23 Восстановленная независимость

Мне думалось, что раз грузины — жизнелюбы, раз, обладая чувством юмора, смогли сохранить сердце и старинный образ рыцарства, значит, остались индивидуалистами, скептиками и т. д. Значит, их невозможно поработить окончательно. <…> Вернулся, и оказалось, что это было иллюзией, что процесс ментального, психологического, словесного порабощения зашел слишком далеко.

Мераб Мамардашвили (Новое русское слово, 25 ноября 1995 г.)

31 марта 1991 года плебисцит сделал Грузию независимой. Гамсахурдия сразу начал агрессивно включать Абхазию и Южную Осетию, переименованную в Самачабло («земля Мачабели»), в единое государство, но по крайней мере успокоил Турцию, подтвердив, что никаких претензий на бывшую грузинскую провинцию Самцхе он не имеет. Вся страна была одержима безумным шовинизмом[367]: умеренно настроенных, например философа Мераба Мамардашвили, заглушали, даже умерщвляли. Кремль, озабоченный резней в Нагорном Карабахе, решил послушать Шеварднадзе и не вмешиваться, а остальной мир, озадаченный московской политикой и встревоженный этническим конфликтом, на время отказался признавать независимую Грузию. Правительство Гамсахурдия было парализовано неуправляемыми дружинами: пятитысячной национальной гвардией, приватизированной министром военных дел Тенгизом Китовани, Мхедриони Джабы Иоселиани, Белыми орлами Гиорги Каркарашвили, Белым легионом Зураба Самушиа, Лесными братьями Дато Шенгелаи, из которых последние три были откровенно бандитскими. В августе 1991 года (с 19 по 21), пока Горбачев сидел в плену в Форосе и ГКЧП совершал путч в Москве, Гамсахурдия трусил и пресмыкался перед Кремлем. Поразив путчистов, Ельцин принес Москве мир, а Кавказу хаос. Пригласив всех: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», Ельцин позволил любому осколку империи суверенитетом подавиться. Гамсахурдия отреагировал, присвоив себе диктаторские полномочия, и враждебно настроенные толпы вышли на улицы Тбилиси. Он закрывал газеты, арестовывал бывших сторонников (в частности, Иоселиани)[368], изгонял из парламента коммунистов, бомбил Цхинвали и открывал огонь по демонстрантам: невменяемость президентской власти и криминализация его окружения обрекли Гамсахурдия. Белые орлы захватили телевизионную станцию, национальные гвардейцы начали бороться за президента и против него: боевики грабили и обстреливали город три месяца, до 22 декабря 1991 года, когда Китовани и Иоселиани, сбежавший из горевшей тюрьмы, подогнали танки, обстреляли бункер президента, сожгли архивы КГБ и МВД и 2 января 1992 года захватили власть[369].

В поисках некриминальной «крыши» Иоселиани и Китовани уговорили Илью II благословить их переворот. Затем они освободили осетинского лидера Кулумбегова и назначили премьер-министром Грузии коммуниста Тенгиза Сигуа, надзиравшего за первыми выборами 1990 года. Иоселиани в своих преступлениях не раскаивался: летом 1992 года, когда автор этой книги встретился с ним, у него на столе лежали фотографии 49 осетинских беженцев, расстрелянных из пулеметов. Гамсахурдия признал поражение после смерти 113 своих сторонников и улетел, сначала в Армению, а затем в Грозный, где его грузинское правительство в изгнании приютил генерал Дудаев.

Войскам Китовани пришлось спешить в Мингрелию, чтобы подавить мятеж мингрельских звиадистов. Пока Китовани был в Западной Грузии, он успокоил аджарцев и абхазов, пообещав признать их автономию: таким образом Китовани создал для Аслана Абашидзе, чуть ли не наследственного правителя Аджарии, доходное удельное княжество, которое просуществует еще десять лет. Подоспевшие мхедриони Иоселиани грабили и истребляли мятежных мингрелов. Под руководством, словами самого Иоселиани, «неизвестного художника и всем известного бандита», Грузия становилась парией в мировом сообществе.

Новорожденную республику выручило совпадение ее потребностей с потребностями Шеварднадзе. Несмотря на дружественные отношения с Ельциным, он уже стал лишним в российской политике: его возненавидели военные и КГБ за участие в развале СССР. 7 марта 1992 года Шеварднадзе прилетел в Тбилиси и был принят с радушием, тремя годами раньше немыслимым. Он сразу попросил патриарха Илью II быть его крестным отцом и крестился патриотическим именем Гиорги. Сначала он стал серым кардиналом в тройке Китовани — Иоселиани — Сигуа и за две недели, не сдержав обещания, вернуть Грузию в ельцинское Содружество Независимых Государств, добился для нее международного признания. В Грузии открылись посольства США, Германии, Великобритании и Турции. В почти вымершей экономике появились признаки жизни. Шеварднадзе оправдал прозвище Белого Лиса, слив дружины с национальной гвардией и создав единую постоянную армию: он заигрывал с народом, потребовав, чтобы русские покинули базы в Грузии и перестали контролировать границу с Турцией. Незаметно для тройки Шеварднадзе превратился из серого кардинала во всеми приветствуемого диктатора[370].

Новая грузинская армия, однако, была не в состоянии справляться с партизанами, оттеснявшими ее в Абхазии и Южной Осетии (в которой торговали оружием, наркотиками и поддельными долларами). Как только Шеварднадзе вернулся, Зугдиди захватил звиадистский Комитет нацонального неподчинения, убивший шесть солдат. При поддержке мингрельского ополчения и генерала Дудаева, прилетевшего из Чечни, на целый месяц в Зугдиди восстановилось правительство Звиада. Повстанцы к концу марта уже готовились вторгнуться в Картли: только с помощью тяжелых орудий и танков, переданных русским генералом Беппаевым, к 3 апреля Шеварднадзе и Китовани удалось подавить мингрельских звиадистов. В мае Шеварднадзе заключил мир, но в Тбилиси 13 июня автомобильная бомба, предназначенная Иоселиани, убила пятерых пешеходов. 24 июня телевизионную станцию захватили якобы звиадисты, которых с удивительной ловкостью и, судя по всему, с многочисленными жертвами переловили (инцидент был первым из ряда театральных событий, известных скептической публике как «Эдуард-шоу»). На следующий день толпа подожгла дом Гамсахурдия. Победоносный Шеварднадзе наладил отношения с Россией, уговорил Объединенные Нации принять Грузию и благословить миротворческий батальон из шестисот русских, пятисот осетин и четырехсот грузин, в то время как ОБСЕ отправила в Цхинвали наблюдателей.

К концу лета партизанское сопротивление в Мингрелии ограничилось ограблением поездов, и многие звиадисты отреклись от вооруженной борьбы: 4 августа 1992 года Шеварднадзе ввел в действие Конституцию 1921 года, лишившую абхазов всякой автономии. Возмущенные абхазы объявили, что восстановят советскую Конституцию 1924 года, признавшую Абхазию независимой республикой. После мингрельского восстания Южная Абхазия (район Гали) стала неспокойной. Когда Шеварднадзе отправил в Сухум министра внутренних дел, его вместе с чиновниками взяли в заложники. Шеварднадзе отправил в Абхазию три тысячи солдат под предлогом, что надо защищать железную дорогу, связывающую Россию с Грузией. 14 августа абхазы мобилизовались. Хотя звиадисты еще занимали такие мингрельские города, как Сенаки, абхазов они, к счастью, не поддерживали. Тем не менее вспыхнула кровавая гражданская война: грузинские морские десантники, заняв Гагры, отрезали Абхазию от России и затем осадили сухумский парламент. Когда абхазы освободили грузинских заложников, грузинские войска отступили, но оставили генерала Китовани городским комендантом. Абхазское правительство с президентом Ардзинбой бежало на север, в Гудауту, на русскую базу, откуда Ардзинба воззвал к северокавказским народам о помощи. Ответ оказался неожиданно положительным: приехали чеченцы, чьи прадеды оттеснили абхазов на побережье. В результате этого альянса грузин заставили вернуться из Гагр в Сухум, где Китовани поджег все абхазские культурные достояния — архивы, библиотеки, институты, ботанический сад[371]. На такое кровавое опустошение гражданское правительство не было способно ответить контрударом, и власть в Абхазии перешла к вооруженным людям, которым русские солдаты передавали оружие и давали советы. (В Осетии произошел аналогичный процесс, заменивший Кулумбегова боксером Эдуардом Кокоиты.)

