3.5. ОУН и прочие национальности в 1943-1945 гг.

После утверждения нового курса ОУН-Б на ІІІ Чрезвычайном Съезде ОУН-Б украинские националисты стали прилагать еще более интенсивные практические усилия для осуществления лозунга «Свобода народам! Свобода человеку!». Сам этот лозунг из сравнительно маргинального для ОУН в момент нападения Германии на СССР стал центральным в пропаганде УПА. Венцом пропагандистской кампании по привлечению представителей различных народов к борьбе УПА стала состоявшаяся в ноябре 1943 г. «Конференция порабощенных народов Европы и Азии».

21-22 ноября 1943 г. в лесах Ровенской области состоялась «І Конференция порабощенных народов Европы и Азии». В работе конференции приняли участие 39 «делегатов» от 13 народов. Среди них: 6 грузин, 5 азербайджанцев, 5 узбеков, по 4 татарина и армянина, по два белоруса, казаха, осетина, по одному башкиру, кабардинцу, черкесу и чувашу, а также 10 почетных гостей конференции разных национальностей[1475]. Было несколько таджиков и киргизов[1476]. Обращает на себя внимание, что русские (как и поляки) среди «порабощенных народов» представлены не были. Несмотря на подвижки в отношении ОУН к русским, она не рассматривала русских в качестве «порабощенных народов» наряду с другими, считая их имперским народом.

В документах конференции указывалось, что она была создана по инициативе азербайджанской, армянской, грузинской, татарской, узбекской и прочих революционных организаций, ведущих борьбу против гитлеровских и российско-большевистских империалистов. Делегаты конференции якобы прибыли из своих земель, преодолев линию фронта[1477].

В Обращении Конференции вся вина за войну возлагалась на империалистические Германию и СССР. В очередной раз ОУН призывала к переустройству государств Восточных Европы и Азии на принципах «системы независимых государств каждой нации на своей этнографической территории». Как видно, принцип построения системы государств на этнографических территориях распространялся не только на Восточную Европу, но и на подконтрольную Советскому Союзу Азию, однако не затрагивал вопрос переустройства государств Западной Европы и Америки. Оно и понятно, в условиях поиска ОУН контактов с союзниками выдвижение лозунга, который хоть в какой-то мере мог нарушить сложившийся status quo в положении этих стран, было им крайне не выгодно. Для создания независимых государств в этнографических границах украинские националисты призывали советских партизан и красноармейцев, членов национальных формирований Германии вступать в УПА и бороться совместно против Сталина[1478]. Террор СБ против бывших красноармейцев и бежавших из немецкого плена вскоре покажет, насколько искренни были эти призывы.

Некоторые украинские исследователи принимают пропагандистский пафос Конференции за чистую монету и проявление оуновского интернационализма[1479], но в действительности дела обстояли иначе. По свидетельству М. Степаняка, делегаты конференции «порабощенных народов» никого и нечего не представляли и являлись выходцами из воинских национальных частей, сформированных немцами, перешедшими в УПА[1480], а не представителями революционных организаций. Только Белоруссию на конференции представляли делегаты от реальной подпольной политической силы – Белорусской незалежницкой партии (БНП)[1481].

Краевой проводник ОУН на ПУЗ (южных украинских землях)

В. Кук не скрывал от Степаняка, что вся конференция проводится в «пропагандистско-агитационных целях». Некоторые делегаты конференции «порабощенных народов» в частных разговорах даже отрицали, что СССР ведет империалистическую политику[1482]!

Показания Степаняка подтверждаются показаниями Д. Паламарчука, редактора и корректора материалов Конференции. Он утверждал, что 70 % делегатов конференции были «националы», не совсем хорошо говорившие по-русски и совершенно не понимавшие украинский. При этом один делегат грузин «Гогия»-«Карло»-«Гуриэли» после Конференции был уничтожен СБ якобы за работу на «Советы». Еще один делегат, «Андраник», глава армянской делегации, оставил бандеровцев и пошел служить в РККА. Глава азербайджанской делегации «Чайли»-«Физул», служивший в УПА, позднее перешел к советским партизанам. Большинство делегатов вели себя крайне неактивно и не участвовали в прениях по докладам Конференции (всего было три доклада: Логуша-«Иванива», «Верещаки» и «Карло-Гуриэли»). Планируемый революционный комитет так и не был создан, хотя от его имени и издавались листовки[1483].

