Глава 30. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ГИБЕЛЬ ЦК

Глава 30. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ГИБЕЛЬ ЦК

После разгрома «правой оппозиции» ЦК признал Сталина единственным лидером партии. Празднование его пятидесятилетия (21 декабря 1929 г.) было произведено с такой помпой, с какой когда-то чествовали римских триумфаторов или византийских императоров. Тогда же появилась и пресловутая формула: «Сталин — это Ленин сегодня». Ошибочно приняв эти восторженные похвалы по своему адресу за отказ ЦК от своего суверенитета, Сталин отважился на шаг, который никогда не позволял себе даже Ленин. Через шесть дней после юбилейных торжеств — без ведома не только ЦК, но и Политбюро — Сталин объявил 27 декабря 1929 года новую революцию сверху: насильственную «сплошную коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса». Хотя это единоличное решение Сталина и было задним числом одобрено в постановлении ЦК от 5 января, но одновременно Сталину дали понять, что он не наделен прерогативами единоличной власти. Более того, когда начались массовые антиколхозные восстания, то ЦК заставил Сталина, во-первых, написать статью («Головокружение от успехов»), в которой он, по существу, вынужден был признать ошибочной свою установку (в речи от 27 декабря) на немедленную насильственную коллективизацию (теперь он писал: «нельзя насаждать колхозы силой»), во-вторых, в новой статье («Ответ товарищам колхозникам») открыто дисквалифицировать самого себя, как претендента в диктаторы. Вот соответствующее место из второй статьи Сталина: «Иные думают, что статья "Головокружение от успехов" представляет результат личного почина Сталина. Это, конечно, пустяки. Не для того у нас существует ЦК, чтобы допускать в таком деле личный почин кого бы то ни было. Это была глубокая разведка ЦК. И когда выяснились глубина и размеры ошибок, ЦК не замедлил ударить по ошибкам всей силой своего авторитета» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 311–312). Мстительный, злопамятный, но всегда терпеливый, когда это требовала его конечная цель, Сталин хорошо запомнит Центральному Комитету эту свою дисквалификацию. Однако и тут Сталин верен себе: публичное самоунижение нужно было ему, чтобы усыпить бдительность того же ЦК и выиграть время для завершения подготовительной работы по его уничтожению — политическому и физическому. Сталин постарался провести эту операцию уже над ЦК, избранным на XVI съезде (1930 г.), но встретил неожиданное серьезное сопротивление даже среди собственных учеников («Право-левацкий блок Сырцова-Ломинадзе»), не говоря уже о присутствовавших в его членском составе лидерах бывшей «правой оппозиции». С этим Сталин мог и не считаться, если бы не выяснились более решающие обстоятельства: три столба режима, на которые опиралась «диктатура пролетариата» — армия, полиция и местный партаппарат — оказались не готовы признать над собою личную диктатуру. Поэтому на протяжении всего периода времени от XVI до XVII съезда Сталин занимался созданием организационных, собственно кадровых предпосылок к запланированному им единовластию. Значительный шаг вперед в этом направлении Сталин сделал на XVII съезде. ЦК, избранный на этом съезде, состоял из чистокровных сталинцев, из тех, кто активно помогал Сталину громить все оппозиции и устанавливать свое единоличное лидерство. В его членском составе не было никого из «гвардии Ленина». Зиновьева и Каменева, сколько бы они ни каялись, не выбирали в ЦК, а Бухарин, Рыков и Томский числились лишь в кандидатах. Однако и этот ЦК состоял в подавляющей своей части из убежденных последователей Ленина (в том смысле, что они были готовы признать Сталина своим лидером, но не диктатором. Диктатура, как при Ленине, должна была быть коллективной. Генсек выполняет решения ЦК и ему подотчетен, ему же подотчетны Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК. Словом, Сталин лишь «первый среди равных». В этом как раз и состояла суть нового конфликта. Внутренняя концепция власти Сталина, по крайней мере с тех пор, как умер Ленин, сводилась к следующей нефиксированной, но вполне логичной формуле: партией и государством при диктатуре может руководить лишь абсолютный диктатор, а им должен быть он сам. Сталин теперь окончательно убедился, что прийти к такой диктатуре можно, лишь физически уничтожив тех членов ЦК, которые будут противодействовать этому. Каждого члена и кандидата последнего суверенного ЦК (139 человек) Сталин «изучил по косточкам» (его же выражение на XII съезде). Не только на них, но и на всю элиту партии и государства в ЦК имелись секретные досье, называемые «учетными карточками», куда с 1922 г., с тех пор, как Сталин стал генсеком, заносились все «плюсы и минусы» каждого руководящего деятеля. Основу «учета» составляли два критерия: преданность большевизму и деловитость. С конца двадцатых годов критерии «учета» слегка «уточнили»: преданность Сталину и покорность. Сталин подсчитал, что абсолютное большинство состава преданного ему ЦК 1934 года — все-таки мыслит категориями вчерашнего дня, то есть явно непокорно. Он безошибочно установил и то, что к числу несогласных с его личной диктатурой принадлежат как раз наиболее идейные фанатики коммунизма и «ленинских принципов коллективного руководства». Сталин знал больше. Он знал, что в почти двухмиллионной партии наберется не менее миллиона коммунистов, которые действительно верят в коммунизм в духе его классиков (постепенное отмирание государства, то есть «диктатуры пролетариата», восстановление гражданских прав и политических свобод после ликвидации эксплуататорских классов, как это обещала Программа 1919 г.); верят, как и большинство ЦК, в святость «ленинских принципов коллективного руководства». Эту веру в них воспитал сам же Сталин, когда он в борьбе с претендентами на единоличное лидерство (из разных оппозиций) доказывал, что после Ленина партией и государством не может руководить одно лицо, руководство может и должно быть только коллегиальное. Правда, для Сталина эта популярная в партии доктрина «коллективного руководства» (впервые провозглашенная Троцким в день смерти Ленина) была и тогда лишь тактическим лозунгом, призванным замаскировать его диктаторские замыслы, но партия, как и ЦК, тактику Сталина ошибочно принимала за его программу. Даже разгромив три оппозиции и проведя четыре чистки (первая чистка вузовских и учрежденческих ячеек 1925 г., вторая чистка деревенских парторганизаций 1926 г., третья — генеральная чистка 1929–1930 гг., четвертая — генеральная чистка 1933 г.), чтобы превратить партию в «голосующее стадо» (выражение Троцкого), а ЦК сделать совещательной коллегией при генсеке, Сталин все же ни той, ни другой цели не достиг. Наоборот, уже тот ЦК, который был создан на XVI съезде после разгрома последней — «правой» — оппозиции, доказал Сталину, что среди его собственных соратников и учеников есть люди, которые полны решимости не допустить его диктатуры. Когда диктаторские замыслы Сталина стали более явными, то члены этого ЦК, один за другим, возглавили новые оппозиционные группы: 1) группа Сырцова-Ломинадзе; 2) группа А. П. Смирнова (в нее входили видные деятели партии и герои гражданской войны Эйсмонт и Толмачев, за связь с этой группой были еще раз осуждены члены ЦК Рыков и Томский и кандидат ЦК Шмидт); 3) группа Н. А. Скрыпника (украинские «национал-коммунисты»). Вне ЦК, но среди актива партии, образовалась антисталинская группа вокруг старого большевика, бывшего кандидата ЦК М. Н. Рютина и видных теоретиков партии Астрова и Слепкова. Вывод из всего этого для Сталина был ясен: бескровные чистки к заветной цели не ведут. Надо подготовить чистки кровавые. Подготовку к таким чисткам в такой догматической партии, как большевистская, надо начинать с провозглашения новых догм. Сталин так и поступил. На январском пленуме ЦК (1933) он подверг ревизии учение Маркса, Энгельса и Ленина о постепенном отмирании государства. Сталин заявил, что «отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 394, 1947). Сталина мало заботило, что этой его «диалектической логике» не хватает простой человеческой логики. Зато пусть знают все: страна отныне вступает в эру «максимального усиления» очищенной партаппаратной и обновленной полицейской власти, опираясь на которую он решил ликвидировать ЦК. На XVII съезде он дал идеологическое обоснование и другой догме — о перманентности чисток из-за перманентности классовой борьбы. Вот новый образец «диалектической логики» Сталина в этой связи. Он заявил: «Если на XV съезде партии приходилось доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого… Партия сплочена теперь воедино, как никогда раньше…» (Сталин, там же, стр. 465–466). Какой же вывод сделал Сталин? Вывод его был не только неожиданным, но и странным. Он сказал: «Левые открыто присоединились к контрреволюционной программе правых, для того, чтобы составить с ними блок и повести совместную борьбу против партии… Бесклассовое общество не может прийти в порядке самотека… Его надо завоевать… путем усиления органов диктатуры пролетариата… уничтожения классов в боях с врагами… Наша задача систематически разоблачать идеологию и остатки идеологий враждебных ленинизму течений» (там же, стр. 475, 476). Таким образом, торжественно доложив съезду, что левые и правые уже ликвидированы и бить тоже больше некого, Сталин сообщает только ему одному известную новость: образовался «блок левых и правых» против партии и поэтому «систематически надо разоблачать» его идеологию. Кого же Сталин считает участниками подобного блока? Абсолютное большинство членов и кандидатов ЦК и делегатов данного XVII съезда, но они об этом узнают только через три года, когда очутятся в подвалах НКВД. Наконец, на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 г. Сталин огласил третью догму: чем больше побеждает социализм, тем острее становится классовая борьба; следовательно, даже после ликвидации антагонистических классов классовая борьба продолжается. Вот эти три догмы, объявленные на пленумах ЦК и на съезде партии, ими же утвержденные, и служили Сталину для идеологического обоснования предстоящей физической ликвидации ленинской партии, ленинского ЦК и организации «Великой чистки» по всей стране.

