3.3. ОУН и поляки в конце 1943-1945 гг.

Важным моментом в политике ОУН по отношению к полякам стал ІІІ Чрезвычайный Съезд ОУН. На нем руководителями ОУН обсуждалась политика Клима Савура по отношению к полякам и УПА. По свидетельству М. Степаняка: «В защиту деятельности «Клима Савура» в отношении поляков выступали особо резко «Горбенко», «Галына», «Иванив» и Шухевич. С критикой выступили я и «Рубан»[1342]. Поскольку в защиту «Клима Савура» выступало все бюро провода, съезд оправдал действия «Клима Савура», хотя в официальных решениях конгресса это не было отражено. Все лидеры ОУН, защищавшие на съезде «Клима Савура», защищали также тезис, что УПА является основным средством в борьбе за «Украинскую державу», что и отразилось в решениях съезда»[1343]. Насколько мы можем тут доверять М. Степаняку в том, что ОУН-Б поддержала Клячкивского в вопросе создания УПА и операций против поляков? Хотя М. Степаняк и имел причины для того, чтобы исказить ход дискуссии об УПА и польской политике и чтобы показать свою «положительную роль», облегчив этим свою участь, здесь, по-видимому, мы можем ему доверять, тем более что его показания об его «пропольской позиции» подтверждаются свидетельствами А. Луцкого[1344] и Д. Паламарчука[1345]. Тот факт, что ЦП ОУН не осудил политику «Клима Савура» в отношении поляков находит подтверждение в дальнейшем развитии событий: Клячкивский не понес никакого наказания (здесь нельзя согласиться с авторами «Профессионального вывода рабочей группы историков»[1346], которые видят в его «разжаловании» признак недовольства Проводом политикой «Савура» – «разжалование» Клячкивского из руководителя УПА до главы УПА-Север (после того как главой УПА в ноябре 1943 г. стал Р. Шухевич) разжалованием считаться не может, поскольку он сохранил всю полноту власти, которую имел на Волыни), чистки поляков прекращены не были, а идея УПА получила полную поддержку. На польскую политику демократизация ОУН не распространялась.

Вскоре после ІІІ Съезда антипольские акции распространились на территорию Галичины. По мнению Г. Мотыки на ІІІ Съезде ОУН-Б либо принято решение о расширении Волынских антипольских акций на Галичину, или, что вероятнее, была дана свобода рук в этом вопросе новому проводнику бандеровцев Р. Шухевичу, который после своей осенней инспекции на Волынь принял решение распространить волынскую практику антипольских акций и в Галичине[1347].

Однако выступления УПА против поляков, если и перестали иметь полугеноцидный характер (как это было в конце июня-июле 1943 г. на Волыни), то не прекратились полностью.

После ІІІ Чрезвычайного Съезда ОУН-Б в официальном органе «Идея и действие» вышли две статьи, посвященные украинско-польским взаимоотношениям, в которых разъяснялась позиция украинских националистов по польскому вопросу.

В своей статье редактор журнала М. Палидович-«Л. М. Карпатский»[1348] рассматривал польско-украинское противостояние с исторической перспективы. Он отмечал, что польско-украинские взаимоотношения никогда не были дружелюбными. Фактически в своей статье он говорил только о предвоенных «грехах» поляков в отношении украинцев и не рассматривал их позицию в отношении украинцев периода войны. Среди основных претензий, которые он предъявлял полякам, было отрицание поляками права украинцев на создание собственного украинского государства, которое бы включало западноукраинские земли; польский взгляд на украинцев как на народ, не способный к государственной жизни и нуждающийся в опеке поляков[1349].

Зато подробно остановился на украинских претензиях к полякам, обусловленных их поведением, другой автор, референт пропаганды Провода ОУН-Б М. Прокоп-«Садовий О. С.». Помимо традиционного упрека полякам в отрицании права на украинское государство на западноукраинских землях он выдвинул рад новых упреков. Выражаясь современным языком, он ставил в вину полякам коллаборационизм, сотрудничество как с немецкими, так и с советскими оккупантами, которое проявлялось в массовой службе поляков на немецких административных должностях и в полиции и в помощи советским партизанам. Обвинял он поляков и в терроре против мирного украинского населения, стариков, женщин и детей, прежде всего на Холмщине. Преступлений украинских националистов на Волыни против поляков он не замечал[1350].

