Виктор Пекелис СЧАСТЬЕ СВЕТА Очерк
В 1913 году в один из обычных дней в губернском городе Калуге появилась новая семья: полковник Леонид Васильевич Чижевский принял под свое начало артиллерийский калужский гарнизон.
Это был признанный военный специалист, обладавший большими знаниями и подготовкой, и он не случайно получил вскоре генеральский чин. Чижевского отличала широта взглядов, высокая порядочность, умение реально оценивать события. Неудивительно поэтому, Что после Великой Октябрьской революции он вместе с прославленным генералом Брусиловым участвовал в организации Красной Армии.
Семья Чижевских поселилась на Ивановской улице, в доме с мезонином. Мезонин был отдан в полное распоряжение Чижевского-сына, высокого, худого шестнадцатилетнего юноши. Он устроил там лабораторию.
Александр Чижевский с ранних лет проявлял незаурядные способности в учении, и родители старались это использовать, чтобы дать сыну разностороннее образование. Он учился в школе изящных искусств в Париже, любил литературу, увлекался естественными науками.
По приезде в Калугу он не изменил свой образ жизни. Александра часто видели в городской библиотеке, обладавшей большим фондом отечественной и зарубежной литературы. Случалось ему посещать и собрания местных научных обществ, устраивавших популярные лекции о науке и искусстве. А редакции двух городских газет и журнала, издававшихся в Калуге, обладали для него поистине притягательным свойством: юноша писал стихи.
Для калужских обывателей Александр был натурой экстравагантной, а порой непостижимой. То затевал неправдоподобные опыты, сопровождавшиеся копотью и вонью; то бродил по окрестностям с мольбертом и рисовал какими-то размазанными тонами и нечеткими линиями (скажем попутно, что он учился живописи у Нодье и был одним из любимых его учеников); то подолгу взирал на небо как зачарованный; то удивлял знакомую мечтательную гимназистку фразой вроде следующей: «Не разлагай умом — пойми душой» — из сонета собственного сочинения.
На самом же деле ничего экстравагантного в Александре Чижевском не было. Это был просто необычайно одаренный юноша, получивший к тому же благодаря заботам и вниманию родителей глубокое образование, юноша, который искал себя, чувствуя необходимость чему-то полностью посвятить свою жизнь.
Счастливы те, кому печали
Сносить свободно и легко,
Кого не манят жизни дали,
Кто не вникает глубоко
В свой странный разум,
свою веру…
Эти строки мог написать молодой человек, неравнодушный и эмоциональный, ищущий свой удел, глубоко верящий, что он есть — этот удел. Довольно часто поэт превращался в астронома. Он наблюдал звезды в телескоп, чувствуя непреодолимое волнение перед красотой и величием вселенной. Звезды холодные и далекие. И солнце горячее, «живое»…
Александр был вправе причислять себя к «солнцепоклонникам», настолько влекло его Солнце. Впоследствии Александр Леонидович Чижевский вспоминал: «Все книги о Солнце, которые я нашел в библиотеке отца и в калужской городской библиотеке, были добросовестно изучены. Все, что можно, было выписано из крупнейших магазинов Москвы и Петрограда. Запросы о книгах, выписках, справках полетели в книгохранилища разных городов. Книги Юнга, Аббота, Аррениуса сделались моими настольными справочниками».
А случалось, что астроном на долгое время превращался в нечто среднее между архивариусом и филологом-фольклористом. Зная четыре иностранных языка, Чижевский-младший с увлечением проглатывал старинные хроники, штудировал летописи, зачитывался преданиями и мифами.
В 1914 году произошло знакомство любознательного юноши Чижевского со знаменитым «калужским мечтателем» Циолковским. Это знакомство и возникшая затем дружба сказались на формировании взглядов, на миропонимании Чижевского. Идеи Константина Эдуардовича находили горячий отклик в душе Александра. Юноше были близки и понятны мысли Циолковского о величии космоса. Он думал еще и о величии человека, дерзнувшего с калужской земли устремиться во вселенную.
Ко времени их знакомства уже увидели свет великолепные книги Циолковского: «Грезы о земле и небе», «Исследования мировых пространств реактивными приборами», вышла фантастическая повесть «На Луне».
Чижевского прельщала в трудах Циолковского дерзновенность мысли и логика, ибо он давно начал понимать, что значит в научных трудах аргументация выводов. Чижевский уже начал формироваться как ученый. Собирая материалы о Солнце, он хотел знать, что знают люди, и систематизировать эти знания.
В попытках найти свое призвание, переходя от одного влечения к другому, он оставался верен всеохватывающему желанию постичь гармонию мира. Именно этим навеяно одно из юношеских его стихотворений:
Не проклинай, молю, желанья!
Не нарушай моей мечты!
Я жить хочу для созерцанья
Плодов небесной красоты.
Хочу я верить в счастье света
И знать гряду счастливых дней.
И, как незваная комета,
Блистать все ярче и ясней.
Не будем упрекать Чижевского — ученика калужского реального училища — за желание блистать ярко и ясно. Кому в юности не свойственно это желание?! Тем более что, по его предположению, оно вот-вот сбудется. Разве недостаточно для этого сдать экзамены за курс реального училища и поступить в Археологический институт?