Параллельно этой идеологической войне против мнимых «врагов народа» шла и глубоко засекреченная организационная подготовка аппарата ЦК (Ежов, Маленков, Каганович) и нового руководства НКВД (Ягода) к предстоящей чистке. Однако, чтобы начать ее, нужно было иметь какой-нибудь катастрофический «казус белли». XVII съезд доказал Сталину, что надо торопиться с созданием такого «казус белли», если он не хочет лишиться должности генсека. Мы имеем на этот счет официальное свидетельство, напечатанное на страницах газеты «Правда» после XXII съезда. Оно исходит от случайно уцелевших старых большевиков, делегатов XVII съезда, таких как, например, Г. Петровский. Вот это свидетельство в изложении делегата XVII съезда Л. С. Шаумяна: «К этому времени (к 1934 г. — А. А.) уже начал складываться культ личности Сталина… Сталин попирал принципы коллегиального руководства, злоупотребляя своим положением. Ненормальная обстановка, складывавшаяся в связи с культом личности, вызывала тревогу у многих коммунистов. У некоторых делегатов съезда, как выяснилось позже, прежде всего у тех, кто хорошо помнил Ленинское "Завещание", назревала мысль о том, что пришло время переместить Сталина с поста генерального секретаря на другую работу. Это не могло не дойти до Сталина. Он знал, что для дальнейшего укрепления своего положения, для сосредоточения в своих руках большей единоличной власти, решающей помехой будут старые ленинские кадры» (газета «Правда», 7 февраля 1964 г., подчеркнуто нами. — А. А.). Кто же были эти «некоторые делегаты», считавшие, что пора, наконец, выполнить требование Ленина о смещении Сталина с поста генсека? Названные в статье Л. С. Шаумяна имена старых большевиков не оставляют сомнения, о ком идет речь. Это как раз те, с которыми Сталин расправился в первую очередь. Вот они: Косиор, Постышев, Чубарь, Орджоникидзе, Яковлев, Варейкис, Бубнов, Рудзутак, Каминский, Эйхе, Тухачевский, Блюхер, Бауман, Зеленский, Серебровский, Угаров, Гринько, Косарев, сестра Ленина М. Ульянова и вдова Ленина Крупская. Кто же должен заменить Сталина? На этот счет в партии не было двух мнений. Его должен был заменить тот, кто по количеству голосов, полученных при тайных выборах в ЦК, стоял на первом месте, далеко впереди самого Сталина, а во все три исполнительных органа ЦК (в Политбюро, Оргбюро, Секретариат) был избран единогласно — Сергей Миронович Киров. Косвенно это подтверждает и Шаумян, когда говоря о речи Кирова на XVII съезде, характеризует его, как «любимца всей партии».