По мнению авторов журнала украинцы могли прийти к миру с поляками только при условии признания поляками права украинцев на собственное государство на западноукраинских землях. Однако такого признания польское правительство не дало и, учитывая укоренившийся в польской правящей элите и широких слоях населения взгляд на земли Волыни и, особенно, Галичины как на польские, вероятно, не могло дать. Поэтому борьба украинских националистов против поляков продолжилась.

Сразу после ІІІ Съезда никаких резких изменений политики по отношению к полякам не произошло. В сентябрьском указе 1943 г. главам СБ надрайонов на Волыни разъяснялось, кто принадлежал к категории врага. «За врагов украинского народа следовало считать всех коммунистов, вне зависимости от их национальности, ляхов, всех сотрудников немецкой полиции, вне зависимости от их национальности», а также украинцев, которые выступали против УПА[1351]. Позже постепенно политика стала несколько смягчаться.

В октябре 1943 г. ОУН-Б выпустила обращение, в котором отрицала свою причастность к событиям на Волыни, одновременно возлагая всю ответственность на польскую сторону, Москву и Берлин[1352]. Подобное заявление было данью польской стороне, выдвигавшей требование осуждения убийств поляков на переговорах украинского и польского подполья[1353]. Однако, как известно, обращение не остановило конфликт, да и не могло остановить, поскольку полностью противоречило практической политике ОУН-Б.

В октябре 1943 г. состоялась Краевая конференция ОУН ЗУЗ с участием краевого проводника «Пилиппа» (В. Охримовича[1354]). Если верить показаниям краевого референта СБ ОУН на ЗУЗ Г. Пришляка-«Мукушки»[1355], на конференции одним из основных вопросов был вопрос отношения к полякам. В частности, «были высказаны мнения о [не] целесообразности борьбы с польскими боевиками, так как это открывает лишний фронт для УПА и ведет к истощению сил, тогда как польские боевики настроены против Советской власти и, по сути, имеют общие задачи с ОУН»[1356]. Вероятно, Краевой провод ОУН на ЗУЗ не хотел перенесения масштабных антипольских действий в Галичину, однако вскоре это произошло, видимо, под давлением лидера ОУН Р. Шухевича и центрального Провода. Тем не менее, в Галиции местные оуновские лидеры стремились более «мягко» подходить к решению польского вопроса. В связи с этим весьма любопытным является приказ организационной референтуры Краевого провода ОУН на ЗУЗ 1/43 от 30 октября 1943 г. В нем предписывается: «Категорически остановить любые противопольские выступления и акции, которые являются отклонением от политической линии организации и не исключают, а создают против нас второстепенный фронт борьбы. Инициирование и исполнение запрещенных актов буду трактовать как саботаж и действия, направленные на провал политики ОУН, провинившихся буду карать по законам наивысшего революционного порядка. Исключения составляют спецотделы, которые в индивидуальных случаях применяют [неразборчиво: «методы»? – А.Б.] ликвидации и то только при предварительном одобрении краевого проводника»[1357]. Из этого распоряжения можно сделать несколько немаловажных выводов. Во-первых, после 30 октября 1943 г. самовольные действия против поляков в Галичине рассматривались как антионоуновская политика и теоретически подлежали суровому наказанию. Во-вторых, руководство ОУН стремилась отстранить низы ОУН от антипольской акции, сделав ее более «точечной».

В декабре 1943 глава СБ Бережанского округа начал организацию антипольской акции. За одного убитого украинца надлежало убивать 10 поляков. Массовые нападения на поляков в Галичине, как и на Волыни, должны были произойти во время пересечения фронта этих земель[1358]. В то же время украинские националисты издавали листовки, призывающие поляков «образумиться», перестать выступать против украинцев, бороться за украинские этнографические земли и начать борьбу с немцами и советами[1359].

