ХАЛЬМАР ТРЕВОЖИТСЯ

Хальмар ждал Вейкко. Жилище старейшины отличалось от хижин других биармов разве только величиной. В остальном все так же: принадлежности для охоты и рыбной ловли, очаг из камней, окна, затянутые рыбьим пузырем. В одной из внутренних комнат-пристроек хранились бронзовые и серебряные кубки арабской работы с искусной чеканкой. Они перешли к Хальмару по наследству от отца, и старейшина очень дорожил ими.

Накат из грубо отесанных плах был низок, и дым от очага не успевал уходить в трубу. Он стлался по комнате и резал глаза.

Хальмар сидел молча на чурбане перед очагом. Рукава холщовой рубахи закатаны до локтей. Хозяин только что кончил вязать сеть костяной иглой. Черные с сединами волосы его перехвачены на лбу юфтевым ремешком с кисточкой-амулетом. Амулет хранил от злых духов.

Распахнулась дверь, и вошел старый биарм Вейкко. Хальмар молча показал ему на скамью возле очага. Из боковой двери появился юный биарм с раскосыми черными глазами, в куртке из мягкой лосиной кожи, с деревянным подносом в руках. На подносе — долбленные из березы кружки с медом, собранным в лесу от диких пчел.

Вейкко с поклоном принял угощение. Хальмар отпил из своей кружки и, поставив ее, собирался с мыслями. Вейкко терпеливо ждал.

— Близится пора торга с нурманнами, — начал Хальмар. — Скоро придут они к нам на своих разбойных ладьях. Светлые ночи пошли на убыль. Птицы умолкают рано. К жилью ночами крадутся волки. Такими волками могут оказаться и чужеземцы. Торговать придут или разбойничать?

Хальмар подумал и, глядя на огонь, сам ответил на вопрос:

— Много раз приходили они к нам. Много горя и бед привозили на своих драккарах. Помнишь, как гибли наши воины в битве у Большого оврага? У нурманнов много железа. У них кольчуги, копья и щиты, кованные на огне. В железе — их сила…

Хальмар посмотрел на Вейкко. Тот в знак согласия смежил ресницы. Старейшина продолжал:

— От утеса к утесу, от льдины к льдине, от сосны к сосне, от ручья к ручью добиралась ко мне весть на оленьих рогах, на крыльях чаек, на рыбьих плавниках… Я узнал, что Вик-Инг вышли из Сандвери пять ночей назад. Теперь они, наверное, выжидают попутный ветер у Холодного мыса. Идет к нам под полосатым парусом Туре — Собака… Мало того, что они обманывают наших людей на торге. Они оскверняют память предков и чинят надругательства над святыней. О! Придет время, Иомала разгневается и потопит их корабли в открытом море. Их железо обернется для них черной смертью.

Мудра и терпелива Богиня Вод. Надо, Вейкко, хранить ее, как всемогущий Ораул хранит для нас солнце в небе! Ее драгоценности разжигают зависть нурманнов. Лучше береги, Вейкко, наш храм! Пусть никто не жалеет жизни за Иомалу! Будь умен, зорок и смел!

Хальмар умолк. Вейкко стал на колени.

— Клянусь тебе, старейшина, отдать жизнь за Иомалу! — сказал он с горячностью. — Паду на пороге храма, но не пущу туда ни одного нурманна!

Хальмар хлопнул в ладони. Появился тот же юноша с подносом, на него они поставили пустые кружки. Задержавшись у порога, Вейкко обернулся и сказал:

— Да хранит великая Иомала свою дочь, твою жену, бесценную Хальмиору!

Старейшина склонил голову в знак благодарности за пожелание.

Вейкко ушел. Хальмар бросил в очаг несколько поленьев и отправился в спальню.

…Хальмиора лежала на топчане, на постели из гагачьего пуха, под одеялом из белого песца. Ее большие серые глаза настороженно посмотрели на мужа. Она высунула из-под одеяла бледную тонкую руку. Бронзовый браслет отвисал на похудевшем запястье.

— Пила ли ты настой чохор-травы? — спросил муж.

Хальмиора утвердительно кивнула.

Неведомая злая хворь терзала биармийку. Ничто не помогало: ни богатые приношения Богине Вод, ни нашептывания старой Вуколы, ни бубен колдуна, ни настои лесных трав.

Хальмар посидел у изголовья жены, потом ушел.

В темной другой комнате крепко спал терфин[38] Избол, гость старейшины. Это он принес весть о походе викингов. Хальмар прошел мимо открытой двери на цыпочках, чтобы не потревожить Избола.

Вейкко возвращался в свою хижину. За ельником спряталось солнце, пугливо пискнула птица. В кустах кто-то зашевелился. «Человек или зверь?» Сучья затрещали, и огромный лось-бык бросился напролом в сторону.