«Казусом белли» для уничтожения ЦК и организации «Великой чистки» Сталин и избрал убийство 1 декабря 1934 г. этого «любимца всей партии» — Кирова. Кто его убил? Существующий сейчас в СССР неосталинский режим не хочет отвечать на этот вопрос, ибо ответить на него — значило бы юридически зафиксировать, что организатором нынешней КПСС был величайший в истории уголовный преступник. Поэтому комиссию ЦК по расследованию роли Сталина в убийстве Кирова, комиссию, полномочия которой были подтверждены на двух съездах — на XX и XXII — послехрущевское руководство распустило. Однако в докладах ЦК на этих съездах (на основании архивов ЦК и НКВД и показаний случайно уцелевших свидетелей) содержались некоторые весьма важные факты, связанные с этим убийством.

Приведем здесь соответствующие места этих докладов:

1) В докладе ЦК на XX съезде (1956 г.) «О культе личности и его последствиях» сказано: «Необходимо заявить, что обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого тщательного исследования. Есть причины подозревать, что убийце Кирова — Николаеву — помогал кто-то из людей, в обязанности которых входила охрана личности Кирова. За полтора месяца до убийства, Николаев был арестован из-за подозрительного поведения, но был выпущен и даже не обыскан. Необычайно подозрительно и то обстоятельство, что когда чекиста, входившего в состав личной охраны Кирова, везли на допрос 2 декабря 1934 г., то он погиб во время автомобильной «катастрофы», во время которой не пострадал ни один из других пассажиров машины. После убийства Кирова, руководящим работникам ленинградского НКВД были вынесены очень легкие приговоры, но в 1937 году их расстреляли. Можно предполагать, что они были расстреляны для того, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова» (Н. С. Хрущев, Речь на закрытом заседании XX съезда КПСС, стр. 18, Мюнхен, 1956).

2) В заключительном слове по Отчетному докладу ЦК на XXII съезде по тому же вопросу делегатам было доложено следующее: «Начало массовым репрессиям было положено после убийства Кирова… Обращает на себя внимание тот факт, что убийца Кирова раньше дважды был задержан чекистами около Смольного и у него было обнаружено оружие. Но по чьим-то указаниям оба раза он освобождался. И вот этот человек оказался в Смольном с оружием в том коридоре, по которому обычно проходил Киров. И почему-то получилось так, что в момент убийства начальник охраны Кирова (Борисов. — А. А.) далеко отстал от Кирова, хотя он по инструкции не имел права отставать на такое расстояние от охраняемого… Когда начальника охраны Кирова везли на допрос, а его должны были допрашивать Сталин, Молотов и Ворошилов, то по дороге, как рассказал потом шофер этой машины, была умышленно сделана авария теми, кто должен был доставить начальника охраны на допрос. Они объявили, что начальник охраны погиб в результате аварии, хотя на самом деле он оказался убитым сопровождавшими его лицами… Затем расстреляли тех, кто его убил… Это продуманное преступление. Кто это мог сделать? Сейчас ведется самое тщательное изучение этого сложного дела. Оказалось, что жив шофер, который вел машину, доставлявшую начальника охраны Кирова на допрос. Он рассказал, что когда ехали на допрос, рядом с ним в кабине сидел работник НКВД. Машина была грузовая (почему именно на грузовой машине везли этого человека на допрос… Видимо, все было предусмотрено заранее, в деталях). Два других работника НКВД были в кузове машины вместе с начальником охраны Кирова. Шофер рассказал далее. Когда они ехали по улице, сидевший с ним рядом человек вдруг вырвал у него руль и направил машину прямо на дом. Шофер выхватил руль из его рук и выправил машину, и она лишь бортом ударилась о стену здания. Потом ему сказали, что во время этой аварии погиб начальник охраны Кирова. Почему он погиб, а никто из сопровождавших его лиц не пострадал? Почему позднее оба эти работника НКВД, сопровождавшие начальника охраны Кирова, сами оказались расстрелянными? Значит, кому-то надо было сделать так, чтобы они были уничтожены, чтобы замести всякие следы» (XXII съезд КПСС. Стенографический отчет, т. II, стр. 583–584, 1961, Заключительное слово Хрущева).

Остается только уточнить докладчика ЦК и назвать имя того, кого он имел в виду: Сталин.

