12 Братоубийство

К 1500 году грузинские царства и княжества были зажаты между двумя воинственными империями, Оттоманской на западе и Сафавидской на востоке. Во главе последней стоял шах Исмаил I, превративший Азербайджанское государство во всеиранскую империю (Исмаил был сыном первого сафавидского султана, внуком Узуна Хасана и правнуком трапезундского императора Иоанна IV). Грузия стояла перед выбором: она могла стать либо вассалом, либо союзником более сильного, чтобы бороться с более слабым из двух гигантов, пытающихся овладеть всем Закавказьем. Оттоманские армия и бюрократия и иранские войска, где преобладали дикие туркмены-кызылбаши (красные головы), являлись равно опасными угрозами: обе империи владели огнестрельным оружием.

Шах Исмаил выехал из Эрзинджана и напал на юго-запад. В 1498 году умер самцхийский атабаг Кваркварэ II; через два года умер и его сын Каихосро, известный набожностью, и на престол вступил его столь же набожный брат Мзечабук. Приход к власти невоинственных атабагов привлек шаха Исмаила, который разграбил Самцхе, хотя настоящей целью его кампании оставался Ширван, в то время оттоманский вассал. В 1500 году Исмаил уговорил атабага, картлийского царя Константинэ II и кахетинского царя Александрэ совместно с ним напасть на оттоманскую территорию около Тебриза. Чтобы удостовериться в искренности новых союзников, Исмаил попросил кахетинского царя Александрэ послать своего сына Деметрэ в Ширван, только что завоеванный, и договориться о мире. Царевичу удалось заключить мир с ширваншахом, и Исмаил пообещал Константинэ отменить дань, которую картлийцы все еще платили тебризским ак-коюнлу, как только союзники возьмут Тебриз. У шаха Исмаила было 7-тысячное войско, в которое каждый грузинский правитель послал подкрепление в 3000 человек, так что к 1503 году коалиция смогла отвоевать Нахичевань у оттоманов. Исмаил не сдержал обещания и объявил Картли и Кахетию своими вассалами.

Когда в 1505 году умер Константинэ II, его сын Давит X был не в состоянии отобрать Картли у шаха, властвовавшего от Амударьи до Евфрата. Соседи сознавали бессилие Давита, и в 1509 году имеретинский царь Александрэ захватил Гори и присвоил всю Северо-Западную Картли (он отступил, когда оттоманы отправили из Трабзона в имеретинский тыл лазских бойцов: в отсутствие царя эти дикие солдаты подожгли Кутаиси и Гелати и увезли в Анатолию пленных и добычу[119]. (В 1510 г. умер Александрэ, и на имеретинский престол взошел его пятнадцатилетний сын Баграт III.)

Кахетинский Александрэ поддерживал с картлийским царем и с шахом Исмаилом намного более дружеские отношения, чем его имеретинский тезка. Его сын и наследник Гиорги, однако, как и многие кахетинские феодалы, искали момента, когда можно будет свергнуть Давита X и объединить Восточную Грузию под кахетинской властью. Пренебрегши яростью отца, Гиорги повел армию в Картли. Затем Гиорги убил своего разгневанного отца, выколол брату Деметрэ глаза (Деметрэ погиб, а вдова и дети Деметрэ убежали в Картли) и провозгласил себя Гиорги II, «царем Имеретии, Абхазии, Армении, Картли и Кахетии». Целых два года набеги печально известного Гиорги (его называли Авгиорги, «Злой Гиорги») были для Картли стихийным бедствием. (Только раз Злого Гиорги мучили угрызения совести: судя по одному документу в Мцхете, он причастился у католикоса Дионисэ, архиепископа Малаки и алавердского священника Иоанэ и, искупив «своё грешное злодеяние», подарил католикосу две деревни и освободил его от всех налогов.) Пока Гиорги грабил страну и преследовал царя Давита, тот прятался от него в крепости Атени. Баграт, младший брат Давита, потерял терпение и насильно принял руководство армией во Внутренней Картли: Баграт провозгласил себя Мухранбатони (мухранский государь) и овладел Арагвинской и Ксанской долинами, основав княжество и новую ветвь Багратидов в семидесяти километрах к западу от Тбилиси. В 1513 году Баграт Мухранбатони выдержал в своей неприступной ксанской крепости трехмесячную осаду Злого Гиорги. К концу осады Злой Гиорги послал Баграту большую амфору вина с насмешливой запиской: «не подобает царевичу жить без вина»; Баграт в ответ послал врагу живую семгу из своего пруда. Злой Гиорги понял, что с такими запасами Баграт долго не будет сдаваться, прекратил осаду и начал разорять окраину. До сих пор ксанская крепость известна своим неприличным вызывающим названием клэ момчаме![120]. Летом Баграт подстерег Злого Гиорги, который, направляясь домой с награбленным, решил поохотиться. Злого Гиорги схватили и убили.

Давит X, известный тем, что «ненавидел битвы и беспорядки», тогда выказал нехарактерную для него решительность, объявив насильственное присоединение Кахетии к Картли, а наследников Злого Гиорги — вне закона. Вдова Гиорги Эленэ с сыном Леваном спрятались с помощью камерлана и родственника Эленэ, Гарсевана Чолокашвили. За беглецами отправилась поисковая группа под руководством ксанского князя и князя Амилахори: группа пообедала в замке Чолокашвили, поверив клятвам Гарсевана и не подозревая, что их обслуживает сам царевич Леван, переодетый слугой. Той же ночью Левана перевезли вверх по реке Иори до замка Очониси.

Давит X так и не поймал Левана: разразилась война между оттоманами и шахом Исмаилом. Картли и Самцхе стали для воюющих и спорными территориями, и возможными союзниками. Оттоманско-иранская война будет продолжаться более трехсот лет, очень часто на грузинской земле, с короткими перерывами, ничего не решающими победами и поражениями. В 1514 году оттоманам пришлось отдать захваченный ими Тебриз. Перейдя вброд реки Южной Грузии и Армении, они подверглись беспощадному преследованию имеретинской конницы. Зато в 1515 году оттоманы заставили иранцев сдать Западную Армению и город Мосул, и султан Селим I смог завоевать Сирию и Аравию. Тогда шах Исмаил, заключив союз с Египтом и с государствами на Евфрате, решил добиваться дружбы с Грузией[121]. В Самцхе ему удалось очаровать нового атабага Кваркварэ III, но Манучар, прооттоманский дядя атабага, выгнал Кваркварэ, который бежал в Нахичевань и попросил помощи у шаха Исмаила. Шах поручил генералу Диву-Султану Румлу «очистить Грузию от грязи»: в битве при Тмогви Манучар потерпел поражение, и Кваркварэ опять взял в руки бразды правления. Исмаилу и Диву-Султану Румлу нужны были покорные Картли и Кахетия: поэтому, перезимовав в Нахичевани, в 1518 году иранцы вместе с армией Кваркварэ III вторглись в Картли и заняли крепости Гори и Сурами. Давит X подчинился, послав к Диву-Султану Румлу своего второго сына Рамаза с подарками.

Рамаз вернулся от генерала тоже с подарками, но и с суровыми для своего отца условиями. Картли обязалась посылать шаху ежегодно триста верблюдов, навьюченных шелком, — у имеретинского царя Левана и Кваркварэ III Исмаил вымогал не меньше; только Имеретию пока оставили в покое. В то время как Давит X умиротворял шахских кызылбашей, Кахетия снова отделилась от Картли. В тринадцать лет Леван вышел из укрытия и смело взошел на престол. С разрешения шаха Исмаила Давит в 1520 году повел армию через Гомборский перевал в Кахетию и чуть не схватил Левана в крепости Магнари. Гарнизон Левана, осажденный картлийцами, спасла от голодной смерти оттоманская армия, вторгшаяся в Самцхе. Хотя Давит X засекретил факт вторжения и послал архиепископа и амилахори (командира конницы), чтобы добиться сдачи гарнизона, архиепископ проболтался, и гарнизон выстоял осаду, уже уверенный, что Давит не сегодня завтра ускачет в Самцхе. Когда Давит X вернулся в Кахетию, было поздно, и он проиграл битву в Сигнаги.

Каждый раз, когда Давит нападал на соседа, другие соседи пользовались случаем. В 1520 году гурийский Мамиа I, самцхийский Кваркварэ III и имеретинский Баграт III сообща вторглись в Картли, будто бы только для того, чтобы положить конец агрессии царя Давита. Потерпевший поражение от атабагской армии, Давит отступил в Тбилиси в поисках подкрепления и потом перехватил врага в Ничабском ущелье недалеко от Мцхеты. Поддерживавшие Давита Баграт Мухранбатони и амилахори угрожали Мамиа на юге. Стороны начали мириться: Мамиа убедил Давита вступить в переговоры с кахетинским царем Леваном, чтобы вся Грузия могла противоборствовать оттоманам. Католикос и многие феодалы тоже давили на Давита: картлийский и кахетинские цари закончили тем, что согласовали границы и совместную защиту от внешнего врага. Шах Исмаил восхищался единством своих вассалов и велел Диву-Султану Румлу привезти двух царей и атабага в Нахичевань на дарбази, где подарил каждому по новому роскошному халату и пообещал грузинам автономию, при условии что они будут присылать дань и военные подкрепления.

На вассалов обрушился и гнев Исмаила. Когда кахетинский царь Леван некстати подружился с таркуским (дагестанским) шамхалом Карамусалом и совместно со своим новым другом занял Шаки в Азербайджане, казнив губернатора Хасан-бея, вассала шаха, Исмаил послал карательную экспедицию, которая не только вернула Шаки, но и разгромила столицу Кахетии Греми. Отныне усмиренный Леван, хотя и не переставал вызывающе вести себя с соседями и даже с сузереном, оберегал Кахетию от дальнейших вторжений. Кахетинцы преуспевали и поэтому прощали царю пороки. Леван слыл «любителем блуда и распутства»; Тинатин, гурийская княжна, которая родила ему нескольких детей, развелась с ним и ушла в монастырь Шуамта, который сама построила на свое приданое. В завещании она просила, чтобы ее похоронили в монастыре как можно дальше от бывшего мужа. Леван женился на дочери таркуского шамхала.