В Абхазии предприняли покушение на жизнь Шеварднадзе, который, потеряв здравомыслие, назначил аджарского правителя Аслана Абашидзе вице-президентом. (Абашидзе, бывший мусульманин, по примеру президента сам обратился в христианство.) После выборов 11 октября грузинское правительство отправило сотни неопытных, но горящих патриотизмом юношей и девушек на смерть в Абхазию. Очередная абхазская атака, очередной клиффхэнгер в «Эдуард-шоу», чуть не убила Шеварднадзе. Пятьдесят беженцев погибли, когда грузины сбили вертолет. Ельцин предложил помочь при условии, неприемлемом для грузинских националистов, что Грузия вернется в Содружество. Секретарь ООН, Бутрос Бутрос-Гали, отправлял не войска, а наблюдателей. Несмотря на то что у них было вдвое больше танков и солдат, грузины вынуждены были покинуть Сухум. 29 апреля 1993 года, выбравшись живым из сбитого вертолета, Шеварднадзе взъярился на генералов: уволив Китовани, он сделал генералом двадцатисемилетнего капитана Гиорги Каркарашвили, который обещал с помощью своих Белых орлов истребить весь абхазский народ[372]. Наконец 20 мая при помощи Ельцина огонь прекратили, Абхазия получила автономию, и грузинские войска ушли. Последствия войны для Грузии оказались губительными: люди голодали, и, несмотря на замену русского рубля «купоном», бушевала инфляция и вымирала экономика.

Ардзинба и абхазы со своей стороны занялись этнической чисткой. В июле, когда грузинских солдат почти не осталось, абхазы осадили Сухуми и очистили картвельские (большей частью мингрельские) деревни на окраине города. Деревня Камани пострадала сильнее других: мужчин, женщин и детей мучили и хладнокровно убивали. Обе стороны предавались зверским безобразиям, расстреливая и обезглавливая даже пленных, которыми они по договору должны были обменяться. Около 220000 человек, бо2льшая часть картвелов, проживавших в Абхазии, сбежали; многие погибли от холода и голода на высоких перевалах. Шеварднадзе остался в Сухуме до 27 сентября, когда он согласился присоединить Грузию к Содружеству, в результате чего Ельцин прислал самолет, на котором Шеварднадзе смог вылететь в Батуми и оттуда вернуться в полностью деморализованный Тбилиси. За полтора года погибли 15000 человек. Около миллиона грузин уехали, большей частью в Украину и Россию, чтобы зарабатывать на хлеб; четверть миллиона беженцев из Абхазии и Осетии устремились главным образом в Тбилиси.

В середине сентября абхазско-грузинская война возобновилась, когда грузинские войска пытались окончательно подавить мингрельских звиадистов. Абхазы сбили два самолета, переправлявших беженцев, и наконец заняли разрушенный Сухум. Русские военные корабли охраняли абхазов от грузинских контрударов. 1 декабря 1993 года наступило новое перемирие, и Грузия лишилась всей Абхазии, кроме Верхней Кодорской долины, населенной сванами. Замечательно, однако, что на протяжении всех конфликтов, абхазы и грузины, работающие на Ингурской ГЭС, мирно сотрудничали: плотина находится в Грузии, а турбины — в Абхазии.

Мингрельские повстанцы, воодушевленные возвратом Звиада Гамсахурдия из Чечни 24 сентября 1993 года, возобновили мятеж: Зугдиди стал «столицей» легитимного правительства. Теперь Гамсахурдия поддерживал мингрельскую независимость, предложив разделить Грузию, как двумястами годами раньше, на две части. С помощью брошенного грузинами оборудования звиадисты захватили Поти и начали наступление на восток с таким успехом, что Шеварднадзе пришлось выпросить у России две тысячи элитных солдат, оружие и амуницию. Шеварднадзе решил не распускать мхедриони, а натравить их на мингрелов. 6 ноября Зугдиди сдался, а 1 января 1994 года правительство объявило, что Гамсахурдия покончил с собой в Джихашкари под Зугдиди. (Расследование, подтвержденное грузинским парламентом 24 февраля 2011 г., не оставляет сомнения, что на самом деле Гамсахурдия застрелили в затылок спецназовцы, судя по всему, русского «Вымпела»; свидетели утверждают, что незадолго до этого «самоубийства», на предложения министра госбезопасности Игоря Гиоргадзе взять Звиада, Шеварднадзе сказал: «Мне живого Гамсахурдия не надо».

Оперевшись на российские Вооруженные силы, Грузия не могла не подчиняться Москве[373]. 3 февраля 1994 года Ельцин отправился в Тбилиси с предложением коммерческой, военной и политической помощи и с готовностью уничтожить запасы русского ядерного и химического оружия, размещенного в Грузии. К этому времени Россия была встревожена собственными сепаратистами, особенно в Чечне, и до такой степени нуждалась в расположении Грузии, что поддерживала реинтеграцию Абхазии и Южной Осетии в состав Грузинского государства. В мае в Москве было заключено более прочное перемирие, и между сепаратистами и остальной грузинской территорией согласовали демилитаризованные зоны под надзором 2500 солдат из Содружества (большей частью из России) и 136 наблюдателей из ООН.

Шеварднадзе уже год двурушничал, потребовав как последний советский министр иностранных дел от США и воссоединенной Германии вознаграждения за услуги. Новый американский президент Билл Клинтон относился к нему не менее благосклонно, чем Джордж Буш и Джеймс Бэкер, но отказался вмешиваться в конфликты с Абхазией и Южной Осетией. Клинтон только подтвердил, что считает Россию ответственной за упрямство сепаратистов. Отношения между американцами и грузинами сплотил тот факт, что во главе командования американскими вооруженными силами стал Джон Шаликашвили, сын полковника грузинской армии в 1918–1921 годах. Россия была готова на любые меры, чтобы отвлечь Грузию от новой западной ориентации. Вечером 7 августа, агент ЦРУ Фред Вудрафф (Woodruff), который ехал вместе с главным телохранителем Шеварднадзе, был убит выстрелом в затылок. Грузинские агенты схватили Анзора Шармаидзе, случайно оказавшегося на обочине солдата, били его, пока он не признался в убийстве, и приговорили к пятнадцатилетнему заключению. (Юристы ФБР и семья Вудраффа без труда установили, что Шармаидзе никого не убивал, но несчастный отсидел свой срок.) За неделю до смерти к Вудраффу приезжал известный агент Олдрич Эймз, которого уже тогда подозревали в шпионаже. Бывший министр безопасности Игорь Гиоргадзе до сих пор не хочет говорить об этом деле[374].

Не только Америка, но и некоторые европейские державы начали — так же осторожно, как в 1918–1921 годах, — оказывать поддержку Грузии. Хельмут Коль давал деньги на восстановление промышленности, британцы посылали специалистов по разминированию, французы модернизировали производство коньяка и табака. Импортом металлолома и разрешением грузинам въезда на машине, чтобы продавать товары на рынках близлежащих городов от Сарпа до Трабзона, Турция выручала многие нищие грузинские семейства. Но грабежи и перестрелки в Тбилиси отбили у иностранных бизнесменов и дипломатов охоту обосновываться в Грузии.