Во всей истории организации убийства Кирова чувствуется гениальная рука криминальных дел мастера Коба — Джугашвили (причем убийство при помощи автомобильных катастроф стало даже его излюбленным приемом — убийство Камо в 1922 г., убийство Борисова — начальника охраны Кирова в 1934 г. и убийство в 1948 г. еврейского режиссёра, народного артиста СССР С. М. Михоэлса). Впрочем, Сталин не особенно старался «заметать все следы» или отводить от себя всякие подозрения. Вот три интересных факта в этой связи: 1) Киров был убит 1 декабря 1934 г., в тот же день член редколлегии журнала «Большевик» (теперь «Коммунист») Г. Зиновьев направил некролог в редакцию «Правды», чтобы он появился 2 декабря, но Сталин запретил печатать его. Это значит, что Сталин, не начав еще следствия, уже знает, что Кирова «убили» зиновьевцы (об этом случае рассказал Прокурор СССР Вышинский на процессе Зиновьева, Каменева и др. в августе 1936 года); 2) после убийства Кирова Сталин уничтожил не только всех свидетелей убийства, но расстрелял без исключения и всех членов Бюро и Секретариата Ленинградского обкома во главе с Чудовым (второй секретарь, член ЦК), Угаровым, Смородиным, Позерном (все кандидаты ЦК), Шапошниковой (жена Чудова), то есть расстрелял всех близких и преданных Кирову друзей и коллег, которые могли знать о подозрениях самого Кирова и о фактах предыдущих попыток покушения на Кирова; 3) На процессе Бухарина-Рыкова-Ягоды и др. в марте 1938 г. Сталин вложил в уста Ягоды удивительное свидетельство против Кирова: «Рыков говорил мне о правых, о том, что кроме него, Бухарина, Томского, Угланова на стороне правых вся московская организация, профсоюзы, ленинградская организация. Из всего этого у меня создалось впечатление, что правые могут победить в борьбе с ЦК» (А. Я. Вышинский, Судебные речи, стр. 533, 1948, Москва). Другими словами, не только вся московская организация во главе с Углановым, но и вся ленинградская организация, во главе которой бессменно стоял с 1926 г. Киров, была в заговоре с «правыми», составили тот «блок», о котором Сталин столь таинственно говорил на XVII съезде.

Хотя убивая Кирова, Сталин тем самым убирал с пути своего важнейшего конкурента, но все-таки не это было его главной целью: террористический акт против «любимца всей партии» должен был явиться предлогом, тем самым «казус белли», о котором выше говорилось, чтобы открыть тотальный террор одновременно в трех сферах наверху — в ЦК, правительстве, генералитете, — а потом в самой партии и народе. Вечером того же 1 декабря 1934 г., то есть через пару часов после убийства Кирова, Сталин без решения Политбюро и без ведома Президиума ЦИК СССР (тогдашний советский «парламент»), предложил своему личному другу Авелю Енукидзе, секретарю Президиума ЦИК СССР (которого он, впрочем, тоже расстрелял через два года по этому же «закону») подписать следующий секретный «закон»: «1) Следовательским отделам предписывается ускорить дела обвиняемых в подготовке или проведении террористических актов. 2) Судебным органам предписывается не задерживать исполнения смертных приговоров, касающихся преступлений этой категории в порядке рассмотрения возможности помилования, так как Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР считает получение подобного рода прошений неприемлемым. 3) Органам комиссариата внутренних дел (НКВД) предписывается приводить в исполнение смертные приговоры преступникам упомянутой категории немедленно после вынесения этих приговоров» (Н. С. Хрущев, цит. соч., стр. 17).

Когда начались массовые аресты и почти каждому «врагу народа» предъявлялось обвинение в подготовке террористического акта против центральных или местных вождей (знаменитая ст. 58, пункт 8), а обвиняемые отказывались признавать себя «террористами», то Сталин издал и другой секретный «закон»: следователи НКВД имеют право подвергать различным видам пыток подследственных до тех пор, пока они не подпишут «чистосердечное признание». В ответ на недоумение местных партийных комитетов, что НКВД и после Ежова продолжает пытки арестованных, Сталин 20 января 1939 г. направил местным органам шифрованную телеграмму, в которой говорилось: «ЦК ВКП(б) поясняет, что применение методов физического воздействия в практике НКВД, начиная с 1937 года, было разрешено ЦК

ВКП(б)… ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае, как допустимый и правильный метод» (Хрущев, там же, стр. 27).

Прелюдией к «Великой чистке» послужили два процесса: один процесс над мифическим «Ленинградским террористическим центром», в состав которого были включены 13 человек бывших зиновьевцев из Ленинградского губкома комсомола во главе с Котолыновым и Леонидом Николаевым, который никогда не был зиновьевцем, а считался сталинцем. Другой процесс — над столь же мифическим «Московским террористическим центром», во главе которого были поставлены Зиновьев и Каменев. Процесс над «Ленинградским террористическим центром» 29 декабря 1934 года провалился — никто из подсудимых, в том числе и Николаев, не признал себя членом несуществовавшего центра. Тем не менее, их всех расстреляли в день приговора — 29 декабря, как членов такого «центра», действовавшего якобы по поручению главного центра — «Московского террористического центра». Над Зиновьевым и Каменевым происходили один за другим два процесса. Первый процесс происходил 15–16 января 1935 г. Вместе с ними судили и некоторых старых большевиков, их личных друзей, а также группу неизвестных лиц, как их соучастников. Зиновьев сказал, что этих людей, которые сидят вместе с ним на скамье подсудимых, как члены его «Московского террористического центра», он впервые в жизни увидел здесь, на суде (потом стало известно, что эти «неизвестные лица» оказались агентами-провокаторами НКВД, которые должны были выступить на суде с показаниями против Зиновьева и Каменева, что они и делали весьма усердно).

