Глава 13. ЦК — ОРГАНИЗАТОР РЕВОЛЮЦИИ

Глава 13. ЦК — ОРГАНИЗАТОР РЕВОЛЮЦИИ

Ленин, опираясь на Троцкого (Ленин: «Троцкий был за бойкот. Браво, т. Троцкий!»), добился первого и очень серьезного тактического успеха: заседание ЦК от 5 октября 1917 года выносит постановление всеми голосами против одного (вероятно, Каменев) уйти из Предпарламента в первый же день открытия его сессии, огласив там соответствующую декларацию («Протоколы ЦК РСДРП (б)», стр. 76). 7 октября 1917 года большевистская фракция, в соответствии с этим требованием ЦК, покинула Предпарламент, огласив мотивированную декларацию. Декларация содержит общеизвестные требования большевиков о власти (Советов), земле, мире и т. д.

Подтекст декларации яснее ее текста — это бойкот демократии и ставка на установление диктатуры через вооруженное восстание.

Того же 7 октября Ленин по специальному решению ЦК от 3 октября 1917 года («Протоколы ЦК…», стр. 74) возвращается из своего финляндского подполья в Петроград, чтобы, как сказано в протоколе, «была возможной постоянная и тесная связь» (там же, стр. 74). Отныне Ленин берет на себя непосредственное руководство над ЦК.

Теперь он имеет возможность встречаться с каждым из членов ЦК и ПК. Его информация тоже стала полнее. Ленин на всякий случай снял бороду и усы, надел грим, сделав себе через ЦК и через большевика Смилгу (председатель областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии) удостоверение на имя рабочего Константина Петровича Иванова (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 268). На имя Иванова был выписан Ленину пропуск и в Смольный институт, где находился легальный большевистский центр. Хотя Ленин и говорил, что ему нужно фальшивое удостоверение «на всякий случай, ибо возможен и "конфликт" и "встреча"» (там же, стр. 268), но надобность в этом едва ли была. Временное правительство давно не ищет Ленина, а ЦК партии еще 6 сентября предложил Ленину и Зиновьеву («Протоколы ЦК…», стр. 74) в случае их согласия поставить перед ЦИК Советов вопрос об освобождении их от преследования под залог (под залог был освобожден и Троцкий 4 сентября 1917 г.) Однако Ленин предпочел оставаться «нелегальным».

Через три дня после возвращения Ленина — 10 октября 1917 года — происходит с его участием то историческое заседание ЦК, на котором был, наконец, поставлен вопрос о восстании. Это заседание происходило на квартире редактора газеты М. Горького «Новая жизнь» меньшевика-интернационалиста Н. Суханова. Как это случилось, что квартира врага октябрьского переворота Суханова оказалась местом исторического заседания ЦК большевиков, Суханов объясняет так:

«Собрался полностью большевистский партийный ЦК… О, новые шутки веселой музы истории! Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире, на Карповке (д. 32, кв. 31). Но все это было без моего ведома. Я по-прежнему очень часто заночевывал где-нибудь вблизи редакции или Смольного, то есть вёрст восемь от Карповки. На этот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих намерениях и дала мне дружеский, бескорыстный совет — не утруждать себя после трудов дальнейшим путешествием. Во всяком случае, высокое собрание было совершенно гарантировано от моего нашествия…» (Н. Суханов, «Записки о революции», кн. VII, 1923, стр. 33).

Ленин явился на собрание в парике с упомянутым удостоверением на имя Иванова, а Зиновьев — с бородой, но без шевелюры, тоже с фальшивым удостоверением (Зиновьев, как упоминалось, без особого риска уже с сентября участвовал на заседаниях ЦК, его даже хотели легализовать под залог, но ЦК не соглашался оторвать его от Ленина). Суханов допускает одну ошибку и одно упущение в своем изложении. Упущение в том, что он не говорит, что жена его Г. К. Суханова-Флаксерман была членом большевистской партии и сотрудником Секретариата ЦК партии большевиков («История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 301). Официальный историк замечает, что именно то обстоятельство, что Флаксерман была женой Суханова делало квартиру Суханова «весьма удобной с точки зрения конспирации» (там же, стр. 301).

Ошибка же Суханова заключается в том, что он думал, что собрался весь состав ЦК. Между тем, протоколы ЦК, опубликованные позднее мемуаров Суханова, показывают следующую картину: на решающем заседании ЦК от 10 октября 1917 года присутствовало только 50 % всех членов ЦК. Как мы видели, на шестом съезде был избран 21 член ЦК и потом в члены ЦК были переведены три человека из кандидатов ЦК. Таким образом, членский состав ЦК поднялся до 24 человек. Протокол заседания ЦК перечисляет присутствующих в следующем порядке: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов (Оппоков). Как обычно, председательствует Свердлов, которого Троцкий называет «Генеральным секретарем Октябрьской революции» (Свердлов был фактическим первым секретарем ЦК и руководителем всей партийной иерархии).