В свои последние годы картлийский царь Давит X вдохновлялся доблестью сына-подростка Луарсаба. Когда в 1522 году Исмаил напал на Картли в качестве наказания за неподчинение, Давит изначально просил мира. Но вызов Исмаила и приказ, чтобы Давит обратился в мусульманство, до того возмутили царя, что он приготовился к иранскому вторжению, укрепив Тбилиси и попросив кахетинцев, самцхийского атабага и северных кавказцев вступить с ним в союз. Под руководством молодого Луарсаба грузины сокрушили иранский авангард. Но гвардия шаха неожиданно ударила в тыл, и, пока Давит ездил во Внутреннюю Картли за подкреплениями, шах Исмаил осадил Тбилиси. Иранцы подкупили командира гарнизона и, разграбив город и поджегши церкви, быстро сколотили мечеть на Авлабарском мосту, единственном в городе. Наказав картлийцев всем в назидание, Исмаил повернул на юг и вернулся через Самцхе.

В 1524 году Исмаил умер, и шахом стал десятилетний Тахмасп. Престолонаследование в Иране почти всегда сопровождалось кровопролитной смутой, из которой иранские вассалы извлекали пользу. Таким образом Давит X смог отвоевать Тбилиси и занять Агджакалу (бывший Гаги), иранский аванпост в Юго-Восточной Картли. Несмотря на этот успех, братья Давита заставили его отречься от престола: он постригся в монахи, сменил имя на Дамианэ и умер в 1526 году. Его брат Гиорги IX недолго продержался на престоле: молодой Луарсаб сразу заявил свои права: царевич уже женился на Тамар, дочери имеретинского царя Баграта III, и тесть возвел Луарсаба на картлийский престол. (Свергнутый Гиорги IX, как и его брат, постригся в монахи: его затем звали Герасимэ.) Помощь тестя дорого обошлась Луарсабу: Баграт присоединил к Имеретии всю Западную Картли от реки Пронэ до горы Лихи, включая крепости Сурами и Боржоми.

Как только Луарсаб получил в руки власть, он начал забирать потерянную территорию. Новая волна оттоманской агрессии очень способствовала его целям: султан Сулейман I Великолепный (ц. 1520–1566), закончив завоевание Балкан, обратил внимание на Закавказье и к 1533 году возобновил войну с Ираном, заняв Тебриз, Багдад и Персидский залив. Эта волна с самого начала захватила Имеретию, так как оттоманы уже считали Западную Грузию своей сферой влияния. Сами турки в атаке не участвовали: они послали подкупленных лазов с юго-запада и черкесов, только что принявших мусульманство, с северо-запада. Черкесы были заинтересованы в Абхазии и Мингрелии, где они ловили рабов для константинопольского рынка. Имеретинский царь Баграт III совместно с гурийским Мамиа и мингрельским Мамиа Дадиани применили новую тактику: они с моря напали на черкесские прибрежные поселки. Десант обернулся фиаско: когда Дадиани поссорился со своими союзниками, мингрелы дезертировали; сына гурийского Мамиа убили, а самого Мамиа, его братьев и большую часть войска захватили черкесы. Выкуп заплатил абхазско-имеретинский католикос. Одновременно Баграт подавил своих мятежных феодалов и вторгся в Самцхе, чтобы отразить возможное оттоманское нашествие. Наконец в августе 1535 года Имеретия, Гурия и дадианская Мингрелия на совещании в Ахалкалаки согласовали план действия: гурийский князь Ростом схватил атабага Кваркварэ III и передал его в руки Баграта: Кваркварэ умер в тюрьме, и Ростом присоединил к Гурии Аджарию и лазское побережье, раньше принадлежавшее Самцхе. Из-за оттоманской угрозы Баграт даже преодолел свою враждебность по отношению к Луарсабу: он помог картлийскому царю занять Джавахети, тоже бывшую территорию Самцхе, и вернул ему Западную Картли.

Против Баграта и Луарсаба ополчались не только оттоманы, но и возмущенные обезземеленные феодалы Самцхе: предводитель самцхийской знати, Отар Шаликашвили, тайком увез Каихосро II, тринадцатилетнего сына Кваркварэ, в Константинополь и попросил султана помочь Каихосро вернуть свое княжество. В 1536 году появилась оттоманская армия, которая награбила больше, чем могла увезти, но и пальцем не шевельнула, чтобы восстановить права атабага Каихосро. На десять лет Самцхе фактически перестала существовать: гурийский Ростом и цари Баграт и Луарсаб разделили между собой бо2льшую часть территории атабага, а оттоманы превратили юго-запад в мусульманскую провинцию. Затем турки обратили внимание на Европу и Египет, и иранский шах Тахмасп смог затянуть кольцо около Восточной Грузии, для начала превратив Ширван в иранскую провинцию.

Иранская политика окружения уже в 1538 году заставила трех грузинских царей, имеретинского Баграта III, картлийского Луарсаба и кахетинского Левана, выступить единым фронтом. В 1541 году Тахмасп отправил 12000 солдат из Карабаха в Тбилиси: иранцы напали на рассвете, узнав, что Луарсаб и царица Тамар хоронили в Мцхете своего младенца-сына. Кызылбаши прокрались в столицу и подожгли ее; половина войск отступила, чтобы разорить Нижнюю Картли, половина осадила цитадель. Гарнизонного командира подкупили охранной грамотой, и он открыл ворота. Затем иранцы оставили в Тбилиси собственный гарнизон и отправились в Мцхету, чтобы поймать Луарсаба. Луарсаб с армией бежали в леса и занялись партизанскими вылазками, подстерегая иранских солдат; феодалы же большей частью заперлись в неприступной крепости Биртвиси. Тахмасп попытался выманить их, пообещав награды за добровольную сдачу в плен. Многие согласились, но тех сдавшихся, которые отказались принять мусульманство, перебили, а жен и детей отдали в рабство и отправили в Иран. Тем не менее Луарсабу и его партизанам удалось расстроить планы Тахмаспа: иранцы отступили с добычей и пленными в Карабах, оставив Тбилиси на произвол кызылбашей.

Кахетинский царь Леван всегда оказывался самым прагматичным из грузинских правителей: он обеими руками принял иранский суверенитет и перестал помогать Луарсабу. Благодаря прагматизму царя Кахетия стала на пятьдесят лет островком мира в море опустошения. Леван мог позволить себе такие щедроты, как передача восьмидесяти еврейских хозяйств в дар грузинской церкви в Иерусалиме[122]. Как и Леван, царь Баграт III отрекся от своего зятя Луарсаба: Баграт нуждался в помощи Тахмаспа против Шаликашвили и других прооттоманских самцхийских мятежников. В 1541 году Баграт со своими советниками даже поехал к шаху, который выказал благосклонность, но отказал царю в военной поддержке. Через два года Баграт оказался лицом к лицу с 22-тысячным турецким войском под командованием Муса-паши из Эрзурума, которому султан поручил завоевание Самцхе и покорение Имеретии. На короткое время Баграту удалось уговорить Гурию и Мингрелию защищать Имеретию, но коалиция быстро распалась: Леван Дадиани не мог простить Гурии то, что конфискованными восемью годами раньше самцхийскими землями овладел не он, а Гурия. Когда пришли турки, они нацелили современные пушки на замок Олтиси в Самцхе: у Баграта не было огнестрельной артиллерии, и он пал духом. Баграт отправил Муса-паше подарки, предложив ему ключи к Олтиси, если только Муса уберет пушки. По непонятным причинам Муса-паша вернулся в Эрзурум, оставив в Олтиси и свою артиллерию, и маленький гарнизон. Баграт вместе с гурийским князем Ростомом и картлийскими генералами набросились на гарнизон и получили первую в Грузии огнестрельную артиллерию. Воодушевленный победой Баграт пустился вслед за главной оттоманской армией, утром догнав и убив Муса-пашу в Карагаке на полпути к Эрзуруму: «поле битвы стало багровым, как рубины», вспоминает туркмено-иранский историк Хасан Румлу[123].

Через два года турки отомстили: в 1543 году султан Сулейман привел оттоманскую армию в Самцхе. В этот раз Баграту изменил Леван Дадиани, зато Луарсаб живо поддержал его. Битва при Сохоисте (сегодняшнем Пашинлере, недалеко от Эрзурума) бушевала весь день и закончилась победой Сулеймана, когда войска Самцхе, обиженные тем, что Луарсаб и Баграт не разрешали их собственным командирам по древнему обычаю руководить атакой, покинули поле боя. В результате этого оттоманы, с помощью Шаликашвили, полностью оккупировали Самцхе и назначили Каихосро II марионеточным атабагом. Тогда и Леван Дадиани объявил Мингрелию прооттоманским княжеством, обеспечив нейтралитет Гурии тем, что отдал князю Ростому Аджарию. Вдобавок Леван объявил, что Мингрелия отныне будет независимой, несмотря на то что Дадиани по старинным правилам всегда служили имеретинскому царю мандатуртухуцеси (министром внутренних дел) точно так же, как гурийский князь служил имеретинским амирспасалари (главнокомандующим). Вследствие такой измены имеретинский царь лишился половины министров. Баграту пришлось уехать из Самцхе, увозя с собой единственный трофей — Ацкурскую икону Богородицы. Луарсабу тоже было нечем похвастать, кроме письма от папы Павла III, который хвалил всех грузинских царей и атабага Кваркварэ III за «непоколебимую любовь к Римско-католической церкви» и обещал, что архиепископ Нахичеванский Степан пришлет им папских легатов.