С февраля 1944 г. возросло число нападений на поляков в Галичине. В отличие от Волыни здесь изначально нападению подвергались польские пункты самообороны[1360]. Мотыка объясняет эту разницу тем, что оуновское руководство осознало, какую опасность они представляли для успешного проведения действий ОУН и для местного украинского населения. По всей видимости, он прав, однако хотелось бы добавить еще одну причину – в отличие от Волыни, где местное руководство ОУН хотя формально и стремилось очистить земли от польских «колонистов», фактически проводило политику геноцида, во время неожиданных нападений уничтожая все польское население независимо от пола и возраста, в Галичине после вмешательства Провода ОУН задачей было не истребление польского населения, а изгнание его за Сан. Именно поэтому УПА в первую очередь здесь стремилась уничтожить военную силу противника, а не местное население.

В марте 1944 г. ГК УПА издало распоряжение произвести в апреле акции по изгнанию поляков из Галичины. Акции надлежало проводить в тесном контакте УПА с СБ. Пик атак вновь пришелся на апрель, на Пасху. Несмотря на предыдущие распоряжения, поляков часто убивали, невзирая на возраст и пол[1361]. При нападениях на поляков осенью-зимой 1943 г. продолжали убивать целыми семьями[1362]. Уничтожение женщин и детей поляков случалось и в 1944 г. Например, в одной депеше деятеля польского подполья сообщается, что в колонии Ферлейове Рогатинского района частями УПА было убито 30 женщин и 30 детей[1363].

Вместе с тем, в марте 1944 г., то есть еще до пика противопольских выступлений в Галичине, который пришелся на весну 1944 г., украинские националисты стали распространять листовки, в которых «советовали» полякам вернуться на польские этнографические земли и таким образом покинуть Украину[1364].

На Волыни убийство поляков продолжились и осенью 1943 г. По советским данным в ноябре 1943 г. отряд «Ворона» в селах Старики, Вязовка, Углы вырезал 1500 поляков всех возрастов и полов[1365]. В ноябре 1943 г. глава организационно-мобилизационной референтуры ВО «Богун» «Тирса» призывал «коммунаров, немоту, ляхов решительно («безоглядно») уничтожать»[1366].

Однако новый пик нападений на польские села пришелся на конец декабря – начало января 1943-1944 гг… Большое количество нападений было совершено на католическое Рождество. Новое усиление антипольских акций УПА было связано с тем, что украинские националисты хотели для расправы над оставшимся польским населением использовать период безвластия между отходом немецких войск, покидавших Волынь, и приходом советских[1367].

В тех районах, где оставались немногочисленные поляки, СБ проводила «зачистки», уничтожая немногочисленные семьи поляков, как это было, например, в Ровенском районе[1368].

В Галичине поляки в городах, так же как и на Волыни, подвергались опасности. В начале 1944 г. отряды УПА планировали атаковать Збараж, но из-за непогоды операция не состоялась[1369].

Специальная инструкция ОУН от 13 марта 1944 г. предписывала: «Все ответные акции в отношении поляков прекратить, строго воспрещается стрелять и убивать поляков. Уничтожать лишь тех поляков, которые были или являются сексотами. За нарушение этого приказа в отношении поляков виновные будут караться смертной казнью»[1370]. Вслед за коррекцией политики ОУН по отношению к польскому населению изменились и директивы СБ. 5 апреля в инструкции одной надрайоной СБ приказывалось удержаться от огульных атак на поляков. Все допрашиваемые СБ поляки должны были обязательно подписать протокол допроса. Виновных поляков надлежало расстреливать, но невиновных, согласно инструкции, надо было отпускать. В тоже время, несмотря на смягчение отношения к немужскому населению, курс на устранение поляков с украинских земель продолжался. В изданном 5 мая приказе ЦП ОУН для уездных проводников приказывалось устранить поляков с украинских земель, при этом им давался срок в несколько дней на добровольное выселение, в случае неповиновения поляков-мужчин надлежало убивать, а хаты сжигать[1371].

