
Когда Ламби предали земле, имущество его разделили на три части. Две части — хижина, лодки, сети, оружие, запасы мехов и шкур — отошли Укаму. Третья — серебро, накопленное Ламби, несли в дар Богине Вод.
Имя Иомалы не сходило с уст биармов. Их возгласы становились все громче, все исступленнее:
— О, Иомала!.. О, Иомала! О, Иомала!
О, Иомала, мы несем тебе скудный дар старого зверолова Ламби. Восемьдесят лет хранила ты его дом от напастей. Ты сопутствовала ему на охотничьей тропе, в жаркий день ты поила его водой, прохладной и приятной, утоляя жажду. Зимой ты кутала его в меха и помогала поддерживать огонь в очаге. Ты даровала жизнь сыну Ламби — Укаму и послала ему хорошую и трудолюбивую жену — Баругу. Ты сделала так, чтобы род Укамов продолжался: ты послала ему сына…
За все это благодарит тебя покойный. Сын его выполняет волю отца…
Процессия оставила позади Ой-Ял, миновала мелколесье и углубилась в бор. Ветки деревьев ударяли людей по лицам, по плечам, но никто, казалось, не замечал этого.
Умолкли птицы. Затаились на деревьях белки, посматривая из-за веток на людей черными глазами-бусинками.
Лунд Ясноглазая присоединилась к шествию и побрела так же тихо, как и все, и к хору присоединился ее звонкий голос:
— О, Иомала!.. О, Иомала!
Возгласы сопровождались ударами в бубны, которые были в руках мужчин. Голоса биармов становились все более высокими, напряженными, и возглас «О, Иомала!» звучал все чаще и наконец оборвался.
Укам поравнялся с высокой старой сосной, верхушку которой надломил ураган. Сосна широко распростерла свои руки-сучья, словно силилась удержать того, кто подходил к священной роще — обиталищу Богини Вод.
Из-под корней сосны выбегал светлый студеный ручей. Священный ручей. Из воды его Иомала сотворила людей и дала им имя — биармы.
Укам опустился на колени перед ручьем и, зачерпнув пригоршню воды, напился, а потом смочил себе голову и лицо. То же проделали все остальные.
Теперь биармы были очищены от всего, что могло помешать им войти в священную рощу. Вода ручья делает людей беспорочными. Все грехи и низменные побуждения уходят в землю вместе с ней. Человек может теперь предстать перед Богиней Вод и доверить ей самое сокровенное желание, самую большую тайну.
Укам отправился дальше, и все пошли за ним.
Никто не имел с собой оружия. Богиня Вод не терпит оружных, кроме стражи. Никто не смел думать ни о чем, кроме нее.
Чужое горе тронуло Лунд Ясноглазую, и на глазах у нее заблестели слезы. Она украдкой вытирала их и в мыслях молила Иомалу, чтобы та сделала их с Рейе счастливыми и богатыми. Но, подумав о богатстве, Лунд спохватилась и упрекнула себя в жадности. Разве счастье в богатстве? Разве не богат купец Рутан? В его сундуках немало добра. Но счастлив ли он? Нет, не счастлив.
«Не надо нам богатства! — думала девушка. — Пусть охотнику Рейе всегда будет удача. Пусть в сети попадается много серебристой рыбы. Пусть всегда у очага будет много дров». Вот и все, о чем просила Лунд Ясноглазая богиню биармов.
Вереница людей приблизилась к храму. На поляне показался частокол из заостренных, врытых в землю бревен. Близ частокола был навес из коры. Под навесом висела деревянная доска. Укам поднял с земли камень и четыре раза ударил по доске. Удары раскололи безмолвие. Из-за кустов вышел сторож Лакки в кольчуге из китового уса, в шлеме из толстой кожи. Он молча приблизился к Укаму, снял шлем и спросил:
— Что привело охотника к Иомале?
— У меня умер отец. Он завещал треть добра матери — Иомале. Я принес ей завещанное…
Укам стал на колени и передал Лакки мешочек. Все тотчас так же опустились на колени, и по лесу разнеслось пение:
О, Иомала, ты даруешь нам жизнь!
О, Иомала, ты хранишь нас от бед.
О, Иомала, мы твои верные слуги,
Твои до капельки крови,
Что течет в жилах биармов!
Лакки принял мешочек, взяв под мышку шлем, и неторопливо направился к воротам. Он распахнул их настежь, и все увидели статую богини.
Лакки подошел к ней и положил горсть серебра в чашу, которая была на коленях статуи, потом пошел к земляному кургану, высыпал туда остальное и перемешал серебро с землей.
Сторож вернулся, закрыл ворота и молча стал возле них.
Процессия возвращалась обратно в Ой-Ял. Лунд Ясноглазая оглянулась на ограду и мысленно упрекнула себя, что любопытство — нехорошее дело, и потом уже больше не оглядывалась.