Медвежья услуга

Особняком среди самых уважаемых воровских ремесел Ростова стояли профессиональные медвежатники — взломщики (на байковом языке «медведь» означает «сейф»). Они относились к элите воровского мира и по авторитету у босоты, по сути, стояли на одной ступени с марвихерами. Медвежатники, как правило, действовали в одиночку, ни с кем не делясь своими цеховыми секретами и навыками. Даже учеников они подбирали себе лишь в случае крайней необходимости, избегая создания конкурентов своими руками. Оттого такой штучный товар был нарасхват, и их часто приглашали с «гастролями» по различным городам империи на особо важный «клей».

Генерал-лейтенант Александр Гуров отмечает: «В преступном мире России они стояли на первом месте по воровской квалификации, особому положению и независимости от иных категорий уголовников, что создавало им известный авторитет среди других преступников и даже полиции, где все они были на учете».

Каждый медвежатник имел свой особый почерк при «общении с медведем», свои приемы и набор инструментов. Кто-то пользовался хитрыми отмычками, кто-то отмычками и натяжными планками, кто-то вертуном — коловоротом, кто-то новомодной ацетиленовой горелкой и т. д.

Именно по этим признакам опытные сыщики могли определить, кто именно из мастеров «заломал медведя».

Медвежатников часто по незнанию путают со шнифферами (от немецкого der Schnitt — разрез, прорез) либо «кассирами» — взломщиками грубой специализации. Эти действовали не по-джентльменски — кувалдой, фомкой, ломом, зубилом, молотком, порой разнося сейф в металлическое крошево. Шнифферов еще называли килечниками, ибо сейф после знакомства с ними выглядел как открытая банка килек.

О «кассирах» Василий Трахтенберг писал следующее: «Разряд громил, занимающихся исключительно взломами несгораемых шкапов, железных касс и ящиков; преимущественно греки, румыны или турки, иногда евреи, в очень редких случаях русские. „Кассиры“ никогда не работают в одиночку, а всегда „шитвис“, т. е. небольшой компанией в два или три человека. Они обыкновенно снимают квартиру над облюбованным ими торговым помещением, ювелирным магазином или мелочною лавкой, накануне воскресного или праздничного дня проникают в помещение (после запорки) через сделанное ими в потолке отверстие (люк) и, имея впереди целую ночь, а часто и целые сутки, принимаются за работу. Если в помещение проведено электричество, то благодаря известному чисто техническому приспособлению они для взлома шкафа пользуются электрическою энергиею; если нет, буравят против места, где находится запор, небольшое отверстие, вкладывают в него динамитный патрон, покрывают снаружи подушкою или мехом (чтобы заглушить шум) и ударяют кулаком по патрону, который и разрывает внутренний механизм замка».

Понятное дело, что столь варварский способ взлома мог быть использован лишь при гарантии отсутствия посторонних ушей, в условиях избытка времени и без боязни привлечь шумом внимание.

Классические медвежатники такую грубую работу презирали и даже за конкурентов шнифферов и «кассиров» не считали. Они же работали исключительно в одиночку и лишь в крайнем случае, при большом количестве сейфов, сконцентрированных в одном месте, могли объединить усилия с несколькими людьми.

Именно работа в одиночку приводила к тому, что далеко не все ростовские профи были выявлены полицией. Известен, к примеру, Нахман Гольдберг, участник крупного взлома сейфа у ставропольского ювелира в декабре 1903 года. В Ставрополе работа была проведена чисто, но вот в Ростове он попался по глупости — пытался заложить бриллианты в городской ломбард и общество взаимного кредита приказчиков, откуда мгновенно сообщили в полицию. При обыске Гольдберг, осознав свою ошибку, даже пытался съесть квитанции из ломбарда.