Однако не все местные командиры УПА соглашались с изменением политики по отношению к полякам. 9 марта 1944 г., незадолго до приказа руководства ОУН от 13 марта 1944 г., вышел приказ № 23 Д. Коринця-«Бористена», главы штаба ВО «Заграва». В нем указывалось, что поскольку поляки продолжают свою антиукраинскую деятельность и, как раньше служили гестапо, теперь служат НКВД, то «против них принимаем те самые меры, что раньше»[1372]. Таким образом, в начале весны 1944 г. между ЦП ОУН и краевыми командирами УПА на Волыни имелись расхождения относительно методов антипольской политики на Волыни. Центральный Провод выступал за более мягкую линию, в то время как видные краевики выступали за продолжение террора по отношению ко всему польскому населению в регионе. Однако разногласий между центральным и краевым руководством ОУН в том, что необходимо проводить курс на деполонизацию Волыни, не было.

Уничтожения поляков, невзирая на их возраст и пол, находило осуждение в самой организации. В «Размышлении старшего по возрасту члена ОУН» неизвестный оуновец сообщает свою позицию: «Выгнать на запад мазуров, колонистов, которых на наши земли спровадило польское правительство, выжечь огнем и железом, если не хотят пойти добровольно – это хорошо». Но автор заметки категорически против убийства польской бедноты, которая в политической жизни участия не принимала. По его мнению, убивать людей только за то, что они римо-католики, «женщин, детей, стариков – «это глупость». По мнению этого неизвестного автора, такие меры только вредят украинскому делу: «Подобно тому, как немцы противоеврейскими акциями не решили еврейского вопроса в Европе, а наоборот – наставили против себя враждебно целый свет, так такие акции, какие ведутся в Галичине, не приведут к желаемой цели, а наоборот»[1373].

В 1944 г. УПА предпринимала акции и против немногочисленных поляков Буковины[1374]. Там со стороны членов ОУН среднего ранга тоже осуждалась чрезмерная жестокость по отношению к полякам и другим категориям населения, и в письме одного из лидеров украинского подполья в Буковине М. Гайдука «Черемшине» читаем: «Относительно акций – пропагандистски плохо действуют на население следующие: сжигание хат или иных строений, уничтожение детей и женщин, которые невинны. Этим самым мы даем народу, большевицкой пропаганде сравнивать нас с гестаповцами в глазах мира. Когда кто-то мешает, его надо так уничтожить, чтоб никто не знал, куда он подевался. Иначе нас будут считать за некультурных Резунов и скажут, что между нами и красными разницы нет»[1375].

Видимо, стремясь избежать обвинений в бандитизме и уничтожении мирного населения, Краевой провод ОУН на ЗУЗ требовал от отрядов УПА строго протоколировать антипольские «ответные» акции[1376]. В результате подобных акций со стороны УПА нападению подвергались польские села, из которых производились нападения на соседние украинские села. Жертвами подобных акций становились десятки мирных поляков.

Но желание освободить украинские земли от польского населения сохранялось у руководства ОУН и весной 1944 г. В пользу этого свидетельствуют показания А. Луцкого. По его свидетельству, после начала уничтожения украинцев на Холмщине весной 1944 г. ОУН приняла решение послать на Холмщину часть отрядов УПА «с задачей разгромить польскую дивизию [АК – А.Б.], уничтожить или изгнать все польское население за пределы Холмщины»[1377].

После учреждения УГВР перед ней также встал польский вопрос. На учредительном съезде УГВР 12 июля 1944 г. обсуждалась польская проблема.

