Беседа с Валерием Ровинским
Яркий голос популярного в Киргизстане диктора Валерия Ровинского на протяжении двух лет наполняет эфир дыханием героической песни о Манасе. За каждой передачей — многие часы репетиций, мучительных поисков нужной интонации, мелодии, ритма…
В ходе работы над эпосом возникла потребность услышать живую речь автора русского перевода, благодаря которому киргизский эпос энергично шагнул в мировую культуру, снять о нем фильм. Ровинский поехал в Москву к Семену Липкину: встреча, записанная на видеоленту, покоряет не только обаянием разговора двух интеллектуалов, но и передает драматизм нашей эпохи, драматизм борьбы за вечные духовные ценности народа. Вот фрагменты этой беседы с классиком русского поэтического перевода.
— Шестьдесят лет тому назад группа русских переводчиков, пройдя предварительный конкурс, была привлечена к работе над кыргызским эпосом «Манас». Давайте вернемся к тем далеким временам, вспомним, как это начиналось…
— Прежде всего я должен сказать, что я счастлив, что 1000-летний юбилей эпоса «Манас» будет праздноваться так широко и торжественно. Действительно, это произведение равно «Илиаде», «Одиссее» и другим великим памятникам народной эпической поэзии. «Манас» прошел очень тяжелый путь. На этом пути были и преследования, и отрицание, и на долю переводчиков, манасоведов в те далекие сталинские годы выпала трудная задача как-то защитить эпос. Особенно это было трудно потому, что противники были и внутри Киргизии, среди партийных деятелей и, к сожалению, среди некоторых литераторов.
Как происходила переводческая работа? Вначале к этому делу приступили Пеньковский и Тарловский. Потом выяснилось, что они просто не успеют уложиться в срок, ведь решено было издать перевод к 20-летию Октябрьской революции. Поэтому решили организовать закрытый конкурс. Хотя я был очень молод, но тоже был привлечен к этому конкурсу. К тому времени я уже издал отрывок из калмыцкого эпоса «Джангар», который был хорошо встречен критикой.
Конкурс был закрытым, во главе его стояли Н. Накоряков, старый большевик, агент «Искры», человек хороший, и видный поэт Илья Сельвинский. Победителями стали Пеньковский, Тарловский и я. Нас собрали всех, и три победителя читали кусочки из этого эпоса.
— Семен Израилевич, Вы работали по отдельности или какие-то фрагменты создавались совместно?
— Так получилось, что Пеньковский, как самый старший, был нашим «бригадиром». Он взял на себя распределение. Договаривался с Касымом Тыныстановым и с Омуркулом Джакишевым, как распределить между нами отдельные фрагменты, но и мы имели свой голос, каждый мог выбрать по желанию тот или иной отрывок. Все решалось демократически.
— Скажите, каким-нибудь тюркским языком Вы владеете или все было сделано по подстрочному переводу?
— Это очень серьезный вопрос. Мы не имели времени, чтобы овладеть киргизским языком в той степени, чтобы читать и говорить. Но мы изучили синтаксис, грамматику киргизского языка, каждый из нас немножко говорил по-киргизски. На бытовом уровне по-киргизски я мог говорить, понимал речь гораздо лучше. Так что мы примерно через полгода, пользуясь подстрочным переводом, все же читали подлинник, чтобы ощутить музыку киргизского стиха.
— Вы много раз бывали в Киргизии…
— Да, дело в том, что я был председателем киргизской комиссии Союза советских писателей, так что у меня были постоянные и тесные контакты с киргизскими поэтами и прозаиками уже вне связи с «Манасом».
— Знаете ли Вы, что переводом «Манаса» занимался еще и Владимир Солоухин?
— Тут вот какая история. В 1979 г. с поэтессой Инной Лиснянской мы участвовали в альманахе «Метрополь», к которому у властей было однозначно отрицательное отношение. За это участие и еще за то, что мы в знак протеста против исключения из Союза писателей двух наших молодых коллег сами вышли из Союза, наши произведения вплоть до 1987 г. были под запретом — и оригинальные, и переводные. Именно в это время Солоухин занялся этим переводом. Я его перевода не видел.