Зверская жестокость оттоманов в Самцхе испугала даже марионеточного атабага Каихосро II: он воззвал к шаху Тахмаспу о помощи, чтобы не только облегчить гнет, но и вернуть в Самцхе Джавахети, похищенную царем Луарсабом. Несмотря на лютую зиму, в январе 1547 года Тахмасп занял Ахалкалаки: замерзшая Кура служила трассой, по которой иранская армия быстро дошла до Картли. Беженцы, женщины и дети, спасались, увязая по пояс в снегу, а армия шаха неслась по льду и завоевывала Джавахети и Нижнюю Картли. Но партизанам Луарсаба удалось нанести иранцам тяжелые потери, и имеретинский царь Баграт III, и кахетинский Леван, почуяв кровь, помогли Луарсабу перехватить отступающих иранцев. Чтобы выйти из переделки живым, Тахмаспу пришлось сильно раскошелиться. Осенью того же года, однако, разразилась очередная оттомано-иранская война, и шах Тахмасп вызвал к себе и Баграта, и Луарсаба, чтобы выжать из Картли и Имеретии деньги и военные подкрепления.

Общая беда не сплотила Баграта и Луарсаба: Баграт добивался иранской поддержки против оттоманов, а Луарсаб упрямо боролся против любого захватчика в Картли. Баграт даже у себя в Имеретии не мог добиться мира: Гурия и Мингрелия не подчинялись. В 1548 году Баграт пригласил Левана Дадиани в Хони на мингрело-имеретинской границе на дарбази и заточил его; затем Баграт предложил Гурии разделить с ним Мингрелию. Опытный князь Ростом боялся подвоха и посоветовал Баграту освободить Дадиани. Лукавость Баграта беспокоила не только его собственных феодалов, но и атабага Каихосро, который в 1550 году подкупил князя Хопиландрэ Чхеидзе. Тот пробрался в часовню Гелати, освободил Дадиани и привез его в Ахалкалаки. Там три князя обдумали, как свергнуть Баграта; затем Ростом вернул Дадиани мингрельский престол.

Заговорщиков, однако, опередили неожиданные события. Оттоманы реагировали жестко, когда узнали, что Каихосро и многие феодалы в Самцхе перебежали к иранскому шаху. С помощью французского специалиста барона д’Арамона в августе 1548 года турецкие пушки разрушили укрепления Вани: французам понадобилась решительная оттоманская победа над Грузией и Ираном, чтобы турки могли сосредоточиться на войне с общим врагом, Австрией[124]. Ахмед-паша в августе следующего года захватил за одну неделю двадцать пять замков, десять из которых сровнял с землей, а в пятнадцати оставил турецкий гарнизон. К тому же Ахмед-паша захватил в рабство и сослал в Турцию огромное число молодых людей. Однако усмирить Самцхе ему не удалось. Затем турки попытались отвоевать у Гурии Аджарию. Ростом сразу простил Баграту все обиды и попросил у него помощи: Баграт прислал своего брата Вахтанга с пятисотенной конницей, но и с тайным поручением вклиниться между Мингрелией и Гурией и таким образом отдать Ростома на растерзание туркам. Гурийцам удалось отогнать оттоманов за реку Чорох, но у них не было лодок, чтобы напасть на врага. Оттоманы окопались в старой византийской крепости Гонио. Тем временем Дадиани отбивался от турецкого десанта в Поти. Брат Баграта Вахтанг пытался сеять раздор, предупредив Дадиани, что гурийцы состоят против него в заговоре. Дадиани поверил и перестал сражаться, турки захватили все грузинское Черноморье, а к 1550 году и всю Тао-Кларджети, то есть Западную Самцхе, кроме древней столицы Артануджи, после чего эрзурумский паша Искендер провозгласил себя «пашой всей Грузии и Ширвана».

Следующее иранское нашествие произошло, когда шах Тахмасп решил изгнать пашу Искендера. Сначала шаха поддерживали цари Восточной Грузии. Леван даже помог иранцам вернуть себе Шаки, захваченный оттоманами, хотя тридцатью годами раньше сами иранцы изгнали Левана из этого города. Луарсаб занял Восточную Самцхе, Джавахети и Артаани, таким образом закрыв коридор, по которому турки могли бы вторгнуться в Картли. Но Луарсаб оказался одним воином в поле, так как ни Баграт, ни Каихосро не хотели навлечь на себя гнев сверхдержавы, ни шахской, ни оттоманской. Каихосро даже убедил шаха заставить Луарсаба прекратить агрессию, в результате чего в 1551 году иранцы выгнали картлийцев из Самцхе. Хуже того, иранцы напали на монастырь Вардзию, перебили монахов и на глазах самого Тахмаспа похитили собрание рукописей и монастырские ворота для шахской казны. Взамен страшного кровопролития Каихосро получил потерянную территорию и вдобавок южную провинцию Лоре.

Опять не поймав Луарсаба, иранцы решили перезимовать в Карабахе. Через три года шах Тахмасп вторгся в Картли с юга и, направившись прямо во Внутреннюю Картли, занял Гори. Целью вторжения был замок Атени, где находилась царица Тамар, жена Луарсаба, вместе с другими картлийскими феодалами. Грузинские лучники сдерживали врага, но иранцы взяли в плен слугу царицы, который после пыток открыл им, откуда замок брал питьевую воду. Лишенный воды замок сдался, и всех, кто там ютился, отправили в Карабах. Луарсаб сам погнался за арьергардом шаха, но не смог освободить пленников. Царица Тамар покончила с собой. Из тридцати тысяч картлийцев, отправленных под конвоем в Карабах, большинство стало в Иране рабами и лишь некоторые — солдатами или даже чиновниками. Овдовев, Луарсаб сбежал в Имеретию к тестю Баграту. Баграт гордился тем, что дочь препочла смерть жизни в Иране, и отказался отдать Луарсаба Тахмаспу и потребовал, чтобы кызылбаши отдали Имеретии занятый ими Сурами[125].

Иранцы и оттоманы так устали от войны, что согласились на ничью и начали договариваться о мире. 29 мая 1555 года Сулейман и Тахмасп подписали Амасийский мирный договор, по которому Турция получила Западную Армению, Имеретию, Гурию, Мингрелию и Западную Самцхе, а Иран — Восточную Армению, весь Азербайджан, Картли, Кахетию и бо2льшую часть Самцхе (долину Куры). (В Амасии будто бы присутствовал грузинский дипломат, но он не смог смягчить условия, которые разорвали его страну на части)[126]. Шахи решили демилитаризовать широкую полосу с севера на юг начиная с Карса, переселив все население в Иран и сровняв все укрепления с землей. Раздел Грузии угнетал Западную Грузию больше, чем Восточную. Кахетия, уже платившая дань Ирану, не замечала разницы. Баграту, Луарсабу и Каихосро же стало намного хуже: они уже не могли стравливать одну империю с другой. Разграничив сферы влияния, Иран и Турция отрезали Западную Грузию от Восточной, а Амасийский трактат исключал возможность объединения страны как вооруженным путем, так и путем заключения стратегических браков. Баграт, Дадиани и гурийский князь с 1555 года должны были платить оттоманам огромную дань. Оттоманы отвечали открытым презрением, наградив Имеретию и ее столицу Кутаиси прозвищем Башаджык (простоволосые). Картли и Кахетия, пусть и обложенные такими же тяжелыми податями, чаще всего пользовались уважением иранцев.

Луарсаб не сложил оружия: сперва он участвовал в мелких битвах, захватывая один за другим замки в Нижней Картли. Но, когда попытался морить голодом иранский гарнизон в Тбилиси, он разбудил спящего врага. Командир гарнизона пожаловался представителям шаха в Гяндже, и в 1556 году карабахский султан Шаверд повел армию на север и столкнулся с картлийцами в Гариси в долине Храми. Накануне битвы Луарсабу приснилось, что сам он погибнет, но что армия победит и перебьет цареубийц. Утром он рассказал католикосу Зебедэ и царевичам о сновидении, подтвердив, что наследником будет его сын Симон, и заставив младших сыновей Давита и Вахтанга подчиниться наследнику. Затем Симон повел армию в атаку и разгромил войска Шаверда, а Луарсаб с католикосом стояли на горе и наблюдали. Враг устроил засаду для пожилых зрителей. Они ускакали, но царская лошадь споткнулась в расщелине, и Луарсаб упал, пораженный стрелами. Хотя иранские захватчики были повержены, сам Луарсаб умер. Увековеченного за непреклонность царя похоронили в Мцхете.

Симон, которому было всего лишь девятнадцать лет, когда он повел армию к победе и унаследовал престол, пошел по стопам отца. Он покинул Тбилиси и выбрал столицей Гори, еще свободный от иранцев. Прошло четыре мирных года, и Картли начала оправляться от опустошивших ее военных десятилетий. В 1559 году Симон женился на Нестан-Дареджан, дочери кахетинского царя Левана: два царства заключили мирный договор, целью которого являлось освобождение Тбилиси от иранской оккупации. Царям удалось выманить гарнизон кызылбашей из цитадели, но солдаты гарнизона схватили Арчила, сына Баграта Мухранбатони, а также преданного двоюродного брата царя Симона; иранцы послали Арчила с семьей заложниками в Казвин. Сам царь Леван уклонился от дальнейшего участия, но разрешил сыну и наследнику Гиорги повести немногочисленные войска и осадить замок Дзегви под Тбилиси. Картлийско-кахетинская армия окопалась, и тбилисские кызылбаши подвели к Дзегви подкрепления из Гянджи. Гянджинские подкрепления незаметно прокрались через заброшенные восточные пригороды Тбилиси. 6 апреля 1551 года, на Пасху, когда даже грузинские часовые молились в церкви, иранцы заполнили окопы царевича Гиорги и набросились на грузин. Гиорги погиб в бою Цихедиди («Большой крепости»), потрясенные кахетинцы разбежались по домам, и иранцы опять заняли Тбилиси. Отбиваясь от врага, Симон отступил в Гори, и Кахетия осталась мирной.