Продолжать двойную игру стало невозможно, когда летом 1994 года 200000 демонстрантов вышли на улицу с громким осуждением прорусских демаршей правительства. Демонстрации превратились в беспорядки. Мхедриони отказались служить в армии. Шеварднадзе пришлось еще раз прибегнуть к помощи российского спецназа, чтобы очистить мингрельские леса от мятежников. Генерал Каркарашвили, «герой» абхазской войны и военный министр, получил серьезные ранения от разрыва бомбы: он сбежал в Москву (в самолете, которым он летел, была обнаружена еще одна — невзорвавшаяся — бомба) и начал работать в военной академии. От бомб и пулеметов погибли многие — и министры, и воры в законе, и 3 декабря тбилисский беспредел кончился убийством последнего популярного оппозиционера Гиа Чантурия, собиравшегося выступить на открытом собрании. (Его вдова Ирина Саришвили выжила и в парламенте с такой яростью обличила Шеварднадзе, что многие министры ушли в отставку.) В январе 1995 года, непонятно, по чьей вине — служб безопасности России или Грузии, мафии или сепаратистов, — погибло несколько высокопоставленных военных. Электростанции были выведены из строя бомбами; дружинники убивали, насиловали, освобождали заключенных грабителей. Шеварднадзе делал все, чтобы положить конец анархии. Он арестовал Китовани, уже замыслившего сумасбродную попытку отвоевания Абхазии; затем посадил Иоселиани и объявил мхедриони вне закона. Наконец Вооруженные силы Грузии подчинились Шеварднадзе, и генерал Грачев попытался втянуть Шеварднадзе в совместную кампанию против чеченцев и оставшихся грузинских мятежников. Отделавшись от Грачева, Шеварднадзе тем не менее в сентябре 1995 года сдался российскому премьер-министру Виктору Черномырдину и разрешил российской армии двадцать пять лет пользоваться грузинскими базами.

Несмотря на благодарность Буша и Бейкера, Шеварднадзе уже разочаровывал западных друзей и наблюдателей. Восстановив Конституцию 1921 года, отменившую смертную казнь, Шеварднадзе в мае 1994 года по приговорам, основанным на признаниях, выбитых пытками, расстрелял шесть человек, в августе — одного и в 1995 году не меньше семи (международные протесты заставили Грузию в конце 1996 года приостановить расстрелы). Основным источником доходов населения были денежные переводы от миллиона грузин, работающих главным образом в России (несмотря на введение визового режима), и от продажи в Турцию заброшенных заводов и металлолома. Когда Шеварднадзе в Тбилиси повесил новые троллейбусные провода, воры за одну ночь сняли их и вывезли в Турцию.

1995 год можно считать годом отчаяния. 29 августа взорвалась заложенная в автомобиль бомба, судя по всему нацеленная на Шеварднадзе. Министр госбезопасности Гиоргадзе вдруг объявил президенту войну и, не скрывая своих связей с российской ФСБ, улетел в Россию. Шеварднадзе понял, что все его противники исчезли и что можно наконец открыто вести прозападную политику. В сентябре 1995-го он заменил Конституцию 1921 года новым режимом, по которому президент решал все, а парламент только комментировал. Появились обнадеживающие министры нового поколения: Зураб Жвания, несмотря на армянскую и еврейскую кровь, энергией и блестящим умом добился главенства в монопольной партии Шеварднадзе Союзе грузинских граждан, а Нино Бурджанадзе принесла правительству семейное богатство и связи с бывшей советской номенклатурой.

С минимальной фальсификацией итогов подсчета команда Шеварднадзе получила 74 % голосов на ноябрьских выборах 1995 года. Грузия стала либеральной, относительно стабильной диктатурой, в которой Жвания играл роль спикера, а Бурджанадзе занималась проверкой законодательства. Страной управляли не вооруженные бандиты, а жулики-белоручки. Введение новой, привязанной к западным валюты лари остановило инфляцию. Но правительство не умело собирать налоги, а население платить не хотело. Государство финансировалось по средневековым обычаям: должности продавали — посольскую за $ 100000, губернаторскую — за $ 50000, инспекторскую в ГАИ — $ 5000. Откупщики быстро возвращали себе капитал, торгуя недвижимостью или контрабандой, освобождая арестованных, вымогая «штрафы». В больших городах электричество, газ и воду подавали с перерывами, деревня жила в темноте и холоде: на починку гидроэлектростанций или на покупку русского газа денег не было. Шеварднадзе ввез из Китая полмиллиона счетчиков, но, вместо того чтобы платить за газ и электричество, население предпочитало давать взятку, чтобы служащий отмотал счетчик назад. Бандиты, устраивая банкет, сначала собирались на подстанции, чтобы предупредить служащих не вырубать электричество.

Коррупция достигла невероятного масштаба. Миллионы долларов от иностранных доноров прикарманивали чиновники, вместо того чтобы купить мазут или муку. Семья Шеварднадзе подавала пример: племянник президента Нугзар, владелец казино, брал 10 % со всех отмытых в казино денег. Монополии и недвижимость продавались бизнесменам, неотличимым от воров в законе. Гаишники похищали бизнесменов по дороге из аэропорта и перепродавали заложников чеченцам в Панкисском ущелье.

Несмотря на явное безначалие, Европа и США расщедрились, так что грузины получали самый высокий в мире уровень помощи на душу населения. Международный валютный фонд и Европейский банк реконструкции и развития давали взаймы сотни миллионов долларов: некоторые проекты, например отстройка порта Поти, нефтепроводы Баку — Супса и Баку — Тбилиси — Джейхан, были успешно доведены до конца. Но мечта о воскресении древнего Шелкового пути, который бы сделал Грузию главной транзитной страной для торговли товарами и энергией с Китаем, была осуществлена только частично: проект служил средством заманивания в ловушку иностранных инвесторов, вкладывающих деньги в несуществующие дороги. Тем не менее было видно, что страна выкарабкивается из болота: по улицам больше не бродили вооруженные мафиози, не так часто уже вырубалось электричество, чуть-чуть уменьшилась безработица (хотя работу находили главным образом переводчики, водители и менеджеры гостиниц, обслуживавших иностранные неправительственные организации). За все это Шеварднадзе если не хвалили, то терпели.

Чтобы иностранцы не переставали поддерживать правительство, пришлось хотя бы сделать вид, что ведется борьба с коррупцией. В парламенте начали открыто обвинять министров в спекуляции бензином или хлебом; правительство или подавало иск за клевету, или объявляло бесполезные кампании. Были отменены некоторые законы (например, связанные с пропиской), позволявшие обогащаться коррумпированным чиновникам. И хотя налогообложение оставалось фиктивным, доноры были удовлетворены. По настоянию Зураба Жвания, были проведены законы, облегчающие работу иностранных неправительственных организаций, приводивших в порядок советами и деньгами судопроизводство, экологию, образование, здравохранение и права человека. Эти организации часто сталкивались с неумолимым упрямством: Нанули, жена Шеварднадзе, объявив, что лучше умереть на родине, чем жить на чужбине, запретила усыновление иностранцами грузинских сирот. Сам Шеварднадзе дотировал православие, которое раньше преследовал: он уговорил олигархов и воров в законе вложить миллионы долларов в постройку в Тбилиси нового Троицкого (самеба) собора. Илья II перешел от марксизма к мракобесию и, несмотря на то что в 1999 году вместе с Шеварднадзе пригласил в Грузию папу Иоанна Павла II, теперь сделался твердым противником экуменизма и толерантности в отношении католичества и протестантства. Грузинские священники руководили толпами, нападавшими на баптистов и свидетелей Иеговы. Тем не менее иностранные проповедники выигрывали, предлагая новообращенным не только спасение, но и муку, и подсолнечное масло.