Были у ростовских медвежатников и свои излюбленные клиенты. С завидной регулярностью они взламывали сейфы оружейного магазина Александра Эдлерберга, мануфактурного магазина Дмитрия Переселенкова, склада сельхозмашин торгового дома Карла-Ипполита Гулье-Бланшарда и др.

На праздник Крещения (7 января 1905 года), воспользовавшись тем, что все магазины были закрыты (важный момент, с этим ростовская полиция столкнется чуть позже в куда более грандиозных масштабах), взломщики вскрыли ювелирный магазин братьев Ивана и Георгия Каяловых на Садовой, 70. Заметим, что дело было среди праздничного дня, по Садовой гуляли прохожие, а при магазине состоял особый сторож. Но никто из них не услышал ни звука, что лишь свидетельствует о том, что работали опытные профи. Похищено было несколько особо ценных бриллиантов в футлярах. Когда полиция начала выяснять детали произошедшего, установили, что ранее этот магазин уже обкрадывали при точно таких же обстоятельствах.

С началом Первой мировой войны многие прибалтийские и польские взломщики подались на восток и осели поближе к деньгам — в купеческом Ростове. Главный сыщик империи Аркадий Кошко так их характеризовал: «Эта порода воров была не совсем обычна и резко отличалась от наших, великороссийских. Типы „варшавских“ воров большей частью таковы: это люди, всегда прекрасно одетые, ведущие широкий образ жизни, признающие лишь первоклассные гостиницы и рестораны. Идя на кражу, они не размениваются на мелочи, т. е. объектом своим выбирают всегда лишь значительные ценности. Подготовка намеченного предприятия им стоит больших денег: широко практикуется подкуп, в работу пускаются самые усовершенствованные и весьма дорогостоящие инструменты, которые и бросаются тут же, на месте совершения преступления. Они упорны, настойчивы и терпеливы. Всегда хорошо вооружены».

Свою квалификацию «понаехавшие варшавские» подтвердили именно в Ростове, устроив здесь на Рождество 1918 года (Белая Россия жила по юлианскому календарю) самое значительное ограбление за всю криминальную историю города.

Ростовский банк «Первое Общество взаимного кредита» (здание сохранилось по сей день — на углу нынешних улиц Семашко и Серафимовича) даже на фоне Гражданской войны считался островком незыблемой стабильности. Он не был ограблен ни большевиками в их первое пришествие в феврале 1918 года, ни активными погромщиками-анархистами, ни местными бандитами. Возможно, потому, что это было единственное ростовское здание, в котором в 1899 году правление смонтировало так называемую стальную комнату — огромный куб-сейф германской фирмы «С. И. Арнгейм», изготовленный из панцирной брони золингеновской инструментальной стали высшего качества толщиной до 1,5 см, из которой строили дредноуты. Бронированный куб находился в подвале банка, окружала его бетонная «рубашка» метровой толщины. Вход в комнату снаружи запирался полутонной бронированной дверью с 12 замыкающими штырями и поворотным штурвальным колесом. Внутри находилось свыше 1500 французских сейфов фирмы «Fichet-Bauche», которые арендовали богатейшие люди Ростова и беженцы всех тогдашних войн. Сейфы запирались на два замка. Ключи были только у кассира банка и владельца сейфа. Открыть их можно было, только вставив ключи одновременно.

Банк круглосуточно охраняла вооруженная стража, в самом здании работали до 45 человек.

Берлинская фирма Симона Джоэла Арнгейма высоко котировалась на банковском рынке. Ее специалисты давали 50 лет гарантии, что взломать стальную комнату невозможно. Поэтому их кубы-сейфы были установлены в компании Карла Фаберже на Большой Морской в Петербурге (где работал целый сейф-лифт), в Казанском (сохранился до сих пор) и Московском купеческих банках, харьковском Обществе взаимного кредита и др.

