«Как скомпрометировавшие себя пребыванием в плену…»

Дальнейшую судьбу большинства возвратившихся из плена халхингольцев и отношение к ним военного командования, политических органов и властей вообще проследить непросто, так как все имеющиеся сведения весьма фрагментарны. Тем не менее данные военных архивов позволяют установить судьбу практически всех возвратившихся из плена кадровых командиров Красной Армии и, в значительно меньшей степени – младшего командного и рядового состава.

В отношении абсолютного большинства (но не всех) возвратившихся из плена были применены репрессии по партийной линии. Так, из ВКП(б) были исключены старший лейтенант Максимов и майор Стрекалов (последний – уже в 1940 году). В то же время лейтенант Филиппов, несмотря на утрату кандидатской карточки, из кандидатов в члены ВКП(б) исключен не был. Из числа членов ВЛКСМ исключались, по-видимому, только преданные суду военного трибунала – «в связи с настоящим делом»; были ли восстановлены в комсомоле оправданные – выяснить не удалось.

Столь же непоследовательной была и позиция НКО. После победного окончания халхингольской войны представление к награждениям не только погибших, но и, в отличие от более позднего периода, пропаших без вести – было явлением заурядным, особенно в авиационных частях. Так, бомбардировочные авиаполки 100-й авиабригады в последних числах августа 1939 года представили к наградам вообще всех пропавших без вести лиц летно-подъемного состава и эти представления были без возражений последовательно утверждены сначала штабом 1-й Армейской Группы, а затем и Москвой. В числе прочих в июле 1939 года к наградам были представлены майор Стрекалов и лейтенант Красночуб. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1939 года они были посмертно награждены Орденами Красного Знамени.

Представления, поданные в конце августа на погибших и пропавших без вести за вторую половину июля и август, отразились в награждениях, произведенных следующим «халхингольским» указом, от 17 ноября 1939 года. К этому времени обмен пленными уже состоялся и политические органы РККА смогли наложить вето на награждение возвратившихся. Однако в отношении уже награжденных Владимира Стрекалова и Павла Красночуба вручение орденов было произведено обычным порядком. Даже в отношении уволенного из армии «как скомпрометировавшего себя пребыванием в плену» Стрекалова никаких попыток лишения награды не выявлено, но орден ему вручали, по-видимому, не в Кремле, а в военкомате по месту жительства.

Если все побывавшие в плену командиры наземных частей были уволены из армии, то обращение с возвратившимися авиаторами следует признать гораздо более мягким (за исключением относительно жесткого приговора Дмитрию Гусарову). Хотя лейтенант Филиппов и был уволен из РККА 24 октября (при этом, однако, 4 ноября, через две недели после увольнения, он был произведен в старшие лейтенанты), но уже 26 апреля 1940 года приказ о его увольнении был отменен и он был назначен комендантом аэродрома Балашовской военной авиашколы.

Для авиаторов, «подлежащих переводу во внутренний округ», решение об их новом назначении было принято только через два месяца (предположительно это время они провели в отпусках). 23 декабря 1939 года приказом НКО № 05062 старший лейтенант Максимов был назначен командиром звена Балашовской военной авиашколы, а лейтенанты Красночуб и Кулак – инструкторами Высших Академических Курсов, дислоцированных в Рязани. Перевод из первобытных условий базирования в Монголии и Забайкалья на инструкторские должности во вполне приличные города юга средней полосы России вряд ли можно всерьез рассматривать как наказание. При назначении переведенных выяснился, однако, пренеприятнейший для Павла Красночуба казус – оказалось, что по учету Управления ВВС он числится исключенным из списков с 22 сентября как погибший и зарплату не получает.

Затем началась «большая война». Владимир Стрекалов, находившийся в момент начала войны в Ленинграде, 2 июля записался в народное ополчение и был назначен командиром формируемого отдельного танкового батальона 3-ей Ленинградской дивизии народного ополчения. Батальон этот сформирован не был, майор Стрекалов сначала находился в распоряжении Военного Совета фронта, затем командовал курсами младших лейтенантов и младших воентехников. С марта 1942 года в составе 124-й танковой бригады он принял участие в тяжелых наступательных боях на Волховском направлении, был назначен командиром батальона. 7 мая у деревни Липовик майор Стрекалов получил сквозное пулевое ранение в грудь, но остался в строю. Еще через неделю он был тяжело ранен в руку и направлен в госпиталь; после ампутации руки командовал учебными батальонами в танковых училищах. Позже, в 1943 году был вновь призван в Красную Армию и младший лейтенант Павел Катаев – в мае 1945-го он закончил войну в Германии, в должности командира взвода связи батареи управления 8-й отдельной гвардейской истребительно-противотанковой артиллерийской бригады.