Однако идея об украинце-борце за освобождение не только Украины, но и всех «порабощенных народов», была адресована не только «порабощенным народам», но и солдатам УПА. Поэтому она присутствует не только в пропагандистских листовках и печати, но и во внутренних инструкциях УПА[1484].

После ІІІ Чрезвычайного Съезда ОУН отношение ОУН к национальным меньшинствам продолжало изменяться в сторону большей терпимости. В 1944 г. критика моноэтнического взгляда на Украину появилась в официальном органе ОУН «Идея и действие». Е. Логуш-«Степанив» в своей статье ставил вопрос об отношении украинского национализма к неукраинцам, живущим в Украине. Он осуждал подход, согласно которому в проектах аграрного устройства земля оставлялась только украинцам, а неукраинцам давалась лишь в том случае, если они доказали своими поступками служение украинскому делу[1485]. Осуждалось неправильное понимание лозунга «Украина для украинцев»: «Надо только удивляться, с какой самоуверенностью у нас искривляется некоторыми лозунг: «Украина для украинцев» – означает все, что не украинское, несмотря на национальную принадлежность, это не нужное, которое должно из Украины исчезнуть. Как? Просто – либо стать в один день украинцами. Либо выйти из Украины на все четыре стороны»[1486]. В статье критиковалась политика, когда украинцы сдают немцам на работы «контингент»[1487], целиком состоящий из представителей национального меньшинства или, спасаясь от немецкого преследования, сбегают в лес, не предупредив о грозящей расправе неукраинское население. Как один из пунктов политики в отношении национальных меньшинств предлагался не курс на ассимиляцию отдельных людей, а курс на привлечение целых народов к сотрудничеству[1488]. Несмотря на сравнительную демократичность взглядов автора статьи, многие положения украинского национализма в его статье остаются неизменными. Так, автор резко отрицательно оценивает «пацифизм» и «космополитизм» деятелей «Украинской революции»[1489]. Как уже говорилось выше, как таковой оуновский лозунг «Украина для украинцев» не осуждался, но осуждалось его «неправильное», шовинистическое по отношению к национальным меньшинствам, понимание. Достаточно любопытной является позиция автора относительно расизма. С одной стороны, он всячески открещивается от теории и практики немецкого расизма, а с другой – находит в расизме вообще некоторые полезные вещи: «Чувство расовой самобытности есть, вероятно, у каждого народа. Однако это чувство ни у одного народа не приобрело такого внешнего проявления как у немцев. Доведенный до абсурдного антропологического шаблона немецкий расизм стал политическим идеалом и законом, … результатом этого является полное отрицание всех достижений ненемецкой культуры и зоологическая нетерпимость к другим народам». Одновременно немецкий народ обвиняется в способности к легкой ассимиляции: «Ни один народ в мире не поддался в таком проценте влиянию московского большевизма, как немецкий, так, что евреи в Германии, несмотря на небольшое численное количество, смогли завоевать такое сильное господство над политической и культурной жизнью страны. Как реакция против этого родился национал-социализм. Это отчаянный шаг элементов, которые таким образом хотят спасти свой народ». И далее: «Чужд и противен нам немецкий расизм как социальное и духовное явление. И когда у немцев он имеет свою почву в специфическом психическом состоянии общества, у нас он лишен любых основ и не имеет какой-либо цели»[1490]. Итак, «доведенный до абсурдного» немецкий расизм осуждается, при этом он рассматривается всего лишь как ответная мера немцев против еврейского засилья и как явление, отвечающее специфическим немецким условиям.