В 1914 году он поступил на калужское отделение этого института вольнослушателем. Казалось бы, путь его определился, замкнувшись на истории. Но нет. Через год, в октябре 1915 года, студент Александр Чижевский делает здесь доклад на тему «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».
…Сейчас эту дату называют рубежом, за которым следовала новая глава в науке…
Когда обращаешься к студенческим годам Александра Чижевского, создается впечатление, будто он стремился «объять необъятное».
Став студентом Археологического института, он заканчивает дополнительный класс реального училища, чтобы сдать в 1915 году экзамены в Московский коммерческий институт — здесь уже действительным слушателем. Но этого ему явно мало: Чижевского влечет университет. И он сдает экзамены по латыни за курс гимназии и определяется в качестве «стороннего слушателя» на физико-математический факультет по естественному отделению.
Как тому и полагалось, прежде всего он окончил Археологический институт, защитив в мае 1917 года диссертацию «Русская лирика XVIII века». Небезынтересно, что рукой директора института профессора Успенского в свидетельстве об окончании курса сделана надпись, что студент А. Чижевский не только удостоен звания окончившего институт, но получил научную степень археолога, соответствующую нынешней степени кандидата наук, и зачислен в действительные члены института.
В декабре того же года историко-филологическому факультету Московского университета была представлена диссертация на степень магистра всеобщей истории: «Эволюция физико-математических наук в древнем мире» — рукопись на 387 листах. Автором ее был А. Чижевский. А в 1918 году он представляет следующую рукопись — уже на 872 листах — на степень доктора всеобщей истории. Тема ее «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса». Ученый совет эту степень А. Чижевскому присуждает.
Казалось бы, можно было и остановиться. Но Чижевскому будто бы все не хватает и не хватает знаний Уже доктором наук, он проходит еще один курс того же университета, учась на медицинском факультете с 1919 по 1922 год. В 1922 году он утверждается в звании профессора.
Александру Чижевскому к тому времени исполняется двадцать пять лет.
Если к перечисленным работам, к постоянной занятости студента — и не одного факультета — добавить, что за этот же отрезок времени он закончил несколько математических работ, писал научно-философские сочинения, многочисленные доклады отчетного характера, журнальные и газетные научно-популярные статьи, выпустил курс лекций по русскому языку, сочинял стихи и попробовал написать драму, то придется удивляться не только работоспособности их автора, но и широте его интересов. И это помимо труда, потребовавшего большой подготовительной работы и строго логического анализа, — «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».
В юности Александр Чижевский нарисовал экслибрис для своей библиотеки. На фоне Солнца и человеческого мозга был изображен интеграл, охватывающий все — от плюс до минус бесконечности. Этот символ был не данью романтическим настроениям автора, а предельно точно выражал его кредо: свет Солнца и свет человеческого разума — вот источники жизни и познания.
Солнце и жизнь на Земле стали для будущего ученого темой многочисленных и трудных исследований.
«ГОЛОС» И «ЭХО»
В полной мере ощущал себя сыном Солнца молодой Александр Чижевский, страстно увлеченный огненным диском на земном небосклоне. Но, как мы помним, не менее увлечен он был и старинными летописями, сагами, преданиями. Однако эти две свои страсти он сумел слить воедино в удивительном для Археологического института докладе — «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».
С того — 1915 — года Чижевский стал изучать любимые памятники древней письменности «под солнечным углом зрения»: как влияет Солнце на живые организмы Земли. Он просмотрел произведения писателей древнегреческих и древнеримских, античный эпос, древнеиндийские летописи, произведения китайских писателей за обширнейший отрезок времени. К этому надо прибавить еще и то, что тщательно проанализировал исследователь работы о наблюдениях за Солнцем и живой природой и других более поздних авторов. И это не все: Чижевский досконально изучил уйму эпидемиологических трактатов.
Да, с того года он начал свои удивительные поиски. И многие годы вел их с не меньшим воодушевлением, чем в пору увлеченного первооткрывания.
Когда знакомишься с работами Чижевского, поражает необыкновенное соответствие постановки вопроса и его разрешения. Будто бы легко и спокойно прослеживаются связи Земли и Солнца. Ученый и сам как бы удивляется: много в старинных работах, трактатах, поэмах соотношений явлений в органической природе Земли и общественных явлений. И он с головой уходит в изучение этого материала, воспринимая как откровение стремление безвестных часто авторов сопоставить столь далекие явления.
Несколько позже он напишет об этом своем проникновении в проблему взволнованно и образно: «В них (сопоставлениях физических явлений и органической природы. — В. П.) мы находим не только богатство или скудость фантазии, присущие тому или иному племени, но иногда и поразительные по своей глубине суждения, покоящиеся на точных наблюдениях природы, сделанные верным и опытным глазом подлинного испытателя природы. Исторические экскурсы постоянно заставляли нас углубляться в летописи, хроники и анналы различных народов. И почти всегда и везде, как некоторое общее правило, мы могли констатировать, что наблюдатели-летописцы отмечали замечательные совпадения небесных и земных явлений. В тишине монастырей, в тревоге осажденных укреплений или в мирном течении жизни, вдали от битв и походов, скромные и зачастую неизвестные создатели истории отмечали эти совпадения и давали им то или иное объяснение».