Повестка дня заседания вовсе не выглядит «исторически»:

Вот она:

1) Румынский фронт

2) Литовцы

3) Минский и Северный фронт

4) Текущий момент

5) Областной съезд

6) Вывод войск

Все эти практические и тактические вопросы сформулированы нарочито так, чтобы вернее завуалировать главный и решающий вопрос о судьбе всей революции — четвертый вопрос о текущем моменте. По этому-то вопросу с докладом выступил Ленин. Он теперь имел возможность лично изложить свои аргументы за восстание. Его основная мысль: политически восстание давно назрело, но в партии «с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании… Это недопустимо… Вопрос стоит очень остро и решительный момент близок… Абсентеизм и равнодушие масс можно объяснить тем, что массы утомились от слов и резолюций… Политически дело совершенно созрело для перехода власти… Надо говорить о технической стороне. В этом все дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха. Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно» («Протоколы ЦК…», стр. 84–85).

В прениях выступило только три человека и то не по принципиальному вопросу о восстании, а с информацией о состоянии дел на местах (Ломов, Урицкий, Свердлов). Голосуется предложенная Лениным резолюция о том, что вся внешняя и внутренняя обстановка «ставит на очередь дня вооруженное восстание. Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы» (там же, стр. 85–86). За резолюцию голосуют 10 человек, против — два (Каменев и Зиновьев).

Таким образом, решение о большевистском восстании было принято меньшинством ЦК (10 за, 2 против, 12 отсутствовало). Из отсутствующих важных членов ЦК два — Рыков и Ногин (председатель Московского Совета) определенно были на стороне голосовавших против, к ним примыкал и другой видный член ЦК Милютин (см. Л. Троцкий, цит. пр., стр. 612). На этом же заседании Дзержинский предложил «создать для политического руководства на ближайшее время Политическое бюро из членов ЦК». В протоколе сказано, что такое Бюро создано из семи человек: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов («Протоколы ЦК…», стр. 86).

Л. Троцкий говорит, что это Политбюро оказалось не жизнеспособным и ни разу не собралось в указанном составе (L. Trotzki, Geschichte der rus-sischen Revolution, стр. 616). На заседании не был записан срок начала восстания, но Троцкий пишет, что устно было условлено: восстание начнется 15 октября (Сталин это оспаривал, говоря, что октябрьское восстание произошло именно тогда, когда оно было назначено — 25 октября) (L. Trotzki, там же, стр. 616).

Один очень характерный и существенный момент в резолюции: почему надо спешить с восстанием, резолюция ЦК перечисляет благоприятные предпосылки, называет и одну отрицательную предпосылку, могущую сорвать восстание. В резолюции об этом сказано так: «угроза мира империалистов с целью удушения революции в России» («Протоколы ЦК…», стр. 86). Эта «угроза мира» дополнялась другой угрозой — предполагаемым предоставлением земли крестьянам, над проектом которого работали и ЦИК Советов и Временное правительство. А эти — мир и земля — как раз и были те два кита, на которых строилась вся стратегия захвата власти большевиками.

На второй день после решения ЦК о восстании Зиновьев и Каменев обратились к «Петроградскому, Московскому областному, Финляндскому областному комитетам РСДРП, большевистской фракции, Петроградскому Исполкому Советов, большевистской фракции съезда Советов Северной области» с заявлением против восстания. Они писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа в России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! — ни то, ни другое неверно, и в этом все дело» (там же, стр. 88).

Заявление Зиновьева и Каменева не имело практических последствий. Большевистская машина восстания начала работать методически и систематически. Меньшевики и эсеры, не желая того, сами способствовали созданию весьма важного, быть может, решающего легального органа этой машины — Военно-революционного комитета. Еще за день до заседания ЦК — 9 октября происходило заседание Петроградского Совета, в котором сейчас большевики были в большинстве. На этом заседании говорилось о необходимости создания, во-первых, контроля над действиями Петроградского военного штаба (которого обвиняли, что он хочет вывести революционный гарнизон из Петрограда), во-вторых, организации такого органа, который мобилизовал бы население для обороны Петрограда — Комитета революционной обороны. Меньшевики и эсеры сначала были против этого, но потом сами внесли предложения, которые гласили:

1. создать при командующем войсками Петроградского округа «коллегию» из представителей Совета, и всякий вывод той или иной части войск может быть произведен только с согласия этой «коллегии»;

2. очистить командный состав от правых;

3. создать комитет революционной обороны Петрограда.

Большевистский Исполком Советов весьма охотно принял эти предложения (за 13, против — 12) (Н. Суханов, цит. пр., стр. 38). В тот же день состоялся пленум Совета, на котором нашли, что предложения меньшевиков и эсеров недостаточно радикальны. Пленум Совета записал, что власть должна перейти в руки Советов, что же касается «революционного комитета обороны» Петрограда, который «сосредоточил бы в своих руках все данные, относящиеся к защите Петрограда и подступов к нему» то он должен быть создан (из резолюции).