Первое Общество взаимного кредита 6 января 1919 года готовилось пышно отпраздновать полувековой юбилей, для чего в утопающем в тыловой роскоши Ростове уже были заготовлены яства на бесчисленное количество гостей из числа всего местного начальства и банковского сообщества. Клиенты банка неплохо зарабатывали на армейских поставках и торговле с заграницей. А пока же банкиры удалились на рождественские каникулы 25–27 декабря.

Однако в Ростове продолжительные празднества порой были чреваты тяжкими криминальными последствиями. Чего стоили неоднократные ограбления ювелирного магазина братьев Каяловых, как раз на зимние праздники. На этот раз все было еще трагичнее.

28 декабря рано утром банкиры вышли на работу после праздников, и кассир сразу же спустился в подвал за наличностью. Но поворотный штурвал ни в какую не хотел отворять бункерную дверь. Служащий валандался с ключом и так и эдак. Даже со сторожем принесли бревно и стали колотить в косяк двери, но ее намертво заклинило.

Положение было отчаянное: ценности богатейших людей Ростова и Нахичевани оставались недосягаемыми, а без наличности был парализован и сам банк. Примчался председатель правления Александр Штром, поставили в известность полицию, дело ведь нешуточное — такое ЧП в банке, считавшемся одним из самых надежных на Юге России.

Техник-строитель Леонид Федоров тщательно изучил схему подвала и развел руками — придется разбивать бетонную «рубашку» и резать панцирь газовым резаком. Иначе внутрь не проникнуть.

Шестеро рабочих до глубокой ночи долбили бетон кувалдами, а затем резали автогеном банковские «латы». Уже за полночь смогли проделать небольшой лаз, чтобы внутрь смог пролезть хотя бы ребенок. Срочно этого ребенка нашли — 15-летнего гимназиста Петю.

Запуганный донельзя парень едва протиснулся в лаз и тут же завопил от ужаса — из куба на него потянуло могильным холодом. Откуда в наглухо задраенном сейфе мог взяться сквозняк?

Воющего пацана извлекли из дыры и вместо него туда чуть ли не силком запихнули с электрическим фонариком худющего монтера Чекина. Но и тот через мгновение истошно забарнаулил — мол, в сейфе расставлены адские машины.

Тут уже не на шутку встревожилось все правление: этого еще не хватало! Но Чекин в истерике пулей вылетел из узкого лаза, ни за какие коврижки не соглашаясь нырять туда повторно.

Положение спас Федоров, взяв слово со Штрома, что в случае чего банк возьмет его семью на содержание. Председатель готов был пообещать что угодно, лишь бы техник наконец разобрался, что в этом чертовом сейфе творится.

Федоров разделся до исподнего, чтобы протиснуться в узкий лаз. Через пару минут изнутри он всех успокоил. Все в порядке, адских машин нет. Просто банк дочиста ограблен.

Штрома чуть удар не хватил, зампредседателя Василий Павлов как молитву повторял: «Этого не может быть!», а член правления Михаил Лосев непрестанно вытирал пот. Ситуация обрела законченный трагизм, когда Федоров выдернул ломик, заклинивавший штурвал, и бронедверь отверзлась. При электрическом освещении внутренности выглядели уныло: б?льшая часть сейфов была взломана, на полу веером рассыпаны ассигнации различных достоинств и годов выпуска (царские, керенки, «атаманские»), островками блестели драгоценные каменья и раздавленные ювелирные изделия. Отдельной кучкой лежали воровские инструменты и так называемый кран Данилевского — новомодный газовый резак, смеситель для чистого кислорода, баллоны с манометром, запасные электроды, цилиндры с поршнем для выработки водорода, аппарат его очищения. И как завершение картины гротеска — засохшие куски колбасы и пустые бутылки из-под вина. Завтрак «медвежьих аристократов».

Федоров ломиком показал на источник сквозняка — в бронированном полу зияла дыра, стальные края которой загибались вовнутрь куба. То есть резали пол снаружи вертикально. Да так, что вырезали заодно и дно сейфа ростовского бильярдного короля Ионаша Гоца — хранящиеся там шары из слоновой кости дождем хлынули в зев дырищи.