— Вы встречались неоднократно с нашим знаменитым манасчи Саякбаем Каралаевым. Вы при нем читали свой перевод?
— Конечно, много раз. Во время декады киргизской культуры в 1939 г. мы выступали вместе на вечере в Доме литераторов, в разных местах Подмосковья. Он пел, а потом мы читали. Каралаев был гений, и как все гении, он был наивный, что-то детское в нем было. Я тогда был тоже очень молод. И вот где-то в Подмосковье я начал свой перевод пением под музыку Саякбая. Ему это безумно понравилось, он мне сказал: «Ты тоже мастер!» Он обладал колоссальной памятью, особенно ему нравились батальные сцены. Мне особенно запомнились выступления Каралаева у себя на родине, в юртах перед земляками. Вдохновленный сценами битв, Саякбай, закатав рукава, вскакивал, и вместе с ним вскакивали с мест слушатели, так захватывало всех его исполнение.
— Позвольте мне задать вопрос, который передает Вам наш культуролог, исследователь эпоса Мелис Убукеев: каково место «Манаса» в ряду других тюркско-монгольских памятников эпической культуры, каковы его особенности?
— Самое замечательное в эпосе «Манас» то, что, в отличие от литературы социалистического реализма, в нем нет героев только хороших или только плохих. Каждый из персонажей совершает и благородные, и очень красивые поступки, и в то же время не очень хорошие. Так нарисован Жакып, отец Манаса, так нарисован Сыргак, любимый герой, но который, идя в разведку с Алманбет, все время ему не верит, поскольку Алманбет — китаец. Пожалуй, единственно Алманбет лишен отрицательных черт. Вообще характер Алманбета — величайшее достижение мировой поэзии. Это шекспировский характер. Он покинул родное государство, его считают изменником в китайской империи, и ему не доверяют люди, близкие ему и по религии, и по целям. Вы понимаете, как это трудно человеку. Алманбет жалуется иногда на свою судьбу, и в то же время он верит, что избрал правильный путь. Это колоссальный характер.
Нужно еще сказать, что очень хорошо построен «Манас». Это огромная вещь, она передавалась изустно. Когда человек пишет, он может что-то исправить. Конечно, в «Манасе» встречаются повторения, это естественно, потому что манасчи время от времени должен был напоминать слушателям, что было раньше. Причем он пел не перед писателями, пел перед народом, я в народ включаю и правителей, это тоже был народ, и он должен был им некоторые вещи напомнить. В контексте веемо эпоса этот прием создает неповторимую архитектуру грандиозного произведения.
Я не инаю, есть ли исследования в манасоведении, посвященные композиции, есть ли исследования, посвященные рифме, которая очень богата в «Манасе». К сожалению, некоторые поэты в Киргизии иногда пользовались слабой рифмой. Такого в «Манасе» нет, хотя его пели люди, не получившие специального образования. Особенно заметно выделяются места, когда целый фрагмент построен на одной рифме, так называемой анафорической. Это очень трудно, но сделано всегда с большим совершенством.
— В Национальной академии наук Киргизии есть сектор манасоведения, специалисты этим занимаются. Разрешите мне вручить Вам книгу, которая вышла в этом году. Это повторение того издания «Манаса», которое вышло в 1946 г. Его организовали государственная дирекция «Манас?1000» и научно-пропагандистский деловой проект «Мурас». Тут и приветствие Вам от издателей, и пожелание Вам благополучия, добра.
— Я очень рад, что вышла такая книга. Долгое время она была под запретом. Было два обвинения: панисламизм и подрыв якобы нашей дружбы с Китаем.
— Вы имеете в виду ту памятную конференцию в 1952 г.?..
— Не только. Началось это в 1949 г., и тут длинная история…
— Семен Израилевич, мы знаем, что по мотивам «Манаса» Вы написали повесть «Манас Великодушный», которая переведена и на другие языки.