В своем докладе Н. Лебедь-«Варяг» вновь представил Украину сугубо обороняющейся стороной перед поляками[1378]. Его мысль о «защитном» характере действий УПА позднее развил Р. Шухевич-«Лозовский». По его словам, после ухода украинской полиции в леса ее место заняла польская полиция, которая жестоко расправлялась с украинским населением. «Польский элемент, – сообщал Шухевич, – разрозненный на Волыни, полностью парализовал движение УПА». Выход якобы был найден самим украинским населением, которое «провело мероприятия по населению. Поляки начали сопротивляться. Тогда началась ликвидация польского населения на Волыни, которая закончилась летом 1943 г. Остались только острова под немецкой охраной, тогда развернулась УПА»[1379]. То есть, по словам Шухевича, войну против поляков начало само украинское население Волыни, и только после того, как с поляками на Волыни было покончено, возникла УПА. Такая версия помогала реабилитировать УПА, списать на местное население очевидные преступления не только перед внешним миром, самим украинским народом, но и перед своими соратниками, которым в силу обстоятельств был мало известен истинный характер Волынской резни, и которые могли бы быть недовольны, узнав истинную ролью УПА в борьбе с поляками. Примечательно, что версию о «народном» характере расправы над поляками уже во время независимой Украины популяризировал и один из видных деятелей ОУН, последний главнокомандующий УПА В. Кук[1380].

Несмотря на то, что атаки на поляков в Галиции начались еще осенью 1943 г., по сообщению Шухевича выходит, будто бы распоряжение ГК УПА о выселении поляков было принято только в апреле 1944 г., после того, как польское правительство начало сотрудничать с большевиками. Особенно Шухевич подчеркивал, что во время изгнания поляков из Галичины уничтожались только мужчины, а не женщины и дети[1381] – вероятно, инициатива смягчения политики УПА по отношению к польскому населению, исключение из числа «целей» женщин, детей и т. д. исходила лично от Р. Шухевича.

Большинство выступавших также ратовало за радикальное решение польской проблемы – выселение поляков за Сан. Изначально колебался З. Пеленский – «Зеленко», но позднее и он заявил, что радикальное решение лучше, чем отсутствие какого-либо решения[1382]. Радикальные меры против поляков – выселение – поддержали и не члены ОУН, например, В. Мудрый[1383].

К лету 1944 г. относятся указы различных структур УПА, запрещающие убивать женщин, детей и стариков. 9 июня подобный указ был издан главой ВО УПА «Буг» «Вороным». В нем, наряду с женщинами, стариками и детьми, запрещалось убивать и мужчин-украинцев в смешанных семьях, а также украинцев римо-католиков.

10 июля 1944 г. был издан подобный указ командира УПА-Запад «Шелеста», где подтверждалось распоряжение, запрещающее убивать женщин и детей[1384]. Тем не менее случаи уничтожения детей-поляков продолжались в Галичине и после издания приказа[1385].

Несмотря на то, что указы структур УПА о допустимости уничтожения только поляков-мужчин известны с лета 1944 г., вероятно, подобного рода распоряжения давались и раньше, с осени-зимы 19431944 гг. В пользу этого предположения свидетельствует то, что уже в зимних отчетах УПА 1944 г. подчеркивается, что убиты были только мужчины. Например, в одном из отчетов подчеркнуто, что было ликвидировано 10 поляков «и то одних мужчин»[1386]. Примеры того, что украинцы в 1944 г. при нападении на польские села уничтожали только все мужское население, мы можем обнаружить и в воспоминаниях евреев, прятавшихся в смешанных польско-украинских семьях[1387].

Тем не менее, несмотря на различного рода предписания, убийства поляков и польских семей продолжались. В сводках НКВД мы найдем много иллюстраций подобного рода. Например, 10 августа 1944 г. в с. Малая Любаша Костопольского района были убиты поляк и его жена[1388]. 10-11 августа 1944 г. в селе Грабовец убиты 2 семьи поляков, еще две уведены в лес[1389]. 20 августа группой до 200 человек в польском селе Соколив Стрыйского района было убито 16 поляков, включая женщин и детей[1390].

15 августа отряд из 20 человек напал на колонию Бердище Тучинского района – один поляк убит, 7 уведено в лес[1391].