Так была подготовлена, при участии меньшевиков и эсеров, почва по созданию легального органа восстания — Военно-революционного Совета. Он был официально создан 12 октября. Что речь идет об органе восстания знали только большевистские члены Совета, его меньшевистские и эсеровские члены полагали, что создается, по существу, тот орган, который они сами же предложили. Большевики и Троцкий в особенности делали все возможное и невозможное, чтобы укрепить их в этом заблуждении. Даже в постановлении о. задачах комитета большевики сумели ловко замаскировать его истинную цель. Однако надо было бы быть очень наивным, чтобы не видеть этой истинной цели создаваемого органа. В самом деле, вот что говорилось в постановлении Исполкома:

«Ближайшими задачами Военно-революционного комитета являются: определение боевой силы и вспомогательных средств, необходимых для обороны столицы; затем учет и регистрация личного состава гарнизона Петрограда и его окрестностей, а равно и учёт предметов снаряжения и продовольствия, разработка плана работ по обороне города, меры по охране его от погромов и дезертирства, поддержание в рабочих массах и солдатах революционной дисциплины. При Военно-революционном комитете организуется гарнизонное совещание, куда входят представители частей всех родов оружия. Гарнизонное совещание будет органом, содействующим Военно-революционному комитету в проведении его мероприятий, информирующим его о положении дел на местах и поддерживающим тесную связь между комитетом и частями» (Н. Суханов, там же, стр. 40–41).

Во главе Военно-революционного комитета был поставлен левый эсер П. Е. Лазимир, который, разумеется, не знал, что он возглавляет легальный штаб восстания ЦК партии большевиков! Зато он был окружен большевиками, которые знали, в чем дело: это — сам Троцкий, потом товарищ председателя Подвойский (накануне переворота он и юридически заменил Лазимира), секретарь комитета Антонов-Овсеенко, члены — Невский, Юренев, Мехоношин (меньшевики и правые эсеры отказались войти в этот комитет). Большевистские конспираторы так хорошо организовали свой комитет, что создали при нем отличные вспомогательные службы. Таковыми были отделы комитета: 1) обороны, 2) снабжения, 3) связи, 4) информации, 5) рабочей милиции, 6) донесений, 7) комендантуры (Суханов, там же, стр. 41). Комитет прочно опирался на гарнизон в 150 тысяч солдат («История КПСС», стр. 314).

Словом, Ленин, став теперь «оборонцем» больше, чем сам Керенский, создал легально-нелегальную власть над Петроградом почти за две недели до того, как он захватил власть над всей страной. В этих условиях поражала бездеятельность Временного правительства.

Второе заседание ЦК, посвященное вооруженному восстанию, состоялось 16 октября (29 октября) 1917 г. (если, как Троцкий утверждает, вооруженное восстание было назначено на 15 октября, то этот срок был пропущен). На этот раз заседание было расширенное — ЦК заседал совместно с ответственными руководителями Исполнительной комиссии (бюро) Петроградского комитета, Военной организации, Петроградского Совета, Профессиональных союзов, железнодорожников, Петроградского окружного комитета. Протокол не перечисляет фамилий присутствовавших, но из голосования видно, что присутствовало 25 человек, в том числе члены ЦК Ленин, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Сталин, Скрыпник, Иоффе, Милютин, Дзержинский. (Л. Троцкий в этом заседании не участвовал, так как руководил пленумом Петроградского Совета, на котором того же 16 октября утверждался Военно-революционный комитет.) Расширенное заседание происходило на окраине Петрограда, в помещении Лесновско-Удельнинской районной Думы, которая находилась в руках большевиков (председателем ее был М. И. Калинин) («История КПСС», стр. 306).

На этом заседании Ленин обосновал решение 10 октября о восстании, а представители ЦК и названных выше организаций докладывали о том, как и насколько успешно идет техническая подготовка восстания. Тут в генеральном штабе партии трезво, деловито и без всякого ложного пафоса взвешивались все плюсы и минусы происходящей подготовки. Уже из сухого протокольного изложения видно, что Ленин и его ученики подходили к восстанию как к искусству, которым они владели в совершенстве. Конечно, раздавались и пессимистические нотки неверия в успех дела, но они тонули в большом хоре убежденных сторонников восстания.

Ленин принципиально нового ничего не сказал. Он только заметил, что сейчас стоит дилемма — либо новая корниловщина, либо власть большевиков. Он сказал, что массы требуют от большевиков не слов, а дел «в борьбе с войной и в борьбе с разрухой»; Ленин пожелал сначала выслушать доклады с мест из большевистских центров, прежде чем делать дальнейшие выводы. При этом он многозначительно добавил: «Настроением массы руководствоваться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету» («Протоколы ЦК…», стр. 94).

Свердлов, председательствовавший и на этом заседании, доложил, что партия выросла до 400 тысяч человек (данные эти оказались преувеличенными), растет влияние большевиков в Советах, а также в армии и на флоте.

Руководитель Петроградского комитета партии Бокий доложил положение дел по районам столицы: Васильевский остров — боевого настроения нет, но боевая подготовка ведется.

Выборгский район — готовится к восстанию и образован Военный Совет.

1-ый городской район — Красная гвардия есть, но настроение трудно учесть.

2-ой городской район — настроение лучше.

Московский район — выйдут по призыву Совета, но не партии.

Нарвский район — стремления выступать нет, но авторитет партии не падает.

Невский район — за Советом пойдут все.

Охтенский район — дело плохо.

Петербургский район — настроение выжидательное.

Рождественский район — то же самое.

Пороховский район — настроение в пользу большевиков улучшилось.

Шлиссельбург — настроение в пользу большевиков.

Крыленко, докладывая от Бюро Военной организации ЦК заявил, что у них в Бюро расхождения в оценке положения в гарнизоне, но что он лично думает, что настроение в полках «поголовно наше».