Особенное место для украинских националистов занимало возможное сотрудничество с белорусами. Как уже говорилось, Белоруссию на «Конференции порабощенных народов» представляли члены реальных подпольных сил. Два белорусских делегата конференции были членами БНП – Белорусской Незалежницкой партии[1491]. БНП была создана в 1940-1942 гг. и претендовала на ту роль в белорусском антисоветском национальном движении, на которую в украинском претендовала ОУН[1492]. Лидеры БНП ориентировались на ОУН, несмотря на антибелорусскую политику украинской организации, которая отказывалась признавать белорусский характер берестейских земель[1493]. Наиболее последовательным сторонником сотрудничества с УПА и ОУН был В. Родзька[1494]. Однако дальнейшего развития сотрудничество ОУН и БНП не получило. Особый белорусский отряд при УПА так и не был создан, вероятно, из-за украинско-белорусских противоречий, вызванных вопросом о границе, – украинские националисты считали Берестейщину и некоторые другие районы, на которые претендовали белорусские националисты, украинскими, а не белорусскими территориями[1495]. Прочие лидеры белорусского национального движения, такие как Р. Астровский[1496], М. Витушка[1497], не поддержали линию Родзьки и Д. Касимовича[1498] на интенсивное сотрудничество с УПА[1499].

В декабре 1943 г. УПА выпустила листовку, адресованную белорусскому народу. В ней во всех бедах белорусов обвинялся московский империализм: «целыми веками гнобил Тебя московский империализм. Еще в царской России московские завоеватели, овладев Твоим народом, лишили Тебя свободы». Любопытно, что московские завоеватели обвинялись в том, что «запрягли» белорусский народ в «ярмо помещиков и капиталистов» и заставили его защищать «интересы дворян и капиталистического порядка». Тут мы вновь обнаруживаем свидетельства социальной идеологии ОУН, направленной против капитализма и «старого порядка». ІІІ Съезд не внес здесь никаких корректив.

Не всегда национальная пропаганда ОУН добивалась успеха. Так, в Давидгородецком[1500] районе Брестской области, по свидетельствам УПА, население преимущественно считало себя белорусами, а не украинцами[1501]. Автор отчета округи «Зелень» (Столинский район) осенью 1942 г. сокрушался, что местное население безразлично относилось к своей национальности и у него не было четкого представления о том, кто они – украинцы или белорусы[1502].

Белорусский исследователь Р. Клявец полагает, что листовка УПА, адресованная белорусскому народу, имела только пропагандистское значение и не отражала изменения позиции украинских националистов по отношению к белорусам и вопросу спорных территорий. Никаких реальных выгод белорусскому национальному движению «Конференция порабощенных народов» не принесла. Несмотря на то, что украинские националисты выработали и провозгласили принципы равноправия народов, конкретная реализация этих принципов служила украинским интересам[1503]. На то, что украинские националисты не получили поддержки местного белорусского населения, указывает и О. Романько[1504].

Однако ОУН продолжала использовать «белорусскую карту» и в дальнейшем. В 1944-1945 гг. УПА совершала из полесья рейды на собственно белорусские этнические территории для пропаганды своих взглядов среди белорусского населения.

Отношение украинских националистов к таким народам как калмыки и ногайцы тоже эволюционировало. В 1942 г. еще появлялись мнения, что принцип создания государств в этнографических границах на них не должен распространяться: «[Эти – А.Б.] племена создать своего государства не могут. Когда степь оставим, то Москва ее займет и будет угрожать с востока. Чтобы убрать эту опасность, должна быть степь Надкаспийская занята и присоединена к Укр. Государству. Тогда политическая граница пойдет с Дона на Волгу, Волгой на Каспийское море и дальше Каспийским морем. Если это не будет сделано, Москва будет угрожать нам с востока и юга»[1505]. Однако к 1943 г. ситуация изменилась, и украинские националисты распространяли листовки, в которых выступали за создание национального государства калмыков[1506]. Признавали они независимость этих народов и во внутриорганизационных документах[1507].

Отдельное место в идеологии ОУН занимал вопрос Дона. Вопрос принадлежности донских земель Украине зависел от того, будет ли создано на этих землях государство, союзное Украине, или это государство будет союзным Москве: «В соответствующий момент, – писалось в одном из документов для политического обучения, созданном в начале войны, – донцы будут создавать свое государство. Если они не соединятся с Москвой, мешать им в создании самостоятельного государства не надо», так как в этом случае они и так будут под экономическим, политическим влиянием Украины. Если же они каким-либо образом соединились бы с «Москвой» и начали бы действовать против Украины – в этом случае «они [земли донцев – А.Б.] должны будут заняты войсками Украины и присоединены к составу Украинского Государства». В этом случае граница Украины проходила бы по Хопру и далее по Дону[1508].