3 сентября 1944 г. при нападении на села Великий и Малый желихов Ново-Могилянского района Львовской области было убито 7 польских семей – 9 человек[1392]. В селе Ржейда Львовского района 10 сентября 1944 г. было убито 24 поляка[1393]. 13 октября 1944 г. в с. Зарубцево Почаевского района убито 5 поляков[1394]. В селе Ляшков Посминецкого района Станиславской[1395] области было убито 6 польских семей[1396]. Иногда поляков убивали под видом сотрудников НКВД[1397] или красноармейцев[1398].

Нападения на поляков продолжались в ноябре. В декабрьских нападениях «Бурлаки» гибли женщины и дети[1399]. На то, что осенью 1944 г. убийства мирного польского населения в Галиции не прекратилось, указывает и польский исследователь Г. Грыцюк[1400].

Видимо, памятуя о приказе не убивать поляков за то, что они поляки, в некоторых случаях трупы убитых поляков сопровождали «объяснительными записками» вроде: «Смерть доносчикам НКВД – врагам трудящегося народа. Смерть большевистским фашистам, империалистам и капиталистам. Марженко погиб не потому, что он поляк, а потому, что он сексот»[1401]. Вместе с поляком Марженко были убиты жена и его 4-х летняя дочь. По словам составителя сообщения, советского сотрудника: «Марженко в агентурно-осведомительной сети и не состоял»[1402]…

Можно предположить, что после изменения политики ОУН по отношению к польскому населению большое число поляков (включая членов семей) уничтожалось по малейшему подозрению в сотрудничестве с советскими органами (или под предлогом такового, поскольку нельзя исключать возможность того, что особо ретивые националисты, движимые чувством мести, пользуясь разрешением уничтожать поляков-врагов, под этим предлогом просто уничтожали поляков вместе с семьями).

К осени 1944 г. отношение ОУН к польскому вопросу окончательно изменилось. Во временной инструкции организационной референтуры Краевого провода ОУН на ЗУЗ указывалось, что поскольку ситуация на фронте складывается не в пользу украинской и польской сторон, то они должны перейти к совместным действиям против оккупантов. В связи с этим в документе подчеркивалась необходимость усиления пропаганды ОУН для поляков[1403].

1 сентября 1944 г. глава УПА-Запад Сидор-«Шелест» указом № 7/44 приказал приостановить антипольскую акцию – надлежало атаковать только «стрибков»[1404] и «сексотов»[1405].

Руководство УПА-Запад также выступало против репрессий по отношению к мирному польскому населению. В приказе 9/44 от 25.11.1944 г. главы УПА-Запад «Шелеста» отмечалось, что «репрессируется ни в чем не повинная польская масса», в то время как «польская милиция, издевающаяся над народом, не разогнана, хотя эта задача одна из самых наилегких». В приказе также отмечалось, что «бои производятся для боев, а не для дела революции, политический момент во внимание совсем не принимается»[1406]. Но случаи убийства поляков продолжались и зимой 1944 г. Например, 10 декабря 1944 г. в селе Силки Краснянского района Львовской области украинские националисты захватили 3-х поляков и одного расстреляли[1407].

Очевидно, у нас есть основания полагать, что практика УПА в отношении «польского вопроса» несколько расходилась с тем, что от нее хотело руководство.

Несмотря на то, что зимой-весной 1944 г. Провод ОУН принял ряд решений о запрете убийств польских женщин и детей, уничтожении поляков только за их национальность, на практике эти решения плохо соблюдались. Кроме того, по всей видимости, у членов УПА имелись «легальные» возможности для того, чтобы расправиться с мирными поляками. Во-первых, как уже указывалось, зачастую поляк мог быть убит, и даже вместе с семьей, не как поляк, а как «сексот» (действительный или мнимый) или как «активный поляк»[1408], но сути дела это не меняло. Следует указать, что после возвращения советской власти поляки составляли большой процент истребительных батальонов, боровшихся с УПА. Например, к началу 1945 г. 60 % истребительных батальонов в Тернопольской области было составлено из поляков[1409]. Вряд ли можно согласиться с Дж. Бурдсом, который полагает, что советские власти преднамеренно провоцировали межэтнический конфликт между украинцами и поляками, в массовом порядке используя последних в истребительных батальонах и агентуре[1410]. Советские власти использовали в качестве агентуры и в истребительных батальонах то население, которое было готово к сотрудничеству. В 1944-1945 гг. таким населением были и поляки, пострадавшие в годы войны от украинских националистов. Однако сам факт службы поляков в истребительных батальонах, безусловно, способствовал сохранению и укреплению стереотипа поляка – прислужника врагов Украины.