В начале февраля 1997 года Шеварднадзе поехал с визитом к французскому президенту Жаку Шираку и добился обещания, что НАТО когда-нибудь примет Грузию в полноправые члены. Комитет Российской государственной думы по обороне отправил в Тбилиси генерала Льва Рохлина, утверждавшего, что лучшую гарантию грузинской безопасности дадут русские военные на закавказских базах. Шеварднадзе с лисьей изворотливостью нашел другой путь: вместе с Гейдаром Алиевым, азербайджанским президентом, он в конце года основал ГУАМ, альянс Грузии, Украины, Азербайджана и Молдавии (с кратковременным участием Узбекистана). Как в 1918–1920 годах, непримиримая вражда между Азербайджаном и Арменией делала невозможным объединение Закавказья, которого так желала Европа, но ГУАМ тем не менее пользовался поддержкой Запада.

В 1998 году гражданская война стихла: 9 февраля при ракетном обстреле бронированного «мерседеса» Шеварднадзе, убило двух телохранителей; президент получил легкое ранение. В мае последние лесные братья и партизаны Белого легиона напали на галийский район Абхазии, где жили преимущественно мингрелы. В октябре взбунтовался полковник-звиадист, но его отряд был отбит генералом Тевзадзе, ставшим в результате министром обороны. В Грузии наконец установились мир и стабильность, но страна подвергалась опасности раскола: Аслан Абашидзе, присвоив себе таможенные пошлины Батуми, превратил Аджарию в личное княжество, а армянским населением Джавахети фактически управляли русские военные. Дефолт 1998 года не только мешал России оказывать давление на своих уязвимых соседей, но и помог Грузии добиться серьезных уступок: в результате переговоров Россия в апреле 1999 года эвакуировала две военные базы — Вазиани вблизи Тбилиси и Гудауту вблизи Сухума — и даже отдала Грузии небольшую часть советского Черноморского флота. Шеварднадзе до такой степени приободрился, что стал открыто высказывать прозападные взгляды. Западные спецслужбы забрали советские ядерные запасы, оставленные в Грузии, и представители Клинтона, начав обучать и снабжать грузинскую армию, обсуждали расписание, по которому Грузия сможет присоединиться к НАТО.

Грузия занялась дипломатией. С Израилем ее уже связывали тесные узы, возникшие в результате то ли обманного представления, что Грузия, как Израиль, состоит из людей с высшим образованием, фермеров и военных и, окруженная, как Израиль, враждебными мусульманскими государствами, может так же быстро стать богатой и грозной, то ли потому, что евреи две тысячи лет жили в Грузии без притеснения или преследования, то ли из-за того, что в обеих странах теперь были общины евреев с двойным гражданством. Израильские бизнесмены, продающие оружие, стали чаще летать в Тбилиси. Отличные отношения были у Грузии и с Ираном, опять благодаря историческим связям и общине билингвов в Ферейдане, двадцати тысячам носителей языка, потомкам порабощенных шахом Аббасом в 1620-х годах. Грузия до сих пор остается уникальным посредником в общении Ирана с Западом; вдобавок Иран продавал газ и топливо, когда Россия отключала поставку.

С 1993 года Турция закрыла границу с Арменией не только из солидарности с Азербайджаном, но и потому, что турки не могли признать, что массовые убийства анатолийских армян в 1915 году являлись геноцидом. Единственный путь из Турции в Азербайджан теперь лежал через Грузию. Уговорив или заставив экологов замолчать, Грузия с энтузиазмом согласилась на прокладку нефтепровода Баку — Джейхана через свою территорию, чтобы Европа могла получать каспийскую нефть независимо от России. Потом, закрыв железную дорогу из Армении в Карс, спроектировали новую линию Баку — Тбилиси — Ахалкалаки — Карс. Грузия могла рассчитывать на доходы от транзита нефтепроводом или железной дорогой азербайджанских ископаемых и мечтать о поездках без пересадок прямо в Лондон. Благодаря новым доходам, несмотря на страшную заброшенность сельского хозяйства и промышленности, оживлялась гражданская и коммерческая жизнь. Но вопиющий обман и фальсификация парламентских выборов 1999 года возмутили всех, даже иностранных наблюдателей; очевидно было, что кандидатов интересовали только собственное обогащение и парламентский иммунитет. В следующем году на выборах единственным оппонентом Шеварднадзе оказался коммунистический ставленник Джумбер Патиашвили: на выборы вышло меньше половины населения, но Шеварднадзе объявил, что получил 80 % голосов от 76 % избирателей.

Никто не мог предвидеть, что у Путина, выдвинутого, чтобы заменить больного Ельцина, окажется такая железная воля. В октябре 1999 года Путин обвинил Грузию в том, что она помогает чеченцам сплотиться с земляками в Панкисском ущелье. На самом деле Грузия уже давно потеряла контроль над ущельем, но Путин заставил Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе вместе с грузинами патрулировать границу с Чечней и Дагестаном. Затем Путин ввел более строгий визовый режим с Грузией и, несмотря на официальный нейтралитет, выдал русские паспорта жителям Абхазии и Южной Осетии. Появились серьезные перебои в доставке газа и бензина из России.

Невзирая на враждебность нового русского режима, Шеварднадзе почувствовал себя достаточно неуязвимым, чтобы освободить своих злейших врагов, сначала Тенгиза Китовани, затем Иоселиани. (Иоселиани, сидя в тюрьме, писал воспоминания: в книге Три измерения он достаточно откровенно признается в том, что в Грузии перемешались политика, криминал и академическая среда.) Но дни Шеварднадзе как президента были сочтены: Зураб Жвания пригласил вернуться из США талантливого юриста Михеила Саакашвили, у которого под плотным западным лоском скрывалось элитарное советское образование, полученное в Киеве. Саакашвили, став министром юстиции, искал поддержки неправительственных организаций в борьбе за гласность и правопорядок. К ноябрю 2000 года Шеварднадзе разрешил схватку молодых радикалов со старой гвардией, уволив, а затем большей частью восстановив всех своих министров. Кризис не стихал, и в сентябре 2001 года Шеварднадзе ушел из собственной партии (Союза граждан Грузии), таким образом уничтожив ее. У Саакашвили появился советник Гига Бокерия (сын чемпионки мира по шахматам), который тщательно изучил тактику, позволившую молодежи в Сербии изгнать Милошевича. Организация Институт свободы подражала сербскому движению Отпор, основав студенческую организацию Кмара! («Баста!»), которая проведет революцию без кровопролития.

Когда 11 сентября 2001 года «Аль-Каида» нанесла США страшный удар, Путин напомнил президенту Бушу, что Грузия все еще скрывает в Панкисском ущелье международных террористов. Шеварднадзе понял, что любое совпадение американских и русских интересов может стать угрозой грузинской независимости: он сразу полетел в Вашингтон и предложил грузинское подкрепление для войн «долговечной свободы». Миссию Шеварднадзе подорвали министр госбезопасности Вахтанг Кутателадзе и Каха Таргамадзе, бывший сотрудник КГБ, а теперь министр внутренних дел. Министры вывезли на грузовиках чеченских боевиков из Панкисского ущелья в Верхнюю Кодорскую долину, откуда те напали на Абхазию. (Чеченцы, уже не союзники абхазов, с радостью набрасывались на любых российских подопечных.) Власть в Абхазии застали врасплох: президент Ардзинба страдал тяжелой мотонейронной болезнью, Воронова в сентябре 1995 года убили, скорее всего, грузинские агенты, а Станислав Лакоба ушел из политики и стал ученым-историком.