Прожив четыре года в относительном покое, некоторые картлийские феодалы роптали на возобновление военных действий. Недовольные, в особенности Бараташвили, чьи земли всегда первыми подвергались иранским вторжениям, собрались у брата Симона, Давита. Давит повез их в Казвин на встречу с шахом. Шах Тахмасп принял Давита роскошно, убедил его обратиться в мусульманство и назваться Дауд-ханом: новоиспеченному царю Тахмасп подарил грамоту, по которой шах признал Дауд-хана ханом Тбилиси и также Южной и Восточной (но не всей) Картли. Чтобы занять свое «ханство», Дауд-хан вернулся с собственной маленькой армией. В 1567 году ему пришлось сразиться в Дигоми с армией брата, царя Симона, который совместно с Вахтангом, сыном Баграта Мухранбатони, все еще управлял бо2льшей частью Картли. (Около 1539 г. Баграт Мухранбатони постригся в монахи, приняв имя Барнабас, и провел оставшиеся годы, сочиняя антимусульманский трактат Повесть о безбожной вере ишмаилитов.) Дауд-хан проиграл битву, но с помощью соседних мусульманских правителей сохранил Тбилиси. В 1569 году Тахмасп решил полностью свергнуть Симона, собрал армию в Карабахе, нанял кумыкских и аварских солдат у дагестанского шамхала и вторгся в Грузию. Известный ренегат Кахабер Корганашвили повел шахский авангард по Алгетской долине. В битве при Парцхиси маленькой грузинской армии удалось отбить атаку кызылбашей. Царь Симон, сам поразивший копьем не одного иранского солдата, нечаянно отделился от армии: Корганашвили указал шамхалу Джемшиду на Симона, и шамхал копьем сшиб царя с коня. Симона сковали цепями и, после того как он отказался принять мусульманство, отвезли в неприступную крепость Аламут (на полпути от Тегерана до Каспийского моря): там он томился с другими знатными пленниками до 1578 года.

Народ не признавал Дауд-хана: напрасно он назывался Давитом XI, царем Картли. Ренегату Корганашвили не повезло: его схватил князь Сачино Бараташвили на коджорской дороге и, говоря словами народной баллады, «со связанными руками он слетел с утеса». В Картли наступил странный мир: войны не было, но не было ни торговли, ни культуры. Грузинские заграничные центры, потеряв контакт с родиной, подвергались оттоманскому гнету: паломники доходили до них редко, и палестинские монастыри обменивали серебряные потиры на хлеб.

Кахетия под властью хитроумного царя Левана избежала беспощадных мер шаха Тахмаспа. Тем не менее иранцы начали отрезать те районы в Кахетии, где жили мусульмане и национальные меньшинства: цахуров (юго-западный дагестанский народ) объявили иранскими подданными[127]; территории в кавказском предгорье отдавали дагестанским вождям. У царя Левана был дружеский союз с тестем, шамхалом Карамусалом, который управлял конфедерацией кумыков и аваров: из-за занятых территорий отношения испортились. К тому же Тахмасп заставил Левана прислать второго сына Иесэ (известного тоже как Вахтанг) заложником в Казвин. Там в 1559 году Иесэ обратился в мусульманство и принял имя Иса-хана, но вскоре отрекся от новой религии и попытался сбежать. Его поймали 23 декабря 1552 года и посадили в аламутскую тюрьму, потом к нему присоединился картлийский царь Симон.

Леван изменил свою политику. Как и его дед, кахетинский царь Алексанрэ, он прощупал почву у российского царя. В 1490-х годах ответа не было, но к 1556 году Иван IV завоевал Астрахань и получил доступ, хотя и ненадежный, к Каспийскому морю и, по реке Тереку до границ Кахетии. Из кавказских народов черкесы раньше всех связались и даже породнились с русскими[128]: черкесы же отрекомендовали грузин христианами, нуждающимися в защите. Россия, последняя могучая православная страна в мире, одновременно прокладывала себе дороги к Балтийскому, Черному и Каспийскому морям. Кахетинцы получили возможность еще одного выбора, кроме оттоманского или иранского господства. В 1563 году Леван послал в Москву монаха Иакобэ с просьбой прислать солдат и занять правый берег Терека. Через четыре года Иван IV построил Терек-город, крепость на слиянии Сунджи и Терека. Предпринятый демарш, однако, пришлось отменить: оттоманы потребовали, чтобы русские снесли крепость, и армия крымских татар поскакала на север и сожгла половину Москвы. Иван IV, и так утомленный Ливонской войной, снес Терек-город и покинул Кахетию на произвол судьбы. У шаха Тахмаспа были дружеские торговые отношения с Россией, но он никогда не простил кахетинцев за то, что они пригласили на Кавказ русских казаков.

В 1574 году Леван умер, и кончился самый долгий период стабильности за последние 350 лет, Ирану наконец удалось вмешаться в кахетинские дела. У Левана было двенадцать сыновей от двух жен: из сыновей, рожденных первой женой, Тинатин (которая развелась с царем, когда Левану еще не было тридцати лет, и которая прожила еще шестьдесят лет, до 1591 года, в монастыре), старший — Гиорги — погиб в бою за царя Симона, второй — Иесэ — сидел в аламутской крепости, четвертый — Николоз — постригся в монахи (он станет католикосом в 1584 г.). Наследником считался третий сын Александрэ, но сводные братья эл-Мирза и Давит, рожденные дочерью шамхала, сопротивлялись. Поэтому Александрэ смог взойти на престол, только призвав на помощь посторонних — «царя» Дауд-хана, картлийского князя Бардзима Амилахори и ксанского князя Элизбара — и поклявшись в верности шаху Тахмаспу.

Обеспечив свое царствование, Александрэ II продолжил политику отца: по словам Джованни Томмазо Минадои, «вместо оружия он всегда прибегал к молитвам и к подаркам»[129]; благодаря его политике, балансировавшей между интересами шаха Персидского, султана Оттоманского, шамхала Дагестанского и царя Российского, Кахетия еще тридцать лет оставалась густонаселенной и преуспевающей страной. В отличие от отца Александр женился без всякой политической выгоды: царицей он выбрал дочь Амилахори, вероятно, из благодарности за помощь ее отца в борьбе с братьями за престол.

После Амасийского трактата Имеретия, как и ее враждующие между собой соседи, будучи отрезанная от внешнего мира, стала полярной противоположностью Кахетии. Деньги и продукты, особенно соль (раньше ввозимая из Крыма), стали дефицитом; через черноморские гавани доставляли очень мало, а вывозили почти исключительно рабов. Гурия и Мингрелия находились под гнетом оттоманского пиратства, налогов и порабощения. Имеретинский царь Баграт III платил оттоманам такие большие подати, что крестьянство начало голодать. Когда не было денег, крестьян вывозили работорговцы. Из Мингрелии в один год от двух до трех тысяч молодых людей увезли рабами на константинопольский рынок: вывоз рабов равнялся рождаемости в стране. Потери были хуже, чем во время войны: без молодых женщин следующие поколения были не в состоянии пополнять население.

Против экономической беды Баграт III оказался бессильным. Он попытался обуздать мятежных феодалов, перестроив западногрузинскую церковь. К концу 1540-х годов он переселил католикоса ближе к центру власти в Гелати из абхазского прибрежного города Пицунды, который стал христианским островом в абхазском и черкесском языческом и мусульманском море. Баграт также превратил Гелати в царский мавзолей. Он раздробил большие епархии и назначил новых, послушных епископов, которые станут единственными надежными исполнителями его воли. Позже, в 1555 году, Баграт созвал в Гелати Всегрузинский церковный собор: в нем принимали участие имеретинский католикос Эвдеменоз, католикос Восточной Грузии Зебедэ I и десять старших епископов Имеретии и Мингрелии. Собор принял Закон католикосов; первое из двадцати трех постановлений гласило: «Человек, продавший человека, будет ли знатный или незнатный, князь, дворянин или крестьянин, да будет от святых соборов проклят и отвержен. Кто по точном розыске и исследовании окажется продавцом человека, если выкупит и приведет проданного, заплатит штраф, по своему состоянию, и церкви, и епископу, и господину его, а если не приведет, кто бы он ни был: князь, дворянин или крестьянин, ничто его не спасет, было бы незаконно его спасать, он должен быть повешен». Хотя работорговцев в принципе наказывали так же строго, как изменников, Баграт и католикос не смогли помешать такой торговле. (Последнее постановление собора: «Кто оставит свою жену без причины, тот, как проклятый святыми апостолами, да будет наказан смертью» оказалось еще менее применимым к имеретинским нравам.)

После смерти Баграта в 1565 году царем стал Гиорги II. Распри гурийской, мингрельской и имеретинской знати не утихали. Царь Гиорги совместно с гурийским князем попытался обуздать Гиорги III Дадиани; со своей стороны, Дадиани подкупил имеретинских мятежных феодалов и в 1568 году объявил царю Гиорги войну. Имеретинский феодал Бежан Немсадзе, решивший возвести своего племянника Хосро на престол, совершил покушение на царя Гиорги II, который остался жив. (Заговорщикам удалось только захватить племянника царя Константинэ.) Гиорги долго обдумывал, как отомстить, потом убедил третьего Гиорги, князя Гурии (гуриели) с 1564 года, сообща напасть на Мингрелию и занять столицу Зугдиди. Гиорги III Дадиани отправился в Константинополь, и султан, которому казалось выгодным перессорить всех западных грузинских правителей, предоставил Дадиани девять кораблей и войска из Трабзона и Эрзурума. Этими оттоманскими подкреплениями Дадиани устрашил Гиорги гуриели, с которым Дадиани помирился, получив 10000 драхм в возмещение за позор, когда Гиорги гуриели развелся с сестрой Гиорги Дадиани. (Раньше Дадиани заплатил гуриели столько же, когда, поссорившись друг с другом, он сам развелся с сестрой гуриели.)