Вероятно, значительное число поляков и их семей стали жертвами банальной мести со стороны украинского подполья за сотрудничество с советской властью, приведшее к негативным последствиям для подпольщиков. Практика уничтожения доносчиков и сексотов имела место и в советской деревне 1930-х гг. и не определялась какой-либо идеологией[1411].

Во-вторых, по крайней мере в некоторых случаях, члены УПА могли легально расправляться с поляками во время «ответных» акций. Например, в одном из обращений УПА к полякам в начале 1945 г. читаем: «Постараемся наказывать [во время ответных акций] только виновных, однако отмечаем, что пуля не разбирает, и что специальных следствий тоже вести не будем, поскольку ответственность за эти зверства падает на всю организацию, под маркой которой действуют бандиты [против украинцев], а, прежде всего, на станции «Милиции Обывательской»[1412], поскольку по их инициативе и на их территории эти бандитские акции проводятся». И далее: «Если во время наших ответных акций погибли б случайно невиновные, то пусть польское общество не винит в этом нас, только своих бандитов-провокаторов»[1413]. Таким образом, у солдат УПА была легальная возможность в некоторых случаях убить невиновных поляков без каких-либо санкций со стороны командования УПА, поскольку вся ответственность за такие происшествия возлагалась на польскую сторону.

Ситуация на фронте между тем продолжала изменяться. Еще зимой 1944 г. советскими войсками была освобождена большая часть Волыни. К осени 1944 г. большая часть украинских земель была уже освобождена советскими войсками. 9 сентября между властями УССР и Польским комитетом национального освобождения (ПКНО) было подписано соглашение об обмене населением. По нему поляки Галичины должны были быть переселены в Польшу, а украинцы Закерзонья в УССР[1414]. Первоначально предполагалось добровольное переселение. Воплощение этого соглашения изменяло этническую ситуацию в регионе. Вероятно, значительная часть поляков, уехавшая осенью 1944 г. в Польшу «добровольно», сделала это под прямым нажимом УПА, которая запугивала население новыми грядущими акциями[1415]. По показаниям некоторых националистов, руководство ОУН-Б с энтузиазмом восприняло подписание украинско-польского соглашения, помогавшего делу выселения поляков из Украины[1416].

Вскоре в начале 1945 г. по инициативе АК между ней и ОУН были проведены переговоры и достигнута договоренность о совместных действиях против советских войск[1417]. Успешность контактов украинского и польского подполья варьировалась по регионам. В некоторых пограничных украинско-польских землях, как, например, на Любельщине, они продолжались с 1945 вплоть до 1948 г. В других регионах, сотрудничество между польским подпольем и украинскими националистами было менее успешным и фактически ограничивалось нейтралитетом, в других регионах отряды УПА и АК проводили совместные действия против польской милиции и Управления безопасности[1418]. Однако в целом взаимодействие осуществлялось на низовом уровне и носило скорее военный, чем политический характер. Можно согласиться с Г. Мотыкой в том, что частичное изменение политики украинских националистов по отношению к полякам произошло вследствие того, что поляки к тому времени уже частично оставили «восточные кресы». К середине 1944 г. не менее 300 тысяч поляков уехало из Восточной Польши. Отток поляков усилился после украинско-польского соглашения об обмене населением. По нему до конца 1945 г. в Польшу уехало до 800 тысяч поляков[1419]. Одновременно ОУН еще более ужесточила наказание за самовольные выступления против поляков[1420].