Несмотря на то, что украинские националисты продолжали рассматривать Кубань и донские земли как украинские, к осени 1943 г. появилась листовка УПА, в которой донские казаки выделялись как самостоятельная категория[1509]. Эта листовка, датированная октябрем 1943 г., заканчивается лозунгом: «За независимый Дон – за казачьи вольности! За украинское самостоятельное соборное государство!»[1510]

К середине 1944 г., по крайней мере на словах, изменилось отношение ОУН к вопросу принадлежности Кубани. В листовке, написанной от имени Секции кубанского козатства «Революционного комитета порабощенных народов», выдвигался лозунг независимой Кубани. В листовке заявлялось, что УПА борется за независимость народов Кавказа и независимый Дон. Кубанцев призывали встать в ряды УПА и совместно бороться за независимые государства Европы и Азии[1511]. По всей видимости, украинские националисты, не отказываясь до конца от претензий на Кубань, стремились привлечь к борьбе УПА те силы Кубани и Дона, которые не хотели включения этих земель в единое украинское государство, но были готовы к совместной борьбе с украинскими националистами под лозунгами национальной независимости этих земель.

Одной из значимых национальных общин на Волыни была чешская. Взаимоотношения украинских националистов и чехов в литературе часто приводятся как образец возможного варианта национальных отношений между ОУН и другими народами в случае уважительного отношения последних к украинскому национальному движению. Известно, что отношения между украинцами и другими народами на Волыни (где имелись чешские колонии) во время войны не достигали такого уровня напряженности, как взаимоотношения с другими народами[1512]. Однако и здесь не все просто. Глава Рейхскомиссариата «Украина» Э. Кох отмечал в своем сообщении А. Розенбергу, что украинские националисты уничтожают не только польское, но и чешское население[1513]. По подсчетам некоторых историков, всего во время Второй мировой войны украинскими националистами было убито более 300 волынских чехов[1514]. И действительно, сотрудник СБ Н. Ф. Слободюк показал, что среди народов, которые глава СБ Ровенского района «Макар» назвал врагами, подлежащими уничтожению, были и чехи[1515]. Однако, каких-либо директив, исходивших из ЦП ОУН-Б или ОУН-Б на ПЗУЗ, не известно. Каких-либо античешских мотивов в периодике ОУН и УПА того времени не было. Видимо, такая античешская политика была местной политикой, возможно, инициативой «снизу», и не захватывала всей территории подконтрольной УПА. Иначе трудно объяснить, почему большинство чешского населения Западной Украины достаточно спокойно пережило Вторую мировую войну[1516].

Украинские националисты стремились найти контакты и с представителями других националистических движений, борющихся против большевиков. При этом украинские националисты не были очень уж разборчивыми в определении участников фронта «порабощенных народов». К ним они относили все антибольшевистские и не национал-социалистические силы, включая румынскую железную Гвардию во главе с Хорией Симой[1517]. Согласно показаниям М. Степаняка, ОУН еще ранее налаживала связь с четниками и железно-гвардейцами. В пример противобольшевистской борьбы народов, сражающихся «против московского ставленника Тито», украинские националисты приводили сербов и хорватов[1518], четников и усташей, как известно, конфликтовавших между собой. Однако украинским националистам это совершенно не мешало, поскольку их основной целью было найти поддержку как можно большего числа антибольшевистских режимов. С февраля 1945 г. даже АК, с которой УПА ранее жестоко враждовала, приводилась в качестве примера национальной противобольшевистской борьбы «порабощенных народов»[1519].

Уже к началу декабря 1943 г. отношение ОУН к национальным отделам УПА резко изменилось. Во «Временной инструкции в делах прочих национальностей (неукраинцев) на востоке Европы и Азии при УПА или находящихся на территории деятельности УПА»[1520] от 2 декабря говорилось, что национальные отделы при УПА националисты организовывали «для конкретных политических задач», поэтому отношение к ним военных команд УПА должно было быть согласовано с политическим центром «порабощенных народов» востока Европы и Азии. Формирование новых национальных отделов предписывалось остановить, а уже сформированные отстранить от боевых действий и разместить на территории так, чтобы изолировать от прочих национальных отделов, однако чтобы это не препятствовало доступу к национальным отделам политического центра (полiтичного осередка).