Теперь царю Гиорги II пришлось бороться и с Гурией, и с Мингрелией. Сначала он разгромил собственных промингрельских мятежников. Он пригласил Джаваха Чиладзе, вождя бунтовщиков, на банкет, убил его и конфисковал поместья. Напав на Имеретию, гурийцы и мингрельцы заняли эти поместья, которые простирались, как маленькое княжество, по территории всех трех государств, и разделили их между собой. Столкновения продолжались до 1572 года, когда Леван Дадиани (свергнутый отец правящего Дадиани) сломал себе шею на охоте, и самому Гиорги III Дадиани, выдавшему свою сестру за наследника Гиорги II Баграта, помешали родственные чувства.

Из-за мингрельско-имеретинского альянса Гурия очутилась в опасной изоляции. Гиорги гуриели тоже попытался стратегическим браком разоружить врагов: он выдал свою сестру за Мамиа, младшего брата Гиорги Дадиани, но добился мирного договора только после боя под Зугдиди, когда Гиорги Дадиани пришлось бежать в Абхазию и уступить мингрельский престол своему брату Мамиа. Царь Гиорги II потребовал, чтобы Мамиа отдал ему поместья Чиладзе, если он хотел, чтобы имеретинский царь признал его как Мамиа IV мингрельского Дадиани. На несколько дней, с помощью северных кавказцев, вернулся старший брат Гиорги Дадиани; его еще раз прогнали в Абхазию. В конце концов Гиорги Дадиани уговорил соседних правителей помочь ему избавиться от младшего брата: он подкупил гуриели, подарив ему портовый город Хопу, и сам женился на сестре имеретинской царицы Русудан (Русудан была черкешенкой, но получила воспитание в кутаисском дворце). Обездоленный Мамиа уступил мингрельский престол. Когда Гиорги гуриели потом женился на овдовевшей снохе имеретинского царя Гиорги, создалось впечатление, что все трое Гиорги — имеретинский, гурийский и мингрельский — объединились и больше не будут воевать друг с другом. Так и было до конца 1570-х годов. Мир нарушил Батулиа, взбунтовавшийся родственник Дадиани: Гиорги Дадиани попросил царя Гиорги и гуриели схватить и убить бунтовщика. Гурийцы поймали Батулиа и конфисковали его земли, но Гиорги гуриели не захотел убивать пленника: царь Гиорги и Гиорги Дадиани подослали своих людей в тюрьму, и Батулиа задушили.

Самцхе фактически выродилась: западная часть стала оттоманским пашалыком, а восточная часть, которой управлял атабаг Каихосро II, полностью подчинилась иранцам. Оттоманы то и дело совершали набеги на территорию атабага, и Каихосро в 1570 году отправился в Казвин, где и умер через три года, не получив помощи от шаха Тахмаспа. Следующий атабаг Кваркварэ IV находился под каблуком у матери Дедисимеди, настоящей мегеры, которая, заказав убийство феодала Вараза Шаликашвили, так взбудоражила самцхийцев, что они покусились на жизнь Кваркварэ IV. В 1576–1577 годах гражданская война бушевала по всей Самцхе, опустошая Тмогви и другие города. Кваркварэ воззвал к иранцам, но в 1576 году умер шах Тахмасп (у которого пять из десяти жен были грузинками). Следующий шах, полуслепой, нелюдимый Мохаммед Худабанда, оказался равнодушным к грузинским проблемам.

Убедившись, что Худабанда почти слабоумен, оттоманы решили объявить Ирану войну. В 1587 году Лала Мустафа-паша пересек Самцхе и Картли по пути в Ширван, где он намеревался укрепить свою армию крымскими татарами для нападения на Иран. Лала-паша призвал всех грузинских царей и князей к участию в войне. Кваркварэ IV, однако, не решался: против него выступил собственный брат Манучар, которому оттоманы пообещали власть над всей Самцхе, если тот присоединится к туркам. Многие самцхийские феодалы приняли оттоманскую сторону, но мелкое дворянство и крестьяне поддерживали Кваркварэ IV. 7 августа 1578 года армия Лала-паши двинулась по левому берегу Куры; часть оттоманской армии осадила замок Мгелцихе, часть захватила два других замка, истребив гарнизон Каджтацихе. Два дня спустя оттоманы с полудня до заката бились с ирано-грузинской армией у озера Чылдыр. Манучар и его 6-тысячное войско наблюдали с горы: когда турки одержали победу, Манучар спустился с горы и передал оттоманам ключи к близлежащим замкам; затем он наблюдал, как турки обезглавливали тысячи захваченных кызылбашей и горящими бревнами клеймили грузинских военнопленных. Манучар возмутился, однако, когда турки разделили Самцхе на восемь оттоманских санджаков, и назначил бывшего атабага начальником Хахули, всего лишь одного из новых санджаков. Когда турки заняли Ахалкалаки, Кваркварэ IV и Дедисимеди сдались.

Через две недели Лала-паша стучал в ворота Тбилиси. Марионеточный царь Дауд-хан намеревался сопротивляться, но горожане, преследуемые турецкими солдатами, бежали в леса, а за ними и сам Дауд-хан. Власть над Картли захватил Вахтанг Мухранбатони, но он вместе со старшими феодалами — Бардзимом Амилахори, ксанским князем Элизбаром — сдались Лале Мустафа-паше. Тбилиси стал пашалыком, Гори — санджаком; оттоманские гарнизоны заняли главные замки в Картли. Затем оттоманская армия направилась в Имеретию, но турок разгромила армия царя Гиорги на перевалах через Лихи.

Имеретинцы таким образом заставили Лала-пашу повернуть на восток, через Кахетию к Ширвану. Когда оттоманы дошли до границы Картли и Кахетии в Сартичале на реке Иори, их встретил царь Александрэ II и объявил себя турецким вассалом. Турки наградили кахетинского царя, присвоив ему титул бегларбега и назначив его сына Эреклэ оттоманским губернатором Шаки в Азербайджане. За это Александрэ пришлось платить ежегодно по 30 кип шелка, 20 молодых мужчин и женщин, десять соколов и десять тетеревятников.

Внезапно перебежав к врагу, цари Картли и Кахетии побудили шаха Худабанду к решительным мерам. Он наказал кахетинского царя Александрэ, приговорив его наследника Иесэ к пожизненному заключению в Аламуте (где Иесэ и умер в 1580 г.). Чтобы вернуть себе Картли, однако, шаху понадобился царь, пользующийся любовью народа: он освободил царя Симона из Аламута и предложил вернуть ему царство, если он примет мусульманство. Девять лет заточения подорвали упрямство Симона: в 1578 году он принял шахские условия и с 5000 кызылбашами, вооруженными пушками, и с генералом Али Кулиханом Симон вторгся сначала в Дманиси, потом в Тбилиси[130]. Восстановленного царя сопровождали другие грузинские заложники, среди них Арчил, сын Вахтанга Мухранбатони. Узнав, что Симон возвращается с кызылбашами, Дауд-хан возмутился предательству шаха и сам перебежал к оттоманам: Дауд-хан отдал туркам всю Лоре и попросил убежища в Константинополе, несмотря на то что его аварская царица и царевичи Баграт и Хосро еще находились в Иране. В Константинополе Дауд-хан проводил все свое время у философов и в библиотеках. Последние свои шесть лет он отдал составлению Компиляции Дауда, переводу турецких медицинских руководств, которых, по его мнению, не хватало в Грузии, где он сам «видел, как люди умирают без помощи, из-за невежества».

Между тем как брат занимался в Константинополе наукой, царь Симон предпринимал отчаянные усилия, чтобы отбиться от атаки оттоманов. После поражения на имеретинской границе Лала-паша отступил в Эрзурум, но султан Мурад III отправил 60 кораблей в Поти, где турки построили замок. Оттуда их галеры поплыли вверх по Риони в сторону Кутаиси, но их уничтожили хорошо замаскировавшиеся стрельцы имеретинского царя Гиорги II. В то же время Леван, сын Гиорги III Дадиани, снес оттоманский замок в Поти и похитил двадцать пять пушек.

Остальные оттоманские войска подходили к Тбилиси с востока: турецкий гарнизон в Тбилиси исчерпал свои запасы провианта и в поисках еды совершал набеги на пригородные деревни. Партизаны царя Симона до того подорвали оттоманские войска, что они ушли в Самцхе и собрались под руководством Лала-паши. Хотя атабаг Кваркварэ IV и его мать слушались оттоманов, младший брат Манучар все еще требовал автономии: Лала-паша увез эту сварливую семью в Эрзурум, и там Манучар вызвался помочь туркам завоевать Азербайджан, если уступят Самцхе долю независимости. Турки отказались и подтвердили власть атабага Кваркварэ IV, отправив Манучара в Константинополь. Приехав в Константинополь, Манучар принял мусульманство, назвав себя Мустафа-пашой; в 1581 году он сверг старшего брата Кваркварэ и, как паша Чылдыра, начал владеть Восточной Самцхе. Самцхе уже не считалась частью Грузии.