И Путин, и бывшие боевики, которые в Абхазии принимали решения, с яростью отреагировали на демарш Кутателадзе и Таргамадзе: в Абхазии провели мобилизацию, 8 октября был сбит вертолет ООН. Российские самолеты бомбили Верхнюю Кодорскую долину. Путин не шел ни на какие уступки: чеченцев Таргамадзе выгнали из долины. В ноябре русские самолеты бомбили Панкисское ущелье и спецназовцы совершили не один рейд на Грузию. Президент Буш, опасавшийся за закавказский нефтепровод, предложил увеличить грузинский военный бюджет на 200 %, так что Грузия вдруг стала четвертой из стран по объему американской военной помощи. Тем не менее к августу 2002 года грузинам пришлось очистить Панкисское ущелье от вооруженных чеченцев и даже согласиться (только на словах) восстановить железную дорогу из Сухума в Зугдиди, чтобы Армения могла получать помощь из России.

Владимир Путин, считавший, что распад СССР является самой великой катастрофой XX века, никогда не прощал Шеварднадзе его роли в этом распаде, даже когда в июне 2003 года тот приехал в Петербург отметить трехсотлетие города. Всю зиму и весну 2003 года Россия отрубала, то взрывами, то отказами чинить трубы и провода, поставку в Грузию газа, электричества и нефти. Когда Шеварднадзе начал заискивать перед НАТО, Россия предложила Абхазии зенитные ракеты С-300.

Шеварднадзе уже исполнилось 75, и, хотя он изредка отзывался на события с энергичной суровостью, чаще всего он отвечал на требования реформы и модернизации пожатием плеч и вопросом: «Что мы можем сделать? У нас государство несостоятельное». Коррупция и коммерческие манипуляции заражали всю страну: американская АЭС, уже пять лет старавшаяся навести порядок в поставке электричества, в 2003 году сдалась; доходы от импорта нефти прикарманивал военный министр генерал Тевзадзе. 25 февраля 2002 года Нугзар Саджая, глава президентской службы безопасности, которого подозревали в организации убийства Гамсахурдия, застрелился у себя в кабинете. Таким образом, каждый по своему разумению, Буш и Путин (не говоря уж о «молодых турках» среди грузинских министров) решили, что пора выбросить Шеварднадзе за борт. Выборы ноября 2003 года, когда состояние экономики показывало, что правительство спотыкается, были явно фальсифицированы: с помощью хороших специалистов по информатике даже обитатели тбилисских кладбищ голосовали за президента и его новую партию «За новую Грузию». У оппозиции, «Народного движения» Саакашвили, была более правдоподобная статистика, доказывавшая, что на самом деле Шеварднадзе проиграл. В этом отношении взгляды грузинской публики, Путина и Буша совпадали.

До сих пор успех переворота 23 ноября 2003 года, или Революции роз, совершенной Михеилом Саакашвили, Зурабом Жвания и Нино Бурджанадзе, часто приписывают американскому влиянию. В июле того года в Тбилиси прилетел Джеймс Бейкер, но не смог уговорить Шеварднадзе поменять курс; затем американский посол Ричард Майлз и неправительственная организация «Прозрачность» начали поощрять Михеила Саакашвили. На самом деле американцы довольно прохладно относились к «молодым туркам» среди грузинских политиков: зеленый свет Саакашвили дал Путин. Осенью 2003 года Путин отправил в Тбилиси, Батуми и Ереван своего неофициального представителя, Григория Лучанского, который переговорил со всеми главными действующими лицами. Кремль наверняка разделял скептицизм Бейкера относительно Саакашвили, но предпочитал иметь дело со сговорчивыми новичками.

Революция роз была театральной постановкой, начавшейся с торжественного кортежа автомобилей, следующих из Мингрелии в Тбилиси, и запасшейся гарантиями нейтралитета от армии. Затем толпа взяла штурмом только что «избранный» и благословленный патриархом парламент. В последнем акте Шеварднадзе, оглушенный свистками и шиканьем, ушел с трибуны, а Саакашвили подбежал, поднял оставленный Шеварднадзе стакан чая и выпил до дна. Шеварднадзе, не показывавший, какое почувствовал облегчение, вернулся в свою резиденцию с гарантией иммунитета, а Саакашвили, Жвания и Бурджанадзе, как рок-группа, играли на публику[375], раздавая толпе розы (такие непохожие на зажатый кулак, символ Кмара!).

Россия сразу выразила поддержку, отправив в Тбилиси министра иностранных дел Игоря Иванова, сына грузинки: Иванов выступил по-грузински, жест уникальный для московских властителей. Затем Колин Пауэл позвонил из Вашингтона, и Джордж Сорос пообещал финансировать реформаторов. На последующих выборах января 2004 года Саакашвили получил 96 % голосов, возможно, безо всякой манипуляции. Новый президент со свойственной ему гордыней принес присягу в Гелатском монастыре и сравнил себя с царем Давитом Строителем. Хотя у Саакашвили не было военной гениальности, глубокого ума, присущих средневековому царю, или даже благоприятной политической обстановки, у него оказалось достаточно смелости, чтобы составить кабинет из людей с опытом международной работы. Большей частью новые министры учились или работали юристами в США и в Европе. Саакашвили был женат на голландской переводчице и провел закон, разрешающий назначение иностранных граждан на министерские должности. Русско-грузинский олигарх Каха Бендукидзе ввел в Грузии экономику американского типа. Очаровав президента Ширака, Саакашвили смог назначить министром иностранных дел талантливую француженку грузинского происхождения Саломэ Зурабишвили, занимавшую ранее должность французского посла в Тбилиси[376]. Приватизация, проведенная Бендукидзе («Все продается, кроме совести!»), поощряла иностранных банкиров и чиновников Европейского союза, которые дали Грузии столько денег, что правительство смогло впервые за пятнадцать лет платить вовремя и сполна пенсии и зарплаты. Саломэ Зурабишвили вела с Кремлем переговоры с таким умением, что Россия начала выполнять с небывалой добросовестностью свои обещания. В марте 2004 года Путин приказал генералу Неткачеву, командующему российскими войсками в Батуми, больше не охранять Аслана Абашидзе: в последней попытке отделить Аджарию от Грузии Абашидзе взорвал мосты и железную дорогу, но, поняв, что и аджарский народ увлекся Саакашвили, сбежал на русскую военную базу и оттуда к своему другу Лужкову в Москву. Затем Россия согласилась на вывод из Грузии всех российских войск и даже выдала Грузии союзника Абашидзе генерала Романа Думбадзе. Зурабишвили и Жвания, судя по всему, дали понять, что, как только положение на Северном Кавказе наладится и если Грузия не прибегнет к насилию, Россия позволит ей вернуть себе Южную Осетию (никто в России, особенно ингуши и чеченцы, не хотел, чтобы объединенная в составе Российской Федерации Южная и Северная Осетия преобладала в кавказской политике), но Абхазия останется подконтрольным России государством.

Спектакль продолжался — Саакашвили на авансцене, Бурджанадзе в фойе, Жвания за кулисами. Уволили всю дорожную полицию: вместо крепких осетинских хапуг на «жигулях», появились вежливые девушки в «фольксвагенах». Никто не брал взяток (по крайней мере, наличными). Не только полицию, но и таможню и министерства таким же образом профильтровали: чиновников стало меньше, но им платили достаточно, чтобы они не брали взяток. По телевидению показывали, как арестовывают коррумпированных следователей и прокуроров. Железный министр внутренних дел Вано Мерабишвили ввел закон, по которому своим существованием вор в законе уже нарушает закон. Так как вор в законе должен по своим правилам всегда признаваться в своем титуле, их всех переловили: Мерабишвили хвастался, что главным экспортным товаром из Грузии в Россию были воры в законе. Электростанции починили, счета заставили оплачивать: больше не было перебоев с электроэнергией, и на улицах, хотя бы в Тбилиси, уже не валялся мусор.