Греческий историк Фукидид сообщал, что эпидемии 436—427 годов до н. э. в Аттике «шли» на фоне землетрясений, усиленной вулканической деятельности, морских наводнений, засух и неурожаев.
Древнеримский поэт Овидий свидетельствовал, что некая повальная болезнь на острове Эгины в I веке до н. э. «одолела людей, животных и растения одновременно».
Патриаршие летописи 6874 года говорят нам, что «Бысть знамение на небеси. Того же лета бысть мор великий в граде Москве. Того же лета бысть сухмень и зной велик и глад великий по всей Земле».
Да, всегда и везде старинные писатели и историки, жившие в разные времена эпохи, в отдаленных друг от друга странах, были единодушны в одном: неживая природа каким-то образом сказывается на «разгуле моровых поветрий» среди людей.
Но более всего поразило Чижевского то, что он окрестил для себя «системой предзнаменований». Она у всех народов и во все времена была удивительно похожа!
Для древнего китайца, русского летописца, галла и монгола странная окраска небесного свода, стрельчатые облака, столбы и веера полярных сияний, колебания почвы, пятна на солнце или круги около него неизменно предшествовали наступлению беды, — поражался ученый. И тут же благоразумно замечал: вполне понятно, что в своих замечаниях древние значительно преувеличивали роль и смысл небесных знамений и даже впадали в грубые ошибки, увлекаясь поэзией сравнений. И все-таки, несмотря на то, что «система предзнаменований» покоилась на религиозной почве, она всегда имела объективные основания: общественную сторону жизни наших предшественников. И это самое важное для нас, — делает вывод Чижевский.
Так говорили Чижевскому летописи. Ну, а что говорили медики, врачи?
Ученый обращается к их свидетельствам. Пожалуй, в душе он побаивался этой минуты: вдруг столь нужные ему голоса промолчат? Вдруг они не станут его союзниками?
Но что ж! Развернем их трактаты… Чем больше читал Чижевский, тем яснее видел: опасаться нечего. И восточные исцелители, и европейские врачеватели — менее одухотворенно, чем летописцы, но более четко искали связи между «небом и Землей».
Начиная с Рамаццини (врач, признанный отцом профессиональной гигиены, живший в 1633—1714 годах) ученый встречается с целой плеядой исследователей, посвятивших свои работы выяснению связи между заболеваниями и метеорологическими явлениями. Среди них Чижевский видит имена Сиденгема (1624—1689 гг.), Виллиса, Мортона, Вильгельма Гранта, Столя, Мертенса.
Упорный молодой исследователь узнает, что в Германии врач Гоффман вел одновременные наблюдения за погодой и заболеваемостью. А с середины XVIII века, как Чижевский отмечает, в редком сочинении по частной патологии не указывалось на связь между волнениями в фазах той или иной болезни и необычными комбинациями в свойствах атмосферы.
И наконец, обратившись к XIX столетию, он, к величайшему своему удовольствию, находит, что эта связь прослеживается во многих солидных исследованиях.
Чижевский узнает, что интересующий его вопрос — влияние внешних факторов на болезни — тщательно изучался французской медицинской школой в Монпелье.
Болезни и внешняя среда… Болезни и «земные условия жизни»… Людские болезни и явления физического мира… Их отмечали, но… Но ни один из прочитанных им документов не давал на его вопросы ответа.
Почему многие эпидемии в возникновении и течении проявляют странности, не поддающиеся точному и полному объяснению?
Почему в одни годы эпидемическая вспышка болезни в течение нескольких месяцев охватывает огромные территории, распространяясь на все части света и унося миллионы жертв? В другие годы, при всех равных условиях, она не появляется вовсе или локализуется в строго ограниченном районе?
В ходе развития некоторых эпидемий, например эпидемии гриппа, можно отметить чуть ли не одновременное возникновение или резкое усиление заболеваемости во многих удаленных один от другого пунктах сразу. Когда в 1847 году грипп поразил Англию, Данию, Бельгию, Францию и Швейцарию, у многих создалось впечатление, что грипп во всех странах возник в один и тот же день.
С другой стороны, врачами замечено не только, так сказать, стихийно-катастрофическое возникновение эпидемий, но и стихийное их прекращение. Так, в отчете о чумной эпидемии в Ветлянке русский врач, участник экспедиции Страховской пишет: «Видимо, в окружающей среде что-то произошло, что внезапно прекратило эпидемию в Астраханской губернии еще до прибытия противочумной комиссии». Тут же вспоминался ему замечательный факт мгновенного прекращения чумной эпидемии после страшного урагана, свирепствовавшего по всей Европе в последних числах февраля 1914 года.
Действительно, рассуждал ученый, очень часто случается, что вопреки мнению врачей-бактериологов и эпидемиологов болезнь вспыхивает когда захочет и ослабевает совершенно неожиданно для всех. Резкие скачки в ходе заболеваемости и смертности, то исчезновение, то снова появление эпидемии, то исчезновение, то появление микроорганизмов во внешней среде, то значительные колебания в вирулентности микроорганизмов всегда заставляли думать, что сами болезнетворные микробы представляют собой взрывчатый материал, готовый вспыхнуть от ничтожной искры. И наиболее прозорливые врачи неминуемо приходили к мысли о роли космических сил в темном эпидемиологическом процессе.