После непрерывных атак Симона султан уже не надеялся вторгнуться в Тебриз через Картли и решил отрезать пути к Грузии с юга и запада и снести все южные крепости Картли. Этим решением султан погубил собственный гарнизон в Тбилиси: настал такой голод, что пуд пшеницы стоил тысячу серебряных акче (около 5 кг), а собака (на съедение) — две тысячи. После четырехмесячной осады в живых осталось всего 700 человек. Лала-паша и дамасский паша отправили в Тбилиси 20000 солдат с провиантом, но они опоздали и попали в засаду в Дманисском ущелье, где их подстерегал царь Симон и шахский генерал Али Кули-хан. Грузинские партизаны спустились из горных лесов и начали гнать турок в реку Храми. Дамасский паша вовремя спохватился и остановил отступление у выхода из ущелья, где царь Симон ошибочно полагал, что набрасывается на отчаявшихся беглецов. Хорошо замаскировавшиеся турецкие воины разгромили грузин и кызылбашей, схватили Али Кули-хана и вошли в Тбилиси.

Оттоманы оказали такое давление на пленного Али Кули-хана, что он показал им более безопасный путь на родину. Царь Симон устроил еще одну засаду, атаковал турецкий тыл и взял добычу, лошадей и пленных. Тем не менее туркам удалось дойти до Карса. Тогда султан Мурад заменил Лала-пашу знаменитым военным Синан-пашой, который завербовал имеретинского царя Гиорги II, пообещав назначить его сына тбилисским бегом, когда одержат победу над царем Симоном. Хотя Синан-паша получил только видимость имеретинской помощи и встретил сопротивление картлийских партизан, он все-таки в 1580 году ворвался в Тбилиси и назначил какого-то новообращенного мусульманина тбилисским бегом. (Кого именно, неизвестно: бега звали Юсуф-паша, но, возможно, ренегатом был Мамиа, сын имеретинского царя Гиорги.) В любом случае, назначив бега и снабдив гарнизон, Синан-паша отправился домой в Эрзурум, с боем пробив себе путь через Картли и Самцхе. Ни оттоманы, ни иранцы не смогли одержать решительной победы: в 1582 году начали договариваться о мире.

Чтобы кахетинский царь Александрэ II снова примкнул к иранцам, шах Худабанда задержал заложником в Казвине его четвертого сына, одиннадцатилетнего Константинэ, и взимал с царя большую сумму золотом за каждый год, что он был оттоманским вассалом. Но Картли и Кахетия не смогли ужиться под иранским суверенитетом: как только Симон вернулся в Картли, он поссорился со своим зятем Александрэ. Лично они не встречались, но кахетинская армия разграбила Картли, и Нестан-Дареджан, сестра Александрэ и жена Симона, подверглась сексуальному домогательству. Симон отбился от кахетинской атаки, но мечта шаха об объединении Кахетии, Картли, Ширвана и шамхальских кумыков и авар в одной большой антиоттоманской коалиции оказалась неосуществимой. Все, чего он смог добиться, — это заставить Симона и Александрэ поклясться на Евангелии сотрудничать друг с другом и с Ираном. Через год сын Александрэ женился на дочери Ашотана Мухранбатони, и этот брак теснее связал Картли и Кахетию и привел к настоящему примирению. Дальше Симон не пошел: когда шах попросил его выдать дочь за наследника шаха Хамза-мирзу, царь ответил, что грузинские обычаи запрещают брак христианской княжны с мусульманином.

На новые битвы Симон был согласен. Когда Али Кули-хана освободили из эрзурумского плена, они начали стрелять из только что приобретенных пушек в оттоманский гарнизон в Тбилиси. Для снятия осады из Диярбакыра отправилась турецкая армия вместе с Манучаром Мустафа-пашой и войска из Имеретии, Гурии и Мингрелии. Собравшись в Мухрани, они напали на Картли. Но временные союзники проиграли мухранскую битву. До Тбилиси из оттоманов дошли немногие, и тбилисский Юсуф-паша сбежал в Самцхе.

Манучар Мустафа сам пришел в ужас от разорения Самцхе его же союзниками: почуяв окончательную катастрофу, он тайком от оттоманов начал переговоры с царем Симоном. В любом случае турецкие паши уже винили Мустафу за мухранское фиаско: собрав военный совет, они обсудили, казнить его или нет. Предупрежденный о том, что ему грозит, Манучар окружил палатку паши пятьюдесятью своими воинами, которые должны были спасти его, как только услышат его крик. Манучар вошел, спросил, какие будут приказы, и повернул к выходу. Кто-то схватил его за рукав, он вырвал у захватчика меч и с воплем разрубил его. Самцхийцы ворвались и в последующей драке тяжело ранили одного пашу. Оттоманы отступили в Карс, Манучар обратился в христианство и стал союзником царя Симона.

Турки назначили было правителем Самцхе грузинского мусульманина, но передумали: султан послал Манучару извинения за ложное обвинение в измене. С 1582 по 1585 год Манучара опять признавали атабагом, и он обеспечил свою власть, женившись на Эленэ, дочери царя Симона.

В эти годы Симон очищал Лоре и Самшвилде от турок; на короткое время он даже полностью освободил Тбилиси. В 1584 году вторгся новый оттоманский генерал, Резван-паша. Резван усыпил подозрения, направившись сначала в сторону Нахичевани, но затем оставил в Лоре гарнизон с артиллерией, разрушил Дманиси и двинулся на Тбилиси. На одном берегу Храми стояла армия Симона и Манучара, на другом — оттоманская. Рассказывают, что Симон снял с себя панцирь, перешел реку, объявил, что он просто пришел посредником, чтобы вести переговоры с Резван-пашой, и изучил расположение оттоманских войск, прежде чем вернуться. На рассвете следующего дня грузины окружили оттоманский тыл и атаковали; у турок армия была в пять раз больше, и грузины проиграли битву. Резван разорил Самцхе: если бы замерзшие и голодные турецкие солдаты не взбунтовались, он продолжил бы свою кампанию. В следующем году Симон отвоевал Лоре у турок, и султан прислал очередную армию, чтобы поправить дело.

Летом 1587 года султан замыслил окончательный удар против Симона и Манучара: первая оттоманская армия заняла Ахалцихе, вторая отправилась в Тбилиси и Гори: царь Симон отступил в Самцхе. Там враги Манучара, в особенности феодалы Шаликашвили, решили помириться с оттоманами, в результате чего Самцхе стала целиком оттоманской провинцией под властью чылдырского паши Ахмеда. У Симона больше не было союзника, и на иранцев он уже не надеялся: он также подчинился и в обмен на ежегодную дань добился признания как христианский и вполне автономный царь.

В 1590 году иранцы подписали мирный договор, уступающий оттоманам чуть не всю Грузию, Армению и Азербайджан. Никто — ни грузины, ни оттоманы, ни европейцы (потрясенные тем, что Иран развязал руки Турции) — не предвидел, что исключительно дальнозоркий, энергичный и коварный шах Аббас, в 1587 году возведенный на иранский престол, смотрел на мирный договор как на махинацию, которая позволит ему модернизировать страну и армию и в конце концов стать непобедимым.

Увидев, что против Турции все бессильны, западные грузины растерялись. Гурия и Мингрелия вцепились друг другу в горло: после смерти брата в 1582 году, Мамиа Дадиани стал правителем Мингрелии, изгнал Гиорги гуриели и водворил в Гурию своего клиента Вахтанга гуриели. Через четыре года Вахтанг гуриели умер, изгнанник Гиорги вернулся и окопался в крепости Гонио: разразилась братоубийственная война, которая опустошила Западную Грузию. В 1583 году имеретинский царь Гиорги II заточил брата Константинэ и племянника Ростома, которые хотели лишить престолонаследия двенадцатилетнего царевича Левана. Мамиа Дадиани похлопотал за пленников, которые вышли на свободу четыре года спустя. Гиорги II умер в 1586 году, и Мамиа решил участь Имеретинского царства, обеспечив престолонаследие молодого Левана, усмирив его дядю Константинэ. Год спустя Левану пришлось выразить свою благодарность, женившись на Марехи, дочери Мамиа Дадиани.

Эти новые связи породили анархию: имеретинские феодалы ввязались в ссору между Гурией и Мингрелией. Условия мирного договора 1590 года связывали оттоманским войскам руки и не давали возможности действовать. Царь Картли Симон, уже в 1588 году захвативший часть Северной Имеретии, где пользовался поддержкой местной знати, решил воспользоваться ситуацией в своих интересах и вторгся в сердце страны. Семнадцатилетний царь Леван тщетно просил помощи у гурийцев и мингрелов, он проиграл битву при Гопанто и бежал на север в Рачинские горы. Симон отвез имеретинских заложников в Картли, несмотря на то что оттоманы приближались к Гори. Он был до такой степени уверен, что сможет объединить всю Грузию, что послал в Италию делегацию с письмами папе Сиксту V[131] и испанскому королю Филиппу II: в письме Симон напоминал Филиппу, что две Иберии похожи, как кровные братья, и просил его начать диверсионную войну против турок. И Сикст, и Филипп ответили требованием, чтобы все три грузинских царя сначала объединились и потом сплотились с Ираном. Симон написал третье письмо императору Рудольфу II, не зная, что Рудольф готовился подписать мирный договор с турками.

Как только Симон ушел, царь Леван спустился с Рачинских гор и снова начал властвовать. Но два года спустя Мамиа Дадиани напал на Кутаиси и заточил царя Левана в замке Шхепи, где тот умер. Мамиа выдвинул на имеретинский престол двоюродного брата Левана — Ростома. Гиорги гуриели, в свою очередь, выдвинул Баграта, сына князя Теймураза, и в 1590 году попытался с помощью турецких солдат возвести его на престол.