26 января 2004 года в церкви Кашуети в Тбилиси Саакашвили официально реабилитировал Звиада Гамсахурдия, чтобы «покончить с разъединением в нашем обществе». Гамсахурдия был объявлен «великим государственным лицом и патриотом»; его тело приказали перезахоронить в Тбилиси, так как «покинуть могилу президента в зоне конфликта значит не уважать ни самого себя, ни своего народа». Улица в Тбилиси получила имя Гамсахурдия, и Саакашвили освободил звиадистов, заключенных Шеварднадзе в тюрьму в 1993–1994 годах.

Вначале Саакашвили поддерживал хорошие отношения с Кремлем и обещал восстановить железную дорогу из Абхазии в Армению. Он пытался склонить на свою сторону Эдуарда Кокоиты, пообещав полу-автономию для Южной Осетии и помощь с экономическим развитием, но Кокоиты, оказавшийся заложником осетинских националистов, не клюнул на приманку. В июле 2004 года осетинские милиционеры похитили пятьдесят грузинских полицейских, заехавших на территорию Южной Осетии. Саакашвили опрометчиво потребовал в ответ, чтобы русские убрали из Южной Осетии бо2льшую часть «миротворцев». Русско-грузинское согласие на этом завершилось: разрыв произошел, когда Саакашвили объявил, что Грузия присоединится к НАТО независимо от мнения России и что он отказывается «финляндизировать» свою страну. 18 августа вспыхнула двухнедельная стычка с осетинами, которую Саакашвили прекратил только после давления дипломатов. Путин уже стал непреклонным личным врагом Саакашвили, и новый лидер абхазов Багапш прервал переговоры с Грузией. Когда в декабре 2004 года Саакашвили недвусмысленно поддержал Оранжевую революцию в Украине, Путин поставил цель избавиться от него.

Вступив в конфронтацию с Россией и с сепаратистами, Саакашвили выигрывал в глазах грузинской публики. Но и с грузинами его медовый месяц заканчивался.

3 февраля 2005 года было объявлено, что премьер-министр Зураб Жвания с заместителем уполномоченного президента Грузии в регионе Квемо-Картли Раулем Юсуповым погибли от отравления угарным газом в наемной квартире, где собрались ночью, якобы чтобы сыграть партию в нарды. Телохранитель давал противоречивые показания, даже фотографии квартиры менялись (без окурков, с простыми окурками, с окурками, скрученными, как их скручивал Жвания) с каждым выпуском газет; тела торопливо предали земле, врачи-патологоанатомы и журналисты подвергались избиению или умирали таинственной смертью. Вызвали экспертов из ЦРУ, но они смогли проверить только иранскую печь и вентиляцию квартиры: в английском заключении ЦРУ говорится, что окиси углерода недостаточно (а в грузинском переводе «больше чем достаточно»), чтобы причинить смерть. До сих пор все, кроме поклонников Саакашвили, задаются вопросом, при каких обстоятельствах погиб Жвания — не в результате ли ссоры или потасовки в президентской резиденции? Но то, что последовало, — убийство Юсупова, установка иранской печи (с даже не просохшей еще штукатурой), нелепая фальсификация вскрытия (в желудке Жвания будто бы нашли остатки продуктов, которых он никогда не ел), неуклюжая попытка инсценировать гомосексуальное свидание, — объективному наблюдателю показалось бы вопиющим государственным преступлением. Известно, что после распада Советского Союза в Тбилиси КГБ оставил достаточно токсикологических материалов, чтобы служба безопасности могла легко симулировать смерть от инфаркта или угарного газа. Почти все министры, уволенные впоследствии Саакашвили, намекали, что Жванию убили.

Саакашвили начал работать больше с группой советников, чем с министрами, которых он увольнял и нанимал слишком часто, чтобы они могли войти в курс дела. Кроме Гига Бокерия, только Вано Мерабишвили, министр внутренних дел и госбезопасности, силовик, который осваивал огромную часть бюджета, оказался незаменимым. Именно Мерабишвили, расспространив часа через два-три после смерти Жвания информацию, что причиной смерти является угарный газ, намекнул, что лучше не вникать в дело, чтобы не опозорить близких фактом гомосексуального свидания. Гиорги Барамидзе, друг Жвания, продолжал пользоваться доверием Саакашвили.

Потеря умного и в отличие от президента толкового премьер-министра все-таки была менее катастрофична для правительства, чем отставка Саломэ Зурабишвили 19 октября 2005 года после ее протеста, направленного на подрыв президентом дипломатии и вмешательство парламента в назначение дипломатов. Те, кто не пользовался доверием Саакашвили, становились статистами в театре грузинского управления.

Каха Бендукидзе оставался у власти дольше других, до февраля 2009 года: благополучие страны зависело от его энергии и предприимчивости. Приватизация проходила очень быстро: всем было все равно, что государственные предприятия продавали нелепо дешево людям, которых разыскивал Интерпол: главное, чтобы Грузия теперь считалась «другом бизнеса», урезав бюрократию. Турецким компаниям отдали наземные пограничные пункты и два международных аэропорта Батуми и Тбилиси. По завершении приватизации Бендукидзе стал ректором экономического университета.

Другие реформы, несмотря на неотложность, воспринимались как нарушения прав. Александрэ Ломая, бывший директор Фонда Сороса в Грузии и министр просвещения до 2007 года, положил конец взяточничеству в университетах, где родители лентяев подкупали нищих доцентов: он ввел единый государственный экзамен и присоединил грузинскую систему образования к болонской — некоторым профессорам пришлось уволиться, пока они не защитили более внушительную докторскую диссертацию. Возмущенные профессора и родители заставили Ломая подать в отставку, но в результате высшее образование в Грузии стало на ноги.

Саакашвили иногда проявлял замечательную находчивость: чтобы заставить торговцев платить НДС, он ввел лотерею, по которой номер любого счета-фактуры и квитанции мог сделать покупателя богатым: люди начали требовать квитанции, что заставило торговцев платить налог. Но чаще всего внешний блеск прикрывал внутреннюю серость. Деревня была заброшена, и то, что осталось от советской промышленности, зависело от казахского или русского капитала, а туристические маршруты вели по асфальтированным бульварам и новым мостам к пятизвездочным гостиницам и средневековым городам, переделанным в диснейленды. Хорошие рестораны с «мерседесами» на парковке, изысканными фонтанами и безвкусными статуями отвлекали взгляд от ветхих домов и непроходимых дорог. Правительство Саакашвили равнодушно смотрело на культуру, но благодаря относительному благополучию появились издательства, писатели и читатели. Гордость Грузии — театр и кино — воскресали не так быстро. Но то, что скрывалось от публики, становилось все хуже. Уголовная и тюремная система, где полиция нередко выбивала признания, прокуроры действовали по наущению министров и судьи почти никогда не оправдывали, а выносили чудовищные приговоры — например, пять лет старику, взявшему валежник из государственного леса, — тюрьмы, битком набитые заключенными, — в 2012 году за решеткой оказалось 22000 человек, 0,7 % населения, — где заболевали неизлечимым туберкулезом: именно такой вопиющий скандал привел в конце концов к поражению Саакашвили на выборах. Нищие на свободе не имели доступа к лечению и, учитывая развал традиционной семейной сплоченности, пенсионеры часто недоедали и мерзли.

Иностранные советники либо не могли, либо не хотели критиковать. Некоторые, например американец Мэтью Брайза, становились платными лоббистами (в Брюсселе и Вашингтоне грузинское правительство наняло дорогостоящий пиар). Но пиар часто просчитывался: в поисках сочувствующих политиков Грузия ухаживала не за Обамой, а за Джоном МакКейном и Миттом Ромни. Однако лоббистам удалось заглушить в Америке голоса армян, пытающихся остановить прокладывание железной дороги Тбилиси — Карс, обходившей Армению (хотя США в конце концов отказались финансировать дорогу).