Разумеется, Зиновьев и Каменев категорически отводили «чистосердечные показания неизвестных лиц», которые утверждали, что зиновьевцы уговаривали их убивать вождей партии. Столь же категорически Зиновьев и Каменев отрицали существование какого-либо террористического центра, но поскольку расстрелянные по делу Николаева лица когда-то были их сторонниками, то Зиновьев и Каменев признали себя «морально» виновными — за это им дали сроки — Зиновьеву 8 лет, а Каменеву пять лет тюрьмы. На втором процессе, в августе 1936 года, Зиновьев и Каменев говорили все, что Сталин хотел от них слышать… Истинным организатором ежовщины, был собственно не Ежов, а Сталин в Кремле и Зиновьев с Каменевым в подвале Лубянки. В трусливой надежде купить свою жизнь у Сталина, они стали главным орудием его чудовищного заговора против народа. Но организовал Сталин ежовщину или «Великую чистку», опираясь на два учреждения: Политбюро и НКВД.

Ко времени убийства Кирова Политбюро состояло из 11 членов — Сталин, Киров, Молотов, Орджоникидзе, Каганович, Ворошилов, Андреев, Куйбышев, Калинин, Косиор, Чубарь; из 6 кандидатов — Микоян, Постышев, Рудзутак, Петровский, Эйхе, Шверник. Первый вопрос, который встал перед Сталиным еще до убийства Кирова, гласил: кто же из названных членов и кандидатов Политбюро способен безоговорочно и при всех условиях поддержать и провести в жизнь его план «Великой чистки»? Судя по советским разоблачениям и в свете объективных фактов самих последующих событий ясно, что из числа членов Политбюро Сталина активно и безоговорочно поддержали лишь следующие лица — Молотов, Каганович, Ворошилов, Андреев и в меньшей степени Калинин. Другие члены — Киров, Орджоникидзе, Куйбышев, Косиор, Чубарь не поддержали Сталина. Их Сталин ликвидировал. Из числа кандидатов Сталина безоговорочно и активно поддержали — Микоян и Шверник, другие кандидаты — Постышев, Рудзутак, Эйхэ, Петровский не поддержали Сталина. Их Сталин тоже ликвидировал (но Петровский остался в живых). Однако до самой ежовщины (1937–1938) Сталин никого из них не трогал. Только были приняты такие меры, которые гарантировали Сталина против каких-либо «внезапностей» с их стороны. Сталинская часть Политбюро, как и во времена Троцкого, создала «Политбюро в Политбюро», чтобы изолировать от большой политики лиц, подлежащих к ликвидации.

Ровно через два месяца после убийства Кирова и через две недели после первого суда над Зиновьевым и Каменевым, 1 февраля 1935 г., состоялся пленум ЦК партии. На этом пленуме были приняты три организационных решения, которые внешне как будто не имели никакой связи с будущей чисткой, но на деле представляли собой важный шаг к организации «Великой чистки». Это были следующие решения: вместо Кирова в члены Политбюро был введен Микоян и секретарем ЦК партии по НКВД был назначен Ежов. Ежов одновременно был назначен и верховным судьей партии — председателем комиссии партийного контроля при ЦК. Жданов, назначенный преемником Кирова по Ленинграду, был сделан кандидатом в члены Политбюро (в 1936 г. он и Ежов были переведены в члены Политбюро).

Второй процесс Зиновьева и Каменева готовился очень тщательно. Сталин, Ягода, Ежов и Вышинский много поработали, чтобы удался этот процесс. От исхода процесса Зиновьева и Каменева зависело, как и в каком объеме Сталин может осуществить задуманный план «Великой чистки». Следователям были даны указания (в числе следователей были сам нарком Ягода и будущий нарком Ежов) обещанием любых благ и допущением любых угроз (но без физических пыток) заставить Зиновьева и Каменева заявить перед открытым Верховным Судом, что Киров был убит по их прямому указанию совместно с Троцким и что они готовились убивать и других вождей партии, чтобы захватить власть в стране. Зиновьеву и Каменеву дали понять, что они могут быть расстреляны без всякого суда, но что в их же интересах принять предложенный им план процесса, в этом случае ЦК и Сталин гарантируют им жизнь, а члены их семей будут освобождены из-под ареста.

После долгого сопротивления и после разрешенной им беседы наедине в камере Зиновьев и Каменев сдались и потребовали свидания с членами Политбюро для подтверждения условий, на которых они сдаются. Сталин знал, что не все члены Политбюро, если узнают из уст Зиновьева и Каменева суть дела и характер «сделки», могут согласиться устроить над ними судебную комедию. Поэтому, по предложению Сталина, Политбюро выделяет для свидания с арестованными лишь «комиссию», куда вошли только те, на которых Сталин мог положиться во всех отношениях — сам Сталин, Молотов, Микоян, Каганович, Андреев, Жданов и Ворошилов.

