В записную книжку

В записную книжку

Истинная Любовь – это дарение и получение радости.

Основной составляющей любви является радость, а отнюдь не страдание.

Кузница находилась на краю деревни. Прямо за ней начинался сосновый лес. Я увидела довольно большое кирпичное здание, рядом какие-то деревянные постройки, кованый забор, окружающий территорию, ажурные ворота с каким-то вычурным вензелем, двор со множеством кованых решеток, каких-то оград, крестов. Мужчина в синем спецовочном халате красил одну из решеток в черный цвет. Когда мы въехали во двор, он поднял голову, вглядываясь в машину. Потом что-то крикнул, повернувшись к одной из построек.

– Приехали, – радостно сказал Петрунька, загоняя машину под небольшой навес и ставя ее рядом со стареньким газиком. – Выходите.

Он открыл дверцу.

– А вон и дед Михей! – воскликнул он. – Уже идет!

Петрунька шустро выбрался из машины и быстро пошел навстречу пожилому, но крепкому на вид мужчине с кирпично-красным лицом. Они начали о чем-то оживленно разговаривать, периодически поглядывая в мою сторону.

Ничего не оставалось, как выбраться из машины. Я повесила на лицо дежурную улыбку, так как волнение вновь охватило меня, и направилась к ним. Петрунька, увидев, что я подхожу, радостно осклабился.

– Знакомьтесь, – сказал он и пошел обратно к машине.

– Михаил Игнатьевич, – представился мужчина, приветливо на меня глядя. – А вас, дамочка, как звать-величать?

– Ольга Николаевна, – ответила я. – Наслышана о вашей кузнице.

– Да, мы настоящие художники, – немного хвастливо сказал Михаил Игнатьевич. – А ведь сейчас что? Все уже досыта наелись штамповкой, всем подавай эксклюзив! И это правильно! То, что с душой сделано, что в единичном экземпляре, имеет ни с чем не сравнимую ценность. И у нас заказов хоть отбавляй. А вы откуда, Оленька? – неожиданно ласково поинтересовался он.

– Из Москвы, – ответила я и улыбнулась.

– Далёконько, – вздохнул он. – С дороги-то, поди, голова тяжелая? Вы пока тут походите, подышите, разомнитесь, посмотрите, что есть, а потом побеседуем. Готовые вещи вон в той деревянной пристроечке с коньком на крыше. Там у нас что-то типа выставочного зала. В день-то не по одному приезжают, думали уже, что в деревне целесообразно свой магазинчик открыть. Да маета одна это! Помещение нужно, разрешение, ставку продавца, сами понимаете! Так что подторговываем прямо здесь, в кузне. Негласно, сами понимаете, Оленька, – добавил он и остро на меня глянул.

– Не волнуйтесь, Михаил Игнатьевич, я все поняла, – с улыбкой проговорила я. – Я частное лицо и хочу приобрести что-нибудь лично для себя.

– Вот и славненько, – обрадовался он и расплылся в улыбке.

Лучики морщин побежали от уголков его глаз. Зубы были крепкими и белыми.

«Сколько ему может быть лет? – машинально подумала я, глядя в его темно-карие блестящие глаза. – Тоже мне «дед Михей»!».

– А вот и наш подручный, – сказал он в этот момент. – Он вам все и покажет. Никитка! – громко позвал он. – Покажи наш товар приезжей дамочке.

Я обернулась и обмерла. К нам шел Ник. Я сразу узнала его, хотя это было довольно трудно. Черная курчавая бородка и усы неузнаваемо изменили его юношеское лицо. Волосы, обычно гладко зачесанные назад и блестящие от геля, выглядели спутанными. Их непослушные завитки падали ему на плечи, топорщились в разные стороны и напоминали львиную гриву. Ник был одет в старые кое-где порванные и прожженные брюки черно-серого цвета, стоптанные кирзовые сапоги и плотную черную футболку с длинным рукавом. На его шее болталась красная ситцевая косынка. В руках он держал брезентовые рукавицы.

Странно, что я не потеряла сознание и даже пыталась улыбаться. Ник смотрел в упор, словно не веря своим глазам. Я видела, что он начал кусать губы, с трудом справляясь с волнением.