В мае 2005 года Саломэ Зурабишвили с помощью 250 миллионов долларов, полученных от американцев, удалось уговорить Россию эвакуировать, как было обещано, все войска из Грузии. Но Россия продолжала наказывать Грузию, отказывая грузинам в визах, запрещая ввоз грузинских вин и минеральной воды. (Эффект от запретов был минимальным: грузины летали без визы в Минск и оттуда на ночном поезде доезжали до Москвы; виноделы улучшили качество и начали продавать вино на западном рынке; и Грузия получила предлог, чтобы наложить вето на присоединение России к ВТО.) Россия объявила, что готова ответить на любую агрессию со стороны Грузии, так как 80 % населения Абхазии и Южной Осетии — обладатели российских паспортов (мобильные телефоны в Грузии вблизи границ сепаратистской территории уже сообщали «Добро пожаловать в Россию!»). На Кавказском хребте и Черном море российские Вооруженные силы начали военные маневры. 27 сентября 2006 года, публично депортировав четырех русских шпионов, Грузия усилила напряжение. Все пограничные пункты с Россией закрылись, и газ либо переставали подавать, либо продавали вдвое дороже. Европейские друзья Грузии советовали не реагировать, американские — как можно быстрее перейти под эгиду НАТО. Запад не хотел осуждать опрометчивых шагов Саакашвили даже осенью 2007 года, когда по тогдашнему независимому каналу Имеди уволенный военный министр Иракли Окруашвили сказал, что президент приказал ему организовать убийство олигарха Бадри Патаркацишвили. (Это настоящая «Хроника объявленной смерти», ибо 12 февраля 2008 г. совершенно здоровый 53-летний Патаркацишвили скоропостижно умер в Англии естественной, по мнению незнакомого с Кавказом следователя, смертью.) Окруашвили арестовали, заставили отречься от высказываний и признаться во взяточничестве и выпустили, получив с него в залог 10 миллионов долларов (с тех пор Окруашвили арестовывают и освобождают не только в Грузии). 7 ноября 2007 года была разогнана толпа демонстрантов, а потом телестанция Имеди была взята штурмом и передана в руки друзей президента.

В местных выборах сентября 2006 года и в президентских января 2008 года Саакашвили, хотя бы в глазах иностранных наблюдателей, легко поддававшихся обману, получил мандат на агрессивную политику. В оппозиции участвовали, кроме настоящих идеалистов, разочарованные или уволенные министры и бизнесмены, заинтересованные в торговых отношениях с Россией: согласиться на единого кандидата, способного повлиять на общественное мнение, или просто сочинить толковый манифест, они не могли. Хуже того, после победы Саакашвили никто в парламенте или в СМИ не хотел освещать деятельность тех, кого один бывший министр называл «ночным правительством» Саакашвили.

В августе 2008 года назрел кризис. Благодаря внешней помощи и новому налогообложению Грузия ежегодно тратила на оборону чуть ли не миллиард долларов, на которые купила у Израиля и восточноевропейских стран (Запад предлагал только обучение и ручное огнестрельное оружие) зенитные ракеты и сторожевые корабли. Но воздушные силы Грузии были ничтожны, а новое оборудование — несовместимо со старым советским. С обеих сторон на границах сепаратистских территорий и Грузии собирались вооруженные силы. Весной Саакашвили хвастался, что овладел Верхней Кодорской долиной, которую Абхазия оставила местным сванам. Риторика становилась все громче. В феврале 2008 года западное признание независимости Косово не только возмутило Россию, но и оправдало в ее глазах признание независимости Абхазии и Южной Осетии; в апреле предложения НАТО на Бухарестском съезде принять Грузию в свой состав взвинтили напряжение. В Кремле шовинисты составляли планы раздела или даже полной аннексии Грузии; нешовинисты просто поняли, что, пока США завязли в Ираке и в Афганистане, можно проучить грузинское правительство и свергнуть режим. Быстро отремонтировали железную дорогу от Сочи до грузинской границы; военные корабли пошли вдоль Черноморского побережья в сторону Поти, и на Северном Кавказе в армии отменили отпуска. Пятьдесят русских журналистов поехали в Цхинвали.

Саакашвили также счел момент благоприятным: Путин уехал в Пекин на Олимпийские игры, Джон МакКейн, которого грузины прочили в президенты, уже не раз заявлял о своей любви к Грузии и ее вооруженным силам. На самом деле западня была расставлена, и раздраженный зверек попался. Осетинские милиционеры ранили грузинских полицейских и убили трех солдат. Грузины в ответ открыли огонь. Кондолиза Райс и дипломаты умоляли Саакашвили сдержаться, но 117 американских военных советников, никому не доложив, не помешали грузинской армии, надвигающейся на Цхинвали. (Может быть, им было любопытно узнать степень грузинской и русской боевой готовности.) Южные осетины уже эвакуировали женщин и детей на север. 6 августа грузины обстреляли Цхинвали ракетами «Град». На следующий день 16000 солдат и 150 танков пошли в наступление, главным образом для вторжения в Южную Осетию и для того, чтобы укрепить абхазскую границу. В Цхинвали гибли и русские солдаты, и мирные граждане. Почему-то грузины не перекрыли Рокский туннель, и русские подкрепления без труда проехали с севера. Чеченские дружинники с диким энтузиазмом подоспели «помочь» осетинам, которых они до этого всегда ненавидели, и разграбить грузинские села. 360 русских танков и 320 самолетов смели грузинских солдат. Возмездие благодаря плохим средствам коммуникации русских и хорошим зенитным батареям грузин пришло через несколько дней, но тем временем русские корабли, самолеты и танки систематически разрушали дорогостоящее грузинское оборудование, перекрыли единственные железную и автомобильную дороги, связывающие Западную Грузию с Восточной. (Русские щадили, однако, электрические провода и заводы, в которые был вложен русский капитал.) 20000 грузинских крестьян, изгнанных из Южной Осетии, подверглись насилию, грабежу и убийству от рук осетинских и чеченских дружинников, а осетинские крестьяне в свою очередь натерпелись от рук грузинских солдат. Над Тбилиси летали военные самолеты, но бомбили только старый аэропорт. 10 августа с разрешения русских офицеров абхазы пересекли реку Ингури и заняли Зугдиди и Сенаки; абхазский отряд очистил Верхнюю Кодорскую долину от всех обитателей.

Саакашвили, увидев, что армия сокрушена, морской и воздушный флот истреблен и русские орудия могут обстреливать столицу, на грани нервного срыва вызвал из Ирака 2000 элитных солдат, обученных американцами (президент Буш не прерывал отпуска). Без усилий секретаря ООН Пан Ги Муна, секретаря НАТО Хавьера Соланы и секретаря ОБСЕ Александра Стубба никто не согласился бы прекратить огонь. Эка Ткешелашвили, министр иностранных дел, как и некоторые другие министры, назначенные не за профессионализм, а за внешние данные, не справлялась с заданием; европейцы пререкались — Польша и Прибалтика считали виноватой Россию, Италия и Германия — Грузию. Не будь предприимчивых французов, Николя Саркози и его министра иностранных дел Бернара Кушнера, полетевших в Москву и затем в Тбилиси, август 2008-го мог бы кончиться так же плохо, как февраль 1921 года. Саркози настоял на шести пунктах: все они — отказ от насилия; прекращение военных действий; пропуск гуманитарной помощи; двустороннее отступление на первоначальные позиции; включение в международную повестку дня вопроса Абхазии и Южной Осетии — были неоднозначными, но спасительными. Громкое требование президента Медведева, чтобы Саакашвили ушел в отставку, на самом деле спасло президента в глазах грузинской публики: в Грузии критиковать Саакашвили мог только русский ставленник. Саакашвили вынужден был принять все условия Саркози: единственным возможным протестом оказался запоздалый выход из уже полумертвого Содружества Независимых Государств.