Из возвратившихся из плена и находившихся в рядах Красной Армии к моменту начала войны четверых летчиков и штурманов погибли трое. 27 ноября 1941 года не вернулся из боевого вылета в район Солнечногорска командир эскадрильи 120-го истребительного авиаполка старший лейтенант Максим Кулак, он был сбит зенитным огнем в районе озера Сенеж близ Солнечногорска Московской области. 18 февраля 1942 года в воздушном бою в районе аэродрома Юрьево Ленинградской области был сбит и погиб командир эскадрильи 169-го истребительного авиаполка капитан Павел Красночуб. Адъютант эскадрильи 620-го ночного бомбардировочного авиаполка старший лейтенант Андрей Филиппов в ночь со 2 на 3 июля 1942 года был убит при налете немецкой авиации на аэродром полка. Похоронен в селе Измайлово Елецкого района Воронежской (ныне Липецкой) области.

Николай Максимов после возвращения из плена был назначен командиром звена Балашовской военной авиационной школы, однако фактически с ноября 1939 по март 1940 года находился на излечении в различных госпиталях. С марта 1940 года он приступил к исполнению служебных обязанностей, но в ноябре 1940 был уволен в запас по состоянию здоровья. Тем не менее в январе 1941 года он был возвращен в армию на должность командира экипажа экспедиции аэрофотосъемки Уральского Военного Округа, а с началом войны был назначен заместителем командира эскадрильи Особой авиагруппы связи Генерального Штаба. Отметка в послужном списке о пребывании в плену не помешала ему занимать эти должности. С лета 1942 он служил в авиации дальнего действия, войну закончил в Германии в звании капитана и должности командира корабля 341-го отдельного авиационного полка дальнего действия, однако продвижению по службе мешала не неблагонадежность, а «непрекращающиеся систематические пьянки» на почве расстройства нервной системы. Николай Максимов был уволен в запас по состоянию здоровья в 1946 году.

Красноармейцы и младшие командиры стрелковых, танковых и артиллерийских частей, по которым было принято решение о возвращении их в свои части, в большинстве своем фактически были направлены в 93-ю стрелковую дивизию «для дальнейшего прохождения службы и демобилизации». Сделано это было скорее из практических соображений – после окончания халхингольской войны дивизия была возвращена к месту постоянной дислокации в пригород Читы Антипиха. В отличие от практики, принятой в Японии,[129]возвратившиеся пленные не разбрасывались по разным гарнизонам и на них не накладывалось никаких ограничений в отношении встреч друг с другом.

Бывшие военнопленные, взятые в плен ранеными, были отправлены на излечение в один из госпиталей Читы и, постепенно, демобилизованы.

Судьба младших командиров – стрелков-радистов бомбардировочных авиаполков решалась сходным образом. Иван Шерстнев, по-видимому, был демобилизован вследствие тяжелого ранения в октябре-ноябре 1939 года. Николай Зарубин, вероятно, вернулся в 56-й скоростной бомбардировочный полк, дальнейшая судьба его неизвестна. Василий Фролов по возвращении в часть за покидание самолета над территорией противника предположительно был разжалован в рядовые красноармейцы и демобилизован. Есть основания полагать, что в 1941 году он был вновь призван в армию и, в качестве стрелка-радиста 890-го авиаполка дальнего действия, принимал участие в боевых вылетах против объектов в тылу противника, в том числе на Берлин и Кенигсберг. В ночь с 29 на 30 августа при выполнении и вылета на бомбардировку Берлина бомбардировщик Пе-8, в экипаж которого входил красноармеец Фролов, был поврежден зенитной артиллерией и произвел вынужденную посадку близ Тильзита; экипаж был пленен. Есть основания полагать, что Василий Фролов вновь пережил плен, теперь уже немецкий, и был освобожден в 1945 году.

Поиск данных о дальнейшей судьбе красноармейцев и младших командиров, направленных в свои части сразу после завершения следствия или после оправдания военным трибуналом крайне затруднен отстутствием и/ или неполнотой социально-демографических данных. Изучение доступных[130] документов Министерства Обороны показывает, что часть красноармейцев и младших командиров после начала Отечественной войны вновь была призвана в армию. Многие из них погибли, пропали без вести или попали в плен. Так, например, Андрей Лигостаев, красноармеец-минометчик 3-ей минометной роты 919-го стрелкового полка 251-й стрелковой дивизии погиб в бою у деревни Кудиново Ярцевского района Смоленской области 10 августа 1943 года. Яков Хомутов, красноармеец-стрелок 3-го батальона 161-й курсантской стрелковой бригады погиб в бою у деревни Белый Бор Лычковского района Ленинградской области 30 сентября 1942 года. Предположительно, в ходе войны погибли и пропали без вести не менее восьми красноармейцев из числа возвратившихся из японского плена: Василий Елисеев, Андрей Колчанов, Петр Корягин, Иван Сударушкин, Григорий Топилин, Иван Тялин, Павел Чураев и Николай Шатов, однако выявленных документов недостаточно для однозначного определения их судьбы.