До прихода полиции спускаться в лаз никто не рискнул. Сыщики прибыли целой делегацией: следователь по особо важным делам Новочеркасской судебной палаты, надворный советник Георгий Мова, прокурор Новочеркасской судебной палаты Николай Ермоленко, прокурор Ростовского окружного суда Владимир Юргенс, судебный следователь 4-го участка Дмитрий Стадников. Всего в следственную комиссию вошло 30 человек во главе с бывшим городским головой присяжным поверенным Владимиром Зеелером.

Оценка ущерба, проводимая банковской комиссией, заняла несколько дней. В итоге было установлено хищение денег и ценностей на рекордную для Ростова сумму в 2 312 438 рублей 54 копейки. Плюс около 1,9 миллиона рублей заемными билетами Владикавказской железной дороги. Был взломан сейф № 904 Ростовской городской управы, а также сейфы многих уважаемых толстосумов: городского головы Нахичевани Каллуста Попова, купцов Бейнуша Рысса, Германа Зеликмана, Ереха Кацмана, Рувима Когана, Мариам Межеровской, Павла Сомова, Карпа Яблокова и др. (всего 435 пострадавших). У симферопольского купца Соломона Файвушовича в сейфе хранился жилет с вшитыми в него бриллиантами. Жилет тщательно выпотрошили, а лохмотьями вытерли грязные сапоги. Потерпевшие даже объявили о вознаграждении за поимку преступников и возврат ценностей: решено было отчислить 3 % общей суммы возвращенных ценностей на вознаграждение тем, кто посодействует их поимке.

Сыщики исследовали лаз и подземный ход, наткнувшись там на тяжеленный мешок со слитками золота. Ход вел по диагонали к дому напротив банка по Николаевскому проспекту (ныне проспект Семашко). Штольня шириной в метр, высотой — полтора, укрепленная деревянными опорами. Вполне просторная и для рытья, и для переноски награбленного. Заканчивалась штольня подвалом, где находились столы, строительный мусор и чем-то наполненные мешки. Оказалось, что золотыми изделиями, из которых были выковыряны драгоценные камни. Видимо, взломщикам было уже не до них, они и так сорвали грандиозный куш.

Картина ограбления вырисовывалась следующая. Воры прорыли подземный ход длиной 35 метров из подвала соседнего дома наискось к банку, выведя его аккурат по центру стальной комнаты. Объем работ позволял предположить, что копали несколько месяцев, не менее. Завершающая фаза пришлась как раз на рождественские каникулы. В протоколе полиции говорилось: «Грабители путем подкопа проникли в банк, высверлили бетонную стену толщиною в сажень (1,76 м), при помощи газовой горелки, известной науке как „кран Данилевского“, разрезали стальную стену комнаты толщиной в четверть аршина (около 20 см), взломали сейфы и вынесли их содержимое через подземный ход». Научные эксперты дали следующий комментарий: «кран Данилевского» разогревает металл до 2000 градусов по Цельсию. При такой температуре можно расплавить не только панцирную сталь, но даже платину. Хотя, конечно, есть опасность возгорания бумаг внутри сейфа. Но в умелых руках при определенном навыке газовая горелка правильно разберется и со стальной обшивкой комнаты, и с сейфами.

Начали выяснять, кто хозяева подвала. Оказалось, что дом принадлежит Артему Аграеву и Георгию Кистову. Те поведали, что, дескать, некие предприниматели, поселившиеся в гостинице «Петроград», еще летом за 3 тысячи рублей арендовали у них подвал под пекарню. Правда, сначала они хотели снять подвал аптеки прямо напротив банка, но ее владелец Самуил Шарф занимал его под свой товар. Аграев же деньжатами не побрезговал. Арендаторы смирные, что-то завозили в подвал, оттуда вывозили на телегах мешки.