Представитель Петроградской окружной организации Степанов заявил, что в округе «настроение боевое, готовятся к выступлению», большинство гарнизонов большевистские. Володарский от имени Петроградского Совета заявил, что «на улицу никто не рвется, но по призыву Совета все явятся». Представитель профсоюзов (500 тыс. чел.) Шмидт сказал, что «влияние нашей партии преобладающее… Требуют всей власти Советам».

Представитель союза металлистов Шляпников (бывший член ЦК) заметил, что у них влияние большевиков преобладает, но «большевистское выступление не является популярным; слухи об этом даже вызвали панику».

Скрыпник от фабрично-заводских комитетов констатирует, что люди хотят, чтобы от слов перешли к делу; руководители отстали от масс. Шмидт дополнительно говорит, что петроградские и московские железнодорожные узлы ближе к большевикам; почтовики — низшие служащие — большевики.

Свердлов дополнительно информирует, что в Москве в связи с резолюцией ЦК предприняты шаги выяснения положения о возможности восстания («Протоколы ЦК…», стр. 93–97).

На основе этих информационных докладов о подготовке к восстанию развернулись прения «О текущем моменте». В прениях выступил 21 человек, некоторые выступили по несколько раз. Милютин и Шотман заявили, что партия к восстанию не готова и выступать сейчас рано. Скалов заявил, что до созыва II съезда Советов нельзя устраивать восстание, но на съезде нужно взять власть. Володарский тоже считал, что вопрос о взятии власти надо решать на II съезде. Пессимистически был настроен и Г. И. Бокий. Зиновьев и Каменев повторили свою старую точку зрения и решительно выступили против восстания, по крайней мере, в ближайшие дни. Зиновьев говорил: «Мы должны сказать себе прямо, что в ближайшие пять дней мы не устраиваем восстания». Каменев говорил, что с принятия резолюции прошла неделя и ничего не сделано для восстания. Вывод этой недели — «данных для восстания у нас нет». В другой речи Каменев косвенно подтвердил указание Троцкого, что восстание было назначено на 15 октября. Каменев сказал: «Раньше говорили, что выступление должно быть до 20, а теперь говорят о курсе на революцию… Назначение восстания есть авантюризм». Сталин, возражая Каменеву и Зиновьеву, заявил, что их выжидательная тактика с восстанием только помогает контрреволюции организоваться, но «день восстания должен быть целесообразен». Все другие ораторы тоже поддержали курс на немедленное восстание.

После прений на голосование были внесены две резолюции:

1. Резолюция Ленина: «Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления»;

2. Резолюция Зиновьева: «Не откладывая разведочных, подготовительных шагов, считать, что никакие выступления впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов — недопустимы».

За резолюцию Ленина голосовало: за — 19, против — 2, воздержалось — 4. За резолюцию Зиновьева голосовало: за — 6, против — 15, воздержалось — 3 («Протоколы ЦК…», стр. 97-104).

Самым чудовищным преступлением в большевистской партии считается нарушение дисциплины партии безотносительно к тому, какие бы веские аргументы ее нарушитель ни приводил. При этом, чем выше стоит в иерархии партии нарушитель дисциплины, тем больше ответственности.

Поэтому даже Ленин, когда он оказывался в высшем органе партии в меньшинстве, вел закрытую полемику, но никогда открыто не выступал против решения большевистского ЦК. Если случалось, что Ленин намеревался нарушить этот принцип дисциплины, то он угрожал выходом из ЦК, чтобы как рядовой член партии получить свободу действия против ЦК и его неугодных ему решений.

Каменев и Зиновьев, проголосовав 10 и 16 октября против восстания, выступив в непартийной газете «Новая жизнь» (орган Горького и Суханова) против решения ЦК, будучи его членами, нарушили этот железный закон большевистской дисциплины. Каменев 18 октября писал: «Не только я и т. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до созыва съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом» («Протоколы ЦК…», стр. 116).

Это выступление вызвало у Ленина взрыв возмущения. До глубины души, видимо, возмутили Ленина и выступления Каменева и Зиновьева в ЦК. Ленин писал в ЦК: «Зиновьев имеет бесстыдство утверждать, что "партия не опрошена" и что такие вопросы (восстание), не решаются десятью человеками» или: «Каменев бесстыдно кричал: "ЦК провалился, ибо за неделю ничего не сделано" (опровергнуть я не мог, ибо сказать, что именно сделано, нельзя)», и Ленин категорически потребовал от ЦК: «Каменев и Зиновьев выдали Родзянко и Керенскому решение ЦК своей партии о вооруженном восстании… Ответ на это может и должен быть один: немедленное решение ЦК:…ЦК исключает обоих из партии». Ленин добавляет: «Мне нелегко писать про бывших близких товарищей, но колебания здесь я считал бы преступлением… Изменником может стать лишь свой человек» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 424–426). Это письмо Ленина в ЦК, датированное 19 октября, не произвело особого впечатления не только на Зиновьева и Каменева, но даже и на ЦК в целом. Правда, Каменев еще 16 октября (за три дня до письма Ленина) в ответ на новое решение ЦК о восстании подал заявление о выходе из ЦК, но оно еще не рассматривалось ЦК.