Неизвестные космические силы… Какие? Чижевский, «солнцепоклонник», приходит к мысли: а не виновато ли Солнце, не оно ли подает там, далеко от нас, «голос», который «эхом» отзывается на Земле?
Солнце — виновник многих бед людских. Как это объяснить?
«Этому предшествовал такой ход рассуждений, — писал впоследствии ученый. — Метеорологические факторы — температура, давление, влажность — претерпевают постоянные колебания и даже в двух близко лежащих пунктах дают различные показания. Их можно сбросить со счетов. Но существует группа явлений, которые одновременно охватывают огромные пространства. Например, пертурбации земного магнитного поля или магнитного электричества. Но электрические, магнитные, электромагнитные явления в земной коре и атмосфере, в свою очередь, зависят от явлений космических, главным образом от влияния Солнца. Значит, прежде всего надлежит исследовать вопрос о том, в каком отношении находятся те или другие эпидемические заболевания с солнцедеятельностью».
Так родилось первое звено цепи: Солнце — болезни на Земле. За ним следовало второе.
Для столь неожиданной гипотезы нужна была статистика давно прошедших эпидемий. Только сопоставив ее с хронологическими таблицами солнцедеятельности, можно получить какие-либо результаты. Амплуа статистика нисколько не смущало Чижевского — он добровольно посвятил этому монотонному поиску одинаковых данных многие дни. Характер ученого, его опоэтизированное восприятие мира помогли ему в этой для многих скучной работе.
Но он в обработке данных, полученных не в лаборатории, а в результате наблюдений за природой, видел обработку грандиозного эксперимента, осуществляемого как бы самой историей. Он чувствовал себя свидетелем жизни многих поколений, многих народов.
Статистику давно прошедших эпидемий он начал с чумы. Были систематизированы сведения за огромный период времени — с 430-го по 1899 год. Составлена подробная хронологическая таблица наиболее крупных чумных эпидемий. Теперь оставалось сопоставить ее с таблицей солнцедеятельности. Можно представить себе волнение ученого, с каким он приступил к этой работе. Сравнить две таблицы — и результат налицо. Подтвердится или опровергнется его предположение?
И Чижевский сопоставил таблицы. Результат как громом поразил его: точки максимумов на кривой, изображавшей ход солнечной активности, и подъемы кривой, соответствующей динамике распространения чумы, совпадали! Связь между эпидемией и «голосом» Солнца существовала!
Везение? Оглушенный увиденным, он забыл, что долго и упорно своим трудом его готовил, как забыл и о том, что в сопоставлении этих непритязательных кривых ожидал конца работы.
Нет, нет! Вот оно, начало. Разве можно делать вывод из одного факта, не проверив зависимости от Солнца других заболеваний? Последовало изучение данных о холере.
Так же основательно прослеживает ученый и эпидемии холеры — год за годом, район за районом, страну за страной. И везде видит эту закономерность: активное Солнце — разгар эпидемии. Теперь у него в руках два «козыря». Но разве это убедительно? Пожалуй, нет. И Александр Леонидович Чижевский ведет свое статистическое наступление на грипп, от которого не уберегся на Земле ни один человек. Издавна врачи замечали, что эпидемии холеры и гриппа обычно идут одна вослед другой.
С 1403 года по 1926-й — за 500-летний период времени — ученый насчитывает 83 эпидемических года. При сравнении их с деятельностью Солнца исследователь обнаружил, что двадцать восемь волн гриппа падают на период максимума солнцедеятельности, а пятнадцать — на минимумы.
Мало того, если ранние сведения о гриппе менее надежны, считает ученый, из-за возможной неточности наблюдений за Солнцем, то довольно близкий нам XVIII век дает в руки проверенный материал. И что же? Закономерности в следовании гриппа за ходом активности нашей звезды выражены настолько ярко, что нет никаких сомнений, хотя два солнечных периода и не сопровождались вспышками болезни. Та же картина и в истекшем веке — восемь периодов из девяти сопровождались эпидемиями гриппа.
Это сопоставление настолько поразительно — Солнце и болезни! — что люди, знакомившиеся с трудами ученого, повергались в изумление. Не надо забывать — работы Чижевского выходили хоть и не в столь далекие от нас 20-е, 30-е годы, но как то время в науке отличается от нашего.
Сейчас, отправляя космические корабли в запланетные путешествия, ученые чутко прислушиваются к «пульсу вселенной». Ни один полет не может состояться без учета «поведения» Солнца, исследования космического излучения. Но тогда люди были так далеки от космоса!
Доказательство Чижевского связи Солнца и Земли, проявляющееся в зависимости биосферы от солнцедеятельности, «поражали своей несуразностью». В лучшем случае о работе ученого молчали или им удивлялись. Но чаще всего они встречали ничем не прикрытую насмешку. Пятнышки на Солнце и болезни людей? Что может быть нелепее? Это, мягко выражаясь, неуместное дилетантство… Разве Чижевскому неизвестно, что болезнь — явление социальное? Зачем лезть на небо за объяснениями земных причин? Измените условия жизни здесь, на планете, — эпидемии как рукой снимет!..