Сыщики метнулись в гостиницу, но там сказали, что постояльцы съехали утром 29 декабря. Побежали искать дворника дома напротив и… обнаружили в подворотне его труп со следами насильственной смерти. Дело явно приобретало трагический оборот.

Попутно стало известно, что и в самом банке не все слава богу. По Уставу банка, один из членов правления обязан был ежедневно проверять стальную комнату, но банкиры предпочли хорошо повеселиться в Рождество. То же касалось и сторожей, которые и близко к подвалу не подходили. По-видимому, грабители были осведомлены об этом и работали спокойно и даже с комфортом.

Следственные органы действовали шаблонно. Они не нашли ничего лучше, чем арестовать самого Аграева, а заодно и 12 известных им ростовских шнифферов. Толку от этого не было ни малейшего. Насмерть перепуганный Аграев понятия не имел о своих арендаторах, а у шнифферов просто не было ни средств, ни нужной квалификации, чтобы оперировать отмычками и газовой горелкой. Это вам не фомкой несгораемые кассы курочить. Сконфуженному Георгию Мове пришлось всех выпустить.

Последний царский полицмейстер Ростова полковник Михаил Иванов (самый удачливый из всех своих предшественников, создавший до революции настоящий полицейский спецназ) 10 января 1919 года опубликовал в газете «Приазовский край» свои соображения относительно квалификации преступников. Отставной полицмейстер намекнул следственной бригаде, что они не там ищут. Погром ростовского сейфа — дело рук не обычных шнифферов, а международных медвежатников высокого класса. Советовал присмотреться к аналогичным делам: краже бриллиантов в магазине ювелира Владимира Гордона, расположенном в столичном Гостином Дворе, в июне 1908 года и ограблению близнеца ростовского банка — Общества взаимного кредита в Харькове в конце декабря 1916 года.

Отставной полицмейстер давал дельный совет. В первом случае следы медвежатника — грека Ахилла Каравасси — столичный сыщик Мечислав Кунцевич обнаружил именно в Ростове. Актриса Антонина Стрельская сдала местному ювелиру Ильину золотое ожерелье с клеймом «З. Г.», якобы подарок таинственного любовника. Кунцевич клеймо опознал: оно принадлежало голландскому мастеру Залману Гутману, частенько работавшему на Гордона. Из Ростова золотая ниточка и привела к медвежатнику, осужденному потом всего на 3,5 года. Где он отмечал Рождество 1918 года, бог ведает. Не в Ростове ли?

Второй же случай был еще интереснее, он как под копирку повторял ростовский эпизод и был расследован самим Аркадием Кошко при участии того же Кунцевича. Воры сделали подкоп из дровяного сарая возле соседнего дома, прорезали дно аналогичной стальной комнаты, распилили и распаяли несгораемые сейфы дотоле невиданными полицией инструментами и унесли свыше 2,5 миллиона рублей наличными и процентными бумагами. Отметим, взлом был произведен на рождественские праздники.

Кошко так описывал место преступления: «Стальная же комната банка являла весьма любопытное зрелище: два стальных шкафа со стенками толщиной чуть ли не в четверть аршина были изуродованы и словно продырявлены орудийными снарядами. По всей комнате валялись какие-то высокоусовершенствованные орудия взлома. Тут были и электрические пилы, и баллоны с газом, и банки с кислотами, и какие-то хитроумные сверла и аккумуляторы, и батареи, словом, оставленные воровские приспособления оценивались в несколько тысяч рублей».

Проведенное расследование показало, что подкоп и взлом совершила группа из девяти варшавских воров во главе со Станиславом Квятковским, Здиславом Горошеком и Яном Сандаевским. Из них в руки полиции попали только восемь.