20 октября происходит новое заседание ЦК. Присутствуют — Троцкий, Сталин, Сокольников, Дзержинский, Урицкий, Иоффе, Свердлов, Милютин, Коллонтай. Отсутствуют Ленин, Каменев, Зиновьев. Но обсуждается как раз заявление Ленина о Каменеве и Зиновьеве. Вот некоторые интересные выдержки из прений:

Свердлов: «ЦК не имеет права исключать из партии… Отставка Каменева должна быть принята».

Сталин: «Предложение Ленина должно быть разрешено на пленуме и предлагает в данный момент не решать».

Милютин: «Присоединяется к мнению т. Сталина, но доказывает, что вообще ничего особенного не произошло».

Троцкий: «Считает, что отставка Каменева должна быть принята».

Сталин (второй раз): «Считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК… Считает, что исключение из партии не рецепт, предлагает оставить в ЦК».

В результате прений предложение Ленина об исключении Каменева и Зиновьева из партии отклоняется, но отставка Каменева, как члена ЦК, принимается (за — 5, против — 3) («Протоколы ЦК…», стр. 106–107).

Однако и это решение об отставке Каменева было потом пересмотрено. На последнем заседании ЦК перед переворотом — 24 октября 1917 года — Каменев принимает руководящее участие (там же, стр. 119).

Активная защита Сталиным Каменева и Зиновьева против Ленина выявилась не только в выступлениях Сталина на заседаниях ЦК, но и в том, что он в ЦО партии «Рабочий путь» без ведома своего соредактора Сокольникова поместил, во-первых, письмо в редакцию Зиновьева, в котором Зиновьев говорит, что «действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает т. Ленин» и предлагал «отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств»; во-вторых, Сталин сделал к этому заявлению следующее явно антиленинское примечание от редакции: «Мы в свою очередь выражаем надежду, что сделанным заявлением т. Зиновьева (а также заявлением т. Каменева в Совете) вопрос можно считать исчерпанным. Резкость тона статьи Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками» (там же, стр. 114, 115). Когда на заседаниях ЦК от 20 октября выяснилось, что Сталин действовал самочинно, а его соредактор Сокольников это действие считал ошибочным, как и Ленин, то Сталин заявил о своем выходе из редакции, но ЦК отставки его не принял (там же, стр. 108).

Газеты Петрограда полны сведений о предстоящем восстании большевиков. Не только из выступления Каменева и Зиновьева, но из самих статей Ленина в «Рабочем пути» совершенно ясно видно, что восстание — дело решенное, гадают только о сроке — когда же оно назначено. Максим Горький, который так близок был к Ленину, 18 октября выступил в «Новой жизни» со статьей «Нельзя молчать!». Он писал: «Всё настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит "выступление большевиков"». Он предупреждал против повторения «отвратительных сцен 3–5 июля» и писал: «Вспыхнут… все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики — люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости». Он предлагал ЦК большевиков опровергнуть слухи о восстании, если этот ЦК не стал «орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков». (Н. Суханов, «Записки о революции», кн. VII, стр. 46–47). «Обезумевшим фанатиком» Горький считал Ленина.

Между тем, политическая и особенно техническая подготовка восстания шла на всех парах. 21 октября большевики созвали собрание полковых и ротных комитетов всех частей армии и флота столицы. На собрании доклад о «текущем моменте» сделал Троцкий. Результат: «21 октября Петербургский гарнизон окончательно признал единственной властью Совет, а непосредственным начальствующим органом Военно-революционный комитет» (Суханов, там же, стр. 86). Свидетель Суханов утверждает: «Уже 21 октября Временное правительство было низвергнуто, и его не существовало на территории столицы…» (там же, стр. 95). 22 октября Петроградский Совет документально подтвердил, что властью в столице является не Керенский, а Троцкий. В этот день Совет разослал по всем частям гарнизона телефонограмму, в которой говорилось: «Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, не действительны» (там же, стр. 101). Одновременно Военно-революционный комитет выпускает прокламацию и к населению Петрограда:

«В интересах защиты революции… нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждению их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, неприкосновенны» (там же, стр. 109).

Это уже было начало открытого восстания, руководимого из комнаты 18 Смольного института (там помещалась большевистская фракция Совета).

Почему же в этих условиях бездействовало правительство? Может быть, надо было много сил, чтобы изолировать обитателей комнаты 18? Суханов уверенно свидетельствует: «Хороший отряд в пятьсот человек был совершенно достаточен, чтобы ликвидировать Смольный со всем его содержанием» (там же, стр. 109). У Временного правительства, однако, не только не было воли к власти, но даже воли к жизни. Даже его вернейшая опора — Петропавловская крепость, — которая отказалась принять и признать комиссара Троцкого, после доклада Троцкого на собрании гарнизона перешла на сторону большевиков. Гарнизон Петропавловска почти единогласно принял резолюцию о советской власти и о своей готовности восстать против правительства. В крепости было около 100 тысяч винтовок. Одной речью Троцкого большевики заполучили эти 100 тысяч винтовок. Ленин был прав. Переворот в Петрограде не только созрел, но и перезрел.