Профессор Чижевский хорошо знал, что болезнь — явление социальное. Но как можно суживать вопрос до такой степени? Как можно живые организмы Земли, в том числе человека, вырывать из внешней среды? Но мало кто к подобным речам прислушивался. Еще меньше было людей, которые соглашались с ученым.
Неудивительно поэтому, что главный труд жизни замечательного исследователя «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца» вышел в 1930 году на правах рукописи в количестве 300 экземпляров.
Вот он держит в руках эту скромно изданную книжку — результат его пятнадцатилетних неустанных и любимых трудов. Противоречивые чувства борются в нем: радость увидеть свой труд напечатанным и горечь от того, что он напечатан. Но радости больше — от добрых слов, написанных в предисловии издательства… Да, да! Все так — «исследования русского ученого привлекали живое внимание европейских и американских ученых различных специальностей — от биологов и медиков до историков и социологов».
Но, пожалуй, оно скорее выражает доброе отношение к нему, автору, чем освещает истинное положение вещей. Вот они, эти строчки, которых не могли не написать: «Работы автора вызвали в научной широкой прессе критические статьи и оживленную полемику».
Как деликатно сказано! Он благодарен издателям и за деликатность…
И все-таки работа напечатана! Ее прочтут люди, подумают, оценят, опровергнут — но прочтут!..
С тех пор прошло сорок лет. Сегодня мы не можем не отметить очень важного обстоятельства. Работа Чижевского была издана «Всероссийским обществом врачей-гомеопатов». Издатели сумели заглянуть в будущее. Смотрите, как современно звучат слова, написанные в 1930 году в предисловии:
«Убеждаясь в том, что между вспышками эпидемий и вспышками Солнца имеется определенное соответствие, мы получаем возможность эпидемического прогноза на годы вперед, и с этой точки зрения исследования А. Л. Чижевского имеют совершенно исключительное социальное значение. Следовательно, работы А. Л. Чижевского в данном пункте выходят из рамок узко научного значения и вплотную соприкасаются с повседневной и практической жизнью человека.
…Не будет лишним здесь отметить, что и астрономия, под влиянием исследований А. Л. Чижевского, приобретает новое, повседневное, практическое значение, важное и существенное для каждого человека, поскольку астрономические явления оказывают воздействие на состояние здоровья, как это устанавливает наш ученый».
Но, увы, так думали единицы. Их поддержка была тем ценна, что это были замечательные ученые, люди передовых взглядов. С великой признательностью Чижевский часто повторял их имена: академик В. И. Вернадский, академик Д. К. Заболотный, академик П. П. Лазарев, К. Э. Циолковский, академик А. В. Леонтович, профессор А. А. Садов и некоторые другие ученые. И все-таки это были единицы…
Однако сам ученый не сомневался в своей правоте. О мужестве Чижевского можно судить по тому, что, несмотря на фактическое замалчивание его трудов, несмотря на подчас необъективную критику, он был убежден — его идеи будут признаны. Пусть не сейчас, пусть понадобятся десятки лет, но идеи его перестанут называться фантазиями…
Но как все это его и огорчало! Как мучительно было пробиваться через «исключительную мертвенную медлительность проникновения новых идей в мозг человека»! Мужественный ученый наедине с собой, в стихах, признавался:
О ты, узревший солнечные пятна
С великолепной дерзостью своей —
Не ведал ты, как будут мне понятны
И близки твои скорби, Галилей!
…Казалось бы, «смерть и Солнце не могут пристально взирать друг на друга». Однако это неверно, бывают дни, когда для больного человека Солнце обращается в заклятого врага, от которого человеку некуда скрыться. Смертоносное влияние Солнца настигает человека повсюду. Одна наука, которой дано предвидеть явления, может указать на грозящую опасность, и дело врача сделать так, чтобы больной организм мог перенести эту неравную борьбу с теми явлениями, которые возникают в результате излучения Солнца.
Бесспорно, никто так не чувствовал необходимости опытного — реального, ощутимого, зрительного — подтверждения статистических выводов о существовании этого космического «моста» Солнце — биосфера, как сам Чижевский. Уверенный в справедливости своих выводов, тем не менее он хотел получить еще и опытное их подтверждение.
Недаром он любил повторять слова Ломоносова: «Бесполезны тому очи, кто желает видеть внутренность вещи, лишаясь рук к отверзтию оной. Бесполезны тому руки, кто к рассмотрению открытых вещей очей не имеет».
Надо ставить гелиобиологические опыты. Но с чего начать? И кто может помочь?
Александр Леонидович обращается с этим вопросом к К. Э. Циолковскому. Молодой ученый знал, что найдет здесь самое живое участие и поддержку. Ведь знаменитый основоположник космонавтики не раз говорил своему молодому другу, как беспокоит его излучение Солнца в связи с будущими полетами человека. Какую несут они угрозу, откуда ее ждать, как предостеречь отважных звездоплавателей?