Анархия в Имеретии усугубилась, когда царь Симон вторгся во второй раз, занял Кутаиси, сослал в Тбилиси только что коронованного Баграта и изгнал царя Ростома, избранного мингрельцами. Ростом убежал в Мингрелию к Манучару Дадиани, унаследовавшему престол после смерти Мамиа в 1590 году. Мингрельская армия вернула Ростома в Кутаиси, но многие имеретинские феодалы — Абашидзе, Церетели, Чхеидзе — предпочли варвару Манучару Дадиани и его подопечному Ростому царя Симона. Симон вернулся в третий раз, теперь с пушками, впервые примененными в грузинской гражданской войне. Симон захватил замки и Сканда, и Кутаиси, оставил в них свои гарнизоны и изгнал Ростома в Мингрелию. Ростом был последним потомком имеретинских царей: захватив или убив его, Симон легко смог бы объединить Имеретию и Картли. Дадиани даже предложил Симону «мир и подчинение единой Грузии, как во времена Давита Строителя», но не захотел принять условие Симона о выдаче Ростома. Новая картлийско-имеретинская союзная армия тоже брезговала цареубийством — даже в целях объединения страны: феодалы тайком уверили Дадиани, что, если он нападет первым, они просто разбегутся. Так и случилось: на рассвете, при виде армии Дадиани, войска Симона большей частью рассеялись. Картлийцам пришлось отступить и признать Ростома царем, хотя он и был марионеткой Манучара Дадиани. Мечты Симона о новой Грузии не сбылись: Мингрелия, с каждым днем все более самоуверенная, заставляла плясать под свою дудку.

Раскол шел дальше. Абхазия, которой управляло племя Анчба-Шервашидзе, оторвавшись от Мингрелии, подчинилась оттоманам. В Абхазии феодализм развился слабо, и крестьянам жить было легче; Шервашидзе получали доходы от вывоза самшита и рабов в Константинополь, где молодой человек продавался за пятнадцать экю, а хорошенькая девушка за двадцать.

Самцхе стала оттоманской провинцией, хотя Манучар не переставал называть себя царем (хелмципе). Оттоманские бюрократы ввели бююк дефтер, великий реестр, в котором числились все подлежавшие налогообложению земельные владения и люди, и кючюк дефтер, «маленький реестр», по которому решалось, кому из власть имущих передавались подати. За исключением отдельных особенно достойных христиан, только мусульмане могли владеть землей, и с каждого землевладельца брали по одному солдату. Налоги были большие: двадцать акче с очага, а немусульмане платили двадцать пять. Крестьяне начали убегать даже в разоренные междоусобицами Имеретию и Картли. Из 1160 самцхийских деревень 364 опустели, а в одном уезде — 41 из 48. Оттоманы попытались заселить Самцхе крестьянами других национальностей, даже христианами; тем не менее бывшая сердцевина Грузии, славившаяся раньше своей экономикой и культурой, превратилась в самое глухое захолустье Анатолии. Церкви превращали в мечети или в строительный материал[132].

Из всех грузинских земель преуспевала только Кахетия. Благодаря политике царя Александрэ II развивались сельское хозяйство и торговля с каспийскими соседями. Царь даже жаловался, что из-за ста мирных лет Кахетия стала такой перенаселенной, что осталось слишком мало дичи и невспаханной земли для царской охоты. На самом деле Александрэ надеялся, что кахетинский мир обеспечит предполагаемая российская экспансия. Переписываться с русским царем было трудно: посол выезжал весной и доезжал не раньше осени, и по пути его могли ограбить, взять заложником или убить. Даже общего языка не было. До 1596 года у Александрэ была всего одна переводчица, черкешенка Хуршита, владевшая грузинским и русским языками. (У Александрэ была черкесская сноха и, если верить источникам, черкесская тетка.) Послами в православном мире XVI века служили духовные лица (важно было, чтобы русские убедились в православном вероисповедании грузин), и общим языком православного духовенства был греческий. Но кахетинскому духовенству было лень ходить на уроки греческого, и только те монахи, которые проводили время в Палестине, еще могли общаться по-гречески. Поэтому все переговоры велись по-турецки: турецкий язык понимала почти вся кахетинская знать и кое-кто из русских дипломатов, но двойной перевод — с грузинского на турецкий, а потом на русский — часто вводил обе стороны в заблуждение и даже провоцировал конфликт.

Русских интересовали прежде всего новые пути для импорта шелка, который Россия ввозила из Ирана; во-вторых, создание антиоттоманского кольца от Кавказа до Ирана; в-третьих, военные возможности Кахетии. Первые русские дипломаты подсчитали, что у Александрэ 10000 конных и 3000 пеших войск, расположенных под четырьмя «знаменами», из которых царевич Гиорги командовал авангардом, а царевич Давит — левым крылом. Уже со времен Ивана Грозного российские цари провозглашали себя сюзеренами Иберии. Со своей стороны, кахетинский царь Александрэ по-своему понимал европейскую политику (он верил, что испанский король Филипп II завоевал Англию): его источниками были агенты-купцы, например армянин Совдагар, побывавший в Москве, в Риме, в Казвине и в Константинополе. Александрэ сделал ставку на то, что русские заселят берега Терека и станут соседями Кахетии, ибо русских и кахетинцев объединяло желанние усмирить кумыков и аваров воинственного шамхала. Александрэ также надеялся получить от русских современную артиллерию, в которой ему отказали иранцы, иконографов и сокольничих.

В 1585 году в Кахетию прибыл астраханский сотник Данилов с грамотой царя Федора[133], а Александрэ в ответ послал священника Иоакимэ, монаха Кирилэ и черкешенку Хуршиту в Москву. В 1587 году прибыло ответное посольство, включавшее Родиона Биркина, Петра Пивова и переводчика Степана Полуханова, а также грузинских эмиссаров, и представило кахетинскому царю на подписание текст клятвы в верности: 29 августа 1587 года кахетинский царь поклялся, что будет врагом врагов России и другом друзей России и что будет платить ежегодную дань шелковыми тканями. От русских Александрэ ожидал, что они построят крепость в Терек-городе и направят карательную экспедицию против шамхала. Российская сторона попыталась выполнить свои обязательства, но без опыта военных действий в горах не смогла ни напасть на шамхала, ни дойти до Тарки, его столицы. Последствия первых контактов были катастрофичны: в 1589 году шамхал вторгся в Кахетию, и в 1591 году крымский хан объявил России войну.

Послам казалось, что с ними обращаются плохо. Кахетинцы в Москве чувствовали себя как будто под домашним арестом; русские в Кахетии жаловались, что их бросали в лесах на произвол судьбы и посягали на их собственность и жизнь. Живые соколы, подаренные русским царем, умирали в пути. На грузинские просьбы, например о помощи в отливке чугунных пушечных стволов, не обращали внимания. Некоторых русских даже обвинили в изнасиловании и убийстве кахетинских крестьянок. Русских священников смущали литургические злоупотребления в грузинской церкви. Но самым злейшим врагом русско-кахетинской дружбы был новый иранский шах Аббас, которого малейшее подозрение превращало в кровожадного параноика: шах толковал демарши Александрэ как подлую измену, несмотря на то что Россия и Иран тогда относились друг к другу скорее дружественно. Кахетинский царь по очереди клялся в верности сначала туркам, потом иранцам, а теперь русским. Шах Аббас прислал Александрэ породистых лошадей и двадцать верблюдов, навьюченных шелковой тканью: но Александрэ сосватал дочь Нестан-Дареджан не шаху, а Манучару I Дадиани. Изначально шах пытался сдерживаться: он ограничился тем, что взял еще одного заложника, Теймураза, внука Александрэ от старшего сына Давита. Но к концу 1590-х годов напряжение между Кахетией и Ираном возросло.

Тем временем картлийский царь Симон смотрел на Россию скептически: он хорошо знал, что Россия из-за расстояния и кавказских горцев не сможет прийти на помощь Картли в случае нападения. И он не обманывался надеждой, что папа римский пришлет армию, если Картли присоединится к католической церкви. Пережив имеретинские злоключения, Симон в 1598 году решил полностью освободить Картли от турецкой оккупации. Он осадил гарнизон в Гори, но завладел крепостью только через год, когда его сын Гиорги, сделав вид, что снимает осаду на Великий пост, обманул бдительность оттоманов, ночью взял крепость штурмом и к утру освободил Гори. Тем временем сам Симон вел армию на юг, где войска Джаффар-паши шли из Тебриза в Самцхе, чтоб разгромить взбунтовавшегося Манучара. Хотя грузинская армия и ее командиры еще не были готовы сражаться, Симон настоял, чтобы на следующий день грузины предприняли атаку при Нахидури на реке Алгети. Накануне битвы царь причастился и попрощался со всеми, прежде чем с копьем в руке повести конницу. Враг понес тяжелые потери, но после пятичасового боя оттоманское численное превосходство возобладало, и царю пришлось отступить. Преследуемая оттоманами конница толклась в узком Партцхисском ущелье: царская лошадь споткнулась и упала в болото. Воины старались вытащить царя и лошадь, но турки догнали их и, с помощью перебежчика князя Бараташвили, узнали царя. Симона заковали в кандалы. Сын Гиорги примчался из Гори, но опоздал, не успев выручить военнопленных, хотя и захватил арьергард Джаффар-паши. В 1600 году Джаффар-паша послал в Константинополь живого царя Симона и корзину с отрубленными головами, среди которых была голова Вахтанга, младшего брата царя. Симон стал почетным узником в знаменитой тюрьме Йеди-Кюле: султан послал в Грузию за его внучкой Гулчарой (дочерью Гиорги), которой был поручен уход за стареющим царем.