15 января 1944 г. комендант СБ штаба УПА-Север «Караспун» издал инструкцию, в которой призывалась воздержаться от агитации среди вражеского окружения (к нему относились национальные формирования, красноармейцы и советские военнопленные) за вступление в УПА[1521].

С приближением советских войск опасность для «националов» в УПА возрастала. В приказе № 3/44 командирам УПА и руководителям и тыла в делах контрразведки ВО «Заграва» от 4 марта 1944 г. приказывалось особое внимание обратить на сексотов из нацменов – «туркменов, узбеков, белорусов и прочих»[1522]. Поляки также рассматривались как сексотский элемент[1523].

Такое изменение политики по отношению к вступлению «националов» в УПА, по всей видимости, было связано с тем, что, несмотря на провозглашенные лозунги, ОУН и УПА были организационно не готовы к вступлению большого количества солдат-неукраинцев в УПА[1524]. Иногда эти «национальные» отряды с приближением фронта переходили на сторону Советов[1525]. Результатом стало усиление внимания к этим «элементам» со стороны СБ и чистки, то есть физическое уничтожение неблагонадежных «элементов».

Абсолютная численность солдат из национальных легионов УПА была не велика. В то же время национальные формирования на определенном этапе в некоторых районах составляли довольно существенную часть УПА. Так, по сообщению житомирского партизанского объединения, отряды УПА на Волыни до 40 % состояли из «националов»: ингушей, осетин, черкесов, турок, русских[1526].

Вполне вероятно, что многие из «националов», влившихся в УПА, просто не имели другого выхода, поскольку, как показывают некоторые свидетельства, просто так уехать из лагеря УПА без согласия о сотрудничестве было сложно[1527]. В самих документах УПА мы найдем подтверждение тому, что национальные отделы из немецких структур перешли в УПА «потому, что не было у них другого выхода». В любом случае, переход национальных групп от немцев к УПА украинские националисты рассматривали как положительное явление, которое может «стать началом практического объединения порабощенных народов Востока против империализмов за свободные национальные государства»[1528].

О том, как в УПА понимался фронт «порабощенных народов», красноречиво говорит ответ главы подраздела УПА капитану чехословацкого отряда, действовавшего на территории Украины, Репкину. В ответ на обвинения в сотрудничестве с немцами командир УПА обвинил Репкина в плохой информированности и предположил, что он советский агент, предложив его отряду влиться в ряды УПА: «В противном случае мы будем считать вас сотрудничающими с империалистической красной партизанкой», – писал командир подразделения УПА[1529]. Для нас здесь важна не действительно имевшая место связь Репкина с советскими партизанами, а ответ деятеля УПА – фронт «порабощенных народов» на территории Украины непременно означал подчинение всех национальных воинских образований, действующих на территории Украины, Главному Командованию УПА, в противном случае, независимое национальное подразделение рассматривалась как враждебное.

Таким образом, ОУН после ІІІ Съезда ОУН-Б стремилась максимально использовать свои старые идеи о совместной борьбе всех «порабощенных» народов против СССР. Украинские националисты рассчитывали, что им удастся привлечь на свою сторону достаточно «националов», недовольных советской властью, чтобы сломить СССР. С этой целью была созвана «І Конференция порабощенных народов Европы и Азии», сформированы национальные отделы в УПА, выпущен ряд листовок, адресованных различным народам. Но в этом направлении своей деятельности украинские националисты потерпели поражение. «Конференция порабощенных народов» имела сугубо пропагандистское значение. УПА оказалась неспособной «проглотить» даже сравнительно небольшое число (по сравнению с тем количеством солдат, которое требовалось, чтобы успешно противостоять Советскому Союзу) неукраинских солдат, что привело к сворачиванию деятельности национальных сотен УПА. Листовки, адресованные неукраинским народам, желаемого эффекта не дали. Поэтому не удивительно, что УПА из «интернациональной» армии, какой она была в 1943-1944 гг., когда доля неукраинцев в некоторых формированиях достигала нескольких десятков процентов, в скором времени превратилась в украинское или даже западноукраинское военное формирование.