Циолковский с увлечением слушал своего земляка, который заинтересованно и страстно объяснял все трудности будущего эксперимента. Нет никаких приборов, позволяющих регистрировать действие проникающего излучения на живые организмы. Научная литература тоже не дает никаких рекомендаций, как их построить… Вероятно, надо в качестве приборов-датчиков использовать саму живую материю… Но неизвестно, отзывается ли она вообще на космическую радиацию…
Обсуждение деталей эксперимента вызвало живейший интерес Циолковского, он входил во все «мелочи», помогал советом и делом. Только благодаря содействию Циолковского Чижевский сумел достать необходимый ему свинец — основной «строительный» материал для опыта.
Наконец, было определено главное направление опытов, в тех условиях наиболее доступное и, пожалуй, наиболее надежное: проследить, воздействует ли на живые организмы резкое уменьшение проникающего излучения. Был построен необычный домик в форме куба из толстых свинцовых плит. Именно в кубе можно добиться одинакового торможения проникающей радиации, падающей на домик. Рядом со свинцовой камерой построили точно таких же размеров домик, но деревянный — для контрольных опытов. Затем со всех сторон прикрыли его толстым слоем земли. Над домиками соорудили навес — двускатный, надежный, крытый толем. Он должен был оберегать камеры от дождя и прямых лучей Солнца. Вскоре домики приняли «новоселов»: и в тот и в другой были помещены одинаковые микроорганизмы: и вредные для здоровья человека, и «равнодушные» к нему; кусочки раковых опухолей в питательном растворе тоже заняли здесь месте в свое время, так же как к семена растений. Таким образом, Чижевский как бы помещал свой «подопытный материал в разные космические условия»: в домик деревянный — в обычные для Земли, в свинцовый — с пониженной проникающей радиацией.
Через несколько десятилетий Чижевский вспоминал, что и он и Циолковский почему-то нисколько не сомневались в том, что бактерии и семена растений поведут себя в «свинцовом заключении» как-то иначе. Они не были уверены лишь в раковых опухолях.
Три месяца длился эксперимент. Три месяца свинцовые стены хранили своих пленников от Солнца. И каков же результат? Как говорил сам ученый, он был не только удивительным, но и убедительным!
Под защитой толстых свинцовых стен заметно ускорился рост и размножение клеток растений и микроорганизмов, даже опухолей. Особенно яркая разница обнаружилась в скорости колоний ряда вирулентных и патогенных микроорганизмов. Анализ раковых клеток показал, что под свинцовым экраном они растут быстрее. Семена культурных растений (например, бобовых) также показали большую энергию прорастания под свинцовыми стенами.
Хотя условия опыта не позволяли различить, «где собственно солнечные, а где другие космические воздействия; но было твердо установлено, что пенетрантное, или проникающее, излучение достигает непосредственно биосферы! И во-вторых, что оно производит подавляющее действие на рост и размножение живых клеток».
И конечно же, зародилась мысль: новые данные надо использовать на пользу людям. В неопубликованных пока материалах Чижевского сохранилась такая запись: «Пусть наука о звездах послужит еще и человеческой жизни. По первому сигналу астронома, следящего за сложной поверхностью Солнца и увидевшего намеки на извержения, по первому сигналу геофизика или статистика-вычислителя, знающего тайну периодичности этих солнечных бурь, больных с указанными выше болезнями (он имеет в виду сердечно-сосудистые заболевания. — В. П.) будут вносить в палату, стены которой защищают его жизнь от вредоносных влияний космоса».
Прошло полвека… Родилась космобиология. Но все-таки не следует не обращать внимания на полные горечи, глубоко выстраданные слова, которые спустя столько времени как бы сорвались с пера Чижевского, вспоминавшего о своих экспериментах: «Эти опыты были проведены полвека назад. Но было бы все же несправедливо потерять их в потоке более поздних открытий и предать забвению те скромные исследования, которые положили начало самой космической биологии».
К сожалению, часто, анализируя историю того или иного открытия, мы вынуждены признать: современники отнесли открытие к разряду ненужных… Чаще всего последующие поколения находят всему то или иное оправдание. И все же чувство напрасной утраты, чувство потерянного не можем мы не переживать, перелистывая страницы истории науки. В состоянии ли мы сегодня, во всеоружии гигантских знаний, которые приобрело человечество, избегать напрасных потерь и утрат? Вероятно, в состоянии. Надо быть только более щедрыми, более требовательными, более честными и более критичными. Хотя… Герцен как-то сказал, что всякий раз, оглядываясь назад, мы по-новому видим пройденный путь, всякий раз иначе оцениваем сделанное нашими предшественниками.
ДРУЖИНА ЕДИНОМЫШЛЕННИКОВ
Если вы станете читать труды Александра Леонидовича Чижевского, поймаете себя на том, что вас невольно охватывает чувство некой двойственности. Перед вами встает ученый, глубоко уверенный в своей правоте, — это с одной стороны, а с другой — неудовлетворенный исследователь, который бьется, как рыба об лед, чтобы поймать ускользнувшее от него главное решение: как именно Солнце «вмешивается» в состояние здоровья людей.
Загадочность механизма обнаруженной им закономерности — «голоса» Солнца и «эха» Земли — никак не давалась в руки. И ученый иногда чувствовал себя абсолютно беспомощным — не мог уловить хоть мало-мальски верное толкование ее.