На встрече комиссии Политбюро с Зиновьевым и Каменевым Сталин подтвердил условия, которые им предложили их следователи, в том числе секретарь ЦК по НКВД Ежов. Рассказывали, что Зиновьев выразил опасения, что дав им сыграть ложную роль на процессе, их все-таки расстреляют, и поэтому потребовал от Сталина гарантий. На это Сталин ехидно заметил: «Если вы не верите Политбюро, то какие же вам гарантии, может быть, вы хотите гарантийное письмо из Женевы от Лиги Наций?» В самом деле, со стороны Зиновьева было сверхнаивно требовать каких-то гарантий от Сталина, допуская, что Сталин может их соблюдать. Свидание кончилось заключением «джентльменского соглашения»: Зиновьев и Каменев будут говорить все, что от них требуют, а Сталин и Политбюро им гарантируют жизнь. Состоялся открытый процесс в августе 1936 г., Зиновьев и Каменев, как и все другие подсудимые, виднейшие соратники Ленина — Евдокимов, Смирнов, Бакаев, Мрачковский — честно выполнили условия соглашения. Они рассказывали такие фантастические подробности подготовки убийства Кирова и намеченного убийства Сталина, что читая эти показания, признанные теперь и самим Кремлем ложными, невольно думаешь не только о величии режиссера этой трагикомедии, но и о выдающемся таланте ее актеров играть ложную, трагическую, самоубийственную роль с такой страстью и так убедительно. Да, они сдержали слово, но Сталин не сдержал. 24 августа суд приговорил всех к расстрелу, но была еще маленькая надежда: согласно советскому процессуальному праву, подсудимые имели время в 72 часа для подачи ходатайства о помиловании Президиуму ЦИК СССР, но уже 25 августа, то есть через 24 часа, Сталин предложил расстрелять их. Каменев умер храбро, но больного Зиновьева несли на расстрел на руках. Даже в эти предсмертные секунды он верил Сталину — «Ради Бога, товарищи, ради Бога, позвоните Сталину», — это были его последние слова. Александр Орлов рассказывает, что когда начальник личной охраны Сталина Паукер и другие участники казни Зиновьева и Каменева, восстанавливали перед Сталиным эту сцену смерти Зиновьева, то Сталин долго не мог успокоиться от взрывов хохота (A. Orlov, The Secret History of Stalin"s Crimes, p. 353, London. 1954). Сталин заставил Зиновьева и Каменева сослужить ему перед смертью еще одну службу. Они дали показания, что имели контакт как с группой Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, так и с группой троцкистов (Пятакова, Радека, Сокольникова, Раковского) для совместного шпионажа в пользу Гестапо, подготовки убийства вождей партии и организации захвата власти в Кремле. (Характерно, что в число якобы намеченных «заговорщиками» жертв, Сталин неизменно включал в первую очередь тех членов и кандидатов Политбюро, которые оставались скептиками — Косиор, Постышев, Чубарь, Рудзутак, Орджоникидзе, чтобы убедить их в необходимости «Великой чистки»). Когда группа Бухарина, находящаяся еще на воле, с возмущением начала отводить эти наговоры Зиновьева и Каменева и потребовала очной ставки с ними на заседании с Политбюро, то Сталин применил свой старый трюк: опять была назначена комиссия Политбюро в составе самого Сталина, Молотова, Кагановича и других, на которой должны были быть поставлены лицом к лицу зиновьевцы и бухаринцы. Но на этот раз Сталин блестяще провалился. На в упор поставленный Бухариным вопрос, Зиновьев начал отвечать уклончиво, а Каменев просто объявил, что из того, что говорил на следствии, ничего не помнит. Тем временем, Томский покончил жизнь самоубийством на своей даче в Болшево под Москвой. Считая это самоубийство как раз доказательством «нечистой совести» правых, Сталин предложил Прокуратуре СССР возбудить уголовное дело против Бухарина и Рыкова. Но когда вопрос, по требованию Бухарина и Рыкова, был поставлен на обсуждение сентябрьского пленума ЦК (1936 г.), то большинством голосов они были реабилитированы. Даже Ягода их поддержал. Сталин вынужден был идти на временное отступление. В газетах «Правда» и «Известия» 10 сентября 1936 г. появилась маленькая «хроника» на последней странице: дело против Бухарина и Рыкова за недоказанностью обвинения прекращено. Это была неправда, рассчитанная на успокоение ЦК и партии. Она была и вернейшей маскировкой подготовки уничтожения не столько группы Бухарина, сколько этого самого ЦК. Но для этой роли совершенно не подходил чекистский «педант» Ягода. Тут нужен был чекист абсолютного класса и абсолютной подлости. Ровно через месяц после расстрела Зиновьева и Каменева и через две недели после прекращения дела против бухаринцев члены Политбюро получили из Сочи от отдыхающих там Сталина и Жданова телеграмму от 25 сентября 1936 г. о необходимости назначения Ежова наркомом внутренних дел вместо Ягоды и о необходимости более широко развернуть чистку. В телеграмме сказано: «Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был бы назначен на пост народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя явно неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. ОГПУ отстает на четыре года в этом деле» (Хрущев, там же, стр. 18).

Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян, Андреев немедленно провели назначение Ежова. Заодно сняли и Рыкова с поста наркома связи СССР, назначив на его место впавшего в немилость Ягоду. Вот теперь, собственно, и началась «Великая чистка», названная «ежовщиной». Ежов занимал теперь одновременно посты: секретаря ЦК, председателя КПК при ЦК, члена Политбюро, члена Оргбюро, наркома внутренних дел в звании «Генерального комиссара государственной безопасности».

Задача Ежова — наверстать упущенное Ягодой за прошлые «четыре года». Ежов более или менее успешно провел два процесса: «троцкистского центра» Пятакова и «военного центра» Тухачевского. Но проведение третьего процесса — «правого центра» Бухарина — саботировал ЦК.

Решающей гласной проверкой настроений, мыслей и степени готовности членов ЦК поддержать или отвергнуть план «Великой чистки» явился февральско-мартовский пленум ЦК 1937 г. Главные вопросы пленума:

Доклад Сталина «О ликвидации троцкистских и иных двурушников».

Доклад Ежова «Об уроках, вытекающих из вредительской деятельности, диверсий и шпионажа японо-германских троцкистских агентов».