— Очень интересен перевод на немецкий язык. Здесь переведен и отрывок из эпоса «Письма Каныкей». Так вот, эту стихотворную часть переводил поэт Эрих Миштер, которому тоже удалось великолепно передать на немецком языке музыку киргизской поэтической речи. Кроме того, повесть была издана на литовском, чешском.
— Многих в Киргизии интересуют подробности вашей биографии. 1 де Вы родились? Кто были Ваши родные? Почему Вы стали поэтом? Может быть, расскажете немного и о своей поэзии.
— Я родился в Одессе в 1911 г., так что уже очень стар, ведь родился еще при царе. Даже видел приезд царя, это было в 1916 г. Родился я в семье ремесленника. Начал сочинять стихи очень рано, чуть ли не пяти-шести лет. Когда учился в художественной профшколе, то решил отнести свои стихи в газету «Одесские новости». Литературным консультантом был знаменитый поэт Эдуард Багрицкий, он был моим первым учителем. Стал писать, стал печататься. В 18 лет меня стали хорошо печатать в Москве. Когда приехал в Москву, ко мне очень хорошо отнесся Осип Эмильевич Мандельштам. Я бывал у него много раз, и благодаря ему напечатали мое стихотворение в «Новом мире». Тогда напечататься было очень трудно, был нэп. Но после этого я начал широко печататься в московских толстых журналах и газетах. Одно мое стихотворение, напечатанное в «Комсомольской правде», заметил Горький и перепечатал в «Известиях», где он тогда сотрудничал.
Но потом, когда начался страшный период коллективизации, этот «великий перелом», меня, мои оригинальные стихи, перестали печатать. И не печатали 25 лет, т. е. лучшую пору жизни.
— Но что-то писалось, как говорят, в стол?
— Все это время я писал, да. Помог наш старший товарищ, Георгий Шенгели, ведавший переводами произведений народов СССР. Он привлек к работе над переводами своих молодых друзей — Марию Петровых, Арсения Тарковского, Аркадия Штейнберга и меня. Все они тоже кое-что переводили с киргизского.
Примерно через год я стал немножко понимать в своем деле и перевел Аалы Токомбаева, с которым познакомился. Кстати, Аалы Токомбаев, Кубанычбек Маликов, Тугельбай Сыдыкбеков были нашими консультантами, как и Касым Тыныстанов. Где-то я читал, что Токомбаев и Тыныстанов были противниками. Такого не было, у них были очень дружеские отношения.
Большую помощь нам оказали Константин Кузьмич Юдахин, тюрколог, Сергей Ефимович Малов и Евгений Дмитриевич Поливанов.
— Сохранилась ли рукопись перевода «Манаса»?
— Нет, когда я был на фронте, начал войну на пятый день ее, в Ленинграде, на Военно-морском флоте, ту комнату, которую занимала моя семья, временно заняли другие люди, и они топили голландскую печь рукописями и даже очень хорошими книгами, дорогими мне, вот так получилось.
— Вы окончили какое-нибудь учебное заведение?
— Да, я закончил инженерно-технический институт, химический факультет. Тогда считалось, что человек литературным трудом жить не может. Это потом писатели стали привилегированным сословием. А чтобы семью прокормить, надо было быть инженером.
— Долгое время Вас не печатали. А что было потом?
— После смерти Сталина я начал печататься в журналах. Первую свою книгу «Очевидец» издал, когда мне было уже 56 лет. А потом началась эта история с «Метрополем», наложили запрет на профессию; и меня опять перестали печатать на восемь лет. За это время у меня вышли книги в Соединенных Штатах Америки. Это большой том стихов «Воля», составленный Иосифом Бродским, потом вышла тоже довольно солидная книга «Кочевой огонь», там же вышла моя повесть «Декада» о насильственной депортации народов Северного Кавказа. Там же была издана моя книга «Жизнь и судьба Василия Гроссмана». Наконец, в 1991 г. вышел довольно солидный том стихов «Письмена».