Одно ему было ясно. Для организма человека наибольшую опасность представляет тот момент, который непосредственно наступает за внезапно измененным условием во внешней среде. Он, как взрыв, неожидан для организма. В следующие же моменты организм начинает приспосабливаться, обживаться в новой физической обстановке. Он начинает постепенно восстанавливать утраченное динамическое равновесие… Выходит, что не сами по себе космические факторы опасны для живого… Выходит, опасна величина скачка! Величина скачка, величина перехода от одной степени состояния внешней среды к другой… Но опять-таки что реагирует на этот скачок? Что его воспринимает или, вернее, плохо воспринимает? Опять сомнения, опять работа и опять сомнения. Настолько серьезные, настолько мучительные, что он вдруг заговорил о беспомощности перед задачей, которую поставил перед собой.
Но деятельный, целеустремленный характер, огромная сила воли и безграничная вера в науку побороли минутную слабость Чижевского. И он скорее всего к себе обращает требовательные слова о том, что, как бы ни были ошибочны его пути, как бы ни были неверны объяснения механизма обнаруженных явлений, он не имеет права складывать оружие и в бессилии костенеть.
А во Франции приблизительно в это же время случается нечто сверхневероятное. На фешенебельном курорте Ницца больные с заболеваниями сердца, невралгией, с приступами стенокардии жаловались на боли в течение двух-трех дней. Причем жаловались все сразу, повально. Потом у всех боли стихали.
Правда, медикам и раньше бывали знакомы такие случаи: два-три дня болей, острых, сильных. Потом утихало. Сравнивали дни плохого самочувствия больных с физическими данными внешней среды — температурой, изменением влажности воздуха, направлением ветра, — никакой закономерности не прослеживалось.
Но тут, в Ницце, не только пациенты с сердечно-сосудистыми заболеваниями стали жаловаться на боли и «перебои» в сердце. Перебои неожиданно появлялись в работе… телефонной станции курорта.
Ну и ну! Одновременно «отказывались работать» сердечно-сосудистая система больного человека и… мертвая система телефонной сети… Но постойте! Не одна ли причина вызывает столь разные перебои?
Совершенно точно установлено, что автоматические телефонные станции и радиосвязь Земли очень часто страдают в результате скачка солнцедеятельности, скачка активности светила. «Так не Солнце ли причина резкого ухудшения самочувствия больных?» — спросили себя французские врачи М. Фор, Г. Сарду и Г. Валло.
Спросив себя однажды, они уже не могли отделаться от «навязчивого» вопроса. К тридцатым годам они собрали богатейшие наблюдения о своих пациентах, которые неизменно связывали с пятнообразованием на Солнце. В 84 случаях из ста внезапные смерти, инфаркты, инсульты, вспышки хронических болезней совпадали с изменениями «на лике» Солнца!
Вскоре профессор Фор сообщил, что во Франции благодаря «работе службы Солнца на медицинском поприще» удалось спасти десятки тысяч человеческих жизней. Богатый материал М. Фора и его коллег сводился в своеобразные таблицы частоты инфарктов и инсультов. Их Фор много лет посылал Чижевскому, чтобы тот мог сравнивать с таблицами солнцедеятельности.
Появился у Александра Леонидовича и другой корреспондент — советский медик-статистик П. И. Куркин. Он прислал очень интересные данные об инфарктах и инсультах по нашей стране.
Почувствовав заинтересованность в своих работах, Чижевский с энтузиазмом принялся за статистическую обработку новых данных. И опять совпадения характерных линий солнцедеятельности и хода сердечно-сосудистых и многих эпидемических заболеваний.
Пришел 1938 год. Прошло двадцать пять лет после завершения первой работы о Солнце и влиянии его на биосферу. Четверть века — срок большой. Но и сделано много. И пожалуй, самое главное — его работой стали интересоваться, к его мнению прислушиваться… А тут еще должно подойти французское издание основной работы…
Когда книга вышла — в том же 1938 году, — о Чижевском заговорил весь мир. Русского профессора Александра Чижевского вместе с известными французскими учеными д’Арсонвалем, Ланжевеном и английским физиком Бранли избрали почетным президентом I Международного конгресса по биологической физике и космической биологии, созванного в 1939 году.
Чего скрывать! — после стольких лет молчания, недоверия это было радостно, приятно, это согревало душу, поднимало настроение. Но радостнее был конверт со штемпелем казанской почты. Внизу письма под адресом отправителя стояло незнакомое имя — Вельховер. Как станет дорого оно Чижевскому с первых же строчек этого письма!
Сергей Тимофеевич Вельховер, руководивший клиникой инфекционных болезней, необычайно заинтересовался работами Чижевского. И его, пожалуй, не менее всего привлекал тот вопрос, над решением которого бился тогда ученый, — объяснение механизма закономерности связи Солнце — Земля. Поскольку Вельховер был врачом-«инфекционником», то и проверить гипотезу Чижевского он решил на возбудителях инфекционной болезни — дифтерии.
Посмотрим, что же он сообщал.