Во всем, что касалось религии или политики, Симон остался непоколебимым. Его замечательная внучка Гулчара очаровала влиятельную венецианку Сафийе, мать султана Мехмета III, в результате чего Гулчара стала послом Мехмета, а после 1603 года его сына Ахмеда I к шаху Аббасу. Между тем в Картли на престол взошел сын Симона, Гиорги X, который, в надежде выкупить отца из Константинополя, довел казну и феодалов до полного обнищания. Гиорги даже послал заложником к султану собственного сына, тринадцатилетнего Давита. На европейцев при оттоманском дворе Давит произвел впечатление «чрезвычайно красивого молодого царевича», но оттоманы отказались взамен освободить царя, несмотря на то что премьер-министром (капуджыбаши) незадолго до того стал грузин по происхождению Мехмет-паша Гюрджю. Когда в первый раз Гулчару отправили на озеро Севан на встречу с шахом Аббасом, ей разрешили взять с собой деда, царя Симона. Но советники Ахмеда I раздумали, сообразив, что Симон может открыть иранцам оттоманские тайны, и на полпути отозвали его в Йеди-Кюле. Гулчара ошеломила европейских послов в Константинополе своей «красотой, величием и красноречием»: они заключили, что «в Грузии вся политика сосредоточена в женских руках». После нескольких дипломатических путешествий и многочисленных нападок со стороны Аббаса в 1612 году Гулчара одержала победу над воинственными турецкими придворными и уговорила султана принять обновленный Амасийский трактат 1555 года, по которому оттоманам запрещалось вмешиваться в дела Картли и Кахетии[134]. Дипломатию Гулчары можно считать прогрузинской, но царь Симон не дожил до нового договора. Протомившись в Йеди-Кюле еще дольше, чем в Аламуте, семидесятичетырехлетний царь умер в 1611 году. Оттоманы вернули в Картли его тело; выкуп же не отдали. Судьба Гулчары неизвестна.

Начало нового века оказалось концом не только картлийского царя Симона, но и кахетинского царя Александрэ. В октябре 1601 года он заболел лихорадкой и пролежал трое суток почти бездыханным. Старший сын Давит взошел на престол, а младший Гиорги согласился стать наследником. На банкете братья поссорились, и Давит испугался, что Гиорги собирается его убить. (До тех пор Давит политикой не занимался: он прославился тем, что перевел персидскую поэму Калила и Димна.) Александрэ вдруг встал с постели, но Давит престол не уступил и заставил отца постричься в монахи. В июле 1602 года царь Давит с отцом-монахом приняли Ивана Афанасьевича Нащокина и Ивана Леонтьева, послов царя Бориса Годунова, и еще раз поклялись в верности русскому царю. Как только послы уехали, Давит убил семнадцать феодалов, сторонников брата Гиорги, выбросив двенадцать из окна замка и обезглавив пять. Сам Гиорги сбежал в Мцхету, но Гиорги X, новый царь Картли, сдал беженца кахетинцам, и Давит заточил его в замке Торга. Терпение Александрэ лопнуло, когда Давит зарубил человека, укрывшегося в церкви, и бывший царь торжественно проклял сына. 21 октября 1602 года отцовское проклятие возымело действие, и Давит умер, возможно, от газовой гангрены. Александрэ сменил монастырь на престол и освободил наследника Гиорги. (Кетеван, вдова Давита, побоявшись, что Гиорги отомстит, отправила своего сына Теймураза в Иран на попечение шаха Аббаса.)

Шах Аббас возмутился, когда русский посол в Иране заявил, что Кахетия стала вассалом России, и попросил, чтобы шах вернул в Кахетию сына Александрэ II Константинэ, который едва помнил свою родину. Летом 1603 года между Ираном и Турцией в очередной раз разразилась война. Теперь шах Аббас, сделав своих диких туркменских кызылбашей вспомогательными войсками, располагал надежной армией из гуламов, главным образом иностранцев, очень часто плененных в Закавказье, вооруженных современными ружьями и обученных европейскими офицерами. Иранцы быстро вернули себе Тебриз и Нахичевань и начали осаду Еревана. Война послужила шаху предлогом, чтобы потребовать от царей Александрэ и Гиорги X подкрепления. Гиорги X согласился и получил в знак благодарности две деревни в Гилане и 300 золотых туманов; Александрэ же боялся попасть в западню, хотя принял вызов из Ирана из рук собственного сына Константинэ. Константинэ убедил отца, что надо подчиниться. В Иране шах встретился с кахетинским царем; оба скрывали взаимное недоверие за комплиментами и подарками. Александрэ получил 700 туманов, но его заставили отдать Саингило, большую часть Юго-Восточной Кахетии, которую шах заселил туркменами. К 1604 году иранское нашествие пришло к концу: оттоманские силы в Эрзуруме и Карсе оказались неожиданно сильными. Шах отпустил царя Гиорги X и арагвинского князя Нугзара в Картли, чтобы там укрепиться; Александрэ он оставил в Иране и не спускал с него глаз.

В 1604 году новые русские послы в Кахетии, можайский наместник Михаил Татищев и дьяк Андрей Иванов, принесли новому царю Гиорги обнадеживающую весть: под командованием воеводы Афанасия Бутурлина русские войска собирались напасть на дагестанского шамхала и царь Борис Годунов искал грузинского жениха для царевны Ксении и грузинскую невесту для царевича Федора. Послам показалось, что для этого подойдут дети покойного Давита — Теймураз и Эленэ. Гиорги с радостью принял предложение: «Нам грозят ножи султана и шаха… Придите и спасите нас». Все, что Татищев мог дать, — это сорок казаков, чтобы подкрепить кахетинскую армию. Династические браки оказались неосуществимы, так как посланник шаха Аббаса уже прибыл в Кахетию и готовился отвезти обоих детей в Иран, где Теймураз станет заложником, а Эленэ очередной грузинской женой Аббаса. Кахетинские феодалы раскололись на две фракции, проиранскую и прорусскую. Хотя никто не предвидел скоропостижной смерти Бориса Годунова и начала Смутного времени, многие почуяли, что Россия по сравнению с Ираном будет ненадежной опорой. Теймураз и Эленэ уехали в Иран; на новый, 1605 год тем не менее Татищев и Иванов приняли от Гиорги клятву верности обреченному русскому царю.

В 1605 году шах был так одержим оттоманской угрозой, что освободил Александрэ, но отпустил кахетинского царя только в сопровождении сына Константинэ, которому, судя по всему, шах приказал убить отца, если тот покажется изменником по отношению к Ирану. По приказу шаха царь и царевич обязались, как только вернутся, повести армию против прооттоманского Ширвана, правителем которого затем будет назначен царевич Константинэ. В марте 1605 года Александрэ и Константинэ прибыли в Кахетию: Константинэ настаивал, чтобы сразу напали на Ширван; Александрэ же медлил, надеясь, что русская армия пробьется в Кахетию. 12 марта рано утром, когда еще готовились принять русских послов, Константинэ вместе с офицерами кызылбашами ворвались в царские терема и потребовали, чтоб Александрэ и царевич Гиорги пришли на заседание военного совета. Константинэ обругал отца и брата за колебание, обнажил меч и отрубил брату голову. Царь Александрэ вмешался, но и его зарубили, вместе с руставским епископом, братом епископа и пятью другими феодалами. Судя по докладу ошеломленных русских послов, в последующих стычках погибло не меньше 700 человек. Чтобы доказать свою верность Ирану, Константинэ послал шаху Аббасу головы отца и брата, тела же он похоронил в монастыре Алаверди. Пока послы как можно быстрее собирались, Константинэ приводил смягчающие обстоятельства: «Отец и брат меня умышляли убить или зельем окормить; и за то над ними так и сталось… Отец мой и брат убиты — не по шахову приказу, нашею меж себя рознью с братом моим с Юрьем. А то в нашем роду — не ново, издавна ведется: отец мой извел отца своего, а моего деда, а брата своего убил [здесь ошибка переводчика: Константинэ имел в виду своего правнука Злого Гиорги. — Д. Р.] А я ныне так учинил; и сам не ведаю — добро ль то будет, худо ль». Царевич винил отца за то, что его послали в Иран и заставили отречься от Христа. Агент шаха Махмет-бег рассказал послам: «А накануне убийства царевич Константин, сын царя Александра, плакал всю ночь. <…> Он думал, «если убью отца, от Бога погибну; если не убью, шах меня убьет»[135].

Новый царь не захотел клясться в верности России: послы уехали в Картли, и там Гиорги X также отговаривался от клятвы, хотя сам пригласил послов, под предлогом, что в любой момент вспыхнет война с турками. Татищев и Иванов уже рассматривали другую Эленэ, родственницу, как возможную невесту: министр царя уверил их, что она «отлична красна и возрастом не мала; а лет ей 10, толко растунива», но на вид она оказалась «толко тоненка рожаем добра, а не отлична красна». Предложили и жениха, Александрэ из Имеретии «лицом добр и возрастом не мал». Гиорги Х, отказавшись поклясться Борису Годунову, не дал послам увезти Эленэ; зато он разрешил им довезти до границы другого жениха для царевны Ксении, Хосро, «которого вскормила мать царя как родного брата… по турски горазд, а веры крестьянские греческого закону и грамоте по-грузински горазд, а лет ему 23 годы <…> добр, а не отличен», как описывают его послы. Но послы не дошли и до долины Арагви, как царь Гиорги отозвал приемного брата Хосро и своих послов, архиепископа Теодосэ и азнаури, спутников Татищева и Иванова. Гиорги X больше всего боялся навлечь на себя гнев шаха Аббаса, которому он в 1603 году помогал завоевать Ереван и который подарил ему иранские поместья в обмен на одну долину в Лоре.

Когда русские послы вернулись в Москву, Борис уже умер и престол занял Лжедмитрий. Следующий русский посол был убит волжскими разбойниками. Русская дипломатия провалилась, оставив Картли и Кахетию на произвол все более беспощадного шаха Аббаса.