Показательно, что при подготовке ограбления варшавские потратили около 20 тысяч рублей: 8 тысяч на содержание команды и более 11 тысяч — на приобретение специальных машин и орудий для взлома. Какой шниффер может позволить себе такие расходы? Именно об этом писал Кошко и предупреждал Иванов.

Важная деталь — дом с сараем принадлежал сотруднику Харьковского банка, оказавшемуся соучастником преступления. Важная потому, что во время ростовского взлома преступники прекрасно знали схему банка и то, что его персонал и сторожа спустя рукава относятся к своим обязанностям во время праздников.

Кстати, после этого случая главой Харьковского сыскного отделения был назначен переведенный из Варшавы Людовик Курнатовский, который прекрасно знал контингент медвежатников и даже в свое время получил за их задержание орден Владимира 4-й степени. Гримаса судьбы: спустя месяц после ареста взломщиков произошла Февральская революция, и на харьковские нары угодил уже сам Курнатовский. Где его тепло встретило панство, готовящееся выйти по амнистии Временного правительства. К профессионалам они тоже относились с уважением — масть такая.

С варшавскими профи прекрасно был знаком и ростовский полковник Михаил Иванов. А после харьковского случая он же ознакомился и с особой папкой МВД, в которой хранился перечень именно высококлассных варшавских воров, подготовленный еще начальником Московской сыскной полиции Василием Лебедевым в начале XX века, выделившим эту касту из 2 миллионов преступников Российской империи.

Перечень включал таких спецов, как Абрам-Хаим, Лейзор и Мошек Зильберштейны, Мордух Кац, Абрам Гордон, Аполлинарий Здановский, Орент и Казимир Лышкевичи, Хаим Лапидус, Иван Голер, Михаил Ганичев, Казимир Веселовский, Ицек Кустов, Петр Новаковский, Берко-Герасимов Каплан, Копель Размарин, Якуб Ролянд, Константин Томашевский, Василий Журонский, Абрам Целендер, Роман Заблоцкий, Иван Зелинский, Казимир-Владыслав Яблонский, Израиль Гольдфейн и др. Обилие семитских фамилий неслучайно. Просто в те времена среди еврейского населения в «черте оседлости» было немало прекрасных слесарей. Откуда рукой подать до прекрасного медвежатника.

Казалось бы, доводы Иванова звучали убедительно, но, увы, не совсем. И по объективным, и по субъективным причинам. Подробности ограбления Харьковского банка в прессе мало освещались. О них стало широко известно лишь из 1-го тома воспоминаний Кошко, которые вышли в Париже только в 1926 году, за два года до смерти великого сыщика. Старое сыскное отделение Ростова было разогнано, а новые сотрудники слишком слабо разбирались в розыске и могли вообще не знать о том деле.

Следует учесть и субъективные детали. После развала царской юстиции в Белой России на службу в Ростове вернули тех же Георгия Мову, Дмитрия Стадникова, Владимира Юргенса и ряд других полицейских чинов (Курнатовский и Кошко служили в белом Киеве и Крыму, соответственно). Однако о полковнике Иванове никто и не вспомнил. Не исключено, что древняя ведомственная неприязнь между различными службами сыграла свою негативную роль, и мнение опытного полицейского просто игнорировали из-за старых разногласий. К примеру, из-за расследования громкого дела об ограблении 10 марта 1914 года почтово-телеграфной конторы в Новочеркасске на 100 тысяч рублей. Дело вел следователь Мова. По его версии, действовали гастролеры из Ростова. Полковник Иванов не соглашался. В итоге выяснилось, что ночной налет — это инсценировка самих проворовавшихся почтовых служащих, которые были впоследствии арестованы. Вряд ли Мова забыл это свое фиаско.

В любом случае, версия полковника Иванова следственную группу не заинтересовала, а суперограбление так и осталось нераскрытым вплоть до разгрома Белого движения. Ни преступников, ни ценностей, ни камней.