Заседание ЦК, которое дало последние директивы по проведению переворота, состоялось 24 октября 1917 г. На нем отсутствуют Ленин, Зиновьев, Сталин, но присутствуют Каменев, Дзержинский, Ногин, Ломов, Милютин, Иоффе, Урицкий, Бубнов, Свердлов, Троцкий, Берзин — всего 11 членов из 24.

Протокол этого заседания начинается с указания: «т. Каменев предлагает, чтобы сегодня без особого постановления ЦК ни один член ЦК не мог уйти из Смольного. Принято» («Протоколы ЦК…», стр. 119). Таким образом, Каменев, голосовавший против восстания, теперь, когда решается его судьба, стал вместе с Троцким и Свердловым во главе восстания. Причины неприсутствия Сталина (вероятно, в редакции ЦО) и Зиновьева неизвестны. Ленин свое неприсутствие объяснил в письме к Свердлову от 23 октября так: «На пленуме мне, видно, не удастся быть, ибо меня «ловят» («Октябрьское вооруженное восстание», Москва, 1957 г., стр. 66). На заседании происходит распределение членов ЦК по главным пунктам и объектам восстания. Назначаются: Бубнов на железные дороги, Дзержинский — на почту и телеграф, Милютин — организация продовольственного дела, Свердлов — наблюдение за Временным правительством, Ломов и Ногин — связь с Москвой, Каменев и Берзин — ведение переговоров с левыми эсерами. По предложению Троцкого, решено создать запасной штаб восстания в Петропавловской крепости (постоянную связь с крепостью должен поддерживать Свердлов). В связи с этим решено снабдить всех членов ЦК пропусками в крепость («Протоколы ЦК…», стр. 119–121). Имя и функция Сталина, равно как и Зиновьева, в Протоколе не упоминаются.

Того же 24 октября 1917 года Ленин обратился со своим последним перед переворотом письмом в ЦК. В этом письме он писал:

«Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство… нельзя ждать!! Можно потерять всё!!.. Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало. Промедление в выступлении смерти подобно» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 435–436).

Это письмо Ленина на заседании ЦК не обсуждалось. Оно, видно, опоздало, так как ЦК уже решил начать восстание, как мы уже видели выше. Ленин явился в Смольный уже в разгаре подготовки восстания. Официальный историк пишет: «До позднего вечера 24 октября Ленин вынужден был оставаться на конспиративной квартире. Волнуясь за исход восстания, он трижды направлял Фофанову с письмами… для передачи их в ЦК… Поздним вечером пришел связной ЦК Эйно Рахья… Ленин тотчас же принял решение идти в Смольный: переменил одежду, завязав щеку платком, надел парик, старую заношенную кепку и поздно вечером покинул последнюю конспиративную квартиру» («История КПСС», там же, стр. 322).

Тем временем, по свидетельству Троцкого, Военно-революционный комитет разработал тактическую схему завоевания столицы. Он говорит: «Город разбит на боевые участки, подчиненные своим ближайшим штабам. На важнейших пунктах сосредоточены бойцы Красной гвардии. Они приведены в связь с войсками по соседству, где охранные роты стоят наготове. Цели каждой отдельной операции и силы, необходимые для этого, утверждены заранее» (Троцкий, цит. пр., стр. 664).

Как прошло само восстание, рассказывает свидетель Суханов:

«Сопротивление не было оказано. Начиная с двух часов ночи, небольшими силами, выведенными из казарм, были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство. Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смену караулов в политически важных центрах города… начавшиеся решительные операции были совершенно бескровны; не было зарегистрировано ни одной жертвы… Город был совершенно спокоен» (Суханов, там же, стр. 160).

Утром 25 октября Керенский уехал на Северный фронт, чтобы привести в Петроград верные правительству части (большевики пишут, что Керенский бежал на машине с американским флагом), но восстание развивается успешно и без сопротивления. В 2 часа 35 минут Ленин и Троцкий на экстренном заседании Петроградского Совета в Смольном торжественно объявляют о переходе власти в руки Советов в лице Военно-революционного комитета. Некоторые министры арестованы, другие во главе с новым «диктатором», заместителем Керенского М. Н. Кишкиным засели в Зимний дворец и сопротивляются. Их защищают юнкера и женский ударный батальон. Военно-революционный комитет предлагает им сдаться без боя, но они не сдаются. Тогда знаменитый крейсер «Аврора» в 9 часов 40 минут вечера делает свой символический холостой выстрел. Это приказ Красной гвардии штурмовать Зимний дворец. Завязался короткий бой, в результате которого Зимний дворец капитулирует. Большевистский октябрьский переворот совершился. Жертвы переворота: 6 убитых и 50 раненых («История КПСС», там же, стр. 328).

В ЦК обсуждается вопрос о составе первого советского правительства. Троцкий вспоминает: «Надо формировать правительство. Нас несколько членов ЦК».

Летучее заседание в углу комнаты. «- Как назвать? — рассуждает вслух Ленин. Только не министрами: гнусное, истрепанное название». Троцкий предлагает министров назвать «народными комиссарами», а правительство «Советом народных комиссаров»:

«— Совет народных комиссаров? — подхватывает Ленин, — это превосходно: ужасно пахнет революцией».

Троцкий продолжает: «На другой день на заседании ЦК партии Ленин предложил назначить меня председателем Совета народных комиссаров. Я привскочил с места с протестом — до такой степени это предложение показалось мне неожиданным и неуместным.