«…Я веду систематические бактериологические наблюдения за дифтерией… При обработке материала я пришел ко многим поразившим меня выводам. В Вашей интерпретации дифтерии как эпидемии имеются два момента: зеркальность (спад, утихание болезни в периоды солнечной активности и разгар ее в периоды минимумов солнцедеятельности. — В. П.) и запаздывание дифтерийного максимума по сравнению с солнечным максимумом. Ваш принцип «зеркальности», полученный статистически, совершенно неожиданно подтвердился у меня непосредственно под микроскопом. Я решил искать эту «зеркальность» и через три опыта понял, что имею дело с поразительно точным явлением».
Вот она, статистическая «зеркальность» дифтерии, увиденная Чижевским в графиках! Теперь она налицо здесь, под микроскопом у Вельховера! Нетрудно представить себе волнение Чижевского, получившего такую дорогую для него новость. Как прав он был, заставив себя расстаться с сомнениями, одолевавшими его в минуту слабости.
В этом убеждали и чрезвычайно интересные сведения, которые приходили из далекой Японии. Там профессор Маки Таката проводил опыты с кровью человека — с этим уникально чутким зеркалом, отражающим все изменения в жизнедеятельности организма.
Для профессора Чижевского эксперименты японского коллеги были еще притягательны и тем, что он сам занимался исследованиями крови. И в 1928 году экспериментально установил влияние хромосферных вспышек на скорость оседания красной крови.
А потом отрадные данные получил и наш соотечественник гематолог Н. А. Шульц. Они сходны с выводами Такаты, хотя и совершенно независимо получены. «Тем лучше, тем лучше», — твердил Чижевский. Сочинский врач проделал великолепную работу. Он собрал и проанализировал 300 тысяч анализов крови разных лиц — кому-кому, но уж ему, Чижевскому, знакома подобная кропотливая, скрупулезная и по-своему увлекательная работа. 300 тысяч анализов крови людей, живущих в Советском Союзе, Англии, Франции, Бельгии, Италии и других странах.
Анализ недвусмысленно указал Шульцу на зависимость появления бурных хромосферных вспышек Солнца с уменьшением числа лейкоцитов в крови и одновременным повышением лимфоцитов.
Сомнений не было; кровь реагирует на Солнце.
И Александр Леонидович Чижевский отдается изучению крови со свойственной ему увлеченностью и свойственным ему неожиданным подходом — своим собственным углом зрения. Он пишет великолепную монографию «Структурный анализ крови», вышедшую в 1959 году.
Ученый ставит перед собой труднейшую задачу — выяснить проблему распределения частиц, составляющих нашу кровь, в динамике, ибо кровь неотрывна от движения. Проблема столь же увлекательная, сколь и сложная.
Проникнуть в нее — значит проложить путь к разрешению одной из существенных задач физиологии крови — узнать о физической структуре, физическом строении, физической организации движущейся крови.
С самых передовых позиций пытается взглянуть на очередной «предмет изучения» уже немолодой профессор. Для этого он использует и «Основные понятия теории вероятностей» выдающегося современного математика А. Н. Колмогорова, и «Статистические теории в термодинамике» знаменитого Г. Лоренца, и «Броуновское движение» А. Эйнштейна и М. Смолуховского.
Хоть и велик соблазн рассказать об этой работе Чижевского подробнее, придется остановиться только на том, что она была встречена с большим интересом, иначе этот рассказ невольно увлек бы нас в сторону от главной нашей темы.
ГЕЛИОБИОЛОГИЯ
Из этого «ненужного» открытия Чижевского выросла новая ветвь науки. Ее назвали гелиобиологией. Создатель ее — Александр Леонидович Чижевский — считал, что признания его работ придется ждать не менее полувека. Оно пришло раньше, при его жизни.
Пожалуй, будет целесообразно привести убеждающую статистику, которую провел один из исследователей творчества А. Л. Чижевского. Общее число печатных работ ученого достигает пятисот. Число печатных работ его учеников, сотрудников, последователей исчисляется во всем мире тысячами. Число же работ, посвященных исключительно рассмотрению трудов профессора Чижевского, уже 25 лет назад превышало пять тысяч. Широкий отклик на работы замечательного нашего соотечественника объясняется многими причинами. Но главное из них — новые, никем не познанные закономерности в развитии живого организма и неизменное стремление ученого соединить науку с практикой.
…От 1915 до 1965 года прошло полстолетия. Полстолетия трудной дороги для утверждения новой науки. Полстолетия жизни ученого, многие годы из которой он отдал глубокой и страстной своей привязанности — гелиобиологии.
В 1965 году в итальянском городе Ферраре состоялся XII Международный конгресс здоровья. В речи, посвященной А. Л. Чижевскому, флорентийский ученый Пиккарди сказал:
«Александр Леонидович Чижевский был одной из самых смелых фигур в русской науке. Всей своей жизнью, всей своей деятельностью он представлял собой человека, способного встретить лицом к лицу величайшие несчастья, всегда сохраняя полную ясность ума и бестрепетно принимая бой за идеи, которые считал правильными. Он первый открыл совершенно новую главу в науке».
Александр Леонидович Чижевский не услышал этих слов. Он не дожил до них полгода.
Жизнь его воистину блеснула яркой и ясной кометой, как мечтал он в юношеских стихах. Узнал он и «гряду счастливых дней» — дней творчества, созидания, любимого труда. Трепетно встречал он радость открытий. Мужественно не сгибался в годы испытаний.