В своем докладе Сталин выдвинул на первый план свою уже упомянутую догму о законах классовой борьбы в советском обществе — он сказал, что тем больше наши успехи в строительстве социализма, чем ближе мы подходим к коммунизму, тем больше классовых врагов, тем сильнее обостряется классовая борьба. Отсюда Сталин делал тот вывод, что массовые репрессии органов власти против «врагов народа» не только неизбежны, но и вполне закономерны. Но так как «троцкистские двурушники» уже все были расстреляны, то Сталин и Ежов сосредоточили свой огонь по так называемым «иным двурушникам», а под этим шифром понимали не только бухаринцев, но и всех членов ЦК, противящихся чистке. После докладов Сталина и Ежова и ставится на обсуждение вопрос об исключении из кандидатов ЦК и об аресте Бухарина и Рыкова. Стало ясно, что Сталин хочет еще раз гласной проверки настроения членов пленума, кто и насколько готов его поддержать. Однако, по свидетельству послесталинского ЦК, и на этом пленуме многие члены и кандидаты ЦК не были согласны со сталинским террористическим курсом. В докладе ЦК XX съезду о «культе личности» сказано: «На февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 году многие члены действительно сомневались в правильности принятого курса в отношении репрессий под предлогом борьбы с «двурушничеством» (Хрущев, там же, стр. 20). Почему же тогда ЦК не призвал своего генсека к порядку, как он это сделал в начале 1930 г. в связи с репрессиями по коллективизации? Ответ послесталинского ЦК гласит: «В чем же причина, что массовые репрессии… начали принимать все большие и большие размеры после XVII партийного съезда? В том, что в это время Сталин настолько возвысил себя над партией и народом, что перестал считаться и с Центральным Комитетом, и с партией. Если до XVII съезда он еще считался с мнением коллектива, то после полной политической ликвидации троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев… Сталин начал все больше и больше пренебрегать мнением членов ЦК партии и даже членов Политбюро. Сталин думал, что теперь он может решать все один, и все, кто ему еще были нужны — это статисты» (Хрущев, там же, стр. 17).

Этот самый февральско-мартовский пленум ЦК 1937 г. и был последним пленумом ЦК вообще. Чтобы спасти самих себя, члены пленума ЦК выдали Сталину на расправу бухаринцев, но не успели они разъехаться по местам, как начались их аресты (Бухарин и Рыков были арестованы на самом пленуме).

Не задача данной работы анализировать ход «Великой чистки» (самый обстоятельный труд на эту тему, в свете последних данных, написал Роберт Конквест «Великий террор»). Здесь мы подведем только ее итоги. Касаясь судьбы членов и кандидатов ЦК XVII съезда и генералитета Красной Армии мы ограничимся цитированием официальных советских документов. Итак, каковы эти итоги?

1. Чистка ЦК XVII съезда

«Было установлено, что из 139 членов и кандидатов партийного ЦК, избранных на XVII съезде, 98 человек, то есть 70 %, были арестованы и расстреляны (большинство в 1937–1938 гг.)… Та же судьба постигла не только членов ЦК, но и большинство делегатов XVII съезда. Из 1956 делегатов… 1108 человек были арестованы» (Хрущев, цит. соч., стр. 16).

2. Чистка офицерского корпуса

«В 1937–1938 гг., а также и в последующее время в результате необоснованных репрессий погиб цвет командного и политического состава Красной Армии. Как «агенты иностранных разведок» и «враги народа» были уничтожены три маршала Советского Союза (из пяти); погибли все командующие войсками военных округов… Были уничтожены или разжалованы и подвергнуты длительному заключению многие видные военные деятели и герои гражданской войны… Из армии были устранены все командиры корпусов, почти все командиры дивизий, командиры бригад; около половины командиров полков, члены военных советов и начальники политических управлений округов, большинство военных комиссаров корпусов, дивизий, бригад и около одной трети военкомов полков» (Великая Отечественная Война Советского Союза 1941–1945. Краткая история, под редакцией П. Н. Поспелова и маршалов А. А. Гречко, В. Д. Соколовского, М. В. Захарова, И. X. Баграмяна и др., стр. 39–40, Военное издательство Министерства обороны СССР, Москва — 1965).

3. Чистка партии:

По подсчетам, произведенным мною на основании официальной партийной статистики, из около 2800000 коммунистов было вычищено не менее 1220000 коммунистов, что тогда автоматически означало аресты (см. мою «Технологию власти», стр. 252).

4. Чистка народа

По последним исследованиям видных англоамериканских специалистов по советским делам «Великая чистка» в народе выразилась в следующих цифрах — по данным Р. Конквеста, общее число арестованных партийных и беспартийных советских граждан составило около 8000000 человек (Robert Conquest, The Great Terror, p. 527, The Macmillan Сотр., London, 1969), а по данным проф. Р. Такера даже около 9000000 человек (R. Tucker and S. Cohen, The Great Purge Trial, p. XXVII, N. Y., The Grosset and Dunlap Publishers 1765).

Только бывшая элита партии пользовалась преимуществом быть пропущенной через формальную судебную процедуру. В Москве были проведены четыре процесса:

процесс Зиновьева-Каменева и др. (август 1936 г.),

процесс Пятакова-Радека и др. (январь 1937 года),

процесс (военных) Тухачевского-Якира и др. (июнь 1937 г.),

процесс Бухарина-Рыкова и др. (март 1938 года).