Несмотря на перемирие, границы Южной Осетии постепенно расширялись, включив грузинские районы, раньше подчиненные Тбилиси: Ахалгори получил свое советское название, Ленингори, и грузинские граждане проходили через русские КПП. 26 августа Россия признала Абхазию и Южную Осетию независимыми республиками и добилась их признания Венесуэлой, Науру, Никарагуа и (до 2011 г.) Вануату. Русские коммерческие интересы сразу одержали верх в обеих странах. Неразрывно связав будущее с Россией, не все абхазы приняли новый статус с радостью, а Южной Осетии не давали ни объединиться с Северной Осетией, ни стать частью России, чтобы не вызывать протестов у ингушей. Европа и США за закрытыми дверями упрекали Саакашвили в безответственности и перестали обещать прием в НАТО. Грузии повезло в том, что мировой финансовый кризис только назревал: Европейский союз и США дали Грузии без малого два миллиарда долларов, чтобы восстановить разрушенные заводы, дороги и здания. В СМИ союзники Грузии продолжали притворяться, что Саакашвили просто защищается от коварной русской атаки, но независимые наблюдатели и доклад Тальявини, заказанный через год Европейским союзом, осудили обе воюющие стороны.

С поразительной самоуверенностью Саакашвили отметил победу: Тбилиси почти совсем не бомбили, Путин не выполнил угрозы «повесить его за гениталии». Но Грузия теперь играла уже второстепенную роль в политике Барака Обамы, и Турция со своей беспроблемной иностранной политикой, поддерживающая хорошие отношения с взаимно враждебными государствами, теперь стала идеальным покровителем Закавказья. Война отпугнула инвесторов: работы на железной дороге Баку — Тбилиси — Карс были заморожены на два года.

Грузия искала поддержки у других государств, прежде всего у Израиля, но новая грузинская политика, при которой правительство круто и задним числом штрафовало иностранных бизнесменов, придумав нарушения неизвестных законов, охлаждала энтузиазм иностранных бизнесменов. Неожиданным источником доходов стал Иран: Грузия оказалась страной, куда богатые иранцы могли без визы (по крайней мере, до июля 2013 г.) и без стеснений ездить отдыхать, лечиться или учиться. Занимая и тратя огромные суммы, грузинское правительство построило новые дороги, ведущие к туристическим достопримечательностям, например к пещерному монастырю Вардзия на армяно-турецкой границе, и к Местиа в Сванских горах.

Потерю Абхазии и Южной Осетии можно сравнить с ампутацией гангренозной руки: остальной организм от операции в конце концов здоровеет. Самые смелые журналисты даже намекали, что стоит признать независимость Абхазии, чтобы поддерживать связи и мешать стране полностью слиться с Россией. Граница остается полуоткрытой: крестьяне, проживающие в Мингрелии, ездят, несмотря на вымогательство абхазских дружинников, в Гали, чтобы собирать орехи со своих плантаций и продавать урожай в Зугдиди, где платят вдвое больше, чем в Сухуме. Огромную ингурскую гидроэлектростанцию отремонтировали, так что абхазы и грузины не только снабжают свои страны электричеством, но и делятся доходами от экспорта в Турцию. В 2010 году Россия построила расширенный пограничный пункт в Ларсе, чтобы открыть дорогу в Армению (ни один грузин не осмелится на своей машине ездить из Тбилиси во Владикавказ). Российский капитал все еще инвестировал в грузинскую инфраструктуру, и после 2010 года члены грузинской оппозиции и патриарх Илья II начали ездить в Москву и даже пожимать руку российским власть имущим.

Риторика президента и его озлобленные припадки не прекращались. В марте 2010-го после его выступления по телевидению объявили о якобы грядущем втором российском нашествии: тысячи граждан поверили вещанию, впали в панику, сели в машины и помчались к азербайджанской границе. 26 мая 2011 года полиция набросилась на демонстрантов, избила нескольких до смерти и затем арестовала четверых фотожурналистов за «шпионаж».

На существенные проблемы экономики, особенно в деревне, не обращали внимания: до сих пор Грузия производит меньше 10 % чая и цитрусовых от объема тридцатилетней давности, а повышенные цены на импортные продукты почему-то не стимулируют сельское хозяйство: наоборот, правительство закрыло тбилисские рынки, так что граждане покупают помидоры и салат, выращенные в Турции.

Министры сельского хозяйства придумывали все более нелепые проекты: крокодиловые фермы, чтобы производить сумки; приглашение фермеров из Южной Африки или Панджаба для заселения и обработки оставленных под паром земель картлийских и кахетинских крестьян. Когда европейцы потребовали от полиции большей прозрачности, министр внутренних дел Вано Мерабишвили построил новые участки со стеклянными стенами, выставляющими полицейских на обозрение, как проституток в голландском борделе. Гиорги Угулава, молодой мэр Тбилиси, чинил трубы, пек хлеб, заправлял автомобили, как будто политика — реалити-шоу.

Тем не менее СМИ пользовались достаточной свободой, чтобы показать программу, разоблачавшую нестыковки в официальной версии гибели Жвании. Судя по книгам, продаваемым в книжных лавках, — Майн кампф Гитлера, Государь Макиавелли, — грузинская публика еще склонна к крайним взглядам. Новая проза, однако, показывает, до какой степени молодое поколение становится европейским: в романе Последний звонок Лаша Бугадзе школьники сопротивляются влиянию учителей и родителей, молодые избиратели не хотят слушать дешевой риторики.

Парламентские выборы 2012 года стали значительной вехой в истории Грузии. Впервые старое правительство после справедливых выборов без споров и трюков уступило место новой партии. До выборов вспыхнул громкий скандал, когда все смотрели видеофильм, показывающий, как тюремные надзиратели мучают и насилуют заключенных. Это привело к отставке (а затем аресту) министра внутренних дел и к массовым демонстрациям (в Грузии, как нигде в мире, судьба заключенных вызывала сочувствие у публики, так как почти каждый человек имел арестованных родственников или знакомых). Тем не менее мало кто ожидал, что выборы выиграет олигарх Бидзина Иванишвили и его многопартийная коалиция Грузинская мечта и что Саакашвили великодушно смирится с результатами. По новой Конституции власть перешла от президента к парламенту и выбранному победившей партией премьер-министру. Иванишвили, несмотря на щедрую благотворительность (от реставрации Батумского ботанического сада до поддержки одиноких пенсионеров), внушал многим опасение тем, что якобы представляет интересы Кремля[377]. Волна арестов бывших министров весной 2013 года, часто за незначительные нарушения закона, пахла мстительностью. К тому же многие реформы Саакашвили, и хорошие, и плохие, были отменены; президента без нужды унижали, вырубив электричество в президентском дворце и уволив почти всех им назначенных послов. Осенью 2013 года, когда стало ясно, что с Россией вступили в переговоры, добившись возобновления экспорта вина и минеральной воды, но не примирившись с российскими нарушениями территориальной целостности и не поменяв курса на Европу, оппоненты Иванишвили успокоились. Строится, хотя медленно, железная дорога в Карс, экономическая, экологическая и иностранная политика пусть не улучшилась, но и не стала хуже. Самым положительным достижением нового правительства является то, что амнистией и пересмотром дел смогли освободить половину всех заключенных в грузинских тюрьмах. Президент Гиорги Маргвелашвили, избранный после почти безупречных выборов 27 октября 2013 года, вряд ли повлияет на будущее, а новый премьер-министр, молодой Иракли Гарибашвили, к концу 2015 года уступивший место более представительному и независимому Гиорги Квиркашвили, делал вид, что выполняет задания Иванишвили. Главное достижение последних лет — реализм ожиданий: никто уже не верит, как уверял народ Саакашвили, что Грузия станет похожей на Израиль и еще менее на Сингапур или что грузинская армия, как обещал почти каждый грузинский политик, через год отвоюет Сухум.