– Никита, я пошел к малому горну, – сказал в этот момент Михаил Игнатьевич. – Ты тут сам разберешься. До свиданья, Оленька, – повернулся он ко мне.

– Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника.

Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку.

Скоро мы оказались за кузницей. Там было что-то типа свалки. Множество проржавевших насквозь листов железа, мотки проволоки, куски труб и прочий металлический хлам были навалены кучей возле задней стены кузницы. Мы прошли мимо, миновали группу невысоких пушистых сосенок и оказались возле кованой беседки. Как я поняла, это было место отдыха. Несколько деревянных скамеек с красивыми коваными спинками, имитирующими виноградную лозу, стояли полукругом возле беседки. Ник сел на одну из них и, наконец отпустив мою руку, достал из кармана брюк мятую пачку сигарет. Он закурил не с первого раза, потому что его пальцы все еще тряслись. Я села рядом и не сводила глаз с его лица. Любовь, которую я так тщательно убивала в себе, нахлынула с такой силой, что я с трудом сдерживала слезы. Его лицо, даже с этой незнакомой мне бородкой, было настолько родным, я так истосковалась по нему, что сердце щемило от невысказанных чувств. Мне хотелось только одного – прижаться, слиться, ощутить его, перестать быть лишь половиной и вновь почувствовать себя полноценным существом.

Ник выкурил сигарету, повернулся ко мне и глубоко заглянул в глаза. Его вопрос был ожидаемым и вполне закономерным.

– Зачем ты сюда приехала, Оля? – глухо спросил он и опустил ресницы.

– Сама не знаю, – честно призналась я. – Но ты мог бы позвонить.

– Не мог, – сказал он, все еще не поднимая глаз. – На семейном совете решили, что отец будет делать мне военный билет, а я пока тут пережду. И кому-то знать, где я скрываюсь, совершенно необязательно. Решили, что как только отец сделает билет, так я сразу вернусь в Москву.

– Как видишь, я узнала, – тихо проговорила я, видя, что он молчит.

– Догадываюсь, кто источник информации, – ответил Ник и посмотрел мне в глаза.

Я вздрогнула от вполне отчетливого желания. И дело было даже не в длительном воздержании. Просто мне хотелось при помощи секса вновь слиться с ним и стать хоть ненадолго одним существом, как это бывало всякий раз. Я буквально сгорала от желания ощутить его в себе, увидеть его горящие от страсти глаза, припасть к его горячим и таким по-юношески нежным губам. Ник, видимо, тоже чувствовал это, так как отодвинулся и скрестил руки на груди. Он явно защищался от меня.

– Я узнала только вчера, где ты, – после паузы охрипшим от волнения голосом сказала я. – И утром села в электричку до Рязани. Но почему ты в кузне?

– Мне нравится, – ответил он неопределенным тоном.

Потом наклонился, сорвал длинную травинку и начал ее грызть.

– Понимаешь, это изумительная профессия, – продолжил Ник более оживленно, – работать с раскаленным металлом, придавать ему нужную форму, видеть, как он застывает и становится произведением. Ты же знаешь, что я всегда увлекался холодным оружием. А тут я могу познать все секреты его ковки. Дед Михей, то бишь Михаил Игнатьевич, между прочим, мастер художественной ковки. Он даже какие-то награды имеет. И я хочу стать настоящим мастером.

– И в ближайшее время ты в Москву возвращаться не собираешься? – уточнила я, чувствуя, как сильно колотится сердце.

– А зачем? – усмехнулся Ник.

«Но ведь ты клялся мне в вечной любви и верности, – рвались с моих губ слова, но я сдерживала себя. – Ты обещал, что мы всегда будем вместе!»

– Так что можешь считать себя свободной, – добавил он после паузы и искоса на меня глянул, тут же отводя глаза.

– А я и так всегда свободна, – с вызовом проговорила я и вздернула подбородок. – Чего и тебе желаю!

Мы замолчали. Ник снова закурил. Лазоревый мотылек опустился на его колено, но тут же порхнул вверх. Я машинально следила за его полетом. И увидела, как между стволов сосен появилась тоненькая фигура девушки-подростка на вид лет пятнадцати. Она улыбалась и быстро шла к нам. Ее крепкие загорелые ноги, едва прикрытые коротким подолом голубого в белый горошек сарафана, почти пропадали в высокой густой траве. Русые волосы были заплетены в две короткие, но толстые косы, круглые щеки разрумянились, большие серые глаза сияли. Девушка несла берестяной туесок, наполненный доверху малиной.