Вплоть до начала 1945 г. ОУН не отказывалась от своих планов деполонизации Украины. Это подтверждается тем, что новый пик нападений на польские села начинается после соглашения УССР и Польши о добровольном обмене населением и начале добровольного отъезда в Польшу[1421]. К 1945 г. руководство ОУН, осознав, что благодаря украинско-польскому соглашению так или иначе деполонизация Украины произойдет, и не имея сил бороться на два фронта, прибегло к тактическому союзу с польским подпольем в Закерзонье.

Однако нападения на польские деревни эпизодически случались и после частичного налаживания отношений между украинским и польским подпольями. Так, 20 марта 1945 г. отрядом УПА совершено нападение на польских жителей села Кулино Билгорайского уезда. Село было сожжено и убито 100 жителей-поляков[1422]. Польская милиция зачастую отвечала украинцами погромами сел[1423].

Отдельные убийства мирных поляков продолжались в различных регионах Западной Украины и в первые месяцы 1945 г.[1424] При этом польские погромы иногда выливались в уничтожение украинскими боевиками десятков людей[1425], хотя иногда поляки являлись членами УПА[1426].

В 1944-1945 гг. существенно изменилась география нападений на польские села. Если в 1943 г. подавляющее число жертв приходилось на Волынь, то теперь количество убийств поляков в Галичине возросло, а на Волыни заметно упало[1427].

Говоря об антипольских акциях украинских националистов нельзя замалчивать и того, что осенью 1943 г. массовый террор против украинского населения был развернут поляками на Любельщине, Холмщине, Грубевшине. В этих регионах украинцев было по сравнению с поляками меньшинство, кроме того, в начале польско-украинского противостояния в 1942-1943 гг. там отсутствовали отряды УПА, что делало местное украинское население особенно уязвимым.

Особым кровопролитием отметились события на Грубевшине. Там, начиная с осени 1943 г. по лето 1944 г., поляки активно уничтожали беззащитное украинское население (УПА в том районе тогда еще не было), женщины и дети составили 70 % этих жертв[1428].

Говоря о польско-украинском противостоянии нельзя не сказать несколько слов о предполагаемой роли немцев в развязывании конфликта. Бытующая в историографии версия о том, что польско-украинский конфликт на Волыни был инспирирован целенаправленными действиями немецких властей[1429], не подтверждается документальными свидетельствами. Более того, имеющиеся в нашем наличии материалы переговоров представителей ОУН с немецкой стороной (в том числе переговоры представителя ОУН И. Гриньоха-«Герасимовского» с представителями СД) противоречат этой версии. Одним из требований немецкой стороны на этих переговорах было прекращение самовольных актов террора против поляков со стороны украинских националистов[1430] – немцы не были заинтересованы в самовольной неконтролируемой деятельности украинских националистов против поляков, которые подрывали баланс сил на контролируемой немцами территории и грозили непредсказуемыми последствиями.

Но насколько важны были немецкие требования для украинских националистов? Может быть, именно ими были обусловлены смягчение украинской политики в отношении поляков и требование не уничтожать женщин, детей, стариков? Однако такое предположение также противоречит фактам. Политика смягчения отношения к полякам началась зимой-весной 1944 г. еще до переговоров ОУН с немцами на высшем уровне и продолжилась после их окончательного изгнания из Украины. Украинско-польский конфликт на западноукраинских землях был подиктован внутренними причинами, историей польско-украинских взаимоотношений в регионе и целями, стоящими перед национальными движениями этих народов, а не внешними факторами.

Политика польской этнической чистки УПА и ОУН на ПЗУЗ была одобрена высшим руководством ОУН осенью 1943 г. Одновременно она была смягчена, строгим образом запрещалось уничтожать польских женщин и детей, однако в реальности эти запреты членами украинского подполья нарушались. С осени 1944 г., когда после польской этнической чистки УПА и обмена польским и украинским населением между УССР и Польшей судьба польского населения на западноукраинских землях была решена, руководство украинских националистов стремилось свести на нет антипольские действия УПА и найти контакты с польским антикоммунистическим подпольем. Но на практике антипольские нападения УПА на землях Западной Украины продолжались.