Мы же попробуем проследить варшавский след в этом громком ограблении. Для этого вновь обратимся к мемуарам Аркадия Кошко. Осенью 1918 года он вынужден был спасаться от ареста едва ли не в одном пиджаке, убегая по фальшивым документам в гетманский Киев. Пережил там несколько смен власти, и как-то на Крещатике нос к носу столкнулся с самими ясновельможными панами Квятковским и Горошеком.

Эту встречу Аркадий Францевич тоже описал в своих записках.

«Квятковский, видя мое смущение, сказал:

— Успокойтесь, пане Кошко, зла против вас не имеем и одинаково с вами ненавидим большевиков.

Затем, взглянув на мое потертое платье, участливо предложили:

— Быть может, вы нуждаетесь в деньгах? Так, пожалуйста, я вам одолжу!

На мой отрицательный ответ он, улыбнувшись, заметил:

— Вы, быть может, думаете, что деньги ворованные? Нет, мы теперь это бросили и занимаемся честной коммерцией!»

Поверил ему сыщик или нет, неизвестно, а нас терзают сомнения. С чего бы это в столь смутное время, при полной деградации сыскной работы, профессиональным взломщикам заниматься честной коммерцией? Тут бы и развернуться их мощному таланту! Коль скоро в криминал тогда шли и аристократы, и профессиональные офицеры, и интеллигенция, не говоря уже про обычный народ-богоносец, ранее свято чтивший Закон и порядок.

Не верится в это. Скорее уж можно предположить, что их «коммерция» охватывала Ростов. Где в это время проживали шестеро остальных варшавских мастеров отмычки под бдительным надзором пана Сандаевского, а также тот таинственный девятый, личность которого так и не удалось установить после ограбления в Харькове.

В подтверждение этой версии можно привести несколько разрозненных криминальных фактов. Летом 1919 года в Таганроге, при попытке нелегально сбыть драгоценные камни, задержан некий артист Нового театра миниатюр Клеменс Бахенкевич. При обыске у него обнаружили бриллианты, опознанные свидетелями как те, что были похищены из банковского бронированного сейфа. На допросе Бахенкевич утверждал, что камушки получил от своих двоюродных братьев. Каких именно, не назвал, но случайно проговорился, что те арендовали банковские ячейки в Ростове еще с 1917 года.

Однако времена были суровые, еще не закончилась Гражданская война, поэтому господину артисту недолго пришлось играть свою роль. Сквозь выбитые зубы он выплюнул фамилию «брата» — Людвиг-Мариан Буйвен. 21 августа его тихо взяли в Ростове. Это был варшавский мещанин сорока лет, с солидным уголовным стажем и опытом взломщика, который пропал из поля зрения полиции несколько лет назад. Тот самый, девятый.

Его взяли тихо, без шума. Он, как водится, и не отпирался. Да, участвовал. Все, как и в Харькове: две недели рыли, чтобы успеть точно под Рождество. Дворник, мерзавец, копал вместе с нами, а потом пытался шантажировать. Противно было, и не в наших правилах, но пришлось убрать. Многое просто не успели вынести. Да и черт с ним, утащили из стальной комнаты так много, что решили не гневить Бога, бросить. Кто остальные взломщики? Что вы, господа, бог с вами, какие фамилии? Ищите сами, за что же вам донское правительство жалованье-то платит?

С Буйвеном все было ясно — не скажет, профессиональный вор. Хоть стреляй. Но ведь у следствия в руках есть еще сломленный духом артист Бахенкевич. И вскоре судебный следователь Мова беседовал уже с неким Игнацем Косицким, а на столе у него переливалась солнечными бликами горка конфискованных драгоценностей. Через день в Екатеринославе арестовали и любовницу Косицкого Лию Беркович, но, к сожалению, коллекцию конфиската она не пополнила. Варшавские воры женщинам ни денег, ни драгоценностей не доверяли. Три грабителя сидели за решеткой, остальные растворились с большей частью добычи. Кто они? Следователь Мова этого так никогда и не узнал. Мы же без особой боязни ошибиться можем допустить, что это были Квятковский, Горошек и Сандаевский, вышедшие сухими из воды. Однако, похоже, существовал еще и седьмой, из местных, без которого невозможно было так скрытно работать, доставать все необходимое. Видимо, с его подачи они и нашли в Ростове киллера, чисто убравшего дворника.