Всех других арестованных членов и кандидатов ЦК и членов правительства, как и всех секретарей обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик, руководителей промышленности, сельского хозяйства, культуры, транспорта, дипломатии и военных частей и самих чекистов судили через Военную Коллегию Верховного Суда СССР или Военные трибуналы. Причем, как открыто было доложено на XX и XXII съездах КПСС, приговоры над арестованными заранее утверждались Сталиным и членами Политбюро. Вот соответствующие документы. На XX съезде ЦК доложил: «НКВД стал применять преступный метод заготовления списков лиц, дела которых попадали под юрисдикцию коллегий Военных трибуналов… Приговоры заготовлялись заранее. Ежов обычно посылал эти списки лично Сталину, который утверждал предложенную меру наказания. В 1937-38 годах Сталину было направлено 383 списка с именами тысяч партийных, советских, хозяйственных работников. Он утверждал эти списки» (Хрущев, цит. соч., стр. 25). На XXII съезде были сделаны два уточнения: во-первых, списки эти направлялись не одному Сталину, а всем членам Политбюро, а, во-вторых, речь шла не об утверждении приговоров вообще, а об утверждении смертных приговоров.

Тогдашний руководитель Комитета партийного контроля при ЦК 3. Т. Сердюк сообщил XXII съезду, что члены сталинского Политбюро вместе со Сталиным утверждали и подписывали смертные приговоры видным партийным и государственным деятелям. Сердюк сказал: «Имеется бесчисленное множество обличительных документов, и одного из которых достаточно, чтобы послужить суровым обличительным актом.

Вот один из таких документов. Ежов писал: «Тов. Сталину. Посылаю на утверждение четыре списка лиц, подлежащих суду Военной коллегии:

Список № 1 (общий).

Список № 2 (бывшие военные работники).

Список № 3 (бывшие работники НКВД).

Список № 4 (жёны врагов народа).

Прошу санкции осудить всех по первой категории. Ежов».

«Надо сказать, — комментирует Сердюк, — что под первой категорией осуждения имелся в виду расстрел. Списки были рассмотрены Сталиным и Молотовым, и на каждом из них имеется резолюция: «За И. Сталин, В. Молотов» (XXII съезд КПСС. Стенографический отчет, т. III, стр. 152, 1961).

С еще большим знанием дела докладывал XXII съезду тогдашний председатель КГБ А. Шелепин. Он заявил: «Убийство Кирова Сталин и приближенные к нему использовали как повод для организации расправы… Молотов, Каганович и Маленков, грубо злоупотребляя своим высоким положением в партии и государстве, одним росчерком пера предрешали судьбу многих людей. Просто поражаешься, с какой преступной легкостью все это делалось… В ноябре 1937 года Сталин, Молотов и Каганович санкционировали предание суду Военной коллегии большой группы товарищей из числа видных партийных, государственных и военных работников (сохранились их подписи на этих документах). Большинство из них было расстреляно. О жестоком отношении к людям говорит ряд циничных резолюций Сталина, Молотова, Кагановича, Маленкова и Ворошилова на письмах и заявлениях заключенных. Например, в свое время Якир — бывший командующий военным округом — обратился к Сталину с письмом, в котором заверял его в своей полной невинности… На этом письме Сталин начертал (резолюцию): «Подлец и проститутка», Ворошилов добавил: «Совершенно точное определение», Молотов под этим подписался, а Каганович приписал: «Предателю, сволочи и… (далее следует хулиганское нецензурное слово), одна кара — смертная казнь» (там же, т. II, стр. 402–403).

Документально нарисовав ужасающие картины массового террора Сталина, его Политбюро и его НКВД, Шелепин с искренним или деланным возмущением воскликнул: «Иногда задумываешься, как эти люди могут спокойно ходить по земле и спокойно спать? Их должны преследовать кошмары, им должны слышаться рыдания и проклятия матерей, жен и детей невинно погибших товарищей» (там же, стр. 404–405).

В отношении простых советских граждан, включая сюда и беспартийную интеллигенцию, расправа была простая: в областях и краях были созданы «Чрезвычайные тройки НКВД» (состав: председатель — начальник данного НКВД плюс первый секретарь обкома партии и областной прокурор). Тройки присуждали людей по спискам и заочно к расстрелам или к 10 годам заключения.

Какова же была судьба членов и кандидатов ЦК всех созывов от первого съезда до XVII съезда включительно?

На основании изучения всех доступных мне источников я старался ответить на этот вопрос, выяснив следующее: 1. Кто из членов и кандидатов ЦК всех созывов дожил до «Великой чистки»? 2. Кто из них был арестован? 3. Кто из арестованных был приговорен: а) к тюремному заключению, б) к смертной казни?

На первые два вопроса ответить легко, на последний вопрос труднее. Официально (на XX съезде) было объявлено только о расстреле 98 членов и кандидатов ЦК XVII съезда. К ним надо прибавить и тех бывших членов и кандидатов ЦК, которые расстреляны по процессам тридцатых годов. В отношении остальных бывших членов и кандидатов ЦК советская справочная литература периода Хрущева употребляла формулу: такой-то (имярек) «пал жертвой репрессий периода культа Сталина». Это означало, что данное лицо расстреляно. Сейчас неосталинисты из Кремля отказались и от этой формулы — в справочниках сообщают о сталинских жертвах лишь даты рождения и смерти, не указывая на причину смерти (но так как абсолютное большинство членов ЦК умерло в годы 1937-38-39, то может создаться впечатление, что в эти три года в СССР свирепствовала какая-то смертоносная холера!). Однако, до какой кричащей по своей примитивности исторической фальсификации додумались неосталинисты, показывает следующее: Перед мною лежит «Календарь воина на 1972 год», изданный министерством обороны СССР; в нем перечислены выдающиеся военные и политические деятели СССР с указанием судьбы каждого. Читаем «Календарь воина»:

«16 февраля 1893 г. родился Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский. Умер 11 июня 1937 года».

«14 января 1896 г. род. И. П. Уборевич, советский военный деятель. Умер 11 июня 1937 г.».

«15 августа 1896 г. родился И. Э. Якир, советский военный деятель. Умер 11 июня 1937 г.» (стр. 29, 43, 127).

Все трое в один день умерли, потому что были в один день расстреляны.