«— Почему же? — настаивал Ленин: — вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть», — я предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, Берлин, 1930, стр. 60–61).

Соответствующий протокол ЦК Сталин не разрешал опубликовывать, не опубликован он и до сих пор, но ЦК никогда и не опровергал вышеприведенное утверждение Троцкого. Что Троцкий был из всех членов ЦК наиболее последовательным сторонником Ленина в Октябрьской революции — это подтверждают решительно все документы эпохи. Даже Сталин писал в первую годовщину Октябрьской революции:

«Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и, главным образом, т. Троцкому» (Л. Троцкий, там же, стр. 233).

Джон Рид в своей знаменитой книге «10 дней, которые потрясли мир» как о вождях Октября говорит только о Ленине и Троцком. Он отмечает, в полном согласии с протоколом ЦК, что с самого начала «из интеллигентов за восстание стояли только Ленин и Троцкий» (Джон Рид, «10 дней, которые потрясли мир», Москва, 1957, стр. 53).

В предисловии к этой книге Ленин написал, что «она дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий». Все, что здесь доказывается о роли Троцкого, кажется просто излишним.

Но вот в 1968 году в СССР вышла книга академика И. И. Минца в двух томах (2065 стр.!) «История Великого октября», где на стр. 954 о Троцком сказано: «Хотя Троцкий и голосовал за резолюцию о восстании, он не признавал его необходимости, практически его не готовил, никакого участия в разработке плана восстания не принимал». Уже одна эта цитата достаточно ярко характеризует всю фальшь и историческую субъективность всей советской историографии об Октябрьской революции, главой которой является Минц.

Однако при всем сказанном, при анализе Октябрьской революции все-таки нельзя упускать из виду выдающееся значение в революции той партийной машины, которую создал!» большевики. Порою эта машина действует и без Ленина и даже через голову Ленина, не говоря уже о Троцком.

25 октября (7 ноября) в 10 часов 45 минут вечера открылся II съезд Советов. Открыл его член бюро ЦИК Советов меньшевик Ф. Дан (Церетели и Чхеидзе уехали отдыхать на Кавказ в самый ответственный период революции). На съезде присутствуют 670 делегатов: 300 большевиков, 193 эсера (из них 169 левых), 68 меньшевиков, 14 объединенных интернационалистов, 10 членов Польской партии социалистов (ППС) и Польской партии социал-демократов (ПС-Д), 49 других партий и 36 беспартийных («Второй Всероссийский съезд Советов», Гиз, 1928, стр. 170, 171; см. также Ленин, Собр. соч., 3-е изд. т. XXII, стр. 574).

Избирается президиум: 14 большевиков, 7 эсеров, 3 меньшевика и 1 интернационалист из группы «Новой жизни» Горького. Джон Рид пишет:

«После этого старый ЦИК покидает трибуну и его место занимают Троцкий, Каменев, Луначарский, Коллонтай, Ногин… Весь зал встает, гремя рукоплесканиями. Как высоко взлетели они, эти большевики — от непризнанной и гонимой секты всего четыре месяца назад и до величайшего положения рулевых великой России» (Джон Рид, там же, стр. 91).

Каменев оглашает повестку дня: 1. Организация власти, 2. Декрет о мире, 3. Декрет о земле.

Большевистские лидеры потребовали от съезда санкции происшедшего переворота (Ленин в первый день съезда не присутствовал). В ответ на это меньшевики и эсеры (кроме левых), огласив декларацию протеста «против военного заговора и захвата власти» большевиками, ушли со съезда. Это сразу превратило большевиков из меньшинства (300 из 670 делегатов) в подавляющее большинство (300 из 578). Суханов совершенно прав был, когда писал:

«Уход со съезда меньшевиков и эсеров сильно упростил и облегчил положение Ленина и Троцкого. Теперь никакая оппозиция не путалась в ногах при создании пролетарского правительства» (Суханов, там же, стр. 239).

Что это было так, показывают результаты голосования по декретам: воззвание о переходе власти к Советам было принято всеми голосами против 2 при 12 воздержавшихся. Второе и последнее заседание происходило с 9 вечера 26 октября до 5 часов 15 минут утра 27 октября. На этом заседании Ленин сделал два доклада — 1) о мире и 2) о земле. Был принят «декрет о мире», согласно которому новое правительство обязывалось обратиться ко всем воюющим народам о заключении «немедленного мира без аннексий и контрибуций», для чего предлагалось объявить трехмесячное перемирие. По вопросу о земле был принят декрет, целиком переписанный из программы эсеров (переход земли без выкупа к крестьянам через местные крестьянские комитеты) (Ленин, Собр. соч., 3-е изд. т. XXII, стр. 13–23).

Суханов иронизировал: «И досталось же Ленину за этот дневной грабёж. Эсеры кричали: хорош марксист, травивший нас 15 лет за нашу мелкобуржуазность и ненаучность с высоты своего величия и осуществивший нашу программу, едва захватив власть! А Ленин огрызался: хороша партия, которую надо было прогнать от власти, чтобы осуществить ее программу» (Суханов, там же, стр. 257).