— Сейчас, в преддверии 1000-летия эпоса, много читают отрывков из «Манаса» на сцене, разучивают в школах. Что Вы могли бы сказать о культуре чтения, о сохранении мелодии народного стиха. Какие тут существуют особенности? Какой совет нужно давать детям, когда они начинают учить на память стихи «Манаса»?
— Это хороший вопрос. Все эпические поэмы всех народов всегда пелись. Пелась индийская «Махабхарата», пелась «Песня песней» из Ветхого Завета, пелись «Одиссея» и «Илиада». Из этого не следует, конечно, что когда мы читаем книгу, то должны петь. Но мне кажется, что учитель должен об этом рассказать детям, и хорошо, если он может даже исполнить кусочек с напевом или проиграть на пластинке исполнение того же Каралаева и других акынов. Учащиеся с малых лет должны почувствовать величие родной поэзии, ее особенности, не просто так хвалебные слова говорить, а рассказать суть дела. Это ребенок запомнит на всю жизнь.
— О чем Вы хотели бы еще рассказать киргизскому читателю, что хотели бы добавить к нашему разговору?
— Я уже говорил, что нападки на «Манас» начались с самого начала нашей работы над этим эпосом. Несколько раз мы приезжали в Киргизию для того, чтобы тогдашний обком утвердил это начинание. Все затягивалось. А в 1949 г., когда Сталин начал борьбу с так называемым панисламизмом, буржуазным национализмом, «Манасу» предъявили обвинения, что это байско-феодальный эпос. Были писатели и ученые, которые осмеливались с этим спорить. Если говорить о русских ученых, это знаменитый тюрколог Боровков, академик Жирмунский. Мы, переводчики, тоже, насколько нам позволяла наша небольшая эрудиция, защищали. Нападал человек по фамилии Климович. На «Манас» даже написали пародию, строк на 500–600 с нецензурными словами, ну вроде наших гимназических пародий на «Евгения Онегина». Так вот, этот Климович говорил, что это и есть народное, а то, что мы предлагаем русскому читателю, это антинародное. Собрания были и в Институте востоковедения, против «Манаса» выступали крупные востоковеды.
Один раз меня вызвали на Лубянку, беседовал со мной человек с фамилией либо татарской, либо башкирской. Я чувствовал, что ему не нравится все это дело. Он от меня потребовал, чтобы я написал свое мнение. Я написал, что это не байско-феодальный, а народный эпос. А там, где в эпосе были такие эпизоды, как борьба с русскими, я утверждал, что это не является органической частью эпоса. Потом мне сказали, что в сравнении со всеми другими показаниями мое было самым смелым в защиту «Манаса».
Потом поняли идеологи, что отнять «Манас» у киргиза — все равно, что отнять Пушкина у русских, что так не пройдет. С «Манасом» все же нашли какой-то выход: победил народ. Я думаю, учли, что это чревато чем-то дурным.
— Какие эпосы Вы переводили, кроме «Манаса»?
— Я перевел калмыцкий эпос «Джангар», казахский эпос «Кобланды-батыр», бурятский эпос «Гэсэр» и северокавказский эпос «Нарты». Это очень тяжелый труд, если относиться к нему серьезно, т. е. изучать историю народа, основы его языка, даже географию. Все это требовало колоссальной работы. Когда не печатали моих собственных стихов, это была моя единственная радость, мое счастье.
<1995>
Публикуется с исправлением опечаток по изд.: Эпос «Манас» как фактор культурной интеграции XX века: Материалы юбилейных чтений, посвященных 90-летию поэта и переводчика С. И. Липкина и 55-летию выхода книги «Манас, Великий поход» / Отв. ред. — сост.: А. Какаев, И. Исамдинов, В. Шаповалов. Бишкек: КГНУ, 2002. Впервые опубликовано: Слово Кыргызстана. 1995. 21 янв.