По крайней мере двое красноармйцев в ходе войны попали в немецкий плен. Николай Юхман, красноармеец 363-го стрелкового полка,[131] попавший в плен 19 августа 1941 года под Старой Руссой, умер 13 декабря того же года в лагере военнопленных Stalag XD (310) в Витцендорфе. Борис Богачев был пленен в июле 1942 года, он пережил плен и в конце войны был освобожден. Есть основания предполагать, что войну пережили также Иван Поплавский, Степан Степура и Салимджан Алтыбаев, однако известных документальных данных для их однозначной идентификации недостаточно.

О дальнейшей судьбе осужденных военными трибуналами, в большинстве случаев, сведений нет. Как осужденные по Ст. 193-22 они, вероятно, даже в случае досрочного освобождения и повторного призыва в армию, не подлежали направлению в части действующей армии как уже однажды сдавшиеся в плен. Встречаются однако и единичные исключения, подчас совершенно неожиданные. Так, например, Александр Бизяев, приговоренный к 10 годам лишения свободы, по документам Верещагинского райвоенкомата, откуда он был призван в мае 1939 года, значится пропавшим без вести в сентябре 1941-го. Пропавшим без вести на фронте Отечественной войны в декабре 1941 года значится и Дмитрий Пехтышев, приговоренный к расстрелу с заменой шестью годами лишения свободы и этапированный в Буреинский ИТЛ.

Из числа приговоренных к высшей мере наказания документальными данными подтверждается расстрел двух человек – Хутакова и Дмитрия Бондаренко.[132] По косвенным данным расстрелян был также Георгий Еретин, исключенный из РККА «ввиду смерти». Документальных подтверждений расстрела остальных пятерых – Николая Казакова, Хаима Дроб, Батыра Кайбалеева, Тимофея Бакшеева и Кузьмы Тиунова – не имеется, что оставляет место для предположения, что расстрельные приговоры могли быть не приведены в исполнение. Дополнительным основанием для такого предположения являются данные об исполнении приговоров к высшей мере наказания по 1-й Армейской Группе за период с 12 мая по 20 сентября 1939 года.[133]Согласно докладу председателя 90-го военного трибунала военюриста 1-го ранга Шурыгина к расстрелу за преступления, совершенные в период боевых действий было приговорено 35 военнослужащих, из которых 15 человек были действительно расстреляны. Остальным двадцати расстрел был заменен лишением свободы в исправительно-трудовых лагерях – решением Президиума Верховного Совета СССР (18 человек) и определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР (2 человека).[134]

Из числа бывших военнопленных, приговоренных к смерти, вероятно, избежал расстрела («приговор окончательный и обжалованию не подлежит») по крайней мере один человек – Хаим Дроб. Документального подтверждения этому нет, однако летом 1941 года человек с точно такими же именем, фамилией и отчеством, того же года рождения и уроженец той же колонии Ново-Ковно (население которой состояло тогда из примерно полутора тысяч человек) был призван Сталинодарским военкоматом Днепропетровской области. Он пропал без вести в августе 1941 года – теперь уже, по-видимому, навсегда…

Но, пожалуй, самая удивительная судьба ожидала Дмитрия Гусарова. Приговоренный военным трибуналом ЗабВО к семи годам лагерей и лишению звания «лейтенант», через три с лишним месяца после оглашения приговора, 29 февраля 1940 года, приказом все того же ЗабВО № 0158 заключенный Гусаров был назначен штурманом эскадрильи 9-го истребительного авиаполка – и, одновременно, управлением комначсостава НКО учтен как «не вернувшийся из боя в МНР 24 сентября 1939 года». Весной или летом 1942 года, после двух с лишним лет заключения (предположительно – в «п/я 329 «Б», город Тамбов»), Дмитрий Гусаров был освобожден и направлен рядовым-огнеметчиком в 804-й стрелковый полк 229-й стрелковой дивизии. Полк погиб в августе 1942 года в окружении на правом берегу Дона и Дмитрий Гусаров второй раз был учтен как пропавший без вести. Не зная об этом, он воевал в одной из частей 13-го танкового корпуса под Сталинградом, а затем на Южном фронте, где 4 февраля 1943 (по другим данным 15 марта 1943) был ранен в ногу. После излечения гвардии красноармеец Гусаров непостижимым образом оказался в должности пилота У-2 580-й отдельной авиаэскадрильи связи. В ее составе он дошел до Берлина, был произведен в младшие лейтенанты, а затем – ив лейтенанты, награжден тремя орденами. По окончании войны гвардии лейтенант Дмитрий Гусаров был уволен в запас и вернулся на родину, в Ивановскую область. Далее следы его теряются…[135]