Принимая эсеровскую программу по земельному вопросу, Ленин знал, что он делал. Россия была крестьянской страной (80 % населения составляло крестьянство). Только та политическая партия имела шансы удержаться у власти, которая провозгласит именно эсеровскую программу законом (большевистская аграрная программа требовала национализации земли, что и было осуществлено потом, когда власть укрепилась). Макиавеллианец до мозга костей, Ленин был убежден, что цель (власть) оправдывает средство (плагиат эсеровской программы). Впрочем, сам Ленин ссылался на демократию. В докладе о земле он заявил:

«Здесь раздаются голоса, что сам декрет составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов (тут речь идет о наказе крестьянского съезда Советов. — А. А.), хотя бы мы с ними были не согласны» (Ленин, там же, стр. 23).

Съезд постановил также «Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров» (Ленин, там же, стр. 25). Слово «Временное» и ссылка на Учредительное собрание было тактической данью времени — только так могли большевики рассчитывать на утверждение своего однопартийного правительства даже II съездом Советов, где они были в большинстве. (Уже в январе 1918 г., на III съезде Советов, ссылки на «временное» и Учредительное собрание были исключены (Ленин, там же, стр. 575).

В состав правительства вошли члены ЦК большевиков — Ленин (председатель), Троцкий (народный комиссар иностранных дел), Рыков (народный комиссар по внутренним делам), Милютин (земледелия), Ногин (торговли и промышленности), Ломов (юстиции), Сталин (по делам национальностей), бывшие члены ЦК — Шляпников (труда), Теодорович (продовольствия), Глебов-Авилов (почты и телеграфа). По делам военным и морским был создан комитет в составе трех военных работников ЦК — Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко. Бывший межрайонец из большевиков — Луначарский — стал народным комиссаром просвещения.

Каменев и Зиновьев в состав правительства не были включены, но получили руководящие должности: Каменев стал председателем советского парламента — ВЦИК Советов, а Зиновьев — главным редактором органа ВЦИК — «Известий» (потом Зиновьев стал вместо Троцкого председателем Петроградского Совета).

Состав правительства от имени большевистской фракции был оглашен Каменевым. Суханов, входивший в группу Мартова (она осталась на съезде), был участником заседания 26 октября, на котором утверждались члены правительства. Он пишет, что из оглашенных лиц «аудитории были знакомы только Ленин, Троцкий и Луначарский. Их имена она встречает шумными аплодисментами» (Суханов, там же, стр. 262).

Последним вопросом были выборы Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) Советов. Партийный состав ВЦИК Советов оказался таким: всего членов ВЦИК — 101 человек; 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 социал-демократов интернационалистов, 3 от украинской социалистической партии и 1 эсер-максималист. Было принято постановление, что ВЦИК должен быть пополнен за счет представителей партий и групп, ушедших со съезда (меньшевиков и эсеров), но этого никогда не случилось (Ленин, там же, стр. 575).

Подводя итоги революции, надо поставить следующий главный вопрос: большевики утверждают, что Октябрьская революция была совершена как социалистическая революция, в отличие от Февральской буржуазной революции. Так ли это? Иными словами, являлась ли Октябрьская революция по своей объявленной программе революцией социалистической? На этот вопрос приходится ответить категорическим: нет! Возьмите «Апрельские тезисы» Ленина, являющиеся программой большевистской революции. Что там сказано о «социалистической революции»? Ни слова. Там сказано, что своеобразие текущего момента в России заключается в переходе от первого этапа революции, давшей власть буржуазии, ко второму этапу, который даст власть пролетариату и беднейшему крестьянству. Там не сказано, что новая власть будет ставить перед собою социалистические задачи. Цели и задачи новой «пролетарской», «советской» власти в «Апрельских тезисах» сведены к следующим пунктам:

1. мир;

2. конфискация помещичьих земель в пользу крестьянства;

3. контроль советского государства над производством;

4. слияние всех банков в один национальный банк и контроль над ними.

Все эти требования вполне укладываются в рамки любой радикальной буржуазной революции. Они могли быть с успехом проведены и Временным правительством, опирающимся на Советы (даже контроль над производством — вполне нормальная вещь во время большой войны). Да и сам Ленин писал в тех же «Апрельских тезисах»:

«Не "введение" социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны Советов за общественным производством и распределением продуктов» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 116).

Правда, в «Тезисах» есть и два «социалистических» пункта, которые, однако, остались невыполненными и через 52 года после революции. Эти пункты гласят:

«устранение полиции, армии, чиновничества»,

«плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего» (там же, стр. 115).

Может быть, если не Ленин, то ЦК большевиков проповедовал «социалистическую революцию» и «социализм»? Вот свидетельство Суханова: «Большевики говорили: "У богачей всего много, у бедных ничего нет. Все будет принадлежать беднякам, все будет поделено между ними. Это говорит ваша собственная рабочая партия, единственная партия, которая борется с богачами и их правительством за землю, мир и хлеб…" Но возникает деликатный вопрос: был ли социализм в этой "платформе"? Не пропустил ли я социализма? Приметил ли я слона?… Нет, я констатирую, что о социализме, как цели и задачи советской власти большевики в прямой форме тогда не твердили массам, а массы, поддерживая большевиков, и не думали о социализме» (Суханов, там же, стр. 24).