О нем ничего не знали даже сыщики группы Зеелера-Мовы. Но мы можем проследить эту историю дальше.

В декабре 1922 года Донугро накрыл в Ростове многочисленную банду грабителей (24 человека), которую возглавлял заведующий фабрикой «Седло» Владимир Чернышев. На фоне тогдашних ростовских шаек за ними не числилось ничего особенного — ограбление склада «Донобсоюза» (вынесли 50 тысяч аршин мануфактуры), конторы «Учрабиса» и пр. Однако был в банде профи, который заметно выделялся среди остальных.

35-летний взломщик Антон Лапшин фонтанировал идеями и старался не размениваться по мелочам. Он уговаривал Чернышева совершить ограбление Волжско-Камского банка, Монетного двора в Москве, даже рисовал схемы преступлений, чем повергал в ужас обычного налетчика. Но однажды тот пошел ему навстречу — дал согласие на реализацию одной из его идей. 13 ноября 1922 года с подачи Лапшина был ограблен магазин общества «Рус», находившийся на углу Таганрогского (ныне Буденновского) проспекта и улицы Дмитриевской (ныне Шаумяна). Из подвала соседнего дома Лапшин со товарищи прорыли 60-метровый подземный ход. Чтобы не привлекать ничьего внимания, вырытую землю ночами в мешках вывозили на подводах. Пробравшись в магазин, они очистили все полки и склад. Погрузили товары на автомашину и вывезли их в неизвестном направлении.

Точно таким же способом, через подкоп, банда ограбила фабрику дензнаков в Ростове, похитив 1,181 миллиарда рублей ассигнациями. Для Ростова, где предпочитали гоп-стоп и вооруженные налеты, «подкопная война» была в диковинку, что и привлекло внимание милиции. Банду быстро выловили, но Лапшина взяли лишь в Пятигорске, когда тот собирался перебираться в Батум. При нем обнаружили 100 миллионов рублей — «дензнаковские» деньги.

Делом особой важности занимался уже не угро, а ЧК. На допросе Лапшин сначала симулировал сумасшествие и пытался бежать, выпрыгнув со 2-го этажа. Но затем успокоился и намекнул чекисту, что он-де не простой шниффер, а участник нашумевшего рождественского ограбления банка в 1918 году. Что весьма походило на правду, если сравнить почерк ограбления фабрики и общества «Рус». Опытному местному кадру, Лапшину было несложно вывести поляков на нужные связи и нужных людей.

Но для следователя из ЧК тогда это было совсем неактуально. Он и слыхом не слыхивал ни о каком рождественском деле. Он с легким сердцем вынес расстрельный приговор всей банде Чернышева, а заодно и поляку-медвежатнику, так и не поинтересовавшись, не спрятали ли грабители исчезнувшую часть добычи где-нибудь на темерницко-нахичеванских холмах. Ибо настораживает, что ни Бахенкевич спустя девять месяцев после ограбления, ни Косицкий немногим позже, ни Лапшин даже через три года так и не смогли переправить добычу за кордон. Очень может быть, что варшавские взломщики припрятали свой сказочный куш где-нибудь неподалеку от Ростова, а может, и в самом городе, дабы в более спокойные времена его забрать. Не зря ведь заемные билеты железной дороги они унесли все до одного — явно надеялись ими воспользоваться. Может быть, до сих пор таится в донских курганах или в подвалах старого Ростова богатейший «приз» из «стальной комнаты»?