– Привет, Никитка! – радостно крикнула она и замахала свободной рукой.

Девушка подбежала к нам и робко на меня посмотрела. Потом уселась почему-то между нами, и мне пришлось отодвинуться. Она протянула мне туесок. Ее пальцы были испачканы малиновым соком, как, впрочем, и губы.

– Угощайтесь, приезжая гостья, – напевно произнесла она. – Не знаю вашего имени-отчества.

– Ольга Николаевна, – ответила я и взяла ягоды.

Они были мелкими, но необычайно сладкими и душистыми.

– Ох, и малины много в этом году! В бору красно от ягод, – сказала она. – Меня Полей зовут, – добавила она, спохватившись.

Подождав, пока я еще возьму ягод, она протянула туесок Нику.

– Спасибо, Полюшка, – ласково сказал он, но ягоды есть отказался.

Жгучая ревность опалила мое сердце. Я заметила, как Поля смотрит на него, по-детски не скрывая своих чувств. Она заерзала на скамейке, явно пододвигаясь ближе к нему. Потом вытащила из своей косы мятый цветок ромашки и засунула в его волосы, тут же начав хихикать. Ник глянул на меня, слегка покраснел, вынул цветок и бросил его в траву. Поля надула губы, но промолчала. Я смотрела на них и понимала, как они подходят друг другу. Восемнадцатилетний черноволосый кареглазый Ник и пятнадцатилетняя русоволосая сероглазая Поля смотрелись как вполне гармоничная пара. И разве мне тут было место? От сознания, что это так, что сказка закончилась и Ник, по всей видимости, никогда не любил меня, а лишь играл в любовь, моя душа застыла, глаза высохли, губы поджались. Я резко встала и сказала, что мне пора. Ник поднял на меня испуганные глаза. Я заметила, как задрожали его губы, словно у обиженного ребенка. Внутри у меня все начало таять, но я взяла себя в руки и сказала себе, что все кончено и назад возврата нет.

– А деда в кузне? – спросила Поля, ясно на меня глядя.

Как выяснилось, Михаил Игнатьевич был ее родным дедом. Я кивнула и пошла к ограде. Ник встал и молча двинулся за мной. Поля шла чуть сзади, что-то без конца напевая себе под нос.

Когда я вернулась на территорию кузни, то осмотрела предлагаемые изделия и выбрала витой напольный подсвечник на пять свечей. Он был покрыт каким-то составом под старинную бронзу. «Запатинирован», – как пояснил Михаил Игнатьевич. Подсвечник обмотали полиэтиленовой пленкой, уложили в красивую картонную коробку и перевязали. Петрунька отнес его в машину.

– Вы со мной, дамочка? – поинтересовался он. – А то я все дела сделал и уже собираюсь обратно в Солотчу.

– Да-да, конечно, – ответила я, глядя на растерянное лицо Ника.

Он кусал губы и выглядел так, что вот-вот расплачется.

– Тогда усаживайтесь в машину, я сейчас, – сказал Петрунька и пошел в здание кузни.

Ник метнулся в соседнюю пристройку. Поля, которая сидела на толстом обрубке бревна возле двери, что-то сказала ему. Но он промчался мимо нее. Я грустно посмотрела ему вслед, не понимая, почему он со мной не попрощался. Но Ник буквально через минуту показался снова и ринулся к машине. Он забрался ко мне на сиденье и протянул что-то, завернутое в грязную тряпицу.

– Это тебе, Оля, – едва переводя дух, сказал он. – На память. Я сам сделал.

Я развернула тряпицу и увидела кованую розу. Несмотря на явную неровность некоторых лепестков, она была изумительна. Полураскрытый бутон крепился на коротком тонком стебле с листочками и даже шипами. Металл был не обработан, то есть изделию не был придан товарный вид, но все равно роза выглядела как живая.

– Она не покрыта патиной, – сказал Ник, – поэтому выглядит так тускло.

– Она прекрасна! – тихо заметила я, заворачивая розу обратно в тряпицу и убирая в сумку. – У тебя, оказывается, талант.

– Я, когда ее ковал, только о тебе и думал, – признался Ник. – Решил подарить тебе розу, которая никогда не завянет. И когда я вынул ее из горна, она вся горела изнутри красным светом. Потом металл начал остывать, и роза из красной становилась малиновой, затем бордовой.

– Но сейчас она черная, – сказал я и с трудом сдержала желание расплакаться.

Ник неожиданно обхватил меня и припал губами к моим.

– Береги себя, – сказал он, когда оторвался, – и не поминай лихом. И найди себе достойного мужчину.

Я вздрогнула от этого напутствия и глубоко заглянула в его глаза. Они были влажными. Ник опустил голову, потом выбрался из машины и быстро пошел в сторону кузни.

Практически все только что начавшие встречаться пары считают, что таких отношений, какие существуют у них, никогда и ни у кого не было. И даже по прошествии времени им кажется, что это были самые яркие переживания в их жизни. Люди вокруг казались им добрее, еда вкуснее, цвета насыщеннее, ароматы сильнее. Окружающий мир будто окутывал романтический флер, и все выглядело в розовом свете. К тому же кардинально менялось отношение к самим себе. В период влюбленности откуда-то появлялись бодрость, энергия, оптимизм. Люди становились находчивее, жизнерадостнее, игривее. В зеркале человек видел новое лицо, привлекательное для партнера. Некоторые настолько воодушевлялись собой, что могли отказаться от искусственных стимуляторов: алкоголя, наркотиков, и даже секс приобретал второстепенное значение. Эмоции фонтанировали, жизнь била ключом.

Результаты исследований говорят о том, что влюбленные чувствуют прилив сил от вырабатывающихся в организме «наркотиков» – натуральных гормонов и химических веществ, которые бодрят и подпитывают энергией организм. Во время первой фазы знакомства мозг выделяет допамин и норепинефрин – вещества, стимулирующие работу нервной системы. И благодаря именно этим веществам мы начинаем чувствовать оптимизм, бодрость, общую удовлетворенность жизнью. Во время второй фазы, когда влюбленные хотят быть друг с другом постоянно, мозг увеличивает количество синтезируемых в организме гормонов, которые вызывают у человека чувство комфорта и безопасности. А необъяснимое чувство единства, испытываемое влюбленными, вызывается серотонином.

Влюбленные утверждают, что не могут прожить друг без друга. На подсознательном уровне они боятся потерять своего партнера, так как вместе с ним исчезнет и чувство целостности. Опять быть разочарованным, незащищенным, неудовлетворенным? Ощутить, как часть тебя, твоя найденная половинка куда-то исчезает? В конечном итоге потерять друг друга для влюбленных – значит потерять себя. Поэтому они цепляются за иллюзии романтической любви и долгое время живут ими, стараясь не замечать реалии, и даже тщательно отгораживаются от них. В определенной степени мы все используем отрицание как защитное средство. Когда жизнь преподносит нам жестокие сюрпризы, мы предпочитаем игнорировать реальность и придерживаться старых мнений. И часто пик отрицания человек испытывает на ранней стадии романтической любви. К тому же влюбленные творят чудеса в искусстве «проецирования». Некоторые пары умудряются всю жизнь прожить, так и не узнав толком друг друга, и остаются влюбленными в созданный ими образ. В этом случае отношения длятся долго и гармонично.

В конечном итоге романтическая любовь является плодом неосведомленности и фантазии. Пока влюбленные поддерживают в себе убеждение в истинности их лишь частично верных, идеализированных представлений друг о друге, они существуют в полной гармонии. Но если они решают объективно оценить друг друга, то мгновенно обнаруживают, что рядом отнюдь не идеал, а обычный человек со всеми свойственными ему изъянами и отрицательными чертами характера. И вот тогда, если это настоящее чувство, они учатся любить заново – не созданный ими прекрасный образ, а живого человека со всеми его недостатками.

Милые женщины, решайте сами. Или после первого этапа романтических отношений вы будете продолжать идеализировать своего мужчину, боясь потерять то ощущение сказки про принца на белом коне, которое вы себе создаете сами, или вы попытаетесь трезво взглянуть на него и оценить ваши отношения и их перспективу